скачать книгу бесплатно
– Друг мой!
В годы войны немецкая медицина достигла больших успехов в разработке стимулирующих и наркотических веществ. Граф почувствовал, что под действием ли препарата, под влиянием ли встречи с великим человеком, но силы его прибывают, а сознание проясняется.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Гитлер, пожимая своему верному копьеносцу бессильно лежащую на простыне левую кисть.
Полковник шевельнул сухими губами.
– Хорошо, мой фюрер.
– Крепитесь. Своими муками и доблестной борьбой вы заслужили величайших почестей. Я награждаю вас Звездой Большого рыцарского Железного креста с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Ни одни человек на земле еще не получал этой награды. Примите ее первым из моих рук. (Гитлер открыл коробочку и показал орден на черно-бело-красной пряжке). Сейчас я открою вам тайну, которой не делился ни с одним человеком на земле. Своей жертвой вы заслужили право узнать ее. Ровно пять лет назад, 13 марта 1938 года, после аншлюса Австрии я проследовал в Хофбургский замок. Вы были там и видели мой приезд. Но вы не видели и не могли видеть то, что произошло в зале сокровищ Габсбургов, когда все оставили меня наедине со Священным Копьем. Случилось чудо, великое, величайшее откровение!
Скрывавшая Копье витрина была открыта. Первым из людей XX века я взял Копье в свои руки. Я не выдержал эмоционального напряжения и упал на колени. Я стоял перед Копьем на коленях и благоговейно целовал его. Я молил Духа Копья явиться мне.
Принятие Копья есть тяжелейшая из миссий.
И Дух явился! Воздух стал настолько удушливым, что я едва был в силах дышать. Я стоял, весь дрожа, перед колеблющейся фигурой сверхчеловека – опасный и возвышенный разум, бесстрашное и жестокое лицо.
Он был одет во всем белом, на голове его был плат с четырьмя пентаклями, укрепленный вокруг головы золотым обручем. Он походил на библейского пророка, угольносмуглый, с горящими черными глазами, с черной до пояса бородой, в которой по центру белел клин седины. Голос его прокатился по безмолвию Хофбургского замка, как горный обвал. «Ты осмелился предъявить права на Копье, преступил Заповедь, принес жертву, как и подобает Жрецу и Первосвященнику. Итак, свершилось. Ты избран. Миссия твоя страшна. Приготовься!»
Я понял, что сейчас мне откроется смысл моей жизни, цель ее, предуготовленная мне Богом. Штауфенберг, то, что сказал мне Дух Копья, поразило меня, как молния! Мне казалось, что меня запекают в духовке, я истекал потом, глаза мои застилал туман, я едва сохранял сознание – так изнуряет общение с высшими сферами! Человеку не дано выдерживать токи такой мощи, энергии неба содрогали мое тело, в голове будто бил молот, череп мой разрывался. Ударов раздалось ровно тринадцать. Дух сказал.
«Адольф Гитлер, слушай то, что говорит моими устами Судьба и написавший ее Предвечный Бог! Увлеченный земной иллюзией, ты думал, что твоя миссия состоит в спасении германской нации, униженной Версальским миром, в ее возвеличении. Это ошибка. Твоя миссия также заключается не том, чтобы завоевать жизненное пространство для народа, в недрах которого ты родился. Твоя миссия состоит даже не том, чтобы подчинить себе весь мир. Твоя миссия гораздо страшнее и выше!»
Я был поражен. Что может быть выше? Какие более грандиозные цели может поставить перед человеком Всевышний?
– Снизойди и ответь мне, – воззвал я, – в чем состоит истинный смысл моей миссии?
Дух воспрянул и стал огромен. Голова его досягла туч. Громоподобным голосом он произнес слова, которые и поныне повергают меня в ужасное смятение.
– Встань и иди судить человечество, ибо ты есть Судия Страшного суда, а Копье Судьбы – твой судейский молоток!
Что угодно был готов я услышать, но только не это! Вихри качали меня, словно я попал в адский оркестр, исполняющий «Полет валькирий».
– Разве пришел час Страшного суда? – прокричал я сквозь бурю.
– Час пришел и уже настал, – прогремел Всемогущий. – Сонмы грешников покинули ад, родились и населяют поверхность земли. Они изнывают в ожидании возмездия. Этим завершатся их страдания. Вот же они, смотри!
Я огляделся, но ничего не увидел, кроме музея Хофбурга.
– Проведи Копьем по кругу, – приказал Дух.
Я очертил круг и вдруг увидел себя на вершине высочайшей горной вершины. Окрест зияли пропасти и возвышались покрытые вечными льдами горы. Над головой ярились вьюги, водоворотами вращались тучи, раздираемые сполохами молний. В руке моей сияло Копье. Молнии, бьющие со всех сторон, стекались в его наконечник. Пространство было озарено трепещущим заревом, в его свете я разглядел, что склоны гор и долины покрыты людскими стадами. Ужас поднимался от них, как испарения. Они тряслись от страха, теряли разум, седели, вопили, рвали на себе волосы, раздирали одежды и саму плоть свою. Копье испускало мириады молний. Каждый человек, проносящийся передо мной в чудовищном Мальстреме, получал разряд, означавший окончательный Приговор. И был то Приговор всему его существованию на протяжении многих жизней. Каждого человека я прозревал насквозь, я видел, как осужденные грешники с воем и стенаниями всасывались в ад. Они уносились в концентрационные лагеря, сгорали в печах, гибли на фронтах под пулями, сходили с ума под бомбежками, принимали пытки в подвалах и расстрельных камерах, в застенках и на эшафотах. На операционных столах им отнимали руки и ноги, вырезали кишки и желудки, они уползали на своих обрубках – безногие, безрукие, слепые, глухие, и все их страдания были строго отмерены приговором Высшего Судии.
Сердце мое обливалось кровью, но разум леденел в осознании космической истины.
Миссия моя – страшнейшая из миссий, когда-либо выпадавших на долю смертных.
Я обратился к Духу Копья, спрашивая, почему именно мне была доверена эта роль? Ответ его поверг меня в еще больший трепет и смятение.
ДАША ЖУКОВА
Прямая речь Крым.
Наши дни
Я думала, мы спустимся на ровную поверхность, и дальше будет легче.
Фигушки! Дальше лежала «чертова тропа» по хребту Аб-дуга. Это окаменевшая Годзилла! И мы должны были пройти по ее спинному гребню. Справа и слева – пропасти и оползни!
Мы шли в связке. Сергей шел первым, а я скреблась сзади. Ветрила такой поднялся, что если бы Скворцов меня к себе не привязал, я бы улетела, как дельтапланеристка. Он ружьем балансировал и шел по хребту, как по канату, а я сзади на четвереньках – чап-чап-чап-чап… Два раза срывалась. Сергей меня вытаскивал. А ошейник ведь с шипами, они врезались ему в плечо, но он виду не подавал, тянул меня, как бурлак. Господи, какие мы маленькие по сравнению с горами, просто микроскопические.
Наконец прошли чертову тропинку и упали на узкой площадке. Над нами, под нами, во все стороны синели и зеленели бескрайние горные хребты.
Придерживая козырек бейсболки, чтобы не сорвало ветром, он приблизился к краю обрыва и вдруг резко упал на землю. Я подползла сзади.
Внизу была видна поляна, на которой только что приземлился вертолет с надписью на борту «МНС Украины». «Спасатели, сказал Скворцов. Еще бы, депутат погиб! Вот тех видишь? Ружья, собаки, это люди Капранова. Каньон узкий, они его перекроют, прочешут и зажмут нас. Уходить от облавы дальше в горы – самоубийство, мы быстро потеряем силы, идти вниз навстречу облаве – тоже гибель, сквозь оцепление хрен проскочишь… Что делать? Принять бой? С одним ружьем против бойцов с натасканными собаками?»
Я сняла рюкзак, вынула и включила мобилу. Ура! Здесь работала мобильная связь. На экранчике засветилась фотка моего деда.
– Алло, – донесся его шамкающий голос, – Алло!
– Дед, привет, это я, Даша!
– Дашка! – закричал мой старикан. – Нашлась! Наконец-то! А то я звоню, звоню, а ты не отвечаешь. Ты как там, живая?
– Живая. Привет. Тут связи не было.
– А что это у вас гудит?
– Ветер.
– Ветер? А вы где?
– В Большом каньоне.
– Я думал вы на Голом шпиле. Вы косточки Ниныны нашли?
– Дед, – закричала я, – там лежала граната!
Он запнулся в радостном блеянии.
– Какая граната?
– Я откуда знаю. Это же ты у нас вечный партизан с гранатой за пазухой. Ты зачем послал меня на верную смерть?
На другом конце повисло молчание. Я испугалась, что старика хватит удар.
– Алло, дед, ты меня слышишь?
– Слышу… – донесся слабый голос. – Вспомнил… Проклятый я идиот! Я и вправду про гранату забыл. Чеку сорвал, когда немцы подошли, а потом обмотал проволокой и это… под чемоданчик подсунул… Забыл вас предупредить. Вот дуралей старый! Прости, прости меня, Дашутка!
– Я-то прощу, а вот Нина – нет. Ее кости разметало взрывом.
– Так граната чего… взорвалась? – ахнул старик.
Чтоб он там дубу не дал, я поторопилась его успокоить.
– Нас не задело, а лесников местных поубивало! За нами гонятся. Нас обвинили, что это мы их убили, понимаешь?
Я сбивчиво начала рассказывать про взрыв и погоню, стала деда обвинять, что послал меня в горы, Акимович аж заклекотал на том конце.
– А ну, цыц мне! Докладывай толком, где находитесь, кто преследует, какими силами? Сколько их?
– Кого?
– Карателей.
– Не знаю. Человек десять…
В трубке раздался каркающий смех.
– Твоего деда целая румынская дивизия взять не могла, а тут десять человек. Боец Жукова, слушай мою команду!
Я посмотрела на трубку, потом снова приложила ее к уху.
– Ну, слушаю…
– Приказываю! Определите направление ветра и поджигайте лес! Дым отрежет вас от погони, отобьет у собак нюх. Сделайте факелы и ими создавайте очаги возгорания, чтоб фронт мне был! Уходите против ветра, иначе сами попадете под огонь.
– Тут засуха, дед, сгорит весь заповедник.
– Да и хер с ним, заповедником! Жгите все подчистую!
Я отняла от уха мокрый от пота телефон и сказала Скворцову.
– Дед приказал жечь лес. Только чтоб ветер был нам в лицо.
Сергей облизнул палец и поднял его над головой, но и без пальца было ясно, что ветер дует нам в спину.
– Нужно пройти сквозь облаву и только потом поджигать лес.
И мы пошли «сквозь облаву».
Внизу в распадке послышался шум воды.
Базальтовое ложе реки Аузунь-Узень было высохшим, по центру струился тонкий ручей. Мы напились ледяной воды, умылись и наполнили фляги. Некоторое время шли вдоль русла, по скользким уступам. Тут сам черт ногу сломит, поэтому пришлось подняться выше и пойти по лесной тропе. В какой-то момент показалось, что облаву удалось пройти. Рано радовались.
– Стоять! – раздался сбоку грубый бас. – Руки вверх! Оружие на землю!
Из кустов торчали три дула.
ВТОРАЯ ВСТРЕЧА ГИТЛЕРА И ШТАУФЕНБЕРГА
Госпиталь в Вевельсберге. 13 марта 1942 г. (продолжение)
Фюрер склонился над кроватью графа фон Штауфенберга.
Нервные губы под черным квадратом усов прошептали.
Я обратился к Духу Копья, спрашивая, почему именно мне была доверена миссия Судии Страшного суда? Ответ его поверг меня в еще больший трепет и недоумение.
«Ты есть Иисус Христос, возлюбленный Сын Божий! Вторая мировая война есть твое Второе пришествие, как и было предсказано Писаниями и пророками. Но никто не узнает в величайшем из преступников величайшего из Сынов Человеческих. Ибо не такого ждут Христа, а Того, доброго и милосердного, пожертвовавшего Собою ради людей. Но Тот больше не придет, потому что достаточно. Он уже приходил добрым пастырем, а теперь пристало Ему явиться Страшным Судией. И каков же должен быть Страшный Судия по делам своим? Кроткому ли Агнцу пристало судить грешников? Нет, все осуществится по законам земной реальности. И не будет духовных мук и мытарств, а будет сожигание в печах из чугуна и бетона. И возжигать в них огни будут не черти с хвостами и вилами, а солдаты в мундирах, И в атаку будут ходить люди с автоматами и гранатами, а не дьяволы с серным огнем в руках. Не щади никого, ибо миссия твоя – отворять духовные очи страждущим и продвигать их по духовному пути. Пощадив здесь, ты погубишь их души там, и они вновь вынуждены будут пройти через муки земных воплощений. Итак, суди честно и беспощадно!»
Гитлер вскричал страдальчески, сжимая кулаки у горла.
– Штауфенберг! Я взял на себя грехи человечества и вверг себя в вечное проклятие. Я есмь Судия, Жертва и Палач! И потому Великий Искупитель! В этом высшая истина, недоступная филистерам, святошам и тупоголовым ученым мужам! – Преодолев момент слабости, Гитлер зашептал, глядя перед собой расширенным трансовым взглядом, будто воочию видел то, о чем говорил. – Миллионы людей принимают сейчас страдания. Никакой ад не сравнится с нынешним положением вещей в концентрационных лагерях и блокадных городах. Я знаю, выжившие и их потомки возложат вину на меня. Во всем виноват Адольф Гитлер, скажут они и успокоятся. Они будут принимать почести, как ветераны героического сопротивления, они будут гордиться своими подвигами. И никто, никто из них не допустит даже мысли, что они сами, своими умами создали пылающий ад мировой бойни. Народы Советского Союза мечтали о мировом господстве, о том, чтобы железной рукой привести человечество к счастью. Они получили войну, о которой мечтали. Я знаю истинную причину их жажды страданий. Они стремились очиститься от грехов Гражданской войны. Ведь эти русские совсем недавно убивали своих братьев и сестер, отцов и матерей! Очнувшись на небе от морока земной жизни, они ужаснулись и запросились назад, чтобы претерпеть те же муки, те же страдания, что причинили сами. В мире горнем души все ясно понимают и видят, но в плену плоти он теряют память и видение истинных причин происходящих с ними событий. Сколько еще мук предстоит перенести человечеству, прежде чем люди прозреют и увидят Истину! Мировая война прорвалась огромным гнойником, созревшим на теле человечества. Скальпелем истории в моих руках явилось Копье Судьбы. Я вскрыл и выпустил гной. Скоро Европа, и весь остальной мир очнутся от жара и бреда. Земля выздоровеет и расцвете. Жаль только, что слепые люди будут проклинать Хирурга, вылечившего их. Но такова наша судьба, друг мой, и мы, в своем вечном служении человечеству, не станем на это роптать.
Гипнотизирующая сила речи, магнетические глаза, весь потрясающе странный, некрасиво-прекрасный облик фюрера, придвинутый так близко, на расстояние вытянутой руки, – все это повергало графа в трепет. Он верил каждому услышанному слову, но не мог охватить их мыслью. Он просто понимал, что иначе быть не может, что дело обстоит именно так. Только ЭТОТ ЧЕЛОВЕК в мировой истории мог сказать подобные слова.
Гитлер устало опустился на стул рядом с кроватью. Резкий, гортанный, переходящий в пронзительный фальцет голос, бешеное вращение глаз, карикатурно театральные жесты, помпезные позы – все это осталось за дверьми палаты. Возле больничной кровати сидел раздавленный непосильной ношей человек.
«Есть ли у вас вопросы, друг мой? – тихо спросил фюрер».
«Я хочу знать, почему судьба так наказала меня, отняв глаз и руку».
– По той же причине, по которой Лонгин прозрел…
Граф был не в силах прослеживать логику Сверхчеловека.
– Помогите мне, мой фюрер… – прошептал он. – Я не способен сейчас делать умозаключения.
– Судьба отняла у вас глаз, показав, что вы видели мир однобоко. Вы видели вокруг себя врагов, вы приносили их в жертву по имя рейха, вы считали правым себя и арийскую расу, а остальных презирали как недочеловеков. Примерно так же мыслил и Лонгин. Долгие годы он страдал от катаракты на глазу. Катаракта возникла потому, что ум его был однобок. Но когда кровь Спасителя брызнула на катаракту, он обрел целостное видение, ибо через Копье в него вошла наивысшая из душ, когда-либо посещавших землю. Как только он прозрел духовно, тут же излечилась и его физическая болезнь, ибо физическая плоть есть огрубелый остов души. Как только духовная кровь поступает к изъязвленным членам, они начинают исцеляться.
– Но руку? Почему я должен был потерять руку?
Штауфенбергу показалось, что фюрер смутился.
– Друг мой, простите меня, это я подверг вас опасности. Копье слушается только своего Владыку, и наказывает самозванцев. Святотатственная рука, посмевшая потрясать Копьем, была отрублена. Выкалывание правого глаза и отсечение правой руки есть древнейший ритуал умерщвления правителей. Так был убит фараон Сети 1, ибо главным атрибутом власти царя всегда был скипетр, который вручался в момент передачи власти. У Христа тоже был выколот правый глаз и отрублена кисть правой руки, что ясно видно на Туринской Плащанице. Вы претерпели муки вместо меня.
Осторожно, как младенца, фюрер взял забинтованную руку копьеносца.
– Что вы сейчас видите? – спросил он.
– Повязку… – ответил граф.
– Кранце, свет!
В палату ступил адъютант, выключил свет и скрылся.
