Бетонная Луна. Вселенная Единения. Том 1

Отодвинув крышку люка в полу, можно было увидеть довольно глубокое подвальное помещение, куда вела полукругом длинная металлическая лестница. Тут царила абсолютная темнота, но если включить свет, то можно было увидеть несколько коротких рядов полок с коллекцией вин, которые долгие годы собирал отец и его предки. Здесь даже имелись очень дорогие экземпляры многолетней выдержки. Тут же я хранил свой спортивный инвентарь. Почти у основания лестницы в бетонную стену была встроена старая печь с отдельной трубой, необходимая, наверное, для отопления подвала в зимний период. Не помню, чтобы мы ей когда-то пользовались.

Еще тут была толстая дверь в подземный бункер – его построили в начале Второй мировой войны. Увы, я не знал комбинации для вскрытия двери; не уверен, знал ли ее отец. В любом случае, он унес эту информацию с собой.

Пол был сделан из брусчатки, но возле входа в бункер имелся небольшой «островок» из слегка пожелтевшего со временем кафеля.

Лестница, ведущая на второй этаж особняка, приводила нас в длинный светлый коридор с невысоким заборчиком над открытым пространством первого этажа. Здесь находилась большая ванная комната с джакузи и кабинет, копирующий мое рабочее место в полицейском участке. На стенах были прикреплены фотороботы подозреваемых, грамоты за достойную службу, различные газетные вырезки, содержащие тексты о нераскрытых преступлениях и так далее. Это было место, где, не отвлекаясь ни на что лишнее, можно сконцентрироваться на рабочих делах. Также на этом этаже находились две спальни и длинный балкон с видом на задний двор и уходящий вдаль лес.

Особняк был построен давно, несколько поколений назад, еще до основания Розенберга. Что примечательно, здесь находилось много потайных мест. Например, люк в подвал можно было заметить, только если очень хорошо приглядеться, потому что его крышка полностью сливалась с текстурой пола. У люка не было ручки, единственный способ открыть его – это поддеть за мельчайшее отверстие, напоминающее естественную текстуру дерева. А еще вход в подвал всегда был прикрыт ковровой дорожкой.

Но не это оказалось самым интересным. Однажды я обнаружил в своем кабинете комнату… Обнаружил абсолютно случайно: протирая раму огромного зеркала, я нащупал на ней какую-то выпуклость. Тогда я подумал, что неумелый мастер капнул туда клеем или испортил раму штукатуркой, и попытался отодрать выпуклость ногтями. Вдруг зеркало начало двигаться – оно открылось мне как дверь! Внимательно осмотрев раму, я нашел там маленький рычажок, который, очевидно, и задел во время уборки.

Моему взгляду открылась совсем маленькая комнатка, причем совершенно пустая. На тот момент у меня не было никаких идей, что с ней делать. Отец никогда не рассказывал об этой комнате, и я даже поначалу думал, что он и сам не знал о ней…

На третьем этаже находился кабинет отца, родительская спальня, детская, еще одна гостиная и ванная комната. Здесь так же, как и на втором этаже, тянулся огромный балкон: взору открывался чудесный вид на город, прекрасное небо, реку и горы вдалеке.

В кабинете отца имелась вторая потайная комната. И она так же была спрятана за массивным зеркалом. Только, в отличие от первой, эта не была пустой: на полках и настенных крепежах находилось различное оружие и боеприпасы – автоматы, пистолеты, гранаты, а также экипировка, вплоть до перчаток для карабканья по деревьям, пары бронежилетов, армированных рукавов и креплений для фонарика… На одной из полок в стопку были сложены фальшивые автомобильные номера. Наверняка все это принадлежало отцу и скорее всего было связано с его профессиональной деятельностью – по крайней мере, так я пытался себе это объяснить, но до сих пор почему-то сомневался в своей теории. Долго думал, стоит ли спрашивать у Энгеля о происхождении этого оружия, но все же не стал – не хотел раскрывать сам факт находки. Меня очень долго терзало любопытство, но со временем оно только угасало.

В коридоре третьего этажа с потолка свисала веревка, потянув за которую можно было выдвинуть складную лестницу на чердак. Там я складировал всякий хлам – то, что жалко выкидывать. Наш дворецкий говорил мне: «Если чем-либо не пользуешься полгода – эта вещь тебе не нужна и от нее можно избавиться».

Я уселся на лавочку на балконе и с кружкой кофе встретил рассвет. Организму дико хотелось спать, но я был в сильном эмоциональном напряжении после работы и знал, что уснуть все равно не смогу.

Внутренний диалог прервал зазвонивший телефон. На экране было написано «Ральф Шнайдер».

Ральф – худощавый парень двадцати семи лет. Это мой старый друг. Когда-то мы учились вместе, но потом полицейская академия ему наскучила, он бросил учебу и улетел в Пенсильванию, чтобы профессионально заниматься музыкой.

Сейчас Ральф – вокалист и гитарист в рок-группе. С нашей последней встречи он отпустил маленькую черную бородку, выкрасил волосы в черный с красными прядями и проколол нижнюю губу, чтобы соответствовать имиджу. А в ушах у него вообще живого места не осталось.

Мы остались хорошими приятелями, продолжая общаться по мере возможности. Иногда Ральф возвращался в Розенберг, правда, происходило это все реже и реже – недавно он поступил на заочное отделение факультета политологии, и свободного времени у него стало меньше.

– Да, Ральфи! Слушаю тебя, – обрадовавшись, ответил я на звонок.

– Привет! Черт, Клос, как давно я тебя не слышал! – сказал мне друг.

– Как у тебя дела?

– Как всегда – отлично. Наша группа становится известной в более широких кругах. Мы каждую неделю выступаем в барах, но в планах у нас собственный концерт. А у тебя как? – поинтересовался он.

– Тоже ничего, – подумав, ответил я. – Бывало и хуже, бывало и лучше. По ощущениям, большую часть времени я провожу в работе. Ты, кстати, в Германию не собираешься?

– Нет. Пока не планирую, – огорчил он меня. – С Лис у вас все хорошо, надеюсь? Еще не женился?

– Нет, конечно, ты бы узнал об этом заранее, Ральфи.

– Так и не съехались?

– Увы, нет. Ее мама настаивает на том, что люди съезжаются только после свадьбы. А Лис просто удобно – квартира в хорошем районе, все рядом – работа, торговый центр, парк, медицинские учреждения, метро… В общем, у нас все без изменений.

– Не думал снять квартиру в Доннере, чтобы ей было удобно в плане инфраструктуры, и вы могли жить вместе или хотя бы видеться чаще?

– Думал, Ральфи, о чем я только не думал. Но я не хочу портить отношения с ее мамой. Переезжать поближе тоже не хочу – не смогу бросить особняк. Пытался, не получилось.

– Понимаю.

В ответ я только вздохнул.

– А ты нашел себе девушку?

– Конечно! Но пока рассказывать нечего – мы всего месяц встречаемся. Ладно, Клос, не буду отнимать у тебя время.

– Глупости не говори! Мы еще созвонимся! Пока!

– Счастливо! Был рад тебя услышать.

Еще с минуту я смотрел на небо, погрузившись в мысли. Затем отправился спать. Обещая чудесный день, взошло нежное осеннее солнышко.

* * *

Проснулся я где-то в третьем часу дня. На подоконнике, в ожидании первого приема пищи сидела моя недовольная кошка Викки. Почти на автомате приготовил себе яичницу, налил в кружку чай из суданской розы. Систематическая работа по ночам сильно сказывалась на образе жизни, а, следовательно, и на самочувствии. Пожалуй, единственное, что меня пока удерживало в полиции – достойная зарплата и множество социальных гарантий.

После реформы детективы стали совмещать функции дежурных полицейских и патрульных. Работали мы в парах, две пары объединялись в «ячейку». Несмотря на недостаток кадров, полиция работала круглосуточно, в две смены: дневная, в свою очередь, делилась на утреннюю и полуденную, а ночная – на вечернюю и полуночную, образуя шестичасовые рабочие промежутки. При этом дневную смену часто вызывали в ночь. Ночную – в день. Территориальное деление тоже работало как попало. Полицейских из участка Рок-Порта могли отправить на вызов, скажем, в Карбон. Центральный участок вообще работал по всем районам.

Больше всего не повезло тем, кто работал ночью, ведь именно в это время совершалось больше всего преступлений. Я не мог найти объяснения этому, но чаще всего в ночные смены отправляли самых бестолковых сотрудников. Хотя бывали и исключения. Так, в моем случае работать в ночную смену меня попросил лично Энгель – была потребность укомплектовать сильную ячейку.

Из уважения к комиссару я согласился. Мы договорились на один год работы в таком режиме. За ночные смены платили существенно больше, чем за дневные, но и сама работа при этом была в разы сложнее. Часто приходилось работать и днем, как минимум, потому что ночью не пообщаться со свидетелями…

Помимо ночного дежурства, мой рабочий график, в общем-то, был свободным. Главное – закрыть дело, а когда я буду говорить со свидетелями, искать улики, думать над мотивами, общаться с узкими специалистами и так далее – это уже моя личная проблема.

Позавтракав, я принял душ и отправился к своим друзьям детства – Йохану Краузе и Фритцу Брауну.

На улице было немного прохладно. Словно щупальца, тучи заволокли серое небо. Только бы дождь не пошел…

Дом Брауна напоминал миниатюрный замок: прямоугольное здание с башней, огромные окна, отделка внешних стен под камень. Он достался Фритцу в наследство от отца. Я подошел к его дому и нажал на кнопку дверного звонка.

На порог вышел Фритц. Мой друг был старше меня на три года; он чуть ниже меня ростом, с короткими светлыми волосами. Фритц долгое время служил в армии Нового Порядка, где сделал себе большую татуировку на правой руке – от пальцев до самой шеи. У него были чистые голубые глаза – такие, которые очень нравятся девушкам. Дополняла его образ улыбка, не сходившая с лица. Мой старый друг работал в Управлении железнодорожным транспортом. Сегодня у него был выходной.

– Привет. Как насчет того, чтобы погулять? – предложил я.

– Привет! Я всегда за, ты же знаешь. Подожди пару минут, я переоденусь, – Фритц ушел в другую комнату. – Пиво будешь? – раздался его крик.

– Не сегодня!

– Куда пойдем? – поинтересовался он.

– Давай сначала дойдем до Йохана. Возьмем парня с собой.

Фритц вернулся в коридор, и мы вышли на улицу.

Фритц Браун. Он был не первым моим другом, но именно с ним мы больше всего протоптали дорог в этом поселке и городе. И если бы нас не разделила армия и учеба в академии, думаю, мы бы до сих пор оставались лучшими друзьями.

Что же касается Йохана – это был худощавый высокий парень с длинными светлыми волосами. Ему только исполнилось двадцать шесть лет. К этому времени он успел получить два высших образования в сферах информационной безопасности и искусственного интеллекта, а сейчас зарабатывал на жизнь фрилансом. Парень был слабохарактерным, но добрым, скромным и очень робким. Жил он с родителями на другом конце Штерна.

– С Элли вчера поругался, – сообщил по пути Фритц. – Опять. Я иногда не понимаю, из-за чего она психует. Вот вчера, например – мы только ремонт доделали, а она непонятно из-за чего на меня обиделась, вылила краску на лестницу. Орала так, что я уж подумал: сейчас соседи придут. Или вызовут полицию. Защитишь меня от Элли, если что? – подмигнул Фритц.

Я улыбнулся. И так у них всегда…

С Элли они жили вместе уже три года, и за это время многократно расставались. А ругались так вообще ежедневно! Мне кажется, им это даже нравилось.

Мы подошли к роскошному особняку семьи Краузе. Силуэт Йохана промелькнул в окне на втором этаже.

– Парень, выходи! – заорал Фритц.

Окно распахнулось, в нем показался наш друг.

– Я сейчас не могу, надо убраться в комнате, – ответил Йохан. У него был тихий монотонный голос, в то время как у Фритца – громкий, командный, выработанный в армии и немного хриплый от сигарет.

– Выходи, кому говорю! – снова повторил Фритц. Потом обратился ко мне: – Ладно, Клос. Мы возьмем его штурмом.

Я только рассмеялся, покачав головой.

Недолго думая, Фритц осторожно залез на машину, которая стояла возле гаража.

– Осторожней! – сказал я.

– Все под контролем, – заверил меня Фритц, подобравшись к крыше и зацепившись за нее. Оказавшись на гараже, он подошел к окну Йохана, подтянулся и наконец очутился прямо в его комнате. Я услышал возмущенные крики парня, отчего засмеялся еще громче.

Через десять минут они оба спустились на улицу.

– Миссия выполнена! – объявил Фритц.

Судя по выражению его лица, Йохан был не особо доволен «выполненной миссией».

– Куда пойдем? – спросил парень. – Только я с вами недолго, ладно?

– Это как получится, – ответил ему Фритц.

– Давайте просто пройдемся по Штерну, – предложил я. Ничего лучше прогулки по осеннему поселку не было, от свежего воздуха взбадривался организм, а друзья детства могли составить хорошую компанию, отвлекая от мыслей о ночных событиях. К тому же скоро погода окончательно испортится, и такие прогулки прекратятся до наступления весны.

Мы гуляли до вечера, вспоминая разные случаи из детства. Затем Фритц начал рассказывать армейские истории, которые периодически сменялись рассказами Йохана о своей студенческой жизни в общежитии. Правда, его истории строились по принципу: «А вот мой сосед как-то раз…» или «Однажды Хейн такое устроил!» Сам Йохан, наверное, только и делал, что писал программы. И, слава богу, он нам об этом «увлекательном» процессе никогда не рассказывал.

Когда-то давно мы так же беззаботно гуляли с друзьями. Здесь, на этих же самых улицах. Смеялись искренне – смех наш разносился по поселку. А дома меня ждали родители… Тяжелые воспоминания не хотели уходить из головы, как бы сильно я этого ни желал. А работа в полиции сделала меня еще более серьезным: становилось не до смеха, когда каждую неделю приходилось разбираться в очередном тяжком преступлении и сталкиваться с тем, что среди нас ходили звери в человеческих масках – очень быстро я стал ненавидеть мир… Такой, каким его сделали люди.

Под конец прогулки я рассказал друзьям о ночном происшествии в Рок-Порте. Но наш разговор неожиданно прервал Энгель – он позвонил и спросил, где я нахожусь, чем немного меня встревожил.

– Да просто хотел зайти на кофе, Клос, – напросился комиссар.

– Хорошо, Энгель. Заходи через полчаса, – предложил я и, попрощавшись с друзьями, пошел домой.

Только сейчас я заметил, что с каждым вечером все раньше и раньше начинает темнеть…

III

Сон

Я вернулся домой.

Мой гигантский трехэтажный особняк. Настолько же большой, насколько бесполезный и пустой.

Я уже давно прокручивал в мыслях планы о том, чтобы поскорее продать его и съехать отсюда на квартиру в Розенберг, но… не мог этого сделать. Покупателя такой недвижимости пришлось бы искать годами – особняк стоил очень дорого. А главное, это был мой дом – все, что осталось от нашей семьи. Все это пространство – огромные комнаты, этажи, коридоры, по которым слоняешься, не находя места, и понимаешь, что в одиночестве тут потихоньку сходишь с ума, сам того не замечая. Медленно, изо дня в день…

Когда-то дом был полон жизни. Отблески счастливого прошлого порой стоят перед глазами, и тогда ты погружаешься с головой в воспоминания. А порой бежишь от них. Я всегда удивлялся людям, которым было неизвестно это чувство, когда и музыку слушать уже не можешь, потому что почти каждый отдельный звук или слово связаны с прошлым, с воспоминаниями. Но и в тишине сидеть невозможно – стены давить начинают. В такие моменты я ощущал желание куда-нибудь уехать – туда, где были люди, движение, жизнь. И возвращаться – только чтобы покормить Викки и лечь спать.

Особняк всегда был гордостью каждого члена нашей семьи. Кроме меня. Хотя и закрадывались мысли, что, возможно, когда-нибудь я все же создам семью и стану продолжателем рода Хайнеманнов. Вот тогда этот набор стройматериалов, наверное, станет мне дорог и приобретет какой-то новый, не так сильно связанный с прошлым, смысл… если до этого я отсюда все же не уеду. Но каждый раз, когда я собирался снять квартиру, что-то меня останавливало.

Я зашел на кухню, включил чайник в ожидании Энгеля. Посмотрел на часы, выполненные в форме деревянной совы: ее глаза ходили из стороны в сторону в такт маятнику. До поездки на работу оставалось довольно много свободного времени.

Еще не поздно набрать Лис. Я взял телефон и выбрал ее имя в списке контактов.

– Привет, Клос! – я улыбнулся, когда она ответила.

– Привет. Чем занимаешься? – спросил я, упав на диван в гостиной.

– Крашу маме волосы. А ты?

– Жду Энгеля, мы сегодня вместе едем на работу.

– Ясненько, – сказала Лис. Слышно ее было нечетко: наверное, придерживала плечом трубку. Или включила громкую связь.

– Увидимся на выходных? – спросил я.

– Наверное, да. Только сначала мне нужно будет заехать к сестре. А потом обязательно встретимся.

Отсрочка. Самая надежная форма отказа.

– Отлично, Лис, – тихо шепнул я в трубку. – Как твое здоровье?

– Неплохо. Немного болит голова…

– Что-то случилось?

Лис часто жаловалась на головные боли.

– Не волнуйся, это давление. Погода, наверное, меняется.

Раздался звонок в дверь.

– К тебе гости? – поинтересовалась Лис.

– Наверное, это Энгель.

– Понятно… – Лис о чем-то задумалась. – Ну тогда удачи.

– Спокойной ночи, – я сбросил вызов и пошел открывать дверь. На пороге стоял комиссар Энгель Беккер. У него был очень печальный и какой-то потрепанный вид.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Да, Клос. Я чертовски устал, и у меня ужасно ноет спина, – он неискренне улыбнулся и зашел внутрь. – Машина в ремонте, хочу, чтобы ты подвез меня сегодня.

– Приготовить кофе?

Энгель любил кофе даже больше, чем я. Оно и понятно, комиссар работал почти круглосуточно.

– Давай, наливай, не откажусь! – кивнул он, сняв куртку и направившись в гостиную.

Я пошел на кухню и включил кофемашину. Ветер гонял траву за окном, качались ветки деревьев, а на небе собирались тучи. В такую погоду хочется сидеть дома, завернувшись в плед.

– Как дела у Мелани? – спросил я, неся две полных чашки в руках. Аромат кофе быстро заполнил гостиную.

– Вот сам бы у нее и спросил! – с упреком ответил Энгель. – Скучает по тебе. Уже второй месяц в школе работает. Почему ты перестал заходить в гости?

– Даже не знаю… В сутках явно меньше часов, чем мне хотелось бы.

Я сделал глоток крепкого кофе, уставившись в одну точку. Энгель сел на диван поудобнее. Настала тишина, лишь маятник часов на кухне издавал хоть какой-то звук.

– Эх, помню, мы сидели на этом диване с твоим отцом, Клос, – предался воспоминаниям Энгель. – Кажется, что это было вчера… Мы каждый вечер субботы пили здесь пиво, смотря телевизор. Было же время!

Я печально посмотрел в пол и невольно погрузился в архивы памяти – эти двадцать семь шкафов с папками. По каждому шкафу на один чертов год жизни. Я структурировал свою память еще в школьные годы, увлекшись книгами по психологии. Сначала вел что-то типа дневника: в конце каждого месяца описывал события, произошедшие в моей жизни, и сохранял их в виде текстовых документов на компьютере. Но со временем научился обходиться и без них. Занятия психологией также помогли корректировать воспоминания: я мог делать отдельные из них более яркими, либо же наоборот гасить эмоциональный окрас.

Энгель смотрел на меня так, как будто перед ним сидел вовсе не я, а Тилль. Возможно, он видел во мне частичку отца. И надеялся, что я вырасту таким же, как папа. Более того, Энгель делал меня таким – копией своего лучшего друга…

Чтобы не погружаться в тяжелую для меня тему, я заговорил о работе. Мы начали обсуждать последние события, и диалог вывел нас на обсуждение преступления Корбла.

– Что это ты мне все заладил про продажных полицейских, Клос? – возмутился Энгель.

– А что, не так? – спросил я. – Неужели ничего нельзя сделать? Неужели ты не можешь никак повлиять на это?! Ты же комиссар.

– Я нихера не понял, Клос. Не будь ребенком! Ты прекрасно знаешь, как все устроено: я не могу никого увольнять. И вообще мало на что влияю. А Оракул занят только поиском сепаратистов. Остальные его не колышут, они для него не преступники. – Энгель взглянул на часы. – Так, нам пора на работу. Разговор продолжим в машине.

Я быстро надел костюм, завел автомобиль, и мы выехали в полицейский участок. На улице уже совсем стемнело. Впереди нас ждал сверкающий огнями город, жизнь в котором кипела даже в это время суток.

– Герр Беккер…

– Чего тебе? – ответил он.

– А тебе не кажется, что судья, Марвин Либерт, за взятки снимает обвинения с пойманных нами преступников? Я как-то на днях увидел в выпуске новостей…

– Клос, – перебил меня комиссар, – ты сегодня чертовски удивляешь меня своей наивностью! Паршивец Марвин давно продается, словно вещь на рынке. Уверен, у этого куска дерьма даже прайс есть. Неспроста же его бургомистр на эту должность поставил. Глава города… – Энгель хмыкнул. – Знаешь, я и раньше не особо верил выборам, демократии и прочей чуши этого блядского Нового порядка. Но с приходом американцев все это дерьмо стало слишком явным. С теплом вспоминаю бывшего бургомистра, Сиджи Мюллера – ты слышал о нем что-нибудь после его отставки?

Я покачал головой.

– Вот, вот. Доказательств у меня нет, но по моей информации, Майснер при поддержке Оракула угрозами скинул Сиджи с поста. А после, подделав итоги выборов, стал бургомистром. Герр Мюллер после этих событий таинственным образом исчез, оставив публичное письмо о своей отставке на рабочем столе в ратуше. И теперь этот черт, Кристофер Майснер, выполняет все, что ему приказывают его хозяева. Пока он здесь, реальная работа в городе не ведется, главное – красивые отчеты на бумаге да набивание своих карманов.

Комиссар сделал паузу, затем продолжил:

– Поэтому оставь свои безумные идеи навести в городе порядок. Защищай кого можешь, с достоинством выполняй свою работу. Большего мы все равно не сделаем.

– А ты бы хотел стать бургомистром? – спросил я. – Чтобы изменить все это…

Комиссар посмотрел на меня и рассмеялся.

Дальше ехали молча, но спустя какое-то время я все же рискнул выговориться до конца.

– Ты не задумывался над тем, как формируется преступник?

Энгель хмыкнул.

– Академию решил вспомнить? Ну давай.

– Я имею в виду… То, что мы делаем – насколько это полезно? Мы как будто подчищаем общество, но нужно в корне пресекать преступления. Сажаем за решетку одних, тут же появляются другие, выходят из тюрьмы третьи. Какой-то замкнутый круг! Почему не создать такую систему, в которой преступные замыслы будут ликвидироваться в зародыше? Чтобы люди знали, что наказание настолько страшное, что выгоднее быть законопослушным.

Комиссар задумался над чем-то и не ответил мне.

– Наша проблема в том, что полиция борется с преступниками уже как со следствием, а не с причиной, – продолжил я.

– А это и не наша проблема! Это проблема родителей и образования, проблема политиков. А нам разгребать это дерьмо. Ты прав – мы подчищаем общество.

– Я хочу сказать, что общество само взращивает будущих преступников. Когда кто-то каким-либо образом портит другому жизнь, он же не думает, что тем самым наносит травму его психике. Я сейчас не только про конченых преступников типа убийц и грабителей – с ними и так все понятно. В этот же список я отношу извергов, взяточников, хулиганов, маргиналов и даже неверных любовных партнеров…

– О, куда тебя занесло!

– В социуме мы оцениваем их как «ненормальных». Тогда вопрос: кто их такими сделал?! Кто-то ломает нормальному человеку психику, доводит его. Тот, в свою очередь, портит жизнь следующему… и мы получаем цепную реакцию из травмированных людей!

– Клос, куда тебя понесло? Нельзя пресечь это в корне! Это же может скрываться в самом детстве! Нельзя проконтролировать жизнь каждого человека с рождения!

– Нельзя?

В машине снова установилась длительная пауза.

– Клос…

– Что?

– Преступность – это гниль, которую надо удалять хирургическим путем. Для этого общество и придумало полицию. Для безопасности. Это мы. Это наша работа. И как бы тебе ни хотелось лучшего, мы уже делаем для этого города все возможное! Все, что в наших силах. Может, сделали бы и больше, но вместо того, чтобы заниматься работой, чиновники плодят чиновников и создают друг другу внутреннюю работу. Спасибо тебе, господин Паркинсон4. Произошло вот убийство – что делать? Писать чертовы бумаги. Одним, другим, замам, заместителям замов… А если что-то не напишешь – напиши, почему не написал. Ты сам все знаешь.

– Я верю, что когда-нибудь мы будем жить в другом обществе.

«Добро пожаловать в Розенберг!» – прочитал я на табличке.

– Это будет светлый и чистый мир равенства и справедливости!