Конец Игры

Я отдал бы все, чтобы посмотреть, кто будет рядом с тобой после прочтения этого письма, чтобы хоть немного утешить. И будет ли вообще кто-то достойный? Конечно, нет! Это будет самое смехотворное зрелище, которое доставило бы мне огромное удовольствие. Я бы наблюдал за этими ничтожными попытками и ликовал, потому что мои слова призваны сейчас вонзить тебе нож в сердце как можно глубже. Если ты серьезно думала, что я хороший и безобидный, то добро пожаловать в реальность – без любви я исключительный монстр, в которого я превратился с твоей подачи; надеюсь, ты более чем просто разочарована. Окружай себя кем угодно, чтобы забыть мои слова, никто тебе не поможет в этом, потому что мои слова – это болезнь, от которой ты не найдешь лекарство в чужих словах. Со временем рана исчезнет, но шрам останется.

Я ненавижу теперь тебя так же сильно, как и любил когда-то. И это хорошо, это просто замечательно. Теперь ты можешь ненавидеть меня тоже, можешь проклинать, ты можешь делать с воспоминаниями обо мне все, что угодно – мне наплевать. Ты можешь желать мне смерти сколько угодно – ты уже убила меня. А убить дважды то, что и так мертво нельзя. Пусть в твоих глазах и в глазах всех, к кому ты пойдешь просить поддержку, я буду злом воплоти, мне нравится играть такую роль. Переложи на меня всю свою гордыню, всю свою ненависть – я проглочу это всё и забью последний гвоздь в крышку гроба. Я желал твоей любви, а теперь желаю твоей ненависти. Видимо, получить ее намного легче. На нее ты будешь пощедрее, не правда ли? О да, я поплачусь за эти слова, не сомневайся, я буду гореть в седьмом кругу ада. Но сейчас… Сейчас наслаждайся моим собственным словесным адом, созданным специально для тебя. Ты так много выдержала… Интересно, как ты справишься с этим? Таблетки? Несколько литров джина в компании знакомых, которых ты так умело отберешь согласно их душевной чистоте, верно? Для тебя ведь это важнее всего в людях, я помню, ты говорила это. Может, найдешь и напишешь кому-то из тех людей, кто не прочел это послание раньше тебя, и всё расскажешь? С таким же успехом ты можешь пообщаться со своим прекрасным отражением в зеркале: оно сколько угодно слушает, но всегда молчит, потому что пусто внутри! Или ты предпочтешь делать вид, что ничего не произошло? Ну да, это будет легче всего сделать: натянуть улыбку и притворяться, что живёшь счастливо. Можешь попробовать посмеяться над ситуацией, если найдешь в ней что-то смешное. В любом случае, смеяться ты будешь не надо мной, а над собой.

Хах, ты серьезно думаешь, что всё это дерьмо поможет тебе? Тогда у меня для тебя неприятный сюрприз.

Потом ты будешь рассказывать эту историю кому-то, и, не сомневаюсь, каждый этот глухой слушатель-идиот будет кивать в такт твоим словам и говорить что-то, что ты так будешь хотеть услышать. Сидеть там, где каждое твое слово и слова людей вокруг будут направлены на ментальное расчленение меня и ещё большее очернение. В такой момент знай, что я улыбаюсь, всё чувствую и потому радуюсь, позволяя тебе и кому угодно отрывать от меня куски мяса, не переставая при этом смеяться. Я наркоман до боли, но я никогда не причиняю ее первым без причины. Задумайся над этим, прежде чем заставить меня вновь выпачкаться в собственной крови.

Я мог стать лучше благодаря тебе, а в благодарность любить вечер, отдавая всё, что ты только захотела бы. Но теперь я погружен в мрак, вновь вернулся туда, откуда начинал, пал так низко, что стало уже нечего терять.

Я извлёк очень важный урок: никогда нельзя верить тем, кого ты боготворишь. Они-то и вонзят тебе нож в сердце.

Я так счастлив, что мы больше никогда не увидимся, что больше я не получу от тебя ни единого сообщения и не пролью ни единой слезы или капли крови по твою душу. Я рад, что теперь могу засыпать спокойно, не думая о тебе, о том, как ты там. Теперь мне не нужно ничего писать тебе, больше моя голова не забита мечтами и желаниями радовать тебя. Я больше не грущу по твоим объятиям, не рассказываю о тебе друзьям, никому вообще! Целый мир вокруг меня, и тебя в нем больше нет, о как же это прекрасно! Я наконец могу дышать полной грудью, потому что позволил твоему светлому и обожаемому образу потухнуть, а всяким хорошим воспоминаниям умереть, будто бы тебя вообще не было в моей гребаной жизни!

Ты даже представить не можешь, с каким нетерпением, с какой дрожью я ждал того момента, когда последний месяц учебы наконец закончится, лишь бы не видеть тебя и не слышать. Никогда! Пусть будет благословлён тот, кто придумал наушники, так бы я совсем пропал. Нужно было ещё выдавить себе глаза. Благодаря тебе я взлетел лишь для того, чтобы упасть, а мое "когда-то" превратилось в "никогда". Ты опустошила меня, хотя даже не поняла этого, потому что в душе тебе наплевать на меня, мой эгоизм в этом плане просто ничтожен. Всё, что ты создала во мне хорошего, ты же и убила! И после этого ты будешь всё равно продолжать смотреть на небо своими серыми глазами и просить чего-то невероятного, а когда получишь это, то своими же руками и уничтожишь. Да, это твое сердце и ты свободный человек, но я так долго сидел на цепи у твоих ног, надеясь, что хоть что-то буду значить. И не лги мне, что не понимала, с какой теплотой я на тебя смотрел. Ты прекрасно знала, до чего меня доведешь, но всё равно при первой же возможности дала уйти, на моих глазах тут же найдя замену.

Попытайся выяснить, что с тобой происходит в тот миг, когда я лежу раненый и больной. Тебе это нравится? Я спрашиваю: тебе это нравится?! От любви до ненависти один шаг, но мне это нравится. Просто позволь сказать, что мне это нравится. ДА, МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ!

Я клянусь остаться в качестве скелета в твоём самом дальнем шкафу как парень, влюбившийся в тебя до состояния параноика, обожествлявший тебя каждый день и молящий лишь одного твоего взгляда, а затем так легко замененный тобой, убитый, разбитый, опустошенный, полный раздробленных костей и святой ненависти, которая вырывается наружу вместе со слезами и кровью, как когда-то из меня сочилась безутешная любовь к тебе и обожание. Знай, что вместе с ним был похоронен солнечный свет, который ты не отличала от лунного. Тебя больно любить, но ещё больнее ненавидеть, потому что я не способен на это. Если ты думаешь, что эти страшные слова даются мне легко, то ты ошибаешься. К горлу подступает ком, пока я пишу это, и мне кажется, что я вот-вот упаду на колени и меня будет рвать кровью. Так по частям из меня и выйдет уставшее сердце.

Да, я так зависим от драмы, от бледной кожи и черных тряпок. Я коллекционирую кости, ведь это все, что осталось у меня от тебя, потому что свое сердце и свою душу ты продала кому-то другому и ещё не раз за свою жизнь совершишь такую сделку, придавая огню чужие чувства. Я достаточно вытерпел, теперь твой черед сдерживать вопль боли, пока некий паразит будет пожирать твое доброе сердце. И меня не будет радовать это, нет, я не смогу этим наслаждаться, ведь у меня в груди сейчас тоже зияет обугленная дыра.

Стену между нами я не разрушаю, а наоборот – укрепляю. Я не хочу быть твоим другом, я не хочу быть твоим знакомым. Я хочу быть для тебя никем, а потому в общении нет никакого смысла, ищи его с кем угодно, но только не со мной, пожалуйста. Не нужно притворяться, что тебе не все равно. Просто запомни – дела у меня отлично до тех пор, пока мне удается поддерживать иллюзию твоего отсутствия рядом, Лена. Не веры в любовь, заметь.

Я ненавижу то, какая ты сейчас! Я буду ненавидеть то, какой ты станешь! Я ненавижу то, какой ты была! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ПРЕКРАСНА! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ПРЕКРАСНА! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ПРЕКРАСНА!

Я!

НЕНАВИЖУ!

ВСЁ!

ЧТО СВЯЗАНО!

С ТОБОЙ!"

Глава 8

Как вы думаете, нашло ли моё отравленное письмо своего адресата? В свете того, о чём я написал выше, легко с отвращением сказать "да", назвать меня жестокой, бесчувственной скотиной и прекратить читать эту исповедь. Это было бы правильно, очень справедливо, ведь только такого отношения к себе я бы и заслуживал.

Но, к счастью в первую очередь для Лены, эта история имеет немного другую концовку, а потому не спешите делать выводы. Да, я не святой, но я и не тот монстр, которым вы мните меня. Оправдываю грехи? Их бесполезно оправдывать – они висят тяжкой гирей на каждом из нас до конца жизни. Но это письмо – не мой грех. Послание, созданное с целью морально уничтожить некогда любимого человека, было создано не по моей воли, а по воле безумия. Создано она действительно было, но своего получателя так и не нашло.

Нет, я не стал отправлять ей это письмо.

Логично спросить, что именно повлияло на моё решение. Время, вот и весь ответ. Со временем остатки злобы исчезли сами собой, растворились где-то в глубине меня. Единственное, что от них осталось – это вот эти несколько тысяч слов. Я не простил её, если и было за что прощать, но в тоже время перестал строить коварные замыслы об её уничтожении. Не помню, чтоб я даже перечитывал это письмо. Кажется, я не прикасался к нему с того дня, когда поставил точку. Вместе с письмом иссякла и моя ярость, моя боль, а также всякое желание как-то вредить ей. Прозвучит странно, но после написания письма мне стало действительно наплевать на неё. Возможно, в процессе написания я сам себе внушил эти мысли, повторяя их на протяжении многих дней. В любом случае, терапия, если позволите этот так называть, удалась, хотя я вовсе не хотел этого. Я начал писать письмо с ярым желанием создать нечто такое, что сможет заставить её кричать от боли, но закончил с равнодушием. В процессе работы бумага забрала всё плохое, что породило разбитое сердце. Я пришёл в себя, будто проснулся, и, трезво оценив ситуацию, с отвращением вспомнив свои клятвы в тот день, когда Эдди вытаскивал меня, залитого слезами и кровью, из ванной, пришёл к выводу, что оно того не стоит. Как бы плохо мне ни было, это совершенно не повод причинять ей боль тоже. Это размышления ненормального, но я и есть ненормальный. Я не рассчитываю, что вы поймёте меня – вас не было рядом, когда по ночам я лил слёзы, с тоской думая о ней. Вы не чувствовали, как сильно билось у меня сердце, когда я видел её. Вы даже представить себе не можете, как часто я мысленно произносил её имя и звал, звал, умоляя быть ближе ко мне, обещая защитить от всего. Я не призываю кого-то верить, а уж тем более стараться понять. Поддержка тоже не нужна, ведь всё, что было, я уже выплакал и теперь вспоминаю это непонятно зачем.

Несколько раз я, когда одиночество превращалось в яд, приходил в комнату к Эдди, подобно тому, как грешник приходит на покаяние к священнику.

Он усаживал меня куда-нибудь и начинал приводить доводы в пользу того, почему я зря так убиваюсь.

– Девушки абсолютно одинаковы, – говорил он. – Им нравится, когда об них вытирают ноги, когда с ними несправедливо плохо обращаются, но потом, и это самое важное, им необходимо некоторое время давать ласку, заботится, делать вид, что любишь. Ты можешь унижать девушку сколько угодно, но потом обязательно нужно сделаться белым и пушистым. Да, это жестоко, но, к сожалению, именно так это сегодня работает. Возможно, это пошло ещё из древности. Ты думаешь, наши предки знали что-то о романтике и хорошем обращение с девушками? Да они их по голове дубинами били и делали, что хотели! Вот и получается, что девушкам сегодня наплевать на тех, кому они действительно дороги, зато сами она осыпают любовью всяких подонков. Не все, конечно же, но напороться на именно девушку очень легко. Ты знаешь о правиле трёх дней?

Я помотал годовой.

– В общем, методика простая. Три дня ты беспрерывно общаешься с девушкой, говоришь ей комплименты, интересуешься её жизнью ну и так далее. А затем три дня игнорируешь её, не пишешь вообще, стараешься избегать в реальности. Девушка, разумеется, начинает нервничать и думать: а что случилось? Почему всё так резко поменялось? Ты заставляешь её думать о себе чаще, просто избегая общения и вынуждая её тоже прилагать усилия для сближения с тобой. Ты как бы показываешь свою независимость и личную жизнь, а девушка понимает, что ради тебя ей тоже необходимо шевелиться.

– Но я не могу так, Эдди, – вздохнул я. – Я хотел общаться с ней каждый день, понимаешь? Я бы так и делал, если б мог. Я боялся надоесть ей, но всё при первой же возможности писал ей. Не могу я игнорировать дорогого мне человека.

– А ты думаешь, что мне это легко давалось? Но это нужно. Посмотри – то, что мы с Софи теперь вместе, результат тактики трёх дней. Это работает, что с этим поделать?

Я промолчал. Конечно, Эдди знал о личной жизни и о девушках намного больше моего, так кто я такой, чтобы спорить и высказывать собственное мнение? История с Леной доказала, что я ни черта не понимаю ни в отношениях, ни в любви, ни в девушках. Что в этом плане я полная бездарность. А потому мне следовало заткнуться, засунуть своё мнение в вопросе девушек куда подальше, и молча слушать то, что мне говорит человек более опытный, тот, кто обладает кое-какими принципами, благодаря которым он, вероятно, нашёл действительно хорошую девушку, пока я остался с перебинтованной рукой и пустой грудной клеткой.

– Я тебе рассказывал о серьгах? – спросил Эдди.

Я помотал головой, а он рассказал мне, как года три назад ухаживал за девушкой, с которой познакомился в летнем лагере. Для Эдди это оказался первый опыт влюбленности:

– Я тогда был пухлым таким и наивным, – рассказывал он смеясь, закинув руки за голову. – Влюбился моментально, стоило мне только увидеть её, вот прям как у тебя с Леной было. И вроде как и она меня тоже полюбила, хотя на самом деле я просто был ей симпатичен. Я тоже ничего не понимал в этом, действовал под нахлынувшими эмоциями и вполне был доволен жизнью. Мы с ней начали встречаться, хотя в силу большого расстояния между нами иногда возникали трудности. Каждый день я писал ей, говорил, как сильно люблю, она мне отвечала тем же, и всё, вроде как, шло хорошо. И дарил я ей многое, то есть по полной старался показать, насколько сильны мои чувства. Однажды я ей и подарил эти самые серьги. Не помню точно, во сколько они мне обошлись, да это и не самое важное, но сумма действительно была для подростка моего возраста немаленькая. Я это говорю для того, чтобы ты понял, что я эти чертовы серьги не в "Вулворте" за пять долларов купил.

– Да понял я, понял! Дальше-то что было?

Эдди усмехнулся.

– Дальше? – переспросил он. – Дальше мы немного поссорились. Виноват был я, признаю. После ссоры мне стыдно стало, всё-таки я её любил по-настоящему. Решил извиниться, вернуть всё, но она не захотела. Просто сказала, что не хочет больше со мной общаться и всё. Попросила не писать ей и вообще постараться забыть. Я, конечно, удивлён был, принялся писать, как сильно я её люблю и всё такое, а ей плевать – просто отвечала, что больше ничего не чувствует. Я со временем смирился, перед этим выплакав немало слёз.

Эдди помолчал, а затем спросил:

– А знаешь, что потом было? Конечно не знаешь, я ведь не рассказывал.

– Ну?

– В общем, спустя несколько месяцев после нашего расставания мне подруга, которая общалась с ней, скидывает фотографию. А на ней какой-то высокий загорелый атлет держит на руках мою бывшую девушку.

– То есть…

– Погоди, это не всё. Помимо этого, подруга рассказала, что моя бывшая начала встречаться с этим парнем ещё до нашего расставания, а в обществе своих подруг поливала меня грязью, рассказывая, какой я плохой. То есть она променяла меня и при первой же возможности послала куда подальше. После всего. Да ещё и в черный список кинула. Правда, потом удалила, объяснив своим подругам, что не хотела, чтобы я был даже там. В компаниях друзей она строга запрещала говорить обо мне, а если кто-то и упоминал меня, то тут же настаивала на прекращении разговора и смене темы.

– И что сделал ты, когда узнал об этом? – спросил я, когда осмыслил рассказ Эдди.

– А что я мог сделать? Мной пользовались, я принял эту правду, смирился, со временем успокоился и, ты не поверишь, даже простил её. В тот момент я пообещал себе лишь, что обязательно стану лучше, чем я был. Знаешь зачем? Чтобы она пожалела. Глупо, но это сработало. Злость – лучший мотиватор, благодаря ней хочешь что-то делать, а не упиваться жалостью к себе. Хочешь сделать что-то ради себя, а не ради кого-то. По мне так это и есть здоровый эгоизм, а по тому в некотором плане я ей даже благодарен за то, что я изменился. Как-то так.

Я долго молчал, не зная, как прокомментировать рассказ Эдди. В итоге мне так и не пришлось ничего говорить, поскольку Эдди решил продолжить свой монолог:

– Я это решил тебе рассказать не просто так, – сказал он. – Я понимаю, что ты грустишь из-за Лены, но в этом, честно говоря, нет смысла. Знаешь почему? Потому что она тупая шваль, не знающая, что ей нужно от жизни! Держись, все нормально, я тебя понимаю. Она тебя не достойна, серьезно, я не встречал в своей жизни людей подобных тебе. Ты определенно заслуживаешь большего и ты свое получишь. А сейчас… Просто прими это и постарайся так сильно не переживать, а не то будет только хуже. А тем письмом ты ничего не добьешься, только докажешь, что слаб. Потерянного не вернуть, а потому прекрати держаться за дым, сохрани в памяти то, что посчитаешь нужным, обдумай всё и отпусти её. Ненавистью к ней ты ничего не исправишь. А если подумать, достойна ли она твоей ненависти? А твоих нервов? Или крови? Она свободный человек, глупо винить её. Она сделала свой выбор, и ты не можешь злиться на неё за это. Ты можешь только совершенствоваться, пойти по пути, который когда-то в подобной ситуации выбрал я. Или продолжать посыпать голову пеплом и переживать. Сам подумай, разве Лена из-за тебя переживает? Нет, ей сейчас хорошо, с кем бы она не была там. Бухает в компании друзей, получает от какого-то придурка то, о чём грезят все девушки и радуется жизни, пока ты проклинаешь её, проклинаешь себя, проклинаешь весь свет. Справедливо ли это? Почему бы тебе на зло всему миру не прекратить этот спектакль драмы и успокоиться, чтобы это не было так глупо – она счастлива и плевать на тебя хотела, а ты из-за этого мучаешь себя.

Склонив голову, я молчал. Эдди тронул меня за плечо и сказал:

– И только попробуй снова порезать из-за неё руки, я тебя тут же из окна выброшу, понял? Ещё раз повторюсь – она того не стоит. Найдешь ещё, поверь. И в следующий раз будешь счастлив по-настоящему.

Когда же о произошедшем я рассказал Арии, то в ответ получил:

– Ну и правильно. Она тоже не ангел.

– Согласен. Она богиня.

Кажется, это прозвучало слишком обречённо.

– Ты говоришь это после того, как написал шесть страниц чистой злобы, прокляв её всеми возможными способами.

– Ага. Сам не знаю, что со мной. Наверное, чувства ещё не умерли, а злоба уже вторглась в сердце, из-за чего теперь и происходят подобные парадоксы.

Чтобы погрузить меня в депрессию, однако, не нужно было много усилий, достаточно было лишь катализатора, например, увидеть Лену перед занятиями в университете. Иногда я видел её в обществе этого подонка. Честное слово, положив руку на сердце спустя столько времени, они совершенно не подходили друг другу. Это выглядело так, будто два незнакомца стоят рядом на автобусной остановке – ни намёка на чувства. Но, когда я видел их, мой мозг отключался, оставалась лишь оболочка – сосуд, полный злобы. Поэтому я сразу же старался убежать, удрать куда-нибудь подальше, предварительно включив максимально громкую музыку. Но от депрессии это не спасло, было слишком поздно, с потому до конца дня я был обречён еле волочить ноги и думать, думать, думать. В такие моменты я и шёл к Эдди за поддержкой, низко свесив голову, снова и снова. Он много раз предлагал напиться, но я отказывался, считая самым сладким напитком собственные слёзы.

Спустя около месяц после написания отравленного письма, я пришёл в разгар выходного дня в комнату к Эдди, где он лежал в постели в обнимку с Софи. Одного взгляда на них хватило, чтобы понять – вот действительно счастливая, достойная пара, у которой ещё всё впереди. Комната была насквозь пропитана искренними чувствами. Я ощутил это особенно остро, ведь моя комната была уже долгое время пропитана лишь тоской и безнадежностью. Где-то любовь умирает, а где-то процветает. Это ли не жизнь, это ли не суть существования людей? Пока один теряет вес и из обломков старается восстановить это бесполезное, глупое сердечко, другой совсем неподалёку цветёт благодаря любви, чувствуя жизнь каждой клеткой тела. Таким был и Эдди, когда я его увидел – счастливого, казалось, совершенно не знающего, что такое депрессия. Это неправда, я знал, что он пережил тоже очень много падений, но в тот момент создавалось впечатление, что в обнимку с этой невероятно везучей девушкой лежит человек, переполненный позитивной энергией, отталкивающий от себя любой мрак, который в своих душах переносят вечно угрюмые и не довольные чем-то люди вроде меня. Он был моим антиподом, это понял бы любой, кто увидел нас тогда вместе. Жуткое зрелище: моё лицо напоминало белую гипсовую маску с черными разводами чернил под глазами. Опухшая рожа безумца, как я её называю. Лицо человека, который сам себя истязал.

– Эдди, – сказал я, стоя в проходе и глядя в пол как-то застенчиво, – знаешь, а мне наплевать на неё. Я не знаю, как так случилось… Я просто подумал: а какого черта? Почему это я должен убиваться из-за неё, пока она беззаботно проводит время в обществе этого кретина? И теперь… Теперь я, кажется, чувствую себя намного лучше… И я не буду ничего такого ей делать, это не нужно. Время всех нас рассудит и всем воздаст должное, мне не нужно для этого вмешиваться, угрожая убить её. Как бы хреново я себя не чувствовал, это не даёт мне права опускаться так низко и поступать против воли совести.

– Так это же замечательно, чувак! – улыбнулся мне Эдди. – Я прям горд за тебя. Это слова здраво мыслящего пацана, другое дело.

Но в этот момент меня переклинило и прорвало.

– У меня появился вечный враг. Пока я ненавижу её, во мне пылает огонь, который выжигает мои внутренности. Благодаря ему я чувствую себя живым, я хочу жить, я хочу творить, мной движет эта злоба. Ненавижу себя, ненавижу её, ненавижу её выродка-парня, который утащит её на самое дно! Ненавижу их всех! Вот увидишь: он угробит её. Она сгниет вместе с ним, потому что ему наплевать на нее, а ей наплевать на него! Какая здесь может быть любовь, это же просто карнавал лицемерия! Ради чего он с ней? Любит? Я её любил так, как никто и никогда не сможет полюбить! Не он, этот самовлюблённый, паршивый ублюдок, а я! На что он способен ради неё? Готов ли умереть? Черта с два!..

– Господи, успокойся! – взмолился Эдди, пораженный резкой переменой моего настроя. Я был удивлён не меньше.

– И не подумаю! – рявкнул я. – Это я был готов сдохнуть ради неё, я! Был готов помочь ей, высосать всю боль, сделать счастливой, любить до гроба! Идиот, ха-ха, какой же я идиот!

Они смотрели на меня как на безумца. Но именно безумцем я тогда и был. Софи выглядела особенно удивлённой. Эдди за всё время нашей дружбы и совместной жизни, видимо, привык к подобным выходкам, а потому переносил мой монолог вполне терпеливо.

– Она мой худший враг, – сказал я, глядя в пол. – Я буду помнить её вечно, а моя злоба будет давать мне сил. Я хочу быть лучше неё, громче неё, сильнее неё! Я закопаю её счастье заживо, клянусь! Настанет день, о этот долгожданный день, когда я стану по-настоящему великим! И тогда она обязательно пожалеет, что отвергла меня, слышишь? Она будет жалеть, будет медленно умирать в своей гнилой компании и жалеть! Я стану лучше, я буду таким на зло ей, на зло всем, достойнейшим из достойнейших! Каждый раз, когда я захочу остановиться, я буду напоминать себе, что я должен превзойти её во всём! Она будет тем самым гвоздём, вбитым в самое сердце, который будет постоянно напоминать мне о том, что я не имею права сдаваться; что я должен постоянно ползти вперёд, даже если жизнь откусит мне ноги! К Дьяволу её! К Дьяволу меня! К моменту нашей встречи в аду я буду готов, буду стоять выше неё. Обещаю!

Тяжело дыша, я взглянул на них. Похоже, у меня талант всё портить – пришёл и просто так разрушил всю любовную идиллию своим бредом. Ну вот зачем им было выслушивать всё то, что предназначалось Лене? Разве они имеют к этой истории какое-то отношение? Похоже, что отравленное письмо стало частью меня и теперь рвалось наружу при любой возможности. Думаю, что если б в тот момент Лена вдруг зашла в комнату, то я бы точно не выдержал и сорвался, пересказав ей через вопли всё то, о чём я так долго писал, утешая себя мыслью, что однажды и она почувствует эту боль. Но реальность была ужасней – вместо неё моей ненавистью наслаждались мои же друзья, люди, по-настоящему близкие мне. И как после этого можно с уважением смотреться в зеркало? Как можно вообще считать себя человеком?

Не дожидаясь ответной реакции, я залился краской и выскочил из комнаты.