скачать книгу бесплатно
– Я же говорил тебе, – прошипел со злостью Виктор, – Купил бы себе нормальную одежду. А то, как в зоопарке, на нас теперь все пялятся.
– Мне и в этой удобно, – отрезал Яков.
Действительно, не по-столичному смотрелся приезжий. Полушубок из овчины был по традиции степных народов независимо от пола заправлен на левую сторону и подвязан белбейем – широким кожаным ремнем с небольшим патронташем и чехлом для ножа. Огромный лисий малахай на голове сидел по самые брови. Как два завернутые в темно-зеленую упаковочную бумагу букета торчали из голенищ светло-серых валенок в калошах широкие бархатные штаны шалбар. В руках он держал черный дипломат.
Подобную экзотику таксист видел, наверное, впервые, поэтому, даже позабыв поприветствовать своих клиентов, не удержался и первым делом спросил, откуда будут гости столицы.
– Мы из Казахстана, – ответил Виктор.
– Сбежали что ли? – пошутил юноша.
– Почему?
– Так вы ж без чемоданов.
Среди тысячной толпы прибывающих и отправляющихся в путь пассажиров действительно странным показались путешественники без багажа. И если смешно одетый старик прижимал к груди, как будто внутри лежало все обмененное на золото наследство его рода, какой-никакой, но все же чемоданчик, то в руках у его спутника был лишь полиэтиленовый пакет с картинкой.
– А на что тогда камера хранения? – все же ответил Виктор, хотя ему скорее хотелось сказать, что это не собачьего ума дело. Он был явно раздражен чрезмерным любопытством таксиста, а еще больше тем, что придорожная вода просачивалась в его обувь и уже намочила подошвы.
– Вам куда? – немного успокоившись, спросил парень.
– В немецкое посольство, – проговорил Яков.
– Куда? – переспросил таксист и снова удивленно осмотрел с ног до головы рядом стоящего старика. Ему тяжело было поверить, что нелепо выряженный человек действительно собирается ввалиться в учреждение одной из самых развитых европейских стран. В этот момент парень впервые напрямую посмотрел в лицо, полускрытое под нахлобученным малахаем.
Старик зыркнул на него правым глазом. Его левый глаз остался закрытым, в нем не дрогнула ни одна ресница. А, увидев шрам, таксист даже отшатнулся. Рана на лице степного пирата, рубцы которой почему-то не загорели и чужеродными пятнами белели на бронзовом лице, показалась ему зловещей.
– В посольство ФРГ, – раздраженно и повышенным тоном повторил Виктор.
Москва зимой чаще мрачная, чем белоснежная. А в этот год еще и погода чудила. В начале января шел дождь. На крещенские морозы столбик термометра опускался почти до минус 25, а к концу месяца температура снова поднялась до плюс одного. В отличие от привокзальной площади, Садовое кольцо, на которое вырулило такси, оказалось почти безлюдным. Было десять часов утра, а рассвет так и не наступил. Небо застилал смог или низкие пепельные облака. Вперемешку со снегом шел дождь. Смесь воды, кусочков льда и грязи как кисель заполняла проезжую часть. Создавалось впечатление, что асфальтовое покрытие шевелится. Изредка на обочине можно было заметить спешащего по своим делам одинокого пешехода. Саму магистраль сплошь покрывали растяжки рекламных плакатов. Они, как волны океана, бушевали над крышами автомобилей. Порывистый ветер неистово трепал и часто переворачивал их. Шоферы и пассажиры молились, чтобы полотнища не сорвались и не накрыли лобовое стекло проезжающих. Редкие, стоящие вдоль дороги как избушки на одной куриной ножке огромные яркие баннеры не делали столицу красивей.
– Тр-р-р, лошадка! – нажал на тормоза таксист. – Приехали!
Водитель повернулся к пассажирам на заднем сиденье. Светлое круглое лицо шофера было усыпано веснушками. Белокурые волосы доставали до плеч, непослушно лезли в лицо, цепляясь за густые ресницы. Правой рукой юноша откинул со лба прядь. Широко открытые голубые глаза, как и светлое лицо его сияли улыбкой. Почти час езды он не промолвил ни слова. То ли пиратский шрам так напугал молодого водителя, то ли грозный тон Виктора заставил его молчать. А может быть, юноша обдумывал слова своей заключительной речи:
– Итак, уважаемые дорогие гости столицы, перед вами Мосфильмовская, пятьдесят шесть. Как и заказывали – немецкое посольство.
Виктор достал из внутреннего кармана портмоне и стал рассчитываться. Яков смотрел в окно автомобиля. Над высоким забором из бордово-коричневого кирпича на флагштоке развевался черно-красно-золотой флаг. В центре полотна, словно силач показывал свои бицепсы, – крылья устрашающего вида черного орла. Он будто вцепился красными когтями в стяг, приоткрыл свой красный клюв и вдобавок высунул длинный язык, будто насмехаясь над всеми.
– Видимо, не всем здесь рады, – сказал Яков, намекая о неприличии показывать на людях язык.
– Я думал, у них тут огромный дворец, – вслух удивился Виктор.
Здание самого посольства со стороны проезжей части вообще не было видно.
– А вас уже ждут, – пытался скрыть смех таксист, обеими руками показывая на растянувшуюся вдоль ограды огромную очередь: – Кстати, если что, здесь недалеко “Мосфильм”. Можете попробовать себя в роли Чингисхана.
Яков промолчал. Зажав под мышкой черный кожаный дипломат, он вышел из машины. За ним последовал и сын. Они спешно направились к концу очереди.
В отличие от таксиста ожидающие приема в посольство вообще не обратили внимание на наряд новоприбывшего Якова. Лишь пара явно невыспавшихся молодых людей равнодушно посмотрела в их сторону.
– Кто здесь последний? – спросил Виктор.
К нему подошел мужчина в темно-синей униформе.
– Это ваш номер, – он красным фломастером нанес на ладони Виктора число 587 и предупредил: – Два-три дня ждать придется.
– Ничего себе, – присвистнул Виктор.
– А вы бы еще вечером приехали, – развела руками стоящая в очереди пожилая женщина.
– Отлучаться не советую, – поднял вверх фломастер блюститель здешних порядков, – очередь можете потерять.
Мелкая мокрая масса летела в лицо и пеленала глаза. Снежинки таяли на лбу и щеках, но оставались на бровях и ресницах.
В углублениях разбитого тротуара ступни ожидавших почти до щиколотки уходили под воду.
– Промокну тут, – сказал Яков, сожалея, что вместо валенок в калошах не обул в дорогу резиновые или хотя бы кирзовые сапоги.
Виктор вообще стоял на цыпочках. Он старался спастись от потопа, но в его модных туфлях уже хлюпала вода.
– Батя, я пойду выясню что тут почем, – не выдержал ситуации сын и вприпрыжку, стараясь не утонуть в воде, двинулся вдоль очереди в сторону проходной посольства.
Яков остался стоять у забора. Прислушивался, о чем говорят в толпе. Он успел приметить, что общаются, в основном, оглядываясь и полушепотом.
– А нас отсюда не прогонят? – набрался храбрости и тоже вполголоса спросил Яков у впереди стоящей с участливым выражением лица пожилой женщины.
– А кто? – удивилась она.
– Ну, милиция или КГБ, – еще тише произнес старик.
– Не те уж времена. – уверенно встрял в разговор сосед. – В газетах писали, что для советских немцев при правительстве особый комитет создали. Я уже не говорю про общество “Возрождение”.
– А что это? – поинтересовался Яков.
– Ну типа партии, только для немцев, – подключился к разговору высокий мужчина в очках и кожаном на меху пальто, – они отстаивают наши права.
– Скорее вредят нам, – вступил в разговор другой знаток положения дел в стране. Мужчина был одет в длинное клетчатое пальто с покатыми широкими плечами: – Их председатель Гроут как баран уперся рогами в одну точку: “Верните нам республику в Поволжье! Мы там все восстановим!”. А меня он спросил, хочу ли я там вкалывать. Немцы в ссылке и трудармии уже свое сполна отпахали.
– Придумали же название “Видергебурт”. – послышалось из глубины очереди. – Возрождение! А родиться-то заново не бывает. Мы как были здесь фашистами, так ими и помрем.
– Бежать отсюда надо! – сказал полубоком стоящий у самой ограды мужчина с большой сумкой. Создавалось впечатление, что он готов это сделать сегодня же: – Пока еще Германия нас принимает и ОВИР палки в колеса не вставляет.
– Не знаю, что вы так взъелись на “Возрождение”. – опять подала голос женщина с участливым лицом. – Мне там и бланки заявления на выезд распечатали и заполнить их на немецком языке помогли.
– Вот, вот! – снова подал голос противник автономии. – И я про это. Одной рукой голосуют за восстановление республики, а другой эмиграционные бланки печатают. Себе они там поди уже документы на выезд оформили.
– А вы слышали, что Мартенс нам предлагает? – спросил мужчина в клетчатом пальто.
– Кто он такой?
– Соперник Гроута. Мне нравится его идея переселения советских немцев в Кёнигсберг. Я бы туда первым рванул. Мы с латышами и поляками скорей уживемся. Они нас больше понимают.
– Москва не дура! – усмехнулся участник дебатов в очках и в кожанке. – Это же чистой воды провокация. Сегодня нам бывшие немецкие земли давай, а завтра мы с ними захотим присоединиться к Германии.
– Батя, пошли! – как из-под земли появился запыхавшийся Виктор. Крепко схватил под локоть отца и потащил его к центральному входу: – Мы зря тут стоим.
Все враз замолкли. Толпа с недоумением и явным возмущением глядела на крайних в очереди, которые собрались попасть в посольство раньше их.
– По нашему делу там отдельный вход, – пояснил им Виктор.
И, хотя никто из ожидающих не знал цели их визита, почему-то все закивали и как-то быстро успокоились.
КПП посольства было построено из того же бордово-коричневого кирпича. Двери и окна прятались за солидными решетками.
– Ваш номер? – с акцентом на русском языке потребовал на входе мужчина в штатском. Белоснежная улыбка расплылась по ухоженному лицу. Костюм пришельца явно его веселил. Он несколько раз с ног до головы осмотрел Якова.
– Так я же вас уже спрашивал! – протиснулся вперед Виктор. – Мы подданные Германии.
– Да, конечно, – согласился немец, – показывайте документ.
– У нас есть учетная карточка военнопленного, – Виктор суетливо достал из дипломата и протянул служащему пожелтевший листок МВД.
– Soldbuch[24 - Soldbuch (нем.) – удостоверение немецкого солдата] у меня в плену отобрали, – добавил Яков.
– Пройдемте со мной, господа Шмидт, – приветливо показал на двери служащий посольства.
Известие о необычном посетителе вмиг облетело все этажи дипмиссии. В посольстве Федеративной Республики Германии из кабинета в кабинет, как по цепочке, передавалась почти сенсационная информация об объявившемся пленнике почти полвека назад закончившейся войны. Это было из серии невероятного. Ведь согласно базе данных последние немецкие военнопленные покинули СССР в 1956 году.
Отца и сына Шмидт провели в кабинет пресс-атташе. Оставляя на полированном паркете темные следы, старик, оглядываясь, прошел до середины кабинета и замер перед лежащим здесь красивым ковром. Он догадался скинуть с валенок калоши и несмело ступил на шерстяную узорчатую поверхность.
– Простите меня, – обеими руками, традиционный в степи жест дружелюбия, он долго тряс протянутую ему руку атташе, – на улице такая грязь.
– Не переживайте, сейчас все уберут, – миролюбиво успокоил дипломат.
Он провел старика к низкому столику, вокруг которого стояли два кресла и диванчик. На ходу представился. От переживания Яков не расслышал имени, а переспрашивать постеснялся.
Виктор было задержался на входе. Набравшись смелости, он обошел напольный шедевр ткацкого мастерства и аккуратно присел на самое близкое от края ковра кресло.
– В Москве часто идут дожди, – продолжил разговор немецкий чиновник. В его очках многоцветьем отражались хрусталики старинной люстры: – Такая же серая погода, как у нас в Германии. Наши сотрудники, можно сказать, чувствует себя здесь как дома.
Подали кофе.
– Я последний раз пил кофе во время войны, – признался седой посетитель. Яков снял лисью шапку и поправил узорную тюбетейку: – Боюсь, что и вкус уже позабыл.
– Могу вам чай заказать, – уважительно предложил атташе. Его взгляд невольно задержался на безобразном шраме.
– Не беспокойтесь, – в знак протеста оторвал руки от лежащего у него на коленях дипломата и слегка поднял их Яков: – Будем снова привыкать.
– Ты только не волнуйся, папа! – сын успокаивающе сжал ладонью кисть отцовской руки.
В открытые нараспашку высокие двухстворчатые двери кабинета периодически заглядывали служащие других отделов. Немцы по своей природе, а сотрудники посольства еще и по специальности – люди не любопытные. Но ситуация, как говорится, была из ряда вон выходящих. Каждый хотел воочию увидеть объявившегося из глубины бескрайнего Советского Союза земляка. От сочувствия, неверия или необычного одеяния посетителя неустанно качали головами. У каждого были свои предположения, почему солдат опоздал с возвращением на родину? Мнения мужского состава расходились. Одни были сторонниками версии, что вина их земляка перед русскими должна была быть такой великой, что он получил пожизненное заключение и лишь сейчас, в период перестройки и демократизации попал под амнистию.
Другие предполагали, что бывший солдат Вермахта таким образом просто решил избежать наказания у себя на родине. Кто знает, что за ним в Германии могло числиться.
Третьи считали, что военнопленный мог быть ярым коммунистом, который после победы над фашистами остался в СССР строить социализм. И теперь, когда перестройка пошатнула светлые идеалы, он решил вернуться на родину своих идеологов: Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
У женщин посольства была исключительно одна версия – виной всему любовь. Известны же сотни случаев, когда немецкие военнопленные женились на местных девушках и вдовах…
Якова, несомненно, смущали эти посторонние взгляды. Он почувствовал чрезмерную неловкость и решительно не знал, как с этим справиться. Его напряженная неподвижная осанка говорила сама за себя. Как будто он сидел не на мягком диване, а стоял на эшафоте. Как приговоренный к смертной казни, старик плотно скрестил руки на груди и поежился. Этот жест не ускользнул от атташе. Хозяин кабинета встал и закрыл двери.
– Как говорил афорист Мечислав Шарган, больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается, – оправдывался он, возвращаясь к гостям.
Не успел атташе расположиться в своем кресле, как вновь отворилась одна створка. В кабинет вошел статный мужчина в сером дорогом костюме и, не оборачиваясь, закрыл за собой дверь. В правой руке он держал пожелтевшую учетную карточку военнопленного.
– Клаус Блех. – приятным голосом представился вошедший. – Посол Федеративной Республики Германии.
– Яков Шмидт, обер-фельдфебель роты технического обеспечения, – почти на вытяжку отрапортовал старик. Он хотел еще добавить номер их подразделения, но не смог сейчас его вспомнить и вместо этого поспешил навстречу дипломату, обеими руками сжал протянутую ему руку и тихо добавил: – Бывший.
– Матушка Россия не перестает удивлять. – на все помещение воскликнул господин Блех. – Надо же, полвека после войны вдруг объявляется из советского плена наш земляк.
– Да, страна огромная. – беспрерывно кивал Яков. Он развел руками и как в примерочном салоне в пол-оборота повернулся сначала в одну, а потом в другую сторону: – И, как видите, меня сослали в самый дальний уголок.
Посол не мог оторвать свой взгляд от шрама гостя.
– Вы это на войне получили?
– Да, под Данцигом, – Яков прикрыл рукой старое ранение и сконфуженно опустил голову.
Он давно уже привык и, похоже, перестал замечать свое увечье, мог даже бриться без зеркала, не боясь порезать рубцы раны. Но ужас в глазах каждого нового встречного или собеседника постоянно напоминал ему об этом.
– Там же я и в плен попал.
Клаус Блех представил себе, как это должно быть больно и ужасно, когда ядовитые края железного обломка снаряда своими металлическими зубами впиваются в кожу, режут и отхватывают кусок твоей плоти.
– Мы хотим всей семьей переехать жить в Германию. – подошел и встал рядом с отцом Виктор. – Если, конечно, нам разрешат.
– Что значит «если»? – посол приветственно протянул ему руку. – Вы граждане нашей страны, имеете на то полное право.
– Но у нас нет немецких документов, вот только эта бумажка.
– Если бы вы знали, молодой человек. – посол поднял над собой пожелтевший листок. – Это единственный и главный документ солдата, попавшего во вражеский плен.
Господин Блех отвел в сторону и дал пару распоряжений пресс-атташе. На прощанье он снова обратился к Якову.
– Не буду задавать вам вопрос, почему вы раньше не обратились в наше посольство. Это не в моей компетенции. Думаю, что у вас были на то веские причины.
Яков в ответ утвердительно кивнул головой.
