скачать книгу бесплатно
– Верно, – подхватывает камера.
Гусь останавливает базар.
– Обвиняемого мы услышали. Говори теперь ты, аблакат!
РЕЧЬ АДВОКАТА
Юрий Соломонович встает, одергивает лапсердак и вытирает вспотевшую лысину.
– Высокий суд! Уважаемые господа присяжные заседатели! Узнав о страшных обвинениях, предъявленных моему подзащитному, я много думал и переживал. Я и раньше занимался изучением законов мироустройства, и вот эта история прямо-таки легла в мою теорию. Поэтому я должен сделать небольшую преамбулу, так что прошу вашего терпения и понимания.
– Только короче, – предупреждает Гусь. – Ты известный балабол.
– Попрошу высокий суд не унижать достоинства адвоката! – неожиданно вспыхивает Юрий Соломонович, на что Гусь только удивленно хмыкает.
Сосредоточившись, защитник так начинает свою речь.
– Из курса средней школы мы знаем, что в доисторическую эпоху на земле царил матриархат, женщина стояла во главе племени, дети считались по матери, а не по отцу. Затем произошел переход от матриархата к патриархату, на планете победило мужское начало, была утверждена мужская Троица, прародительницу Еву обвинили в грехопадении и назвали пособницей дьявола, мужчины объявили женщинам войну, причем, войну на уничтожение. Знаете ли вы, господа присяжные заседатели, сколько ведьм было сожжено, пока в Европе свирепствовала инквизиция?
– Ну, тысяч пятьдесят-семьдесят уж точно спалили, – прикинул Костя Меняла.
– А 9 миллионов не хотите? – огорошил его и всю камеру адвокат.
– Сколько? – охерел народ. – Девять лямов телок сожгли? Они там что, спятили?
– Да-да, девять миллионов самых лучших, самых красивых своих женщин толерантные европейцы сожгли на кострах за время так называемой «охоты на ведьм». В генетической памяти наших прародительниц отложились эти невероятные по своей жестокости гонения. Нашим матерям, женам и сестрам ничего другого не оставалось, кроме тайного сопротивления и глубоко скрытой, коварной мести. Что мы и имеем в виде великой битвы полов, разворачивающейся которое тысячелетие на нашей планете.
Адвокат закашлялся.
– Можно не курить в зале суда? Я не могу сосредоточиться.
Зеки удивленно переглядываются, но судья постановляет.
– Харэ дымить. Потерпим без курева.
Присяжные делают по последней затяжке и бычкуют цигарки в крышке от «Нескафе».
Развеяв дым рукой, Юрий Соломонович продолжает.
– Моя преамбула закончена, Ваша честь. Перехожу непосредственно к делу. В история Сережи Скворцова и Даши Жуковой отражается схватка жрицы Хазвы и первосвященника Финееса. Иудеи были первыми носителями монотеистической мужской религии, именно они объявили женщину пособницей дьявола. Вот почему жрица Ваалфегоры восстала против мужской религии и захотела войти в Скинию Собрания, чтобы опрокинуть Ковчег завета. Это вы, Сергей Геннадьевич, в облике Финееса убили ее и развязали кровопролитную войну между мужчиной и женщиной! Вы положили начало вековечной вражде мужского и женского начал на нашей планете! Так чего же вы теперь жалуетесь, что Хазва вас преследует? Вы и есть первопричина ее козней, так идите и миритесь, валяйтесь у нее в ногах, вымаливайте прощение! Почему мы должны страдать из-за ваших разборок?
Никто не ожидал, что в зачумленной хате вскроется делюга исторической значимости. Да и мало кто из присутствующих понял это, многие решили, что адвокат вместо защиты сделал Скворцу еще одну предъяву.
Сергей смотрел расплывшимся взглядом в одну точку. Протаяла зараженная грибком стена, проступили бездонные глаза умирающий Хазвы: «Будь ты проклят!»
Скворцов вздрогнул и очнулся.
– Где я теперь возьму ту Хазву, чтобы просить у нее прощения? – спросил он у защитника, стряхивая наваждение.
– Зачем вам «та Хазва»? – удивился адвокат. – У вас есть «эта Даша». Если она простит и полюбит вас, то мужское и женское начала помирятся, наступит гармония и благоденствие. Ведь именно с момента убийства прекрасной жрицы копьем Финееса, женщины мира получили свою теневую, зловещую и мстительную сторону – Хазву! И культ ее божества стал действительно кровавым, потому что Женщина вступила на тропу войны против Мужчины.
– О чем ты хлещешься, Соломон? – не выдерживает Качан. – Его древнее гони-во не канает, он обвиняется в реальном мочилове женщин и малолеток! Что ты на это скажешь?
– А скажу я то, – подбоченивается адвокат, – шо многие сочли историю про Хазву и Финееса гонивом, но на основании этого «гонива» мой подзащитный обвиняет в своих бедах женщину, и это, между прочим, логика всех сидящих здесь мужчин. Тогда у всех у нас гониво! Все согласны, что женщины предают и подставляют мужчин, а?
– Да, да, да! – кивают, переглядываясь, присяжные.
– Меня супружница вломила…
– Меня сеструха с потрохами сдала, чтоб квартирку отхапать…
– Меня мать родная, мать сдала… – Кухарь истерично всхлипнул.
– Так ты все из дома вынес, утырок, ты же старуху свою избивал!
– Меня лечить надо было! – взвизгивает шнырь. – Наркомания это болезнь!
– Бабы – сучки конченные! – рычит Качан. – Я всю жизнь им мстить буду. Меня одна такая сдала. Выйду – урою! Ей не жить!
– Уж не за то ли, что вы подпоили ее клофелином и изнасиловали?
– Чего? Ты на кого бочки катишь, Соломон? Я не посмотрю, что ты лицо неприкосновенное..
– Ша! – обрывает ссору Гусь. – Адвокат под моей защитой. Пусть хлещется.
Дирижерским жестом адвокат сметает остатки разговоров.
Наступает тишина.
Юрий Соломонович более не грассирует и не использует одесские ужимки.
– Друзья мои, – говорит он проникновенно, – вот мы и пришли к ответу на вопрос, какая сила запирает нас в тюрьмы и держит здесь долгие срока. Женщина. Вражда с нею. Нас засаживают в тюрьмы наши жены, подруги и матери.
– Мать не трогай, Соломон, – чвыкает нажеванной заваркой пахан. – Мать это святое.
– Шо верно, то верно, ваша честь, мать в тюрьме – самое святое, шо только может быть! Ну, ведь, правда же, друзья мои? Кто приходит нас проведывать, кто приносит нам передачи? Мама. Верно? («Ве-е-е-рно», – растроганно тянет камера). Мама, мама, я плачу твоими слезами! – Юрий Соломонович снимает очки и протирает глаза кулачком, но тут же строжает. – Но мать тоже женщина и она тоже мстит нам, мужчинам, за скотское к себе отношение. Вы спросите как? Часто – совершенно бессознательно. Ну, например, после родов молодая мама лишает мужа секса и переносит свою любовь на новорожденное дитя, особенно если у нее родился мальчик. Муж начинает беситься, пьянствовать, куролесить и ходить налево. Далее следует – что? – развод.
– Все в масть, Соломон, я один был у матери, – кивает Рубленый. – Батя свинтил, как только я родился. Найти хочу его и в бубен настучать.
– Нас батя тоже бросил из-за крали одной…
– Мой умер, спился…
– Мой с мамкой дрался, не выдержал, ушел. Я его не обвиняю.
– А я обвиняю! – перекрикивает общий гвалт Качан. – Меня батя ни разу не проведал, алименты не платил, мать в трех местах уборщицей работала, мы с хлеба на воду перебивались.
– Вот вам типичный пример, – пальцем указывает на него адвокат. – Мать-одиночка выращивает сына в ненависти к отцу, сын вырастает отрицаловом, а так как отец – это Закон и Порядок, то сын автоматически нарушает Уголовный кодекс и попадает в тюрьму. Так действует проклятие жрицы Хазвы.
Хата обалдевает от такого вывода.
– Но не все же попадают в тюрьмы, – возражает Меняла, – вы преувеличиваете, Юрий Соломонович.
– Даже если мужчина не попадает в тюрьму, мать все равно не оставляет его в покое, ведь она выращивала для себя эрзац-мужа и не желает делиться им с другими женщинами. Если сын женится, она делает все, чтобы разрушить молодую семью, ревнует, поучает, ссорит. Потеряв семью, сыну ничего не остается, как забухать по примеру отца. И вот, оба несчастные, мать и престарелый сын доживают свой век вместе, сын пьет и материт старушку, а она не понимает, что же такого плохого она ему сделала. Так осуществляется еще одна схема женской мести. Я знаю это по себе, потому что еврейская мама – это отдельная песня песней. Россия – женская держава, женский полюс планеты, вот почему в России самые страшные тюрьмы и зоны. Ужасные условия содержания отягощаются у нас еще и повальной педерастией. Миллионы мужчин проходят через мужеложство, активное или пассивное, не суть важно. Если мужчина отвергает и ненавидит женщину, тогда его насилуют и заставляют на собственной шкуре испытать женскую участь. Миллионы мужчин, прежде ни во что не ставившие женщин, в тюрьме сами превращаются в женщин, на собственной шкуре проживая все те несправедливости и подлости, которые учиняли со своими подругами на воле. По иронии судьбы опущенные нередко получают имена своих обманутых любовниц или брошенных жен, становятся всякими там Машками и Ленками. Вы в женской стране, господа, а относитесь к женщинам, как к существам низшего сорта. Жизнь через жопу наказывает мужчин за наплевательское отношение к женщинам. Вот почему «Все в России через жопу»! Этот тезис я считаю доказанным.
– Ты закончил свою преамбулу, Соломон? Что ты имеешь сказать конкретно в защиту Скворца?
– А разве вся моя речь не в его защиту, ваша честь? Скворцов Сережа – наш собрат, пострадавший от женской мести. Я отметаю обвинения в убийствах малолеток, мы убедились, что он не такой человек, не садист и не маньяк, а жертва женского коварства. Чего же требует прокурор? Признать моего подзащитного кровяным мокрушникм. Чем это ему грозит? Опусканием. Мы против засилья гомосексуалистов, и сами же воспроизводим их в масштабах эпидемии! Поэтому я прошу высокий суд оправдать моего подзащитного ввиду недоказанности обвинений прокурора. Да, именно с убийства жрицы Ваала Фегоры утвердился на земле мужской монотеизм, который до сих пор растаптывает и унижает миллионы женщин. Но разве женщина только мстит? Нет! Она дает. Она дает тепло, ласку, заботу. Выкармливает своих будущих мучителей, забирает заявления из милиции, носит передачи в тюрьмы, хоронит рано умирающих мужчин и оплакивает их. Так и Русь. Она дает. Она дает миру нефть, согревает газом, а когда закончится на планете питьевая вода, она всех напоит из своего сердца, из самого глубокого в мире озера Байкал, кристально чистого, как и ее вечная женственная душа. Я закончил, господа, спасибо за внимание!
Впечатленные пафосом адвокатской речи присяжные уважительно молчат.
Ты утираешься марочкой, жалкий, смешной и великий в своей самоотверженности Юрий Соломонович, вступившийся перед лицом страшного судьи в защиту всего человечества.
– Подсудимый, вы признаете свою вину? – спрашивает судья.
– Нет, – глухо отвечает Скворцов, глядя в пол.
СОВЕТ ПРИСЯЖНЫХ ЗАСЕДАТЕЛЕЙ
– Присяжные, – говорит судья, – вам слово. Кто первый?
– Я, – встает Качан. – Я первым был за то, чтобы мочить Скворца. Но послушав обвинение, слова Скворца и адвоката, мое мнение переменилось. Скворец защищал телку от рогатых, он честный бродяга, гонимый ссученной властью. Предъява насчет малолеток не проканала. Газеткой этой можно подтереться. Тут не обошлось без ментовских прокладок. Я чую мусорские прогоны через три стены. Поэтому нельзя спрашивать с него как с гада. Надо спросить по-братски.
– Кто еще хочет держать слово?
Руку поднимает Костя Меняла.
– А я считаю, что Скворец виновен. Он убивал невинных людей. Такому не место в человеческом общежитии. Я поддерживаю обвинение.
– Обоснуй, – требует Качан.
– Я не обязан что-либо обосновывать. Виноват, и все.
– Нет, ты скажи! Что за дела? Ты считаешь обвинение доказанным?
– Качан, не наезжай, – пресекает перепалку Гусь. – Человек высказал свое мнение. Кухарь, ты?
Шнырь шмыгает носом.
– Я – за.
– За что?
– Что виновен.
– Обосновывать будешь?
– Я его нутром чую. Он всех презирает, терпеть нас не может, значит, и других людей мог резать и колоть, как скот. Что, я неправильно говорю? Скажите хоть вы, Зира, Рубленый.
Но Рубленый отрицательно мотает башкой.
– Не виновен.
Напряженное молчание накрывает хату.
Все закуривают, клубящийся дым заволакивает лица, скрывает мутную лампочку в потолке.
– Ты, Зира, – говорит Судья.
– Виноват.
– Недоповешенный?
– Виновен.
– Он же тебя спас! – возмущается Качан.
– А я его не просил, – хмуро отвечает Мишаня, отводя глаза.
– Ша! – прерывает прения пахан. – Все высказались. Трое за, трое против. Ничья.
Пахан откидывается к стене, закрывает глаза и скрещивает татуированные руки на груди. Таким образом «судья удалился в совещательную комнату». Закрытые его глаза так глубоко утоплены в глазницах, что выглядит он слепым, как Фемида.
ТРИ СКВОРЦОВСКИХ КОСЯКА
Желваки «дворниками» заходили по заиндевелым щекам, когда пахан отверз очи и прохрипел, глядя из-под нависших надбровий темно и страшно.
– Слушайте меня внимательно. Скворец мочил ментов, егерей и спасателей. Ментов и егерей мочить – дело благое, но спасателей, которые пришли тебя выручать, это беспредел. Скворец опытный копала, он знал, что первым делом надо проверять раскоп на предмет ржавых мин, но он этого не сделал, никого не предупредил. От гранаты погибли поисковики. Это первый его косяк.
– Я не знал про гранату… – вскидывает Сергей голову. – Моей вины в их гибели нет.
Гусь наливает ему долгим взглядом горячего свинца в душу.
– А ведь пацаны по ходу спасли тебя и твою телку, приняли взрыв на себя. Ты пытался проканать за психованного, думал развести нас на голимый бред, приплел видения про Хазву и Финееса. Это твой второй косяк. – Судья вынимает щепоть чая и «солит» заваркой широко открытый рот. Пожевав, продолжает. – Да, верных доказов насчет малолеток и беременных у нас нет, но судя по той мясне, что ты устроил в горах и потом, в поезде, ты способен замочить хоть бабу, хоть мальца. Теперь главное. – Гусь обводит камеру пристальным взглядом. – Вы что, забыли, как Скворец назвался мужиком, когда заехал в хату? А он мокрушник серийный, спецом попутал масти, ввел всех нас в блуд. Это его третий и главный косяк. – Оттопыренным углом рта пахан втягивает воздух (слышится бормочущий звук слюны), и, как судейским молотком, бьет кулаком по столу. – За это я постановляю замастовать его в петухи!
Гробовое молчание накрывает прокуренный склеп.
Зеки переглядываются одними глазами, будто всех настигло косоглазие.
Внезапно из-под нар раздается.
– Похоть скотская! Ана-а-А-А-афема!!!
Хата вздрагивает.
– Да заткнись ты, сволочь!
– Убейте чухана кто-нибудь!
