ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 2

Я привык жить с этой виной и считал себя страшным Гумбертом, не веря успокоительному шепотку.

***

Спустя пятнадцать лет мы пересеклись с Алинкой в социальных сетях, где я создал страницу, дивясь невиданной возможности узнать о давно потерянных людях.

Алинка нашла меня сама. Передала привет, прикрепив дюжину сердечек и веселых рожиц. А еще написала, что часто вспоминает детство и мою комнату в общежитии. Что ТЕ несколько месяцев были самыми счастливыми в ее жизни.

***

После Алинки была другая жизнь и другие искушения, которые, в большинстве своем оставались лишь фантазиями.

Но доверительный шепоток за левым ухом не покидал меня никогда.

Глава двенадцатая

Ночь с 31 октября на 1 ноября 2013 года,

с четверга на пятницу. Параллельная реальность

(продолжение)

***

Волшебный голос Люцифера наполнял пространство Амфитеатра и туман моего призрачного тела. Он взбалтывал прошлое, выковыривал из потаенных норок давно забытое.

В сознании, будто в калейдоскопе, мелькали стеклышки моих желаний, хотений и надежд, которые преследовали всю жизнь.

Я многого хотел, и многое получил в своей жизни. Я откусывал запретные плоды, брал недозволенное, использовал непредназначенное. Но слушауя волшебные слова, я больше не чувствовал стыда и сожаления.

– Братья! – шелестел голос. – Если вы находитесь здесь, вы – частица меня. Вы не чета рабам божьим, которые изнывают от допущенных грехов и отравляют покаянием и без того серую жизнь. Вы гордые и самодостаточные! Вас миллионы! Ваша цель, о которой мечтали романтики всех эпох – Ее Величество Свобода. Свобода ВСЕГО! Соберитесь же вокруг меня, о, вы, презревшие запреты, и земля станет вашей. Я воздвигаю знамя Сильных!

***

Реальность дрогнула, пошла рябью.

Повеяло соленым бризом, предвестником шторма, который дохнул запахом бушующего океана, под тысячеголосие восьмой симфонии Малера – мелодии невероятной печали и глубины, и страданий, потому что человека ВСЕГДА влечет БЕЗДНА!

«Я стою на краю… Я уже не боюсь!».

– Нет бога выше, чем сам человек! И только сам человек может быть объектом поклонения. Жизнь – это великое развлечение…

Легкая улыбка тронула губы прекрасного юноши. Он доверительно подмигнул. Он говорил лишь со мной и подмигивал мне.

– Что заставляет вас жить с оглядкою? Что удерживает жить, как хотите, делать, что хотите, быть, какими хотите? Что вам мешает быть хозяевами своей жизни? Неужто глупые предубеждения, навязанные церковью? Страх посмертного воздаяния? Адские муки? Я открою вам секрет: вас обманывали. Ада нет. После смерти ничего нет. НИ-ЧЕ-ГО! Безвременная пустота, которую вы не ощутите. Живите один раз. Живите, пока живете! Убейте вашу совесть – это самый большой враг всякого, кто хочет добиться успеха в жизни!

«От того ВСЕ мои беды…

Даже не совершая чего-то предосудительного, но, желая его непреодолимо, я стыдился самого такого желания и считал себя грешником.

Я грешил внутри себя, мучился чувством вины и считал ЭТО грехом.

Не важно, что никто посторонний не видел – ЭТО видела совесть…».

Велиал недовольно зашептал:

– Подумать о природе своих предубеждений ты сможешь потом. А лично послушать Лучезарного – такое не повторяется. За редчайшим исключением…

Но почему-то мне казалось, что именно такое исключение ждет меня впереди, и мне еще предстоит ЛИЧНО пообщаться с Люцифером. При том – без лишних свидетелей, с глазу на глаз.

***

– Я никогда вас не покидал… – Тем временем продолжал Голос. – Находился с вами. Осуществлял заветные желания…

Незаметно, чтобы не дразнить Велиала, я обвел глазами скамьи амфитеатра: вокруг благоговейно замерли гости; на лицах умиротворение и покой; невидящие глаза были далеко от этого освещенного пространства, в себе, в своих желаниях и надеждах.

Лица хмурились, улыбались, плакали. Плюгавенький сосед справа, не открывая смеженных век, вынул из кармана засморканный платок, утер лысину.

«Все, как и я, вспоминают сейчас свои грехи, на которые их вдохновил шепот. Переживают заново, смакуют, сгорают от самодовольства и стыда. И понимают, что им нечего стыдиться, поскольку благословил их на это сам Люцифер».

– Помните – я всегда с вами. Вам нечего бояться.

«Он нарочно…».

Велиал саданул меня локтем под бок:

– Слушай! Тысячи и тысячи смертных отдали бы жизнь, чтобы наяву увидеть Лучезарного, чтобы почувствовать его благодать.

***

А прекрасный юноша все говорил. Говорил, ни на кого не глядя. Говорил с каждым. Говорил о простом и важном, родном и близком каждому – о его ЖЕЛАНИЯХ.

Бестелесные фантомы на скамьях замерли в экстазе, с восторгом впитывали утешительные слова.

– Если вы в этом зале – вы избранные. Вы умные и цельные. Вы сможете отличить правду ото лжи. Взгляните на распятие…

Юноша сделал пас рукой. Над ареной повис огромный канонический деревянный крест с распятым на нем Христом.

– Посмотрите! Что символизирует ОНО? Мертвенно-бледная немощность, висящая на куске дерева. Стоя перед гноящимися внутри и лакированными снаружи фасадами ваших моральных догм, я пишу на них буквами пылающего презрения: «Смотрите же, ибо все это – обман!».

Люцифер небрежно махнул рукой – распятие над ареной исчезло.

– Соберитесь же вокруг меня! Слишком долго руке мертвеца дозволено было стерилизовать живую мысль.

***

Я чувствовал, как сомнения мои тают. И я верю. И нет возражения, лишь уютное тепло и ласковый шепот:

– …вас избрали мои стражи и привели ко мне. Вы мои.

Вы всегда были моими. Помните – я всегда с вами. Грейтесь в моих лучах.

– …вы хотите власти, денег, славы и здоровья? Вы их получите. Вы будете моими соратниками, но взамен вы будете властвовать над слабыми и больными.

– …слабые и неудачники должны погибнуть – первое положение нашей любви к человеку. Им нужно помочь в этом.

– …Апокалипсис уже наступил. Впереди последняя битва. Мир давно принял меня, живет по моим законам. Я пришел и победил еще в начале прошлого века.

***

Люцифер умолк, будто готовился сказать главное. Его темно-синие глаза прожигали.

Было слышно, как в тишине потрескивают факелы, закрепленные на колонах.

– Христианство, – продолжил он, – самая пагубная религия, которая истребляет личность. В зазнайстве своем христиане ссорятся, а мы действуем вместе.

– …я счастлив, что настало время, и я стою на том месте, откуда пошла в славянский мир христианская скверна, которая превратила людей в рабов.

– …через месяц на эту землю упадут первые ростки Хаоса, взовьются Валькирии. Ми готовим форпост для решительного наступления на твердыню христианства скверны.

– …падет московское православие, и на Земле безраздельно буду править я! Наступит мое царство. Наше царство, соратники!

– …вы под моей защитой. Вы не одиноки. Вы никогда не будете одиноки. Мы будем вместе. И да пребудет с нами Сила!

Глава тринадцатая

Ночь с 31 октября на 1 ноября 2013 года,

с четверга на пятницу. Параллельная реальность

(продолжение)

***

Люцифер сложил руки на груди и растаял в розовом сумраке.

Несколько мгновений в Амфитеатре звенела благоговейная тишина.

Затем, мало-помалу, оцепенение рассеивалось, гости засуетились. Со всех сторон послышались восторженные крики.

Сердце сдавило печалью, смутной тревогой. Я опять хотел видеть и слышать Его. Чудилось, будто с уходом Люцифера я утратил нечто, без чего счастье невозможно.

– Тебе понравился наш проповедник? – спросил Велиал. – Не такой страшный черт, как его малюют. Не правда ли?

– Не такой, – ответил я, еще пребывая во власти звучащего во мне голоса.

– Главное, Он прав.

Я утвердительно кивнул.

«Люцифер, действительно, прав. Во многом. Но не во всем…».

Велиал почувствовал мое сомнение.

– Ты лишь прикоснулся к Его мудрости. И чем больше узнаешь Его, тем больше полюбишь.

***

– Ладно, – Велиал поднялся со скамьи. – Нам пора домой, а то скоро рассвет. С первыми петухами нечисть должна уйти в свои мрачные глубины, – Он улыбнулся. – Хоть, где в Киеве найти петухов? Да и нечисть – не совсем нечисть, как ты мог убедиться. Кстати, ты теперь тоже, так называемая, «нечисть», – если быть до конца откровенным.

– Да уж…

– Но, на самом деле, ты – будущий Воин Света, Воин Ангела Утренней Зари, Побратим Светлого Воинства.

– Мне всегда казалось, что Светлое Воинство – это что-то противоположное. Вас…

– Нас, дорогой мой друг. НАС!

Я замялся:

– Ну да. Нас называют силами Тьмы.

– Кто называет? – притворно удивился Велиал.

– Я конкретно не могу сказать. Так повелось.

– Мне кажется, что на эту тему мы уже говорили. Но давай еще раз обсудим, если уж…

Демон насмешливо посмотрел на меня:

– Кто НАС называет «тьмой»?

– Все называют. Книги называют, фильмы, Библия, церковь. Люди, наконец!

– В том и беда, что не зная, они придумывают… Ты же был на собрании, слушал Лучезарного. Он похож на ТЬМУ?

Я отрицающе качнул головой.

– Ну, вот…Ты плохой ученик.

Велиал присел на скамью, посмотрел на меня как на двоечника:

– Во-первых, – продолжил он. – Суждение «ВСЕ» для больших величин – изначально ложное. Его употребление свидетельствует о твоих скромных умственных способностях и незнании формальной логики. Но не будем углубляться.

Во-вторых. В канонических христианских религиозных и священных книгах, в том числе – в Библии – Люцифер и его соратники в конкретном смысле упоминаются очень редко, или вообще не упоминаются. И, в-третьих…

Велиал хмыкнул. Брезгливая гримаса тронула его губы:

– В-третьих, ты сказал, что Христова церковь считает нас Силами Тьмы, Черным Воинством. А себя – соответственно – Светлым. Но, открою тебе секрет Полишинеля – церковь врет. Опять же, не будем углубляться в подробности. Замечу только одну деталь, которая лежит на поверхности: любимый цвет одежды христианских священников – разнообразных сутан, ряс и подрясников – черный. Я уже не говорю о монахах… А у служителей Люцифера чисто темных одежд не встретишь: все красный да фиолетовый, да золото на голубом. Если уж черный – то в серебре или в рубинах. Думаю, скоро ты сможешь в этом убедиться. Цвет одежд – мелкая деталь, но она говорит о многом.

– А рисунки? Картины Рая и Ада?

– Если бы мы занимались аналогичной ерундой – то есть строили помпезные храмы Люцифера, сатанинские монастыри и тому подобные культовые сооружения – в них бы находились аналогичные рисунки, но в зеркальном отражении: Воинство Люцифера – в светлых тонах, а приспешники мертвого бога – в темных и коричневых. Я удовлетворил твое любопытство?

***

Велиал коснулся моей руки. Амфитеатр в мгновение окутался густым туманом и растаял вместе со зрителями.

Исчез сандаловый аромат. Мы очутились в давешней сумрачной пещере с облезлыми стенами и запахом разложения.

– С возвращением, – сказал Велиал.

Чувствуя мой страх, он держал меня за руку. Обратный путь оказался много короче и без жутких излишеств.

Проникавший в дверной проем лунный свет помог подняться нам по лестнице.

Выбравшись наружу, я вдохнул свежий ночной воздух. Со страхом огляделся – никого, лишь полуразрушенный склеп да силуэт моего провожатого.

– Пора домой, – сказал Велиал и коснулся моего лба.

Реальность поплыла, я провалился в мягкое забытье.

Глава четырнадцатая

День, 1 ноября 2013 года, пятница

***

Просыпался вязко, с отголосками боли в запревшем мозгу.

Разлепил мутные глаза.

За приоткрытой форточкой шелестел дождливый ноябрьский день.

«День!».

Глянул на часы: половина шестого вечера!

«Не вышел на работу!»

Затем вспомнил, что отныне я безработный.

Вспомнил о Настеньке, о Степане, об аварии и трех убитых по моей милости.

«Туда им и дорога».

***

Сквозь ватную пелену реальности проступил вчерашний сон.

«Или не сон?!».

Вспомнился запах сандала, переполненная чаша Амфитеатра, прекрасный юноша в пурпурном плаще…

«Вчера ночью я слушал Люцифера!».

Сонливость мигом растаяла. Не от страха – от осознания небывалого приключения, подаренного Велиалом.

Зачесалось под левой ключицею.

Сердце сжимали колючие ноготки тревоги, но больше щекотали пальчики любопытства. Как в раннем детстве, когда перед сном легонечко, одними подушечками, трогаешь себя ТАМ, и хочется трогать и трогать, потому что это необычно и приятно, даже если родители не разрешают, укладывая руки поверх одеяла.

Несмотря на все запреты, мне хотелось думать и думать о вчерашнем приключении.

Меня распирала гордость!

***

Я чувствовал, что боготворю Люцифера, восхищаюсь им!

Я чувствовал себя частицей великой силы, которая изменит мир.

И, даже, если прекрасный юноша для кого-то – олицетворение Зла, для меня он красивый и добрый.

«Для МЕНЯ – это главное. Это мой Принцип Целесообразности.

Мне плевать на других. Как им – на меня.

Человек человеку – волк. Сказал римский драматург Плавт.

А, может, и не Плавт.

Но мне все равно! Великий Универсальный Принцип Пофигизма в действии – это уже из Эльдара».

Я до хруста потянулся, разминая залежалое тело. Сонливость уходила, вместе с послевкусием головной боли.

Хотелось жить!

«Прочь догмы и тухлую мораль!

Как бы я не корил себя, но Эльдар прав. И Велиал прав: наш мир – это гибель за метал.

Все продается, все покупается. Все на продажу: политика, совесть, любовь…

Еще немного осталось: покорится Киев – покорится славянский мир.

Люцифер подводит последний штрих, накладывает последние мазки к почти завершенной картине, расширяет Европейскую цивилизацию, где браки между мужчиной и женщиной – пережиток, а жалость к ближнему – рудимент.

В старой доброй Европе все, в полном составе, выстроились в очередь, чтобы подписать договор с Дьяволом. Тот человек, который этот договор не подписывает, кажется даже не модным… Унылый натурал, – как говорит Ирка.

Так в чем мое прегрешение? В том, что я хочу принять сторону победителей, стать таким, как ВСЕ?».

Я обвел очумелыми глазами комнату. Будто впервые увидел явное убожество моего существования, и перспективы, которые открывались для Посвященного.

«Стоит лишь захотеть… Я хочу!

Как тысячи и тысячи вчерашних посетителей Амфитеатра».

***

Взгляд зацепился за дешевенький образок Иисуса, по случаю подаренный покойной мамой. Основа пластмассовая, картинка блеклая – совсем никудышный образок.

Верующим я не был, но иконку не выбросил, не сунул под стол вместе с остальным хламом, а приспособил на верхней полке среди книг.

Так она там и пылилась – невостребованная и забытая – вместе с другими репродукциями, которые жалко было выбросить.

Иконка благополучно пережила все мои сношения с Дьяволом (что бы там Велиал не говорил!), и ничем себя не проявляла – в который раз доказывая, что является лишь кусочком пластмассы с наклеенной картинкой.

Но сейчас было по-другому: глаза Иисуса на иконе ожили, губы тронула скорбная улыбка.

Он был огорчен. Не осуждал, но сожалел.

Так сожалеют о неразумном ребенке, который по незнанию или из любопытства, поддавшись на подначки сверстников, прикоснулся языком к замороженному металлу, а теперь мается, плюется кровавой слюной.

***

Былое умиление от ночного путешествия растаяло, сменяясь тревогой.

В который раз пришло понимание, что Велиал втянул меня во что-то нехорошее, откуда нет возврата.

«Но стоит ли жалеть? Я и так пропащий.

Я уже потерял счет загубленным душам.

Да и что изменится, если стану упорствовать?

Если мои ночные видения не бред, то рожи из телевизора давно уже служат Люциферу. Все как один: и левые, и правые, и серединные, и патриоты, и сепаратисты. Они играют свои роли по заданному сценарию, отрабатывают дарованное право исполнения ЖЕЛАНИЙ…».

Теперь мне становилось понятно, откуда среди всеобщей нищеты и разрухи повырастали эти дворцы под Киевом, эти дорогущие машины на разбитых дорогах.

«Благосостояние избранных, как показатель близости к Сатане!

И куда мне, пылинке, менять установленный порядок.

Если заартачусь, попаду меж жерновов, то раздавит меня – мокрого места не останется».

Глава пятнадцатая

День 1 ноября 2013 года, пятница

(продолжение)

***

Придавленный Иисусовой улыбкой, я неподвижно лежал в постели.

Опять зачесалось под левой ключицей – бесовское клеймо чувствовало мои сомнения.

«Пусть чувствует.

Ничего менять не собираюсь.

Если бы не Вера!

Если она, чистая душа, узнает…

Не узнает!

Она ушла и больше не вернется.

А если и захочет, то я не позволю.

Никогда ее не увижу.

Не нужно мне ее видеть, втягивать в эту грязь…

Вернуть бы все обратно, без Велиала.

Да только, без Велиала ничего бы не случилось…».

***

От воспоминаний обдало похотливой волной.

Я дико захотел Веру!

«Хоть бы дотронуться!..».

Незавершенный гештальт проклюнулся, разрастался, жег изнутри.

Я страшно жалел, что тогда не воспользовался ею сонной.

«Должен был!».

Иначе все мои сомнительные мероприятия теряют смысл.

«Стоит захотеть, и Вера опять придет!».

***

Чтобы не создавать из похотливых мух безобразных развратных слонов, я выскочил из постели. Прямиком под холодный душ.

Колючие иголочки впились в пропащее мое тело, обезболили рассудок.

Терпел минуту, может две, может три. Похотливая дрожь отпустила, заменилась дрожью от холода.

Когда выпорхнул на волю, до пекучего зуда растерся махровым полотенцем, то уже знал, что НИКОГДА больше не попрошу помощи, не загадаю ЖЕЛАНИЯ.

«Бог в том, где можно, но нельзя, – говорила покойная мама…

Вот именно!».

Распахнул дверцы шкафа, принялся искать подходящую одежду.

«Покаяться во всем…

Если существует Сатана, значит, существует Бог!».

Глянул на часы: половина седьмого вечера.

«Пока доберусь – будет восемь. Ворота Лавры запрут, и никуда я не попаду.

Можно сходить в ближайшую церковь, но вряд ли ее хлипкие ненамоленные стены помогут искупить мой грех. Да еще дождь…».

Найдя себе оправдание, опустился в кресло.

«Глупо сейчас идти. Бессмысленно.

Пойду завтра, с рассветом.

В Ближние пещеры, в келью преподобного Антония.

Упаду ниц, буду валяться на коленях, но отмолю непростимый грех мой. Чистым приду к Вере».

Глава шестнадцатая

Ночь – день, 2 ноября 2013 года, суббота

***

Меня накрыла серая меланхолия.

Ничего не хотелось, даже читать. Жить не хотелось!

Лег пораньше, чтобы убить призрачный день, чтобы скорее наступило завтра.

Долго не мог уснуть.

Думал о благих намерениях, которыми выстелил себе дорогу. О Сатане и его соратниках, пришедших на нашу землю. О лоснящихся мордах из телевизора – мудрых и велеречивых – которые, как оказалось, давно служат Люциферу, потому и имеют, то, что имеют. Потому и будут умирать в муках и позорных болезнях, страдая из-за своих бестолковых потомков.

***

Но больше я думал о Вере, хоть и заставлял себя не думать.

Или, хоть бы думать о ее умных глазах, румяном личике, хрупких пальчиках в синих росчерках шариковой ручки.

Но мысли опускались все ниже – прямиком к двойному шву ее джинсов, который мешал дотронуться плотнее. И дальше: за шов, за джинсы.

Опять нахлынули позорные химеры, лишали покоя.

Так извел себя фантазиями, что налитое естество саднило от напряжения.

Заснул лишь под утро, стыдливо излившись в ванной, потому как другого способа освободиться от наваждения не нашел.

***

Проснулся в полдень, с ватной головой.

Нужно было собираться в Лавру, замаливать грехи.

Моя вчерашняя задумка о покаянии отдавала плохим спектаклем. Но иного способа разорвать проклятый круг не было.

«Разве что, удавиться…

Спасет ли Велиал, если полезу в петлю?

Он говорил, что мне уготована особая миссия.

Бред!

Я слабый и безвольный сорокапятилетний слизняк, который ради девчонки пошел на поклон Сатане».

Над левою ключицею укололо – напомнило.

«Пусть колет, а в Лавру я пойду. Прямо сейчас!»

***

Решительно поднялся, сполоснул запухшее лицо.

Принялся одеваться, стараясь не смотреть в старое надтреснутое зеркало в створке шкафа, боясь увидеть там насмешливую морду Велиала.

Мне всегда казалось, что именно в таких зеркалах живет нечисть.

«Я уже один из них…Что бы Велиал не рассказывал.

Демон Лжи – ЛЖЕТ!».

Накинул куртку, сунул в карман горсть бумажной мелочи, туда же старенькую трубку мобильного. Отомкнул дверь.

– С Богом… – шепнул, ступая в пахучий мрак лестничной площадки.

Под ключицею нестерпимо зачесалось.

«Не любит Божьего имени!».

Перекреститься не хватило духу. Рука не поднялась.

***

В кармане пиликнул телефон.

«Эсэмэска» – определил по звуку.

Решил не смотреть – некому мне писать. Очередная глупая акция мобильного оператора меня не интересовала.

Все же не удержался, вынул трубку: дурное любопытство, которым пользуются рекламщики.

«Удалить! Удалить не читая».

Втиснул кнопочку просмотра:

«Вера» – проявилось на слепящем экране.

***

«ВЕРА?!».

Дрожащими пальцами, чуть не роняя трубки, открыл сообщение: «Как ваши дела?».

«Как мои дела?! Написала же. Помнит…».

Заколдованный неожиданным счастьем, возвратился в квартиру, захлопнул двери.

Прислонился спиной к дверному косяку.

«Этого не может быть!

Как мои дела? Теперь уже хорошо.

Что ответить?

Или не отвечать?

Я же решил идти в Лавру, покаяться…

Как теперь каяться, когда сладкой занозою щемят в сердце три присланные слова, одиннадцать букв и знак вопроса?

Она набирала их своими тонкими пальчиками, думая обо мне.

Что она в тот момент думала?

Я этого не узнаю никогда.

Не узнаю, если не отвечу…».

***

«НЕТ! Я отвечу!».

Не снимая куртки, прошел в кухню, сел на табурет.

Закурил, унимая дрожь в руках. Разбавленная никотином кровь чуток приглушила бухающее сердце.

«Что написать в ответ?

Скучаю и думаю только о ней.

Не нужно ей этого знать!

Чем меньше женщину мы любим…».

«Плохо без тебя» – натыкал непослушными пальцами, путаясь в затертых кнопках. Подумал и добавил: «Я часто о тебе вспоминаю».

«Нет, “тебя” нужно написать из заглавной буквы».

Исправил.

Перечитал: дважды повторенное «Тебя» резало слух.

«Пусть остается».

Это было правдой – ее образ давно стал центром моего ущербного мирозданья. Вроде Бога, в которого я все больше начинал верить.

Опять перечитал, уже хотел нажать кнопку с зеленою полоской. Удержался. Выходило очень навязчиво и неприкрыто.