Авантюрные хроники: английская «политическая машина» против России в XIX веке

Большую роль в жизни Неккера-сына сыграла семья Телюссонов. Телюссоны, гугеноты из Лиона, принадлежали к обширному клану купцов и банкиров, которые при Людовике XIV бежали из Франции от религиозных гонений и расселились в Швейцарии, Голландии, Англии и некоторых других некатолических странах. Они сумели сохранить свои капиталы и на их основе создали сеть европейских банков так называемого «гугенотского интернационала». В эту сеть входили банки Женевы, Лондона, Амстердама, а позднее, во второй половине XVIII века, Парижа и Лиона. Между банками была налажена система взаиморасчётов, а также обмена политической и деловой информацией, что позволяло своевременно принимать правильные решения, а при необходимости аккумулировать крупные капиталы в любой европейской столице. По некоторым данным, этот «гугенотский интернационал» имел отношение к контрабандным перевозкам серебра между Францией и Испанией.

Как правило, владельцы этих банков были связанны между собой родственными узами, что позволяло избегать дробления капиталов. Дети и внуки, получив достойное образование, в начале банкирской карьеры последовательно переезжали из страны в страну, изучая языки, местное право и особенности организации местных банков. Так, Жорж-Тоби Телюссон (1728-1776), сын женевского банкира Исаака Телюссона начинал свою деятельность в банкирском доме Телюссонов в Амстердаме, а до переезда в Париж поработал также в Женеве, где уже работал Неккер. Брат Жоржа-Тоби Пьер продолжил семейный бизнес в Лондоне и основал английскую ветвь семьи, которая породнилась со старинными аристократическими родами Англии61. Неккер тоже был не прочь породнится с английской аристократией. Когда его дочери, Жермен Неккер, пришло время выходить замуж главным претендентом на ее руку считался Уильям Питт Младший62, но что-то не сложилось.

В возрасте 16 или 17 лет Жаку Неккеру довелось поступить простым служащим в женевский банкирский дом Исаака Верне, дяди Жоржа-Тоби Телюссона, а в 1748 году банкирский бизнес был переведен в Париж. Во французской столице Неккер проявил свои незаурядные способности биржевого маклера и, как утверждают, быстро заработал для банка около 500 тысяч ливров. В 1756 году компаньоны предложили Неккеру стать совладельцем банка, а еще через 6 лет, после ухода на покой Исаака Верне, Телюссон и Неккер стали равноправными владельцами банкирского дома, который с этого момента получил новое название – «Телюссон, Неккер & Ко.». В этом банке держали счета около 350 иностранных клиентов63, которые принимали участие в организации займов французской монархии. В 1763 году Неккер и Телюссон заработали несколько миллионов ливров на операциях с поставками из Англии зерна для французской казны. Как утверждают, компаньонам через «одного дипломата» задолго до того, как это стало известно всем, удалось узнать о подготовке мирного договора между Англией и Францией по итогам Семилетней войны, чем они и не преминули воспользоваться. В ходе Семилетней войны Неккер проделал еще ряд успешных банковских операций. Он, в частности, скупил значительное количество британских ценных бумаг, низко котировавшихся во время войны, но резко выросших в цене после подписания мира. Бумаги с большой выгодой были проданы на бирже. Как представляется, без инсайдерской информации дело не обошлось и на этот раз. Кроме того, Неккеру и Телюссону удалось удачно разместить облигации своего собственного банка. Когда пришло время погашения обязательств, эту операцию вместо банка Неккера выполнили «какие-то англичане64. Иными словами парижские банкиры заработали на своих облигациях дважды: сначала при выгодном размещении, а затем избежав необходимости платить по долгам. Остается предположить, что Неккер и Телюссон наладили какие-то взаимовыгодные формы сотрудничества с «неизвестными англичанами».

Примерно в это же время Неккер стал присматриваться к делам французской Ост-Индской компании. Семилетняя война нанесла огромный ущерб бизнесу Компании в Индии. Франция потеряла свои индийские колонии, и хотя по условиям мирного договора Англия вернула французской компании ее фактории в Бенгалии, восстановить торговлю не удавалось. Долги Компании превышали 60 миллионов ливров, Компания продолжала нести большие расходы по содержанию порта в Бретани, который использовался всего один раз в году во время прибытия каравана из Индии, торговый флот Компании находился в плачевном состоянии, склады в Бенгалии были пусты, а оборотный капитал для организации закупок индийских товаров за время войны был утрачен. В довершение Компанией управляли правительственные чиновники, назначаемые королем, которых интересовали, главным образом, возможности запустить руки в компанейскую кассу.

Как утверждают, Неккер, будучи простым акционером, сыграл важную роль в возрождении французской Ост-Индской компании. Историк Э. Люти в частной переписке обнаружил упоминание выступления Неккера, «этого женевца, главу одного из крупнейших банков Парижа, человека сильного духом и имеющего много заслуг»65, на собрании акционеров Компании в апреле 1763 года и представленный им план спасения индийской коммерции. Правда, обнаружить сам план или его упоминание в собрании сочинений самого Неккера историку не удалось. Впрочем, никаких радикальных мер по реорганизации управления Компанией не было предпринято до самого конца ее существования. Люти полагает, что Неккер просто поддерживал Компанию на плаву и имел отношение к организации ее финансирования, без которого она не могла бы продолжать свою деятельность. Кроме того, Неккер решил для Компании еще одну важную проблему. Поскольку из Африки и с Антильских островов Компания была вытеснена, она лишилась собственных источников серебра, которым было принято рассчитываться с индийскими поставщиками. Когда в 1765 году Неккер стал одним из управляющих Компании, он предложил оригинальную схему. Эрбер Люти попытался разобраться в этой схеме расчетов, но поскольку архив французской Ост-Индской компании не сохранился, из его изложения можно составить только самое общее представление об идее финансиста. Несомненно, однако, что это дает ключ к понимаю личности Неккера и его побудительных мотивов.

Европейская торговля с Азией в те времена была дефицитной. До промышленной революции Франция и Англия вывозила из Индии и Китая предметы роскоши, специи, ценные породы дерева, красители, шелк, хлопчатобумажные ткани, фарфор, изделия из слоновой кости, лакированные поделки, иными словами всякую китайщину. Предложить в ответ европейцам было нечего кроме серебра, привозимого из Вест Индии. В период, предшествовавший Семилетней войне, французская Ост-Индская компания ежегодно доставляла в Индию до 25 тонн серебра на общую сумму порядка 8–9 миллионов ливров, что позволяло оплатить примерно две трети общего объема закупок индийских товаров. Еще одну треть средств давали французские товары, которые хоть как-то можно было продать в Индии. Английская Ост-Индская компания до Семилетней войны действовала примерно также. Положение изменилось после войны. С распадом Империи великих моголов, в отсутствие центральной власти англичане получили административный контроль в Бенгалии, добились права собирать местные налоги, располагая собственной частной армией стали навязывать низкие цены на местные товары. Подкупая чиновников Компании, независимые английские купцы вместе с этими чиновниками получили возможность «под флагом Компании» начать собственные, не совсем законные торговые операции с индусами. Эта торговля оказалась весьма выгодной и позволила англичанам быстро составить значительные состояния. На частные торговые операции руководство Компании закрывало глаза, но перевести в Англию незаконно заработанные капиталы законным образом было невозможно. Судя по всему, Неккер предложил английским купцам способ репатриировать их средства в Британию, а французской Ост-Индской компании отказаться от сложного и опасного завоза серебра в Индию.

Неккер привлек для этих операций лондонский банкирский дом «Джеймс Бурдьё & Семюэль Шолле», один из банков «гугенотского интернационала», который специализировался на документарных операциях. Схема могла выглядеть следующим образом: английский банк акцептовал переводные векселя французской Ост-Индской компании, плательщиками по которым за закупленные в Индии товары выступали английские купцы, действовавшие независимо от британской Ост-Индской компании. Погашение возникшей задолженности французская Ост-индская компания производила на счета английских купцов в европейских банках за счет кредитов, предоставленных банкирским домом «Джеймс Бурдьё & Семюэль Шолле». Таких переводных векселей в период между 1764 и 1769 годом английский банкирский дом, который стал монопольным агентом французской Компании, акцептовал в общей сложности на 14 миллионов ливров. Банкирский дом «Джеймс Бурдьё & Семюэль Шолле» взимал комиссию за акцепт переводного векселя в размере 1 ½ процента от вексельной суммы и дополнительно один процент за конверсию и страхование. Вместе с процентами по кредиту подобные операция стоили недешево. Не удивительно поэтому, что Неккеру, банк которого гарантировал эти операции, приходилось доказывать акционерам французской Ост-Индской компании обоснованность подобных расходов66. Впрочем, королевские чиновники, формально управлявшие деятельностью французской Ост-Индской компании и получавшие от Неккера щедрые «пожертвования», закрывали глаза на дополнительные расходы. Эти расходы постепенно истощили оборотный капитал Компании. Неккеру, который к тому времени сосредоточил в своих руках управление Компанией, приходилось заботиться о его пополнении. При нем сложилась практика покрывать текущие платежи за счет дорогих краткосрочных кредитов, а для других целей он использовал «пожизненные ренты»67, что вроде бы не увеличивало долги Компании, но последовательно удорожало их обслуживание, все более и более сокращая оборотный капитал. К концу 1760-х годов ставка по заимствованиям компании поднялась до 10 процентов.

В марте 1769 года на общем собрании акционеров Исаак Паншо, еще один женевец, успевший послужить в английских банках, зачитал заключение ревизионной комиссии, созданной для прояснения финансового положения Компании. Комиссия пришла к выводу о том, что доходность торговых операций Компании не превышает 5 процентов и не позволяет обслуживать долги по усредненной ставке в 10 процентов. По его словам, потребности компании в дополнительных заемных средствах, чтобы продолжать торговые операции с Индией, составляли не 18 или 21 миллион ливров, как утверждало руководство Компании, а более 80 миллионов ливров. Паншо от имени ревизионной комиссии предложил прекратить торговые операции, отказаться от монополии на торговлю с Индией, трансформировать Компанию в банковское учреждение по учету векселей – Учетную кассу (Caisse d’escompte). При этом по замыслу Паншо акционеры компании стали бы акционерами банка при условии их согласия внести дополнительно 600 ливров на акцию для того, чтобы создать оборотный капитал в 20 миллионов ливров. Половину полученной суммы Паншо предложил направить на погашение части долгов Компании, а вторую половину собственно на развертывание учетных операций.

После этого Паншо сделал еще одно довольно странное заявление. По его словам, в случае несогласия акционеров с предложенным планом, он готов выступить от имени группы финансистов, которые способны их заменить, уплатить долги Компании, вступить во владение активами Компании, пообещав бывшим владельцам ежегодную ренту в 10 ливров на акцию. Реакция акционеров была незамедлительна и предсказуема. Они заявили, что это грабеж – финансисты пытаются почти задаром получить активы Компании, которые стоят больше 200 миллионов ливров. Тайным голосованием было принято решение продолжать торговлю. После этого в апреле 1769 акционеры одобрили заем-лотерею на 11 миллионов ливров, предложенный Неккером. Заем не решал долгосрочных проблем Компании, но было необходимо оплатить срочные обязательства.

Исаак Паншо, совсем недавно появившийся в Париже, продолжал открыто критиковать деятельность Неккера. В парижских салонах высказывались предположения, что Паншо отнюдь не случайно вошел в состав ревизионной комиссии, а его кардинальные предложения по реформированию деятельности Компании были согласованы с министром финансов Майнона д’Инво и отражали позицию королевского двора. Людовику XV остро требовалось солидное банковское учреждение, которое было бы в состоянии оплачивать растущие расходы государства. Королевские банкиры не справлялись с этой задачей и потому часто менялись. Кроме того, нарождающаяся французская машинная промышленность нуждалась в дешевом кредите, который не могли обеспечить частные банкирские дома. Поэтому все с пониманием отнеслись к тому, что министр финансов запросил у Компании полную и исчерпывающую информацию о ее финансовом состоянии. Полученный отчет был передан для изучения аббату Андрэ Морелле, известному энциклопедисту и экономисту, стороннику школы физиократов. Следует добавить к этому, что аббат Морелле был принят в доме Неккера, регулярно посещал салон мадам Неккер, а также обедал с самим Неккером. Заключение аббата поразительно напоминало заключение ревизионной комиссии Компании. Как и Паншо аббат пришел к выводу о нецелесообразности продолжать торговые операции, о необходимости отказаться от монополии и создать на базе Компанию Учетную кассу в форме, предложенной Паншо.

На общем собрании в августе 1769 года Неккер дал свой знаменитый ответ на заключение Морелле. Это был красноречивый, предельно логичный и ясный ответ «государственного деятеля», последнего защитника Компании, способного подняться выше бухгалтерских соображений, когда этого требуют высшие интересы государства. Он выступил против Морелле, против физиократов и либералов, против критиков, «способных обсуждать только цифры и факты». Он обратился к «образу великого Кольбера, не к исторической фигуре, которого он никогда не знал, но к легендарному воплощению государственного интереса, недоступного пониманию людей с улицы»68. Как-то незаметно нарисованный Неккером портрет легендарного финансиста стал ассоциироваться с ним самим. Как утверждают, именно с этого момента Неккер начал свой путь во власть.

Как ни странно, жесткая критика аббатом деятельности руководства компании не повлияла на отношения между Морелле и Некером: Морелле по-прежнему продолжал еженедельно бывать в салоне мадам Неккер и обедать у Неккеров. Столкновение двух финансистов уже тогда производило впечатление закулисной договоренности, в которой, судя во всему, принимал участие и другой критик Неккера – Исаак Паншо.

Впрочем, судьба Компании была решена не совсем так, как предлагали Паншо и Морелле. Имущество Компании было передано в казну, монополия Компании на торговлю с Индией была приостановлена, отзывать ее окончательно сочли нецелесообразным, администрации Компании было предложено продолжить деятельность по взиманию некоторых портовых сборов и пошлин с привозимых из Индии товаров, а также осуществлять гарантированные королем выплаты акционерам. Создавать на основе Компании Учетную кассу не стали. Потребовалось еще 7 лет, чтобы реализовать этот проект. Все вышеизложенное не дает достаточных оснований утверждать, что Неккер сознательно довел французскую Ост-Индскую компанию до разорения, однако с прекращением ее торговой деятельности англичане, несомненно, могли чувствовать себя спокойней.

Личное правление Георга III. Потеря американских колоний

После завершения Семилетней войны необычайно возросший престиж Британии имел и некоторые неприятные последствия: возродить прежнюю систему альянсов оказалось невозможно. Австрия и Голландия рассматривали Великобританию как большую угрозу, чем Франция. Пруссия негодовала по поводу предательства англичан. Россия не испытывала доверия к английскому правительству. Как и предсказывали некоторые члены кабинета, Англия оказалась один ни один с большой, хотя еще и не оформившейся коалицией европейских государств. В Лондоне забеспокоились и впервые за многие десятилетия в мирное время сохранили большую армию. И деньги для этого нашлись.

Неисчислимые богатства потекли в метрополию. Только в первые десятилетия после присоединения Индии к английской колониальной империи, по подсчетам известного американского историка Б. Адамса, англичане вывезли оттуда средств на сумму в 1 миллиард фунтов стерлингов. Именно эти богатства были положены в основание английского промышленного чуда, бурного развития торговли и произвели громадные изменения в английском обществе и образе его жизни, который с восхищением перенимали англоманы по всей Европе. Именно тогда, с началом Семилетней войны было преодолено несколько десятилетий застоя в развитии британской экономики. ВВП страны преодолел отметку в 100 миллионов фунтов и ко времени подписания Парижского мира достиг 121,5 миллионов фунтов. Однако все эти богатства не нашли немедленного отражения на состоянии государственных финансов. Налоги, собранные в 1764 году дали казне всего 10 миллионов фунтов, то есть всего на 3,5 миллиона фунтов превысив сбор десятилетней давности. Небольшой, но вполне осязаемый профицит бюджета в 0,6 миллионов фунтов мирного 1754 года за годы войны превратился в огромный дефицит. Накопленный за эти годы дефицит бюджета достиг 57,4 миллиона фунтов, что привело к росту государственного долга до 131,9 миллиона фунтов. В общей сложности Семилетняя война обошлась британской казне в чудовищную сумму – 151,6 миллиона фунтов69. Положение осложнялось рядом неудачных назначений в составе правительства.

Георг III с самого начала царствования предпринимал попытки нарушить традицию, заложенную в годы Славной революции – в Англии короли царствуют, но не правят. Воспитанный лордом Бьютом на антивигских принципах он искренне не понимал, почему английский король должен действовать с учетом мнений некоторых влиятельных семейств, а также подчиняться воле парламента и правительства. Он сознавал, что нарушение устоявшихся традиций неизбежно вызовет сопротивление со стороны и правительства, и парламента, и влиятельных семейств, однако искушение разрушить монополию вигов в палате общин и противопоставить им партию «друзей короля» было слишком велико. Король хорошо изучил избирательные технологии вигов, которые за счет «гнилых местечек» обеспечивали свою монополию в Палате общин, и полагал, что он сможет действовать не хуже. Внимание короля обратилось к тори, которые уже давно дожидались шанса снова стать партией власти.

В мае 1762 года Георг III нарушил исключительное право большинства в Палате общин назначать премьер-министра. Новым премьером король назначил своего воспитателя лорда Бьюта, шотландца по происхождению. Бьют, по всей видимости, воспитателем был неплохим, по крайней мере он сумел вызвать по отношению к себе добрые чувства у своего воспитанника, однако политиком он оказался посредственным. Впрочем, рассчитывать, что ему удастся наладить отношения с вигской палатой общин, не было никаких оснований. Все его инициативы были обречены на жесткую критику и отторжение. К тому же Бьют сразу взялся за безнадежное дело. Он попытался пополнить казну за счет введения новых налогов. Реакция оказалась ожидаемой – Бьют незамедлительно стал объектом всеобщей ненависти. Ему припомнили все, в том числе его шотландское происхождение. На «кострах свободы» лондонцы и жители других английских городов открыто сжигали юбки из тартана, шотландские шапки и все, что как-то ассоциировалось с Шотландией. Уже в апреле следующего года Бьют подал в отставку. Его преемник Гренвил, представитель крупнейшей фракции расколовшихся вигов, не пользовался симпатией короля. Он продержался чуть более года. Король в 1766 году был вынужден, несмотря на неприязнь, просить Питта Старшего спасти положение и сформировать правительство. Одновременно король произвел Питта в графское достоинство под именем лорда Чатема70, что, надо признать, убавило популярность «великого простолюдина». Назначение Питта тоже оказалось неудачным, оказалось, что он не был в состоянии исполнять роль лидера в мирное время. Кроме того, его подагра обострилась и он фактически самоустранился от дел. Правительство Питта продержался два года, но результат его премьерства оказался, мягко говоря, противоречивым.

Пост министра финансов в его кабинете получил Чарльз Таунсенд. Новый министр начал с того, что попросил расширить его полномочия, что было с одобрением воспринято Питтом Старшим. Таунсенд был введен в узкий круг кабинета министров и стал членом Тайного совета. Свою главную задачу Таунсенд видел как и прежние министры финансов в повышении доходов казны и сокращении государственного долга. Когда его инициативы по повышению внутренних налогов ожидаемо не встретили одобрения в парламенте, он обратил внимание на американские колонии, в которых тогда проживало уже более 3 миллионов человек, и можно было рассчитывать собрать здесь не менее 40 тысяч фунтов. Поскольку введенный еще прежним кабинетом гербовый сбор (Stamp Act) под влиянием протестов американских колонистов парламент был вынужден отменить, Таунсенд предложил вместо «оскорбительного для американцев» внутреннего налога использовать внешний, а именно таможенные пошлины на стекло, свинец, краски, бумагу, чай и некоторые другие товары, производство которых в Америке было запрещено. «Акты Таунсенда», так стали называть законы, вводившие новые пошлины для Америки, были последним политическим деянием министра финансов. В том же 1767 году он скоропостижно скончался.

Примечательно, что законопроекты, разработанные Таунсендом, продолжали рассматриваться и одобряться парламентом и после его смерти. Как утверждают, это стало возможно только потому, что Питт Старший вследствие невыносимых подагрических болей временами якобы терял рассудок и был неспособен реально оценивать провокационную деятельность своего министра финансов. Обоснованность подобных утверждений вызывает сомнения: лорд Шелбёрн госсекретарь Южного департамента, отвечавший за британскую политику в отношении колоний, открыто призывал не злить американских колонистов и не доводить дело до возмущения. Да и сам Питт после отставки в 1768 году еще десять лет, будучи уже членом палаты лордов, последовательно заступался за американских колонистов и призывал общество предоставить колониям независимость. Но тогда, в 1767 году Питт по каким-то причинам не стал возражать королю, который потребовал, чтобы новым министром финансов стал Фредерик Норт71. Член партии тори и верный исполнитель воли короля Норт продолжил дело, начатое Таунсендом.

Возмущение американских колонистов, которое спровоцировали «Акты Таунсенда», не поддается описанию. Широкая дискуссия, начавшаяся в колониальных газетах, вскоре выплеснулась на улицу и привела к беспорядкам и жертвам среди населения. Колонии объявили бойкот английским товарам, нередки стали нападения на английские торговые суда. Правительство лорда Норта, которого король в 1770 году сделал премьер-министром, было вынуждено отменить все «Акты Таунсенда», кроме пошлины на чай. Однако и этого оказалось достаточно. Колонисты в 1773 году выбросили за борт партию чая, доставленного в порт Бостона тремя судами Ост-Индской компании, что вошло в историю как «бостонское чаепитие». Колонии были жестоко наказаны и в ответ колонисты начали создавать вооруженные милицейские формирования.

Все эксперты сходились во мнении, что колонисты будут быстро побеждены. «У них не было ни одного укрепленного города, ни одного дисциплинированного полка, ни одного военного корабля, ни кредитов. Ни с военной, ни с финансовой точки зрения они не были силой, способной воевать с Англией, а кроме того, если бы англичане отказались их защищать, колонии незамедлительно подверглись бы нападениям всех морских держав мира. Американцы, – сказали эксперты, – слабый народ, и они будут нуждаться в защите морской державы еще многие века». Норт тоже трезво оценивал силы восставших и их готовность идти до конца. По оценкам историков, из 700 тысяч американских колонистов, способных носить оружие, на призыв встать на защиту независимости откликнулись чуть более 85 тысяч добровольцев. Однако они представляли разные колонии, срок их службы не превышал 3 месяцев, отрядам колонистов не хватало скоординированности действий, поэтому ни в один период войны за независимость под командой Джорджа Вашингтона не было одновременно более 20 тысяч бойцов. Большинство крупных землевладельцев, а также подавляющая часть местных городских жителей, чиновников местных администраций оставались верноподданными английского короля72. Вряд ли поэтому стоит удивляться тому, что в первые годы восставшие вели в основном оборонительные бои и общее положение клонилось в пользу скорой победы англичан. Однако, Георг III и Норт не учли существование со времен окончания Семилетней войны широко распространенных в Европе антианглийских настроений. Франция, больше всех потерявшая в той войне, в 1778 году вступила в войну на стороне колонистов. Как оказалось, за истекшие годы, пока Георг III собирал свой парламент и подбирал своих министров, герцог Шуазель восстановил силу французского флота, который своими операциями затруднил коммуникации британского корпуса с метрополией и попытался восстановить французские позиции в Вест-Индии.