скачать книгу бесплатно
– Но ты же всё равно не хочешь мне служить?…
– Верным буду – служкой не хочу…
– Как Догоняй?
Он дёрнулся уберечь, увидав, как её рука бестрепетно легла на морду, а тонкие пальцы охватили нос самого свирепого волкодава в околотке, от которого шарахались даже лошади…
…А зверина как-то удивительно давил чудовищный рык, почти по щенячьи подскуливая, тёрся и лизал эту руку и сходящиеся на конус фаланги пальцев; пытался засунуться в ладонь всей огромной башкой…
– …ханум, руки не дёргайте…
– А то что? – резко вскинула ладонь; засветилась улыбкой – откровенно смеялась над ним.
Догоняй недовольно заворчал – тянулся за рукой, даже не отрывая лап мордой выше её пояса…
– Гуща, да ты что? Не видал – не знал?! Да за барыней все собаки бегают как за мамкой, как только она выйдет – уж не знаем, чьи они: Жданы-ханум или Гущины – ,смеялась-подкалывала Лоза…
…Во вкопаной истобке-полуземлянке было тихо, прохладно и расползающийся из волокового оконца свет останавливался и опять собирался в зыбкий ком посередь покоя.
В углу, сбоку от печи-каменки, на топчане под шубницей, лежал раненый – из под повязок виднелись лишь глаза.
– …Ханум, хотел бы целовать землю у ваших ног, да встать не могу…
– Арслан-апа, следы твоих ног пролегли через моё сердце – их не коснётся земля…
Но зоркие глаза раненого упёрлись-буравили Гущу – он хотел говорить с ним.
Почувствовав это, ханум встала:
– Бекам надо узнать друг о друге – оставляю говорить одних: только помните – я вам обоим верю…
Тихо звучало:
– Бек, ты стал нукёром ханум?
– Нет, не могу – буду ей верным…
– Степь так не знает…
– Здесь лес, темно… Ты добрый вой – но как ты жив остался? Я видел, как секли – от такого никакая кольчуга не укроет.
Особо выделил КОЛЬЧУГА…
– Два искусства у безоружного против меча: уклоняться от ударов и…
– …Принимать удары…
Заблестевший шар шевельнулся:
– Ты знаешь?…
– Мало.
– Всем поделюсь: верному ханум у меня тайн нет… Только, если я не смогу, будешь её беречь, как я?…
– Буду, бек…
– …Не путай любовь и верность: любящих ханум много – верных мало…
– Мы о том с ней сговорились: служить не буду – беречь буду.
– Сердце моё ты покоишь – я от рождения ханум у её опочивальни с первого крика стою… Имя моё Арслан/Лев/.
– У меня имён много… Просто так зови Гущей – по тревоге можно по вашему Аю/медведь/
Из под повязки послышался тихий смешок:
– Воистину твоё имя… – только бек, ты не Аю/медведь/, а Аюташ /сильный как медведь и крепкий как камень/
– Уважил, благодарствую…
– Входи! – позвала повязка…
В истобку неслышно спустился по ступеням Лучник.
– Слушай волю Госпожи!…
Наклонил в поклоне голову, правая рука ладонью легла к сердцу…
– Отныне после Госпожи мы во всём слушаемся батыра: на людях он Гуща; по тревоге Аюташ или Аю! Назови ему своё имя.
– Я Акбарс/белый барс/, на войне сотник, у твоего стремени.
…Эк у них – даже имена по чину: Лев, Барс – куда уж нам, медведям…
– Аюташ будет лучше, Арслан-аба – …И как же она скользила-спускалась во вдруг просветлевшую истобку…
– Нурсат-хаджи сказал, что ты выжил – теперь восстанавливай силы, Арслан-БЕК. – чётко припечатала последнее.
– Ханум…
– Это воля брата и моя!
…По распоряжению на звание так она ханша?…
…Тогда я тоже… Федя-бек?…
– Аюташ-бек, отойдём от раненого; Акбарс-улло, посмотри, что ему нужно; спроси у Нурсат-оглы, что надо купить.
И, повернувшись на последней ступени, стала… Подниматься? Восходить?
…Выше всех – Недостижимая…
…Мерцали звёзды, слился в единую сень лес; молчала земля – открывалось небо…
Тихо говорила:
– Арслан-аба железный: завтра будет вставать, через неделю сядет на коня – через две срок нам отъехать, Отай…
– …Да куда же, ханум? Не зная к кому, без дорог-путей? У вас всё переломано, обманно – сами же говорили…
– Отай, скажи как раньше – Говорила…
– Ханум сама говорила…
– Не знаю, но за мной крадётся беда – уведу её за собой!…
– Ханум, волк от охотников быстро бежит – лиса от охотников в норе лежит: волка загонят – лиса отряхнётся…
И уже серьёзно – основательно:
– Про здешнюю людову не бойтесь: тут не по удачу прячутся – на каждом свой крест: кто оплошает – сгинет со всеми.
– Но тогда мне и людям моим нужно жильё…
В полутьме блеснули разухабисто-белые зубы:
– А ханум не слышала, как топоры звенят?
– Слышала – не спрашиваю: у меня свои тайны, но и у тебя свои…
– И какие же за мной ханум тайны приметила?
– А вот уходишь ты утром в лес, но то берёшь с собой собак, то не берёшь, а по деревьям стучишь каждый раз одинаково – как бы всё одно у тебя дело…
…Эк!…
– И пошто Ханум такая умная – не укроешься…
Тихо сказала, более себе, чем ему:
– …Лукавы женщины – но всё равно в конце
Они окажутся в мужской руке…/Фирдоуси/
А ночное небо темнело и раскрывалось мириадами звёзд, отрывало и уносило от земли, трав, дерев – топило думы, отпускало души…
Хаким и Знахарь
Но радость оказалась преждевременной: через два дня Нурсат-ходжа стал сумрачным, а Ханум тревожной – на третий уже не скрывали: Арслан-бек лежал в жаре, то пытался улыбаться, но вдруг впадал в беспамятство, и тогда срывались вздохи-стоны или обрывки команд… В сёдла! Стрелы на лук! В сабли!…Вырывались кусками жизни из меркнущей памяти…
Гуща дважды на день приходил проведать, после обхода в полдень, и под вечер… Раз увидел, что какая-то молодуха приникла к волоковому окну – заслышав его взвилась-улетела…
Лоза?! А ей то что?
Наконец, прорвалось:
Перед ним, вышедшим из леса, встала Ханум, бледная, с отчаянно-потерянными глазами…
– Отай, беда нагнала меня: Арслан-апа умирает…
Сникший, надломленный, через её плечо говорил Нурсат-ходжа:
– Я ничего не могу сделать: нужны травы агдым, аргун, жильбек – но они есть только в степи!!! Он жив одними иглами – но вчера у него пошло чёрное пятно… Его не убрать – нужны травы, а я лесных трав не знаю!…
Антонов огонь?
Беда…
– Сколько сможет продержаться?
– Дней пять…
– Через день будет травник – он все травы знет… Лоза, брысь к Севрюку, пусть не мешкая пригонит из табуна трёх лошадей: двух самых шибких, третью крепкую, смирную. Овса на три прогона лучшего – сам поедет со мной: дорога?…Всякая! Харч на два дня без готовки на троих соберёте с Постей. Отъедем на зорьке…
Утром, до восхода, два всадника на добрых горячливых конях и с покойным сильным меринов в заводе исчезли в лиловых сумерках – день навис тяжёлой одуряющей жарой и к ночи разразился беснующейся грозой и свирепым ливнем…
– — – —
Два дня тянулись в ожидании, сначала томительном, потом нестерпимом, от жары ли, набросившейся косматым кроваво-красным солнцем, от одуряющей ли прели иссыхающих болот. На вторую ночь у постели Арслана-апы обеспаметела Ханум – Хивря унесла её в гущину истобку, раздела, растёрла тряпицами с холодной водой; просидела в ногах до утра; отпоила молоком… Арслан-апу до зари стерегли Постя и Лоза…
Уже за полдень третьего дня к починку выехали три всадника: двое покойно-привычные, третий, в подряснике и скуфейке, полулежал на терпеливом мерине, безнадёжно отдавшись судьбе.
Гуща, соскочив с обрадованного коня и поддерживая рукой обессилено сползающего батюшку, отдавал распоряжения людям:
– Севрюк, тороки неси в скудельницу; будешь свободен два за день – четыре дня твои… Постя! Севрюка кормить вволю; медку и бражки досыта – прихлебателям ШИШ!
…Как ни бежали бабы, впереди, лёгкой кобылицей, летела Ханум, они за ней: тёлки, коровы…
Подрясник верещал на девок:
– Кыш, окаянные, сейчас гасник спущу – всё стёр неладный… – ,махая на мерина.
– Девки, набегай, сейчас поп покажет, откуда детки идут! – …опять Лоза, будь ей неладно…
Бросив повод загордившемуся мальцу, шагнул-поклонился Ханум…
– Прости, Ждана-ханум: лошади в грозу сорвались – день потеряли. Как Арслан-бек?
