ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 2

Забирайте мою душу, если она существует.

Отдайте Веру и оставьте меня в покое!».

***

Болела голова. В завитушках ноющей боли представлялось: как хорошо было бы, если б в последние два месяца ничего ЭТОГО не было.

«Какое счастье каждое утро подниматься и идти в надоевший, до тошноты привычный офис, создавать видимость работы, слушать Иркины бредни, подглядывать за Настенькой, ждать прибавки к зарплате и окончания рабочего дня.

А затем, вернувшись домой, и скромно поужинав, завалиться в кресло с недочитанной книгой, медитировать над нею до полуночи.

Или писать в стол заметки о своей скучной жизни – как у всех – заранее зная, что эти заметки никто не напечатает.

И, никем, кроме меня, не читанные, они превратятся в труху, сгинут вместе со мною.

Да мало ли чем интересным можно заняться на досуге, будучи ОБЫЧНЫМ, полунищим, бесперспективным сорокапятилетним неудачником!».

Но я понимал, что ностальгия о былом покое – лишь фантазии измученного сердца, что спокойное полустарческое коптение мне уже не светит.

Испробовав яда исполненных ЖЕЛАНИЙ, я больше никогда не стану ТАКИМ, КАК БЫЛ.

Даже если брошу ЭТИМ заниматься прямо сейчас.

Мой мозг уже отравлен страшной формулой: «ЗАХОТЕТЬ и ПОЛУЧИТЬ!».

***

В животе заурчало – Воин Света хотел есть.

Работы у меня не было, и не предвиделось. Как и честно заработанных денег.

Порывшись в карманах, наскреб девять гривен бумажной мелочи – все, что осталось после пиршества с Верой.

Отшвырнул одеяло, пошел к холодильнику, где покоились жалкие остатки позавчерашнего ужина.

Пожевал ссохшийся листик колбасы, надкушенный кусочек сыра, запил водою из-под крана.

«Если так дальше пойдет, то Хозяин Желаний очень скоро оголодает.

А голод – не тетка. И всякое может случиться.

И всякие ЖЕЛАНИЯ могут быть исторгнуты по воле урчащего желудка».

– Я хочу большую пиццу… – дурашливо пророкотал я, вскидывая руки, изображая Гендальфа Серого.

Оглянулся в зеркало: на меня смотрело запухшее небритое чмо.

«На Гендальфа я не тяну, как и на Светлого воина…».

***

Теперь я уже не зарекался загадывать ЖЕЛАНИЯ – своим зарокам цену знал.

Я решил перестать пользоваться этой халявой по мелочам.

Вне зависимости от обстоятельств.

Так же, как и решил перестать курить. Не БРОСИТЬ курить, а ПЕРЕСТАТЬ. Бросить и перестать – две большие разницы.

Бросить – это что-то глобальное, важность которого предполагает напряжение силы воли и прочих непослушных чувств, а еще давит на мозг своей обреченностью – НИКОГДА БОЛЬШЕ! А перестать – это мелочь.

«Что-то делал и перестал. Временно. Просто так. Надоело. Захочу – опять начну. А пока мне лень».

И от этой простоты на душе легче, и дело сделано.

«Телу без разницы, по какой причине его не отравляют никотином. Так и без разницы, по какой причине я перестану отбирать жизни у людей».

Потому спонтанно, с сегодняшнего утра я решил перестать курить и загадывать ЖЕЛАНИЯ.

Главной причиной этого была даже не ноющая совесть о загубленных неведомых жизнях, а будущее объяснение с Верой.

«Рано или поздно придется рассказать…».

***

Ограничившись бутербродами, решил заработать другим путем.

Перелистал несколько сайтов, с которыми не раз сотрудничал – писал псевдоисторический бред к знаменательным датам. Нашел несколько заявок.

Как раз приближалась очередная годовщина российской Октябрьской революции 1917 года, которую одни называли «Великим Октябрем», другие – «большевистским переворотом».

Отобрав десяток заявок, принялся набирать в компьютере статейки, соотнося акценты в заявленном духе: хотят «Великую» – пафосно раздуем, хотят «переворот» – заклеймим и осудим.

Но чем дальше ковырялся я в перегное фактов вековой давности, тем отчетливее понималось, что моему древнему городу уготовано что-то похожее.

Не даром на собрании Светлого Воинства, в первых рядах Амфитеатра, разместился политический бомонд, самоназванная «элита», лощеные морды которой денно и нощно не сходят с телевизионных экранов и газетных передовиц.

И если допустить, что «оранжевый» романтизм две тысячи четвертого был импровизированным «Февралем семнадцатого», то теперь нас ждет «Октябрь» и следующий за ним хаос.

Глава двадцать третья

6 ноября 2013, среда

***

До утра настучал в компьютере десять эссе на темы революций и их производных. Разослал по редакциям: коммунистам – хвалебные, патриотам – обличающие, свидетелям Иеговы – анафемные. Больше всех обещали заплатить сектанты. Комуняки с националистами, как всегда, жадничали, хотели, чтобы для них работали за идеи. Но я игнорировал идеи, независимо от цвета флага и смыслового наполнения – Эльдар хороший учитель.

Теперь оставалось ждать, поскольку ни один сайт не гарантировал оплату день в день. Да и ту необходимо будет обналичивать в банке, платить налоги и прочую обдираловку.

Минимум неделя пройдет.

Однако кушать хотелось сейчас. Большая метровая «Stagioni», покрытая охотничьими колбасками, куриным филе, шампиньонами, сладким перцем и десятком аппетитных ингредиентов, мне не светила. Пришлось довольствоваться чаем и половинкой серого хлеба, купленного в ближайшем магазине на отысканную мелочь.

***

К вечеру на чай уже смотреть не мог. Полез в тумбочку на кухне, нашел в самом углу засиженный тараканами полупустой кулек манной крупы, прихваченный за уголок ржавой скрепкой.

«Не мои запасы. От прежних жильцов остались».

Манка именно та крупа, которая будет пылиться на полочке даже при самых запущенных кризисах. И вот пришел ее звездный час.

Именно с этой белой пыли я решил приготовить суп, рецепт которого подсмотрел еще у покойной бабушки. Она называла его «Миллионер». Такое богатое название это блюдо получило вовсе не за изысканность, а за несметное количество манных крупинок.

Раззадорился находкой. В раскаленную сковороду налил остатки масла и обжарил в нем «до золота» нарезанную кубиками половинку привядшей луковицы. К зажарке досыпал манку из пакета, прогрев минут пять, залил полулитром холодной воды, а затем перекинул в кастрюлю и поставил на огонь.

Колдовал над варевом и думал, что надо будет во всем признаться Вере.

«Если, конечно, она придет.

Не хочу ее обманывать.

Пусть ВСЕ узнает и сама решит…

Нужно по готовности досыпать в суп хмели-сунели, обнаруженные вместе с манкой в том же тараканьем углу».

***

Запиликал телефон, оставленный в комнате.

«Вера?!».

Я отбросил пакетик с приправой. Тот шлепнулся на столешницу, затем соскочил на пол, рассыпая пахучие крошки.

Не до него мне было. Галопом бросился к телефону, сбивая не к месту подвернувшийся табурет.

«Позвонила!

Возможно, скажет, что придет вечером.

А у меня суп. Невесть какое угощение, зато настоящее.

Как прелюдия к будущей НАСТОЯЩЕЙ жизни и откровению о загубленной душе. Но душе не пропащей, а желающей исправиться.

Если придет сегодня – ВСЕ расскажу!».

***

Подхватил трубку.

ОКАЗАЛОСЬ, звонила Ирка…

Первоначальная эмоция раздражения сменилась принятием.

«Ну и хорошо. Не нужно притворяться…».

Под сердцем защемило: как мне сейчас не хватает ПРОСТОГО человеческого тепла.

Последние недели я был персонажем театра абсурда.

Кроме Веры, Велиала и психа-соседа, ни с кем не общался. Но Вера не в счет. Наше общение сводится к ОДНОМУ.

«А вот так, запросто, по-человечески…».

***

– Слушаю, – сказал я, вдавив зеленую кнопочку.

– Привет эфебофил! – радостно откликнулась Ирка. – Как любовь с малолеткой?

– Учеными доказано, что девочки-подростки возбуждают девяносто шесть процентов мужской популяции, – сказал я, принимая игру. – К тому же, девушка моя – половозрелая студентка. Так что, не по адресу. Извини…

– Не оправдывайся, извращенец, – перебила Ирка.

– Да ладно. А ты все-таки Настеньку того… Во, жучара! Приезжаю из командировки, а у нас в офисе ТАКОЙ переполох! Рассказывают, что Настена в туалете у тебя сосала! А Степан вас попалил… Я чуть со стула не грохнулась! Не поверила. Как ОНА могла! Да еще – с ТОБОЙ! Да еще – на очке… У меня – культурный шок! Но Анфиска божились, что так и было – она, чуть ли, не своими глазами видела. А потом, говорили, Степан побил Настеньку, разодрал на ней платье, и пинками, в одних трусах – на потеху нашим мужикам – выгнал из кабинета в коридор. Ее уборщица своим халатом прикрыла. А еще Степан кричал, что тебя из-под земли достанет. И пес его – Никола – твой стол и тумбочку перерыл, каждую бумажечку перебрал, о тебе расспрашивал. Я, конечно, ничего конкретного не сказала, но доброхотов и без меня хватает. Уже подумала, что тебе капец. И зачем ты к той дурочке полез? У нее не такая, как у всех?..

Ирка пытливо умолкла. Ждала, что отвечу. Но я тоже молчал. Я не знал ответа.

– А потом – бац! – продолжила Ирка, не дождавшись моих объяснений – Узнаю, что через день, разбился Степан с Вадиком и Николой… Повезло тебе!

– Повезло, – согласился я.

– Повезло ТОЛЬКО тебе, – сокрушенно сказала Ирка.

– На следующий день после похорон нарисовались в офисе хмурые гориллы, все бумаги загребли, а затем половину сотрудников уволили. Меня, в том числе. Своего юриста привели – такого же бандюгу… Сижу я сейчас на картошке и без копейки. И вспоминаю тебя недобрыми словами. Но почему-то мне кажется – и не только мне – что «туалетная любовь» и авария на мосту – звенья одной цепочки. Слышала: старухи наши в офисе шептались, что это ты Степана с компанией… того. С моста.

– Как? – удивился я.

– А я начинаю верить!.. – ехидно процедила Ирка, игнорируя мой вопрос. – То премия запросто обломилась. То Настенька – офисная звезда, которая тебя – чмо убогое – в упор не видела, пришла к тебе в туалет. То бандюганы, выжившие в крутые девяностые, случайно утопились. И как раз в тот момент, когда ты их очень разозлил.

– Не мудри и не притягивай за уши.

– Я не мудрю. Размышляю. Cui prodest? Cui bono?

– Чего? – переспросил я, в целом догадываясь.

– «Кому это выгодно?» – по латыни. Как говорил юрист Кассиан Лонгин Равилла. Во всяком преступлении, запутанном деле, хитросплетении интриг и прочем, нужно искать того, кому выгодна сложившаяся ситуация. А я, ведь, юрист.

Не забыл?

– Не забыл. Ты зачем звонишь?

– Может и мне пару сотен наколдуешь, а то с новой работой не срослось.

– А если серьезно?

Настроение мое испортилось.

«Когда неверующая Ирка поверила, то и другие…».

– А если серьезно, то одолжи двести гривен, – сказала Ирка. – Лучше – пятьсот. До ближайшей зарплаты… – запнулась. – Как оказалось, у меня друзей, кроме тебя, нет. Даже товарищей. А с соседями я, того… Ну ты знаешь.

– Когда? – не думая, согласился я, потому что дальше слушать Иркины догадки не хотел. Еще выпытывать начнет.

– Сегодня, – оживилась Ирка. – В крайнем случае – завтра, с утра. Кушать хочется.

– Завтра в одиннадцать. У метро «Черниговская», – пролепетал я, будто эта сумма лежала у меня в тумбочке.

– Почему-то знала, что ты не откажешь, – заговорщицки сказала Ирка. – Могу предположить…

Я, не дослушав, нажал красную кнопку, прервал разговор.

«Только ее предположений не хватало».

***

Из кухни повеяло горелым.

Мой суп белыми мутными пузырями выбулькивал на плиту, шипел, плевался белой шелухой.

Я неспешно подошел, равнодушно выключил газ. Затем подхватил полотенцем кастрюлю под раскаленные уши, вылил клейкую массу в унитаз.

Сбежавший суп был мне уже не интересен.

Глава двадцать четвертая

7 ноября 2013 года, четверг

***

Где взять деньги на пиццу, я знал. Там же, где и деньги для Ирки.

«Чего манерничать!

Кто мне дороже: Ирка или неведомый бомж в трущобах неведомого Мухосранска?

Больших денег для Иркиных нужд не требуется, как и на пиццу. Думаю, обойдется бомжем.

А если, даже, не бомжем – какое мне дело? Я тварь дрожащая, загубленная душа. И путь мой – прямиком на Девятый круг ледяного Ада! Так хоть подруге помогу, которая из-за меня работы лишилась…».

В горле запершило – видимо совесть. Она чесалась и напоминала, что совсем недавно я зарекался не загадывать ЖЕЛАНИЙ…

«Не зарекался, а решил ПЕРЕСТАТЬ. А сейчас опять решил загадать. Мое решение: могу придерживаться, могу отменить».

– Я хочу, чтобы у меня была тысяча гривен. А еще хочу пиццу «Стаджиони», как на рекламном сайте пиццерии «Мафия», метровую. Только быстро. Час времени! Такова моя воля. Пусть будет так!

Сказал буднично, без пафоса. Уже привык.

«Человек, который звучит гордо, ко всему привыкает – даже убивать незнакомых людей».

За стенкой противно запела дрель.

«Знак, – понял я. — Интересно, а за срочность доплата есть? В смысле количества убитых…».

А еще я понял, что размышляю об очередном убийстве спокойно, без эмоций – будто о необходимой, но не очень приятной работе. Вынести мусор, например.

***

Было около восьми вечера. На улице моросило и темнота непролазная. Выходить на улицу я не собирался.

«Откуда у меня в квартире возьмется тысяча гривен, если с утра, после покупки половинки хлеба, оставалась пятерка?

Даже интересно».

Через некоторое время задребезжал звонок. Я открыл дверь. На пороге стояла соседка – Светлана Ивановна.

– Игорек! Тут ко мне курьер позвонил. Пиццу тебе привез. Говорит, что срочный заказ на твой адрес, но дома никого нет.

– Я не выходил… – принялся оправдываться, но потом понял, что исполняется мое ЖЕЛАНИЕ, и посторонним знать о том не следует.

– Курьер жаловался, что звонил тебе и стучал, но двери никто не открыл. Он мне оставил, попросил передать.

Светлана Ивановна протянула мне три небольшие плоские коробочки с логотипом «Mafia», в которые для удобства была упакована разрезанная на три части метровая пицца.

– Вот… – соседка попыталась заглянуть мне за спину, в проем двери. – У тебя гости?

– Спасибо, – сказал я, забирая коробочки и притворившись, что не расслышал. О заплаченных курьеру деньгах соседка не вспоминала.

– Так пахнет! – Светлана Ивановна блаженно закатила глаза.

– Возьмите, – подал верхнюю коробочку. – Это вам за услугу.

– Спасибо! Уважил одинокую женщину.

Соседка поднесла коробку к лицу, понюхала.

***

Под левой ключицею у меня укололо: погорячел, зачесался дьявольский знак.

Я еще не понял причины, а рука сама забрала отданную соседке коробку.

– Извините, я лучше дам вам серединку. Она мягче, нет запеченных краев, – протянул соседке другую коробочку, а отобранную сунул под низ.

– Да ладно заботиться. И на том спасибо… – Светлана Ивановна удивленно посмотрела на меня, взяла предложенное и мигом ретировалась домой.

Я возвратился к себе, прикрыл дверь, зашел на кухню.

Как и догадывался, в коробочке, которую сначала хотел отдать соседке, а потом забрал, прямо на сырной корочке лежал завернутый в целлофановый кулечек конверт. В нем находилось пять розовых купюр по двести гривен.

Глава двадцать пятая

8 ноября 2013 года, пятница

***

Утром поехал на станцию метро «Черниговская» встречаться с Иркой.

Думал о вчерашнем ЖЕЛАНИИ и не жалел.

«Возможно, кто-то умер – мне какое дело.

Если умру я – кому до этого будет дело?

НИ-КО-МУ!

Разве что Ирка заплачет.

А еще Вера…

Однако не уверен.

Никак не могу понять: для чего я ей нужен?».

Моросил унылый ноябрьский дождь, мелкий и колючий.

Пахло поздней осенью.

Влажная пыль усугубляла всегдашний столичный смог, дышалось тяжело.

***

Ирка ждала меня под навесом у станции.

Подошел незамеченным, со спины.

– При-и-вет… – сказал притворно-скрипуче, трогая Ирку за противоположное от себя плечо.

Та резко обернулась на касание. Не увидела. Крутанулась вокруг, едва удерживая равновесие.

– Дурак! – радостно взвизгнула Ирка, заметив меня. – Принес?

– А зачем бы приходил.

– Ну, конечно… Я же не Настя.

– Успокойся. Ты моя лучшая подруга. По крайней мене – единственная.

– А как же малолетка? Не подруга?

Я промолчал. Не хотел Ирку обманывать.

«Сам не знаю…».

– Зачем тебе чужое счастье, – сказал примирительно. Протянул Ирке три купюры по двести гривен. – Возьми.

– Спасибочки, – оживилась Ирка. Забрала деньги, положила в карман. – Ты мой спаситель.

Потянулась, чмокнула меня в щеку.

– Обязательно отдам из будущей зарплаты. Знать бы, когда она будет.

– Не нужно. Бери так. Тем более, возможно и в правду, из-за меня эта канитель на работе случилась.

– Правдивее не бывает, – согласилась Ирка, подняла на меня насмешливые глаза. – А может ты мне десять тысяч баксов наколдуешь? Лучше – сто! Сделаешь счастливой, а? И уеду я подальше, и молиться за тебя стану. Все грехи отмолю.

– Ты же не верующая.

Ирка с надеждой и страхом посмотрела на меня, цапнула за рукав.

– А ты наколдуй – увидишь. Я уверую. Прямо сейчас.

– Ладно, мне нужно идти, – сказал я, отнимая Иркину руку.

Та молча отстранилась, но смотрела хитрюще.

– Не думай ничего ТАКОГО, – сказал я. – Я не умею деньги из воздуха делать – ничего просто так не возникает. У меня было отложено, вот и принес, чтобы выручить. Чувствую себя виноватым…

– Не лги! – сказала Ирка. – Это насчет деланья денег. А виноватым себя чувствуй.

Она повернулась и пошла к прозрачному кокону станции метрополитена.

Я смотрел ей вослед, и думал, как дорога мне бестолковая подружка – единственная живая душа, которая меня понимает.

У самых дверей Ирка обернулась:

– А ты, все-таки, подумай насчет моего счастья.

***

По дороге домой зашел в пиццерию. Купил еще одну пиццу, взамен вчерашней, которую почти доел. А еще бутылку сухого вина, сыра, коробку «Вечернего Киева» и килограмм зефира. Вера прошлый раз говорила, что очень любит зефир.

«Этим можно разнообразить наши игры, – с замиранием сердца думал я. – Мы назовем игру: “Зефир со сливками”.

Лишь бы она пришла!».

***

Я не знал, когда Вера придет, и придет ли.

«Расстались мы глупо…

И не позвонила после того ни разу.

Возможно, забыла прошлую нашу встречу.

А если Вера не придет, то вино придется пить самому.

Пить и тосковать о ней.

Лучше бы она пришла.

Тем более, за пару дней зефир усохнет, станет не таким вкусным. Жаль эти розово-белые ребристые шарики, которые так соблазнительно пахнут, что удержаться и не съесть их просто невозможно…

Если Вера не придет, то сам есть их не стану. Лучше отдам бабке Галине с четвертого этажа – пусть старушка порадуется. Не смогу я в одиночестве есть зефир, он для двоих… Так за нею скучил, и так ее ХОЧУ!».

Я остановился, будто споткнулся. Посмотрел невидящими глазами на облезлый бетонный столб, увешанный ошметками раскисших объявлений.

Горячая волна любви и желания окутала сердце, потекла вниз. Едва не выпустил из рук бумажный пакет с зефиром, который пытался засунуть в сумку.

«Я хочу, чтобы завтра она пришла ко мне кушать “Зефир”… – нечаянно подумал. — Такова моя воля. Пусть будет так!..».

Левая нога скользнула на мокром асфальте.

Я взмахнул руками, удерживая равновесие.

Пакет с зефиром грохнулся в лужу у бордюра. Белые шарики покатились по серой жиже, пачкая рифленые бока.

Это был Знак! Как щелчок по носу – не смертельный, но неприятный.

***

Подбирать зефир не стал. Чертыхнулся и пошел дальше.

«Не судьба вместе зефиром баловаться.

Но Вера придет – не может не прийти. Уже проверено…».

Глава двадцать шестая

9 ноября 2013 года, суббота

***

С утра ждал Вериного звонка.

Она не звонила.

Я успел прибраться, сделать заготовки на стол, даже протереть пыль и вымыть пол. Веры не было.

«Но я же загадал!».

К обеду настроение испортилось. Я злился на Велиала, который не может, как обещал, исполнить ЖЕЛАНИЕ, и на себя – ему верившего.

«Значит, есть исключения…».

Я перебрал все причины, по которым Вера может не прийти, и уже боролся с искушением набрать ее номер на мобильном.

Но тут задребезжал дверной звонок!

Сердце укололо сладкой надеждою.

Отщелкнул замок, распахнул двери.

***

На пороге стояла бабушка Галя с четвертого этажа – семидесятилетняя одинокая старушка: в праздничной теплой кофте, цветастом шарфе на плечах.

В руках она держала большое блюдо, на котором возвышался двухъярусный торт.

Встретившись со мною глазами, баба Галя смутилась:

– Здравствуй, Игорек…

– Это вы? – недовольно пробубнил я. – Доброго дня.

– Доброго…. – смутилась бабушка, опустила глаза.

«Сейчас Вера должна прийти… А ЭТА приперлась!».

– Вы что-то хотели?

– Ты расстроен? А я к тебе. В гости. Торт испекла. И зефир купила. Как ты просил…

– Я?! Просил?!

– Ну да… – замялась соседка.

– С чего вы взяли?

– Ты не поверишь, но мне приснилось. И так ясно, будто наяву произошло. Снился ты. Будто пришел ко мне в образе Шестикрылого серафима – как у Врубеля – и просишь, чтобы я торт по своему рецепту испекла, и тебе принесла. Очень просишь, чуть не плачешь. И я понимаю, что ты не только этого просишь… Сначала выгнать тебя хотела! Но тут явился мне златовласый архангел Гавриил, раскрыл тайну и возвестил – стыдоба то какая! – что я не могу ослушаться твоей просьбы. Вот… – бабушка перевела дух. – И еще многое снилось, что должно случиться… Но рассказать о том я не могу. Лучше сделать без разговоров.

Она опустила глаза.

Я очумело смотрел на соседку, державшую перед собой огромный торт, а под мышкой – «рошеновский» бумажный кулечек с зефиром.

Руки ее дрожали. Я чувствовал, как ей неуютно и тяжело.

«Как не кстати!».

– Я зайду, – подала голос соседка.

– Не сейчас. Не сегодня!

***

И тут меня окатило колючей догадкой, что по всем приметам, бабушка НЕ ПРОСТО ТАК возникла на моем пороге.

«Уж очень странно себя ведет. И глаза дикие.

Как у Настеньки, в тот раз, в туалете.

Только этого мне не хватало!».

***

Первым желанием было не пустить ее в квартиру.

Но если мои догадки верны, то приставать она начнет прямо здесь, на лестничной площадке.

«И как я мог ТАКОЕ загадать?! В каком бреду?

А если не я, то кто?!».

– Да, конечно, заходите, – сказал я. Отступил от дверей.

Соседка нетерпеливо шагнула в прихожую. Я забрал торт и зефир.

– Проходите на кухню, чаю попьем.

Она недовольно хмыкнула, но перечить не стала.

Мы вместе зашли в тесное шестиметровое пространство.

Я поставил торт на тумбочку, положил кулек. Указал соседке на стул в углу, за столом. Помог присесть.

«Оттуда не так просто выбраться, если начнет…».

***

Пристроив бабу Галю на безопасном расстоянии, и дополнительно перекрыв путь табуретом, который вроде случайно поставил между нами, я принялся заваривать чай, лихорадочно думая, как выйти из глупой ситуации.

Я боялся, что сейчас может прийти Вера, и тогда ситуация станет вообще бредовой.

Однако, в тоже время, я понимал, что Вера сейчас не придет.