Конец Игры

– Хочу сказать, что в последнее время у меня возникает такое чувство, даже не знаю, как назвать… у меня нет эмоций вообще, ни плохих, ни хороших. Так не всегда, но всё же бывает. А еще у меня начинается новый этап жизни, явно одна вещь может измениться в моей жизни, а я её боюсь. Но если сейчас я отступлю назад, то сто процентов буду жалеть, так что пока что я иду изменениям навстречу.

Любовь к Лене переставала из-за отчаяния доставлять мне удовольствие. Я стал чувствовать каждый день только одно – боль в самом сердце. Я часто проклинал себя за слабость, за то, что всё зашло так далеко. Несколько раз я был близок к тому, чтобы снова начать резать до крови руки, но вовремя останавливался и лишь плакал по ночам, стараясь понять, что же мне теперь делать. Я люблю её, но она не любит меня. И никогда не сможет полюбить. Но что ещё страшнее, она не понимает, что я чувствую, а если и понимает, то отказывается признать это, возможно потому, что… боится? Я не знал и окончательно запутался в себе. Единственное, чего я желал, так это свободы, свободы любой ценой. Ради неё я был готов на всё. А единственный способ стать свободным я видел лишь в возможности перестать любить Лену, задушить любые светлые чувства к ней, пока из-за них я окончательно не потерял рассудок.

Возможно, именно это и стало моей фатальной ошибкой, из-за чего всё вскоре и покатилось к чёрту.

Своими мыслями и планами я поделился с Эдди, но тот резко осудил меня:

– Зачем ты из ничего устраиваешь драмы? – допытывался он. – Ты счастлив с ней, разве это не главное? Так к чему весь этот трагический спектакль? Нравится играть в рулетку? Это твоя жизнь, Спэнсер, а не роман в духе Джека Лондона. Мир намного шире, он не состоит из анонимных чатов и постоянных переписок. Реальность требует твоего присутствия здесь и сейчас. И любовь, о которой ты мечтаешь, тоже существует не внутри социальных сетей, черт подери! Поверить не могу, что я тебе это объясняю! Неужели ты сам не видишь, где реальность, а где лишь созданная тобой игра, в которой ты добровольно выбираешь плохую концовку? Тебе так нравится страдать? Создавать проблемы там, где все идёт отлично? Любовь ведь ненавидит трагедии.

Но я упёрся и не послушал его. С любовью нужно было покончить, я убеждался в этом с каждым днём всё сильнее. Я чувствовал, что остаюсь для Лены не особо важным человеком. Шансов на взаимность у меня было чуть меньше, чем ноль, даже если брать в расчет всё то, что между нами было за эти два холодных месяца.

Ария отнеслась к моей идее спокойнее:

– Ну и правильно, – написала она в ответ на моё заявление. – Ещё найдешь кого-нибудь, это не самое важное. Счастье приходит, когда его не ждут.

– К дьяволу всё это, все мы хотим быть счастливыми, – написал я тогда. – Может быть поэтому ни черта у меня и не получается. А так спасибо за помощь. Жаль, но это конец. Столько стараний и нервов потрачено было впустую.

– Ой, Спэнсер, ты же автор, писатель. У всех историй есть концы, но дальше из них получается потрясная книжка.

– Моя книга, увы, не такая. Она слишком скучная и примитивная. В ней ничего не происходит, прям как в "Триумфальной арке" Ремарка.

– Да ну, дудки.

И в тот же день глубокой ночью я написал своё последнее сообщение для Лены, предназначением которого было логично поставить точку и покончить со всем. Логика была проста: я любил её, но эта любовь причиняла мне боль. Избавиться от неё я просто так не мог, у меня на хватило бы сил, и я бы то и дело возвращался бы к руинам, чтобы глодать собственные кости. Чтобы убить любовь, необходимо было избавить меня от Лены, к которой я так сильно привязался. Только лишив себя возможности общаться с ней я мог получить шанс со временем разлюбить её окончательно и перестать так терзать себя.

О как же я ошибался!

Написал я следующее:

Лен, это мое последнее сообщения тебе. Больше не будет никаких рассказов, поскольку я отправил все, никаких сообщений и бесед. Тоже самое касается и общения вживую, хотя мы и так не особо общались, но на всякий случай я должен предупредить. Почему отныне я возвожу между нами стену? Прости, но я не могу сказать тебе, поскольку поклялся, что никогда не должна узнать это. Мне легче сброситься с крыши, чем во всём признаться, поэтому я заберу эти причины с собой в могилу. Так будет правильнее для нас обоих, поверь мне. Я обязан это сделать, иначе всё закончится намного хуже, я знаю. Дело не в тебе, дело во мне. Я сделал всё, что мог, но вновь проиграл и теперь признаю своё поражение. Возможно, спустя много лет, сложив два и два, ты наконец получишь верный ответ, но это уже не будет играть роли. Ты сказала, что тебя ждет какой-то новый жизненный этап… искренне желаю удачи и верю, что у тебя все получится, но отныне меня в твоей жизни не будет. Ты очень сильная душой девушка, так что я не сомневаюсь, что потеря какого-то червя тебя не сильно встревожит. Моё скромное место займет кто-нибудь другой, кто конкретно – мне все равно, решай сама. Тебя окружают люди более достойные, чем я, именно с ними тебе и идти дальше. Предлагаю вычеркнуть меня из списка существующих людей и спокойно продолжать жить в полную силу, как ты это умеешь делать на зависть мне и многим другим. Пусть все твои мечты сбываются, не переставай идти к ним. Всё ты можешь, все у тебя получится.

Не люблю затягивать концовки, предпочитаю рубить сразу, выдергивая все лески разом, без всякой анестезии. Спасибо за эти два месяца, спасибо за всё уделённое мне и моему бездарному творчеству время, спасибо за дикое терпение и беседы по душам. Я пришел, я же теперь и ухожу. Прощай, Лена. Ещё раз спасибо за всё, что ты для меня сделала.

Под конец я уже во всю рыдал и еле сдерживался, чтобы не завыть. Я упал на пол и дал волю слезам окончательно. Я не знал, что настоящая боль ждёт меня впереди.

И вот, сразу после занятий, я зашёл в "Старбакс" вместе с Брэндой, которая увязалась со мной против моей воли. Что ж, ладно, подумал я. Она не сильно-то помешает мне отправить Лене одно несчастное сообщение. К тому моменту я был убежден, что всё должно закончится там, где началось – в этом маленьком кафе, в котором меня знал уже каждый сотрудник.

– Ну что, рубим связь с Леной?

Ария ответила почти сразу:

– Ты уверен, что это правильно?

– Не знаю, но продолжать это я не могу. Я хочу быть свободным.

– Твоя свобода не в сообщении, а в голове.

– Моя свобода в прекращении любить ее.

– Ты сам должен избавиться от чувств в первую очередь.

– А я не могу перестать любить ее, пока общаюсь с ней.

После недолгого виртуального молчания она неожиданно написала:

– Давай, Спэнсер, отправляй.

Я смутился, не зная, что на это ответить и нужно ли вообще отвечать.

– Какая реакция будет, интересно? – написал я.

– Сначала недоумение, – ответила Ария. – Потом слезы.

– Ага, слезы. Слезы радости.

– Неправда!

– Скорее всего, ей просто будет всё равно… Ответит что-нибудь нейтральное. В любом случае, я не собираюсь с ней говорить больше. Никаких разговоров и любовь умрет.

– Наивно, но может прокатит.

– А что, есть иные варианты? Нет ведь, я же знаю.

– Сильно боишься? – спросила Ария.

– Да. Наверное, некая часть меня не хочет этого делать. Та часть, что наивно верит в возможность получить всё-таки ответные чувства. А так я без понятия, что нужно делать. Я потерялся в своей голове и чувствую себя вывернутым наизнанку.

– Настала пора принять окончательное решение. В конечном итоге, всё зависит от тебя. Поступай так, как считаешь правильнее.

Этот спор можно было продолжить, но вместо этого я мысленно посылал всё к черту и отправил Лене написанное заранее сообщение.

– А теперь как можно быстрее уходим отсюда, – говорю Брэнде, на ходу подхватывая свои вещи. Единственное, о чем я тогда думал, в панике выпрыгивая из "Старбакса" и даже не обращая внимания на свою спутницу, это уйти как можно дальше, подальше от того места, где я впервые решился написать Лене, пока она не успела написать ответ. Отключить Wi-Fi вручную у меня ума не хватило. Я бежал от своего прошлого и признаться в этом мне совершенно не стыдно. Пусть Эдди и называл это счастьем, но я считал это пыткой и мечтал лишь обрести свободу.

Вместе с Брэндой мы вышли на залитые солнечным светом улицы и быстрым шагом зашагали вперёд. Чем дальше я отходил от кафе, тем лучше себя чувствовал, тем шире становился мой шаг, а улыбка сама собой стала прорезаться на моих сухих, обескровленных губах.

– Конец, – сказал я громко сам себе, чем заставил Брэнду с любопытством взглянуть на меня. – Со всем покончено. Я свободен! Ха-ха!

Я шёл и смеялся на всю улицу. Мне было на все наплевать, я просто радовался, я был счастлив, что всё закончилось. Брэнда еле поспевала за мной и что-то щебетала, но я не слушал ее. Я размышлял о том, что теперь мне никогда не придется вновь заходить в "Старбакс", чтобы отправить Лене очередное сообщение. Я больше никогда не услышу её голос, не почувствую на себе её взгляд! Больше никаких сообщений, мы не обменяемся с ней ни единым словом. Благодаря мне мы разошлись навсегда, и наши пути больше никогда не пересекутся.

Никогда…

Улыбка вдруг начала сползать с моего лица. Вновь возникло это чувство слабости, будто я чем-то болен.

Без слов падаю на ближайшую скамейку и пустыми, но уже мокрыми глазами смотрю перед собой.

Значит, никогда. Всему пришёл конец. И почему же мне только что было хорошо от осознания этого?

Брэнда села напротив меня и некоторое время просто наблюдала за тем, как я часто моргаю, стараясь ресницами избавиться от солёной воды в глазах. Затем совершенно внезапно и так спокойно она сказала:

– Я влюбилась в тебя.

Я никак не отреагировал на это простое признание. Какая мне разница, любит меня кто-то или ненавидит? Если это не Лена, то наплевать. Слова других людей не имеют и половины той силы, какую имели слова Лены.

Я молча продолжал смотреть в пустоту. Будто я её даже не услышал. Какая-то часть меня вопила: чувак, тебе девушка только что в любви призналась! Разве не об этом ты грезил? Об этом, но эти слова я всегда желал услышать не от Брэнды. А теперь они ставили точку на всём, превращали происходящее в гребаную шутку.

"Я влюбилась в тебя".

В контексте всех прошлых событий подобное признание от Брэнды действительно здорово походило на злую шутку. Я вроде как и прекрасно знал о её чувствах, но нарочно игнорировал их. Она любила меня, но увы – я тоже любил. Любил Лену. А влюбленные глухи к любым признаниям, если только они не исходят из уст объекта тайного обожания.

– Для тебя было бы лучше, – тихо сказал я, – если б ты ошибалась.

– Почему?

Я пожал плечами. Я не хотел с ней разговаривать. Не хотел слышать ничьи голоса. Мне нужен был покой и немного времени, чтобы свыкнуться с этим жестоким "никогда", которое я породил своими руками ради собственного блага. И что же теперь? Вот оно, моё счастье – оплакивать умирающие чувства, выслушивая признания.

– Ты не любишь меня, да?

Ого, какая ты догадливая! Черт возьми, почему ты просто не можешь оставить меня одного? Разве не видишь, что я сейчас готов взвыть? Господи, ну почему мне так наплевать? Почему в ушах звучит только одно имя, в которое я так влюблен: Лена, Лена, Лена…

– Что я делаю не так? – спросила Брэнда.

– М-м?

– Что я делаю не так? Ты ведь меня понимаешь. Ты тоже всегда задаешь себе этот вопрос, когда дело касается девушек. Вот и я хочу знать – что я делаю не так?

– Ты всё делаешь так, – милосердно соврал я. У меня не было желания расстраивать ее и доводить до своего состояния, а ещё меньше было желания разговаривать вообще. Будь я проклят, но я уже тогда скучал по ней, поэтому и чувствовал себя так паршиво.

– И все равно ты говоришь, что лучше б я тебя не любила.

У меня не было сил с ней спорить как обычно. Мне хотелось как можно скорее остаться в одиночестве.

Я резко поднялся, пробубнив что-то насчёт того, что мне пора. Брэнда встала напротив меня и протянула руку, изобразив на лице измученную улыбку. Интересно, кому из нас в тот момент было паршивее? Каждый любит своё горе и считает его необъятным, исключительным. А на деле что? А на деле каждая трагедия одинакова, поскольку делает одно и тоже – причиняет боль.

– Пока, – сказала Брэнда. – А может прощай.

Я заметил у нее на кисти нарисованный фломастером пунктир.

– Не нужно резать по пунктиру, – сказал я ей в спину. Она обернулась и снова улыбнулась. Послушалась ли она меня? Не хватало только, чтобы на моей совести было самоубийство этой девчонки. Ведь она точно оставит записку, в которой попросит винить в своей смерти меня, бесчувственную скотину. Самое смешное не то, что мне даже тогда было бы наплевать, а то, что я бы поступил так же. У меня в тот момент и правда проскочила мысль покончить с собой с ней за компанию. И оставить записку, отсылающую к Лене…

С этими мыслями я поднялся на свой этаж и зашёл в квартиру. Эдди дремал в своей комнате. По запаху духов в коридоре я понял, что Софи совсем недавно покинула наше скромное жилье.

Даже не сняв верхнюю одежду, я зашёл в телефон и первым делом удалил свою страницу в социальной сети, чтобы окончательно поставить на всём точку. У меня было одно непрочитанное сообщение, и я даже знал, от кого оно. Читать его я всё равно не стал. Некоторое время я пялился на столь лаконичную фразу "Ваша страница удалена", прежде чем закрыться в своей комнате. В тот день и умер мой аккаунт вместе (как я наивно считал) с любовью к Лене. Осознание этого не доставляло тогда радости, а наоборот – тянуло на самое дно бездны, лишая всяких чувств.

Ближе к вечеру мне пришло сообщение от Арии в мессенджер. Прошло уже три часа с тех пор, как я удалил аккаунт, а лучше мне не стало – апатия сожрала меня целиком. Я лениво потянулся за телефоном. Стоило мне прочесть первое её сообщение, как внутри меня вскипела страшная злоба.

– Лена просила передать тебе это, – писала Ария, а ниже пересылала обещанное сообщение, читать которое у меня не было никакого желания, потому что иначе мне могло стать ещё хуже. А ещё я мог захотеть ответить на её послание или вовсе решить всё вернуть, а допустить этого было нельзя ни в коем случае.

С закрытыми глазами я удалил сообщение Лены. Единственное, что я успел прочесть, так это фразу в конце сообщения "Прощай, Спэнсер". Значит, прощай… Действительно, навсегда. Так легко, без всякой анестезии. После всех этих "ни с кем у меня больше нет таких бесед", после стольких часов тёплого общения, после всего хорошего, что я сделал, она так легко отпустила меня, будто я был посторонним человеком.

– Пожалуйста, больше ничего мне от неё не передавай, – написал я в ответ, чувствуя, как грусть сменяется чем-то новым, безжалостно разрывающим сердце в клочья. – Мне не нужны её прощания, поскольку я попрощался за двоих. А если она хочет, чтобы я вернулся, что мало вероятно, то это бесполезно – я всё решил и не собираюсь что-либо возвращать.

В ответ я получил "Хорошо". Меня это не особо успокоило. Убегая от несчастной любви, я чувствовал себя всё хуже. Наконец я понял, что это за чувство начало разрывать мне грудную клетку: то была ярость. Я злился и сам не понимал почему. Я ненавидел себя за то, что был таким наивным дураком; за то, что позволил себе вновь влюбиться безнадежно, прекрасно понимая, что шанса у меня нет. Я сидел, тупо уставившись на черный экран телефона и проклинал себя за собственную слабость. Черный пластик контрастировал в моих бледных руках. Святая злоба вместе с ненавистью подчинила каждый участок моей белой кожи. Я ненавидел себя, ненавидел Лену, ненавидел Арию, ненавидел весь мир вокруг. Мне как будто был нужен лишь объект для обвинения. Кто-то, на кого я мог свалить причины собственного провала. Лучшей жертвой, разумеется, была Лена, но я не мог позволить своим черным липким мыслям запятнать ее. Для меня, несмотря ни на что, она оставалась идеальна, и я не мог позволить себе оскорблять её даже мысленно. И одновременно с этим у меня слёзы выступали на глазах каждый раз, когда я смел думать о ней. От грусти или от злобы? Я понятия не имел.

Весь оставшийся вечер я пролежал плашмя в насквозь пропитавшейся моим смешанным со слезами потом постели, упиваясь сначала презрением к себе, затем презрением к Лене или испытывая разрывающую грудную клетку злобу на весь мир.

Из апатии меня вывел проснувшийся Эдди. Он заглянул ко мне в комнату, как-то разглядел мое бледное тельце в темноте и спросил:

– Ты спишь?

– Пью слезы.

– Черт, что с тобой? В последнее время ты сам не свой, – Эдди, кажется, опасался заходить ко мне в комнату. – Может, расскажешь, что случилось? Из-за девчонки что-ли?

Я промычал что-то в ответ, а затем добавил:

– Я потом тебе все расскажу, хорошо? Всё расскажу, обещаю. А сейчас лучше оставь меня одного. Я немножко мёртв.

Эдди выругался, но из комнаты всё-таки вышел.

Мне нужно было выговориться. Излить душу тому, кто ничего не знает. Идеальный вариант – выбраться на улицу, схватить какого-нибудь незнакомца и рассказать ему всё от начала и до конца. Но… Это же я. Общению с живыми людьми я всегда предпочитал Интернет. Да, там тоже были живые люди, но преимущество было в том, что они были лишены возможности контактировать со мной, видеть меня. Можно спрятаться за цифровой маской и играть любую роль без всякого глупого страха. Рассказать всё, что угодно, а затем исчезнуть, испариться, затеряться в этой паутине навсегда. Разве это не чудесно?

Без промедления я открыл анонимный чат – пристанище всех отчаявшихся извращенцев, ищущих себе подобных. Здесь самое главное действовать решительно, не давать сомнениям взять верх. Иначе ты можешь передумать.

Недолгий поиск собеседника и вот оно – начало диалога с кем-то, о ком я ровным счётом ничего не знаю. Именно в этом столь сладостное обаяние этих помойных чатов, больше в них делать нечего.

– Привет, – высветилось на экране лаконичное сообщение. Оно ничего мне не говорило о моем собеседнике. Я лишь знал, что это кто угодно, но только не Лена. От этой правды в темной комнате, залитой тусклым светом от экрана моего смартфона, становилось холоднее. С другой стороны, разве она мне нужна? Я ведь желал незнакомца. И я его получил. Радуйся, Спэнсер, когда ещё твои ожидания совпадут с действительностью?

Не мешкая, я тоже поприветствовал своего собеседника. В ответ получил банальный вопрос:

– Как дела?

А как, собственно, у меня дела? Что за тупой вопрос, как же я его ненавижу! Будто этому незнакомцу не наплевать на то, в каком состоянии я нахожусь. Он ведь просто двигает нашу беседу. Разве я не сделал бы тоже самое? Это кажется вполне логичным, но оттого ещё глупее. Кажется, я зацикливаюсь на нелепых мелочах, значащих меньше, чем ничего.

– Хреново, – неохотно написал я. Я чувствовал себя амёбой – никчемным таким, выжатым человечком. Игрушкой, из которой кто-то извлёк всю набивку. Снаружи я вроде мягкий и пушистый, а внутри всё выглядит так, будто на обед я проглотил атомную бомбу. Большую такую, что аж все внутренности в кашу превратились. Больше всего я боялся, что мой собеседник окажется таким же – опустошенным. Нет ничего хуже, когда встречаются двое бедолаги, которые ищут возможности пожаловаться на свою судьбу. Слабым нужны сильные, их не устраивают братья по несчастью. Они поддержки желают, ласки, заботы, понимания, а не чужих слёз и проблем. К чему им чьи-то несчастья, если у них и своих проблем по горло? Я это всё знаю, потому что и сам такой – слабый, постоянно нуждающейся в ком-то. И Брэнда тоже нуждалась в сильном человеке. Её ошибка заключалась лишь в том, что она выбрала меня, а я не был сильным, мне самому нужна была помощь. Поэтому я и выбрал Лену, а она оказалась сильнее меня, сильнее Брэнды, даже сильнее Эдди, а ведь он – пример для подражания, ходячий позитив, чёрт его дери. Порочный круг, ничего и не скажешь. Зависеть от кого-то – страшная практика. Но ещё хуже, когда кто-то зависит от тебя. Это такой удар по самолюбию!

А разве теперь происходит не это? Разве сидя в этом забытом богом чате я не желал найти кого-то сильного? Нет, удивительно, но на самом деле желал я не этого. Я хотел найти ей замену. Вот и вся позорная правда – я просто хотел заполнить пустоту в сердце, заменить Лену. Ради этого я и пришёл туда, ведомый неясными чувствами.

– Что случилось? – пришёл мне тем временем ответ. В конце был добавлен грустный смайлик.

– Я сегодня потерял себя и горячо любимого человека…

И я рассказал всё, абсолютно всё, начиная с самого начала этой тяжкой исповеди. Излил душу совершенно незнакомому человеку, как и хотел. Я не позволял своему собеседнику отвечать, постоянно отправляя сообщение за сообщением, раскрывая всё новые подробности истории. Я не хотел слушать его, мне не нужно было его мнение. Это была не Лена, а потому мне было наплевать. Говорил я, а он был вынужден слушать молча, не перебивая, позволяя мне выговориться.

Я остановился лишь тогда, когда по моим щекам уже текли слёзы, а пальцы онемели. В ответ на свой рассказ я получил вот это:

– Нужно было признаться…

Что, правда? Ты правда так считаешь?! Вот это гениальные мысли, чёрт побери! И как только я сам до этого не додумался, а?

– Возможно, – спокойно написал я. – Теперь уже поздно. Футбольный сезон окончен.

– Кажется, это фраза того американского журналиста, да? Который застрелился?

– Ага, он самый.

Резко завершив беседу, я зарылся головой в подушку и вскоре уснул, чувствуя на губах мерзкий вкус собственных слёз.

Глава 7

Это случилось спустя почти три недели.

Всё это время мне удавалось держаться молодцом. Тяжело было только в университете, когда я случайно встречался с Леной в коридорах. Мы проходили мимо, опуская глаза, стараясь не замечать друг друга, будто были чужаками, а не людьми, которые общались так часто. Так часто и так давно. Всё постепенно начало забываться, и я радовался этому. Я смог убедить себя и всех вокруг, что со мной всё хорошо. Я даже смог улыбаться, хотя каждую ночь думал, будто у меня больше не осталось сил выдавливать из себя улыбку или смех. Я притворился нормальным, солгал сам себе и всё-таки смог вычеркнуть Лену из списка существующих людей. Не знаю, сделала ли она тоже самое. Не могу сказать, что мне было всё равно, будто я смирился так быстро. Нет, я не смог ни с чем смириться. Утрата чувствовалась. Очень трудно взять и равнодушно забыть любимого человека, когда ты продолжаешь видеть его изо дня в день. Повезло ещё хоть, что она не предпринимала жалкие попытки заговорить со мной! Да, некая часть меня желала этого, я мысленно продолжал стремиться к ней, всей душой и всем сердцем я принадлежал ей. Но с этим нужно было бороться любыми способами, что я и делал, каждый день отдаляясь от неё всё сильнее, при этом не уставая по ночам желать всё вернуть. Мне так не хватало её, я так хотел вновь услышать её нежный голос. Я так хотел поговорить с ней, плюнуть на всё и вернуться, написать пару строк, чтобы обрадовать её. Я никогда раньше не желал повернуть время вспять, но тогда… Тогда я впервые усомнился в правильности собственных действий. Я ходил иногда как зомби, спал на ходу, уходил глубоко в себя, затыкая уши наушники, чтобы окружающий мир не мешал мне думать, вновь и вновь пережевывать все свои беды, причиной которых был лишь я один. Но решение не приходило, а потому оставалось просто ждать, терпеть, надеяться, что остатки чувств умрут как можно быстрее, и я наконец стану свободным. У меня не хватало решительности всё вернуть, хотя было достаточно тайного желания. И в тоже время я не хотел этого делать, потому что в этом случае всё вернулось бы на круги своя. Тогда я потерял бы малейший шанс разлюбить её окончательно. Нет, если б я всё вернул, то влюбился бы ещё сильнее. А именно от любви я и бежал. Желал её, но всё равно бежал, поскольку понимал, что меня она не любит. И самое страшное то, что в тот период я на всех остальных девушек смотрел с презрением. Я всех людей сравнивал с ней и приходил к выводу, что они ничто по сравнению с ней. Правильно ли это? Чёрт меня знает. Если это аморально, то пусть меня осуждают – я всё выдержу. Если это нормально, то зачем вообще акцентировать на этом внимание?

С Брэндой я за это время тоже особо не пересекался. Радоваться этому или нет – не знаю. По крайней мере, я почувствовал себя спокойнее, когда увидел её на следующий день в университете целую и невредимую. Кажется, даже руки у неё были в порядке. Удивительно, как она держалась. Определенно, ей удавалось притворяться нормальной лучше, чем мне. Несколько раз я ловил себя на мысли, что хочу подойти к ней и заговорить, рассказать обо всём, но вовремя отказывался от этой странной идеи. Совесть не позволила. Разве я не обошёлся с ней жестоко? Всё так, она этого не заслуживала. А я этого заслуживаю? Это размышления наивного подростка, но что ещё мне остаётся?