скачать книгу бесплатно
– Не, Гущинка – ты нас всех мимо обошёл, ни к одной не пристал: может, станется?
– Да ты упала что ли? Это не нашего поля ягодка, не мой лужок!
– Ну ладно, там воды горячей не меряно, если пойдёшь, я кваску для пара занесла.
– Вот когда дело сказала – зови Хвата, вместе попаримся. Татары не пошли?
– Нельзя: один беспамятен, один рубленный, один у твоего чулана сторожится – прямо у порожка лёг. Я ему шкуру да овчинник вынесла. А страшной то как: чуть что – стрыло на тебя и стрелы в зубах. А хороший, вежественный – на всё кланяется и «рахмет» говорит …А тот, задохлик, вроде бы знахарь: молодому вывих вправил, а беспамятного чудно как-то спицей поколол и тот приспал, задышал…
– Вот то ладно до нас – я слыхал про этот чуд у мунгал.
– Я Косырке скажу: у ней старшой хлюпает – прогреть бы надо. Она вам и напарит баню.
– Скажи.
– Порты и рубаху чистую сейчас вынесу – не застынешь ночью?
– У меня тулуп.
– А то смотри, лежанка широкая, место есть – подвинусь…
Когда душа открывается…
На заре, когда солнце пронзило верхушки деревьев и, озарив кроны, распахнуло небо ослепительной синевой, ушёл обычным путём в лес-чудовище, постукивая обухом выборные деревья – на иных ставил сочную зарубку на повал – потом всё скрыли вздохи леса…
…Вернулся за полдень
Анька-Векша встретила насмешливо:
– Ступай шибче, тоя барыня заждалась!
– А она и есть боярыня – уймись до таски…
…И как же она сидела на чурбане – как царица на троне…
Наклонил в полупоклон голову:
– Здрава будь, бог в помощь, Ханум…
Встала – да как это девки умеют так вставать, будто лебёдушка на крыло поднялась – наклонила ответно голову, НО НИЖЕ…
– Спасибо, батыр сугэрчи/доблестный/, за спасение, приют – за жизнь моих людей.
Негромко сказал, чтобы бабы не слышали – ишь, где-то поджались-навострились…
– Ты боярыня – я смерд; твой указ – моя служба.
– Я без дома, без дороги – бегу, где день, где час прожить… – какая я боярыня…
– Ты для меня боярыня, как за честь на жизнь замахнулась – на посмертный грех заскочила… У нас про то поп скажет: Дура! Это только тело…
– А ты сам как?…
– Не моего ума дело. Я смерд: руками силён – голова чтобы кланяться.
Чуть улыбнулась, а как-то светло стало…
– Так почему дурру спас?
Ухмыльнулся простачком до ушей :
– По глупости – смерд же!
…Как давно так с девками не балясничал – через забор с подковырками…
Чёрные глаза-миндалины посерьёзнели-упёрлись…
– Смерд-смерд, а оружием владеешь как бек-батыр – откуда такое? Я никому не передам: не желаешь – не говори, я не обижусь…
– Тайности тут никакой: меня с малолетства приставили в служки-однолетки к княжичу, потом в боевые холопы при нём. Вот с ним и набрался: учился он – учили меня, чтобы было ему кого рубить-стрелять, а мне от смерти убегать…
– Расскажи; только сядь сначала: у нас в степи мужчины садятся без спросу – это женщины стоят – ждут, пока прикажут…
– У нас так хозяин с гостем… – тьфу, что мелешь, она же гость!
Не заметила, а может и нет.
– А что дальше было?
– А так и стал я у него при стремени, только недолго: на Москов литвины привезли великого немца – на ристалищах всех побивал. Стали звать со всей Руси поединщиков. Ну, кто знатней: княжичи, бояричи, дети боярские… Наш тоже угнездился, всем семейством: сына – дочерей показать…
Два дня на Кучковом поле – а позорище; немец вой добрый: на коне как башня, конь гора. По второму дню уже насмешничал: щитом не стерёгся – на бок принимал. Копьём ударит – поединщики вверх сапожками летят. На его стороне доспехов куча – всё до сапог победителю, и кони… Уже целый табун!
Выкликнули бирючи московскую волю – поединщик без чинов!
Крикнули Раз…
– Никто!
Крикнули Другой…
– Никто!
Крикнули Последний…
…И позор на старчищ: Илью, Добрыню, Олексу
– Никто…
А, была не была!
– А дайте мне «личину»!
Как на поле выехал – все смолкли, а потом…
– Ха-ха-ха! Га-га-га! Хи-хи-хи!
…Лошадка моя крепенькая, красивенькая – играется как девка: скачет щёпотно, бочком – на ней бочка сорокаведёрная, ноги по землю: копейцо ледащее поскакивает – на мисюрке «личина» побрякивает…
– Хо-хо-хо! Ги-ги-ги! Бу-бу-бу!…
А лошадка —то моя наваривает, чуть не в присядку, кренделями – смотрю и немец уже копьём расслаб. Тут и ударили в колокол!
Мы навстречу – только немец «отпущенный», а я в готове. Когда смотрел на ристалища, приметил, что он в «одесную», а я с любой руки… Была у меня давняя потайка, как от копья уходить, и лошадка моя ей была обучена и очень к ней способная: коротенькая, крепенькая, поворотливая.
…Конь несётся на нас в разгон, передние и задние выбрасывает вместе, чтобы на копьё опереть всеми четырьмя – ай, по нам…
…И чуть уже головами не столкнулись, милочка моя – р-р-раз! – пошла ему под левый бок и головище копьища у меня за плечом, а древко на груди, и…
…А и никто не понял, почему конь, почти завалив кобылку, несётся вперёд, а немец выпадает одесную через него назад – конь и кобылка его копьём в седле выворачивают, а я не даю копьё отбросить: остаётся ему, коли не стать переломанным, упасть назад по другой бок…
…Добрый был немец: успел ноги выдернуть из стремян – сразу вскочил…
– Кобылка победила – летел бы ты под копыта!
– Ханым, в самое место углядела – какой жеребец ударит с ходу кобылу?…Они скакали по прямой – мы по окоёму, если он не подвернёт в сторону, не успеем – итак поддал в круп.
– И был бы «немц» победителем, если бы ты сидел на жеребце, или он на кобыле…
– Да уж, что бабы, что кобылы друг другу и мужикам не спустят…
…Мне его конь и доспехи не нужны стались – они не для Руси. По рукам ударили, он мне половину добычи, я ему коня и доспехи, а хозяева уж как тут набежали – всё выкупили домой в чести приехать… На те деньги и сталось урочище, а за защиту чести Владимирской и славы Рязанской написан «беломестцем» без служб…
– Служить мне не хочешь?
– Нет, ханым: служить не буду – защищать буду. Живи сколько надо… Напавшие на тебя не разбойники и не местные.
– Значит, Москва с Ордой сговорились – а ведь на Москву Сарайская епархия грамоту посылала… Обузой не будем!
Она повернула кольцо на руке, до того лежавшее камнем вниз – стянула с пальца:
– Вот, продай – только здесь таких денег нет, да и в Москве нет – есть в Сарае, Булгаре…
– Зачем торопишься – не горит…
– Его всё равно надо продать – по нему узнают о хозяевах… Я устала его прятать в ладони.
– Поспрашиваю…
– Ну, сколько наговорили… – А почему ты один?
– А почему ханум такая умная?
– Вот ты меня назвал Ханум – а мне как тебя звать?
– Ну, у нас как бы по три имени: одно по крещению – его таят, не сказывают; второе по отцову прозвищу – Медведь,; третье по уличному – Гуща…
– Медведь в медведя понятно, а Гуща почто?
– А любил в мальцах гущу после бражки допивать – углядели и ославили…
– Моё имя сам скажешь – Ханым нельзя.
– Да и то… нежданно свалились – Неждана?…Только длинно – Жданой будешь?
– Хорошее имя – а твоё как? Чтобы позвала, сразу понял кто…
– Да?… Вот если Отай? И кричится и как выдох – запомнить быстро… Но зови в ухоронку – особенно от баб и чужих.
– Отай – совсем как наше…
Поднялась – встал; в поклон – чопорно – разошлись…
…И что это на меня такая болтня напала?…
Как до города до Мурома
Через два дня, в субботею, Машка-Лоза и Дарья-Постница собрались в Муром с рукоделием – проводил до большака, наказал:
– На посаде, ли чо ли, послушайте, что говорят, но сами не спрашивайте…
– Да мы и сами на уме – Не простые они…
– А про то чтобы язык отсох!
– Гуща, мы при тебе и сами не с добра – не тужись! Всё прознаем и никого не всколыхнём. А вот и Барсук телепает. Бери пестерь!
– Ой, бабоньки, нагрузили!
– А ты что, брашна так захотел?
Пошли, мирно перетабариваясь…
…Через неделю к небогатому двору подъехала телега с привязанной к задку коровой, всё оборачивающейся головой и помыкивающей назад.
Гуща окликнул через плетёнку, замещающую ворота…
Вышли, нагруженные сверх меры – довольные, расплывшиеся…
