скачать книгу бесплатно
Завуч закашлялась, затрясла ладонью перед лицом.
– Вот как это, а? – с некоторой тоской спросил куда-то в пространство директор и оглядел присутствующих. – Как это понимать? – И после короткой паузы: – И как не вовремя-то…
Все, включая Колю, молчали, только первый завуч все никак не могла справиться с кашлем.
Директор постучал указательным пальцем себе по кончику носа.
– Что будем делать с этим пришельцем? Назад отправим? Надо обоснование в Минобраз. Татьяна Алексеевна?
– Назад… не получится, – сдавленным голосом произнесла первый завуч.
– Почему это? – одновременно спросили молодой и директор.
Завуч почему-то взъярилась:
– Слушайте, мальчик тут ни при чем! Требованиям он соответствует. – Она наконец прокашлялась и твердым жестом выставила руку, предупреждая протесты. – Тем более, как вы помните, у нас недобор.
– Еще и недобор, – произнес молодой как будто бы про себя.
Первый завуч продолжила:
– И если строго по букве… В вашем положении о приеме, – она отчего-то надавила на это «вашем», – не указано, какой именно олимпиады должен быть призер. Просто призер, от районной и выше. А Коля отличник, школа и гороно рекомендуют, портфолио есть. Вот, собственно… – Она повернула свой планшет к ним. – Тот самый лист, я полагаю.
Молодой коротко хохотнул.
– Красиво, – мрачно сказал Казимир Яковлевич. – Значит…
– Только законным путем, – закончила Татьяна Алексеевна.
Коля почувствовал, что проникается некоторой симпатией к этой уверенной, надежной женщине.
Все снова замолчали. Ненадолго, секунд на пять.
– Так. – Директор приосанился и заговорил совсем другим голосом: – Николай… – Он посмотрел в свой планшет. – Николай Иванович, поздравляю вас с прибытием в научный центр специализированного образования детей Бурятского государственного университета, а попросту в Школу квантонавтов.
– Ура! – сказал молодой.
Первый завуч трижды хлопнула в ладоши, изображая аплодисменты.
Коля встал и коротко кивнул. Его впервые в жизни всерьез назвали по имени-отчеству.
– Спасибо, Казимир Яковлевич, и… и вы, – неуклюже закончил он.
– Кстати, кто у него куратор? – спросил молодой.
– Егор!.. – укоризненно сказал директор. – То есть Егор Семенович. Вы сегодня поразительно недогадливы.
Молодой открыл рот, поморгал и закрыл его.
– И, Татьяна Алексеевна, – сказал директор, – эту дырку в положении надо срочно э-ли-ми-нировать. Займитесь этим, пожалуйста, что там надо – внести изменения, составить письмо в министерство? А то нам тут только пятого факультета не хватало.
– Факультет Петрова-Водкина, – серьезно сказал молодой Егор Семенович, но глаза его поблескивали. И он подмигнул Коле: не дрейфь, мол!
– Сидорова-Селе… – рассеянно откликнулся директор, но договорить не успел.
На столе директора курлыкнула громкая связь.
– Казимиряклич-на-колмогорова-опять-буза! – слитно отбарабанил секретарский голос.
Коля понял, что не смог разобрать ни единого слова, кроме «Казимир» и «буза», да и то насчет последнего он не был уверен. Директор посмотрел на часы и раздосадован но крякнул.
– «Трубу» возьмите, Казимир Яковлевич, – сказала первый завуч. – Я, конечно, их встречу, но вы же понимаете – я все-таки женщина, да еще и гражданская…
– Шовинисты в погонах, – сказал директор. – Ладно, возьму трубу. Так, коллеги, буза на Колмогорова – это серьезно. Егор, Татьяна Алексеевна, нужен план. Коля, подожди нас в коридоре.
В коридоре было тихо и соответственно скучно. Голые стены, пол, окрашенные в ненавязчивые казенные цвета. Смотреть было не на что, за исключением огромной сдвоенной интерактивной таблицы-экрана, занимавшей значительную часть коридорной стены. Над ней была надпись красивыми буквами, гласившая: «Размышления о будущем не имеют смысла, если не влекут действий в настоящем».
Коля от нечего делать начал эту таблицу рассматривать.
Интерактивным этот экран оказался только на вид: на прикосновения, мазки и надавливания он не реагировал и жил своей собственной жизнью, периодически меняя содержание блоков. Самый большой блок оказался расписанием, частично со знакомыми Коле предметами: физика, математика, география. Были и загадочные названия, озадачивавшие в основном своим сокращенным написанием – «крипт. алг.», «теор. син.» или просто «ТПР», хотя места в ячейках было полно; или вот, к примеру, что должно было означать «т. спожн.(пр.)» – ну не «типа сложный (предмет)» же, в самом деле? Вторая половина была оживленнее: там неторопливо сменяли друг друга турнирные таблицы, знакомые каждому читателю спортивной прессы, – «Волейбол», «Футбол», «Общий зачет» и тому подобное, а также разномастно сверстанные объявления.
Объявления интриговали. Некоторые Коля перечитал два раза.
«Нужны добровольцы без чувства юмора. Обращаться к Перелыгину Ивану, 4–8».
«Кто оставил на летн. ядре запароленный комм. Обр.: комн. 129 до 14:00 завтра (а не то взл. и прин.)».
«Вавиловцы! Великая футбольная мобилизация переносится на среду. Время и место – те же. Урагша! Жамьяндабаев».
«Паразиты-ландыши! Если до 20:59 29.09 предложений по Новому году не будет, программу составлю сама. Вы помните, что это значит. Инк-Визитор, т. и. к. Шемякина Инна».
«У кого есть медь? Надо 243 грамма чистой, можно в проводе. Обращаться к Данилову Косте на 4–7».
«Поэма закончена. Контрольное чтение в малом демзале 24.09 в 21:20. В. Буслаев. Автографы. PS. Вход строго по списку. PPS. Список в к. 34».
Прозвенел звонок, и коридор начал наполняться учениками. Школьники-квантонавты на вид были точно такими же, что и в Колиной родной школе, только форма была, кажется, «омичка», а не «девятка», и, пожалуй, шагали они чуточку целеустремленнее, чем положено людям их возраста. Хотя… может, у них тут просто перемены короче. Или коридоры длиннее…
Коля прислушался.
– … А если снимет шляпу, станет понятнее, что он говорит?
– … Нет, драконов, конечно, не бывает. А над биоогнеметом надо подумать.
– … Нет, ты скажи мне, как, как может часть судить целое?
– … Вейль плюс Риччи – что будет? Риман! Понял!
– … На Колмогорова? Опять? Ну… идут на рекорд!
На Колю косились, но в целом его вид ажиотажа не вызывал. Из директорской приемной упругим шагом вышли Казимир Яковлевич и новоиспеченный Колин куратор и, решительно влившись в поток, двинулись по коридору, кивками отвечая на приветствия.
– Казимир Яковлевич! – крикнул Коля им вслед. У него возникло четкое ощущение, что про него забыли.
– Не отставай! – бросил директор через плечо. – Ты нам пригодишься.
2
– Не люблю «трубу», – говорил Казимир Яковлевич по дороге. – Знаете, как это говорится: «Моешь чашку – мой чашку». А «труба» отвлекает, в итоге и разговор не разговор, и чашка не помыта. И не надо мне про Цезаря! – сказал он, слегка повысив тон, хотя и Коля, и Егор Семенович хранили вежливое молчание.
Стоял теплый день ранней осени, но в тепле его безошибочно угадывалось приближение холодов: невозможно спутать майский день с сентябрьским, даже если температура будет одинаковой, даже не зная календаря, даже с закрытыми глазами.
Они вышли из главного корпуса и теперь шагали мимо двухэтажных серокирпичных домов, где жили школьники и учителя, по направлению к факультету Колмогорова – одному из четырех факультетов Школы квантонавтов. Сначала за ними следовала небольшая группка из разновозрастных учеников, возбужденным свистящим шепотом передавая друг другу слухи о бузе, затем пропел звонок, и через несколько секунд они шли уже только втроем.
– Я думаю, вряд ли что-то серьезное, – заговорил Егор Семенович. – Иначе бы иззвонились все. Ну, как в сорок восьмом…
– Да, если бы как в сорок восьмом, мы бы с вами тут не шли прогулочным шагом, – согласился директор. – Давайте гадать, пока идем. Я думаю, что это восьмиклассники, и думаю, что что-то связанное с алгеброй. Представления? Гомотопии?
– Ох, не любите вы абстрактников! – усмехнулся Егор Семенович. – Я думаю, что это девятый класс, и полагаю, что проблема больше метафизическая. Может, что-нибудь из оснований логики. Аксиома исключенного третьего?
– Опять? – делано напуганным голосом спросил Казимир Яковлевич.
Они рассмеялись чему-то своему.
Егор Семенович неожиданно обернулся к Коле:
– Ну а у тебя какие предположения, Николай Иваныч?
– Э-э… – сказал Коля, едва не споткнувшись.
Егор Семенович быстро и точно придержал его за ранец.
– А какие еще варианты? – уточнил Коля.
– Это не закрытый вопрос, – ответил молодой без улыбки.
– Тогда у меня мало информации, – сказал Коля твердо и отметил, как быстро переглянулись его куратор с директором школы.
– Ладушки! Значит, так, – почему-то повеселевшим голосом начал Егор Семеныч, – факультет Колмогорова – это алгебра, геометрия, анализ, числа, структуры, логика, алгоритмы, модели, теории, лингвистика… В общем, вся абстракция, все символы, все языки.
– И когда их любимая абстракция не налезает на реальность, поднимается бунт, – сказал директор, подняв палец. – Бессмысленный и беспощадный. Простой они народ, наши колмогоры, простодушный.
– Вече, бунт, майдан, болотка, – пропел молодой. – Буза, в общем.
– Более-менее понятно, – кивнул Коля. – А что было в сорок восьмом?
– Ну, это к Егору, – вздохнул Казимир Яковлевич.
Выяснилось, что в сорок восьмом Егор Семенович с ребятами занимались распределенными приближенными вычислениями в нечеткой логике, а черепановцы соорудили им под эти вычисления машину. Коля мужественно проглотил все это, даже не моргнув. Егор, однако, заметил его затруднения и сказал, что, в общем, самым главным во всем этом было то, что машина эта половину рабочего времени спала, то есть не делала ничего, просто потребляла ток, зато другую половину времени считала задачи очень эффективно, на порядок эффективнее других алгоритмов, возмещая, таким образом, время бездействия сторицей.
– Это было очень перспективно, – говорил Егор, увлекшись и размахивая руками.
Коля вежливо остановил его, спросив, из-за чего началась буза. Егор, потерев нос, сказал, что один колмогор, классом младше, обнаружил побочный эффект: машина, по его выкладкам или, как он сказал, «ощущениям», получила возможность страдать.
– Страдать? – переспросил Коля. – Машина?
– Да, – ответил Егор Семенович. – Когда она сталкивалась с трудностью, она испытывала что-то похожее на боль и, пытаясь избавиться от нее, решала задачи быстрее и эффективнее; решения, к слову, она строила как раз из тех данных, которые ей снились.
– Снились, – утвердительно повторил Коля. – Машине.
– Да, но проблема заключалась именно в страдании. Этот колмогоровец заявил, что никто не имеет права создавать сущности, способные страдать. Пусть даже они и сверхэффективны для каких-то задач. Или видят сны.
– Способный был парнишка, не отнять, – подвел итог Казимир Яковлевич. Он крутил головой, высматривая что-то или кого-то. – Жаль, не остался.
– А что с ним стало?
– Родители забрали, – ответил Егор Семенович. – Даже девятый класс не закончил. Девятый!
– Но бучу заварил на все деньги, – заметил директор. – Мы детей эвакуировали, спецназ вызывали некоторые деятели. Спецназ не пригодился, – добавил он, покосившись на Колю. – Машину и материалы он сам уничтожил.
– Или с собой забрал, – мрачно сказал Егор Семенович.
– Следствие сказало: уничтожил.
– А что особенного в девятом классе? – помедлив, спросил Коля.
Можно подумать, только девятиклассники способны бунтовать и строить машины, которые видят сны. Шестиклассники, по Колиному твердому убеждению, были ничем не хуже, а скорее даже лучше любого девятиклассника, причем во всем. Коля, к примеру, был шестиклассником.
– Вот ты где! – неожиданно воскликнул Казимир Яковлевич и устремился куда-то вбок.
Коля увидел небольшой мобиль без кабинки и спину сидевшего за его рулем. Мобиль, неторопливо кряхтя, катился в сторону леса.
– Булат Баирыч! Булат! Стой! – закричал директор и, наплевав на ноблес оближ[5 - Ноблес обл?ж (от фр. noblesse oblige) – «положение обязывает», т. е. положение в обществе накладывает определенный отпечаток на тип поведения.], побежал.
Егор Семенович и Коля припустили за ним.
– Стой, говорю!
Мобиль остановился, сидевший в нем человек обернулся – явно ученик, русый, долговязый, в панаме, с едва-едва пробивающимися усиками над верхней губой.
– Стой, – сказал директор. – Андрей? А где Булат Баирович?
– Я за него, – бесстрашно ответил долговязый. – Здравствуйте, Казимир Яковлевич. Здравствуйте, Егор. Здравствуй, мальчик.
– Андрей, добрось-ка нас до Колмогорова.
– Да тут идти-то.
– Добрось, говорю. Там буза, мы должны появиться солидно.
