Синтез

– Нет, Чен, просто такую массу денег мне не поднять, только моему бойцу.

– Ха-ха, Термит, твоя сила в голове.

«Ведем, ведем, – занервничал «спецназ», – сейчас пропадут».

Санчес очень удивился, увидев идущего рядом с Термитом широкоплечего молодца с большой сумкой.

– Инвестиции в ваше будущее.

– В наше будущее.

– Здесь…

– Здесь достаточно, чтобы… попробуйте сами.

«Санчес взял сумку! Открой, посмотри, посмотри, неужели не интересно?»

– Можно взглянуть?

«Молодец, коллега, – снова возликовал «спецназ».

Скрипнула молния.

«Видно!»

– Итак, вы понимаете, господа, насколько всё серьезно.

– Серьезна не сумма в ваших руках, а то, откуда она взялась.

– С Князем мы договаривались не обсуждать эти темы. Мне это не нужно знать.

«Проклятье!» – разочаровался «спецназ».

– Да Князь был крысой.

– Чен, здесь все уважаемые люди. Не стоит.

– Ну тебя, Термит. Во-первых, мы сядем за стол когда-нибудь? Дело сделано. Давайте «тереть» дела грядущие.

– Справедливо господа, хотя надеюсь, теперь я и вас могу называть товарищами. Присядем.

Ускоряйся перемотка, много лишних общих фраз, пафоса, и никакой конкретики.

– Товар.

– Вложения.

– Вложения от сбыта товара.

– Легальный бизнес.

– А что, если?

– Ни в коем случае.

– Будущее нас рассудит.

– В белых перчатках революцию не сделаешь.

– И всё же мне кажется…

«Господи, ну, сколько можно? Или достаточно, – терял терпение «спецназ», – в принципе, достаточно, но всего лишь слово, произнеси слово».

– Вы о чем?

– О белых перчатках.

– Так и что, коллега?

– Хватит мудрить. Никогда не думал об этом, но вдруг пришло в голову, сколько мне будет стоить депутатское кресло?

– Зачем оно вам, Чен? Если мы будем с вами…

– Или мы будем с вами.

– Если мы будем вместе…

– Так о перчатках.

– Ну что вы всё заладили?

– Чен, держи себя в руках.

– Ты мне не указывай. Я задал конкретный вопрос. Может, я передумаю, но сейчас мне интересно.

– Насколько я понимаю, это деньги от товара, имя которому наркотики?

«Слава всем святым! Дальше».

– И что?

– Чен, не надо, не заводись.

– Это кто, вообще? Да, это деньги от наркотиков. Вы их не возьмете?

«Внимание».

– Минуту, товарищи.

– Нет, ответьте мне, вот вы, товарищ Диего. Вы не возьмете деньги от продажи наркотиков? Деньги, которые помогут вам занять президентское кресло.

– Товарищи.

– Господа, не о том вы.

– Термит, я не с тобой.

– Товарищ Санчес, вы возьмете деньги от продажи наркотиков?

– Не стоит, Диего.

– Дело в том…

– Вот вы политики, скользкие существа. Как с вами можно иметь дело? Я не буду его иметь, пока вы не ответите на вопрос. Возьмёте деньги?

– Да, деньги возьму. Для нашего общего дела.

– Деньги от продажи наркотиков?

– Послушайте, Чен, вам это так принципиально?

– Тут же все свои. Никто же нас не пасёт, надеюсь? Только мы.

– Друг друга.

– Если деньги помогут в борьбе против нынешней прогнившей, коррупционной, преступной власти, возьму деньги и от продажи наркотиков.

«Спектакль окончен. Фас!»

Что такого Манчини сказал Термиту остается загадкой, во всяком случае, Хайдену он этого не сообщил. Простейшая операция, элементарное исполнение. Ребенок мог до такого додуматься. Но, почему-то никак, ни у кого не получалось.

– Вам легко лишать жизни людей, или давать на это указания?

– Нет, я просто-напросто борюсь за выживание. Термит бы долго не стал молчать. Даже, если бы он молчал сам по себе, Чен бы его вытряс. Так что, спасибо за услугу.

Термита нашли мертвым в камере, на следующий же день после ареста. Констатировали инсульт.

– Согласитесь, всё элементарно? – Манчини выражал спокойствие, потягивая сигаретный дым.

– Санчес повёлся слишком… слишком всё просто.

– Халява привлекает всех, даже таких, как Санчес, – Леонардо ухмыльнулся. – Это Термит постарался. В нём я не сомневался, не зря же он был мозгом Князевой группы. И в Чене я не сомневался ничуть. Хотя, из тех скудных фраз, которыми вы мне описали операцию, он пошёл очень далеко. Переиграл самого себя. Ваш босс должен быть доволен.

– Да уж, – скупо согласился Глен.

– Что-то не так?

– Всё так, – улыбнулся Глен.

Если бы что-то прошло не так, Хайден даже не знал, что бы с ним сделали. За последние несколько дней он потерял несколько лет жизни. И, по сути, удачей он был обязан Змею. Ему казалось, что Змей чувствует это.

– Чена вы долго держать не будете? – спросил Манчини.

– А зачем он вам? – поинтересовался Хайден, хотя заранее было договорено и о том, что Термит должен быть убит в самое ближайшее время, и о том, что с Чена снимут обвинения через какое-то время.

– Мне? – переспросил Манчини. – Мне он нужен с той же целью, что нужен был нам только что. Надеюсь, вы не будете углубляться.

– Мне это не интересно.

– Итак, касательно наших интересов. Я перед вами чист. И… я, простите, могу быть свободен?

– Как договаривались.

– Я удовлетворил ваши интересы? – Манчини выражал спокойствие, потягивая сигаретный дым.

– У вас тонкий аналитический ум. Я не буду лгать вам. Вы догадались о том, о чём я только сейчас догадываюсь. – Карл старался держаться жестко.

– То есть вы не были уверены в связи вашего, как там его… с господами из МГБ? Прямой связи.

– Всё очень просто вышло.

– По-детски, вы хотите сказать? Но, мы совместными усилиями добились цели.

– Вполне возможно.

– Вы бываете когда-нибудь удовлетворены результатом чего-либо, Карл? –спросил Леонардо.

– Никакой результат не бывает конечным. Вы меня понимаете?

– Ладно, а мы с вами? Я перед вами чист. И… я, простите, могу быть свободен?

– Ну что ж… – Карл задумался.

– Да ладно же, признаетесь, ваш босс доволен больше чем, если бы вернул себе порошок в полном объёме. Я прав? Ну, я же прав?

– Отчасти, – Карл скупо улыбнулся. – Но, уверяю вас, на этом всё не закончится.

– В этом я и не сомневаюсь.

Так долго и муторно всё двигалось, а разрешилось в один день.

И каждый был уверен в том, что на этом этапе, а это именно этап, всё не закончится. Кроме того, параллельно бурлило множество задач, которые в любой момент способны будут их всех заново пересечь между собой.

А Максим с Джоном Купером неслись на запад.

Глава

VII

За окном бушевал шторм. Свеча, стоявшая на столе, едва заметно дрожала. И дрожала она совсем не из-за движения воздуха. Ей становилось не по себе от того, что разворачивалось за окном. Тьма закрыла собой стихию, о масштабе которой можно было судить лишь по её жуткому напряженному голосу, голосу, рвущемуся развернуть всю мощь, скопившуюся в терпеливо сжатом кулаке закованного деяния.

– Если ты не живёшь деятельной жизнью, но даёшь нести себя вялому течению обстоятельств, то в определённый момент ты сталкиваешься с катастрофой. И если ты по натуре личность недеятельная, или, даже не склонная к какому-либо действию, то тебя сломает. Сломает и вышвырнет вон, на обочину жизни. А эта обочина до того переполнена, что давно превратилась в стену, преграждающую путь тем, кто знает свою цель и движется к ней, чего бы ему это не стоило.

– А если у меня нет цели, но по натуре я деятельный или, как вы сказали, склонен к действию?

– Тогда катастрофа поможет тебе, придаст импульс, и ты должен будешь обрести цель, просто обязан, иначе конец твой – обочина.

– Насколько я могу предполагать, вы считаете, что в массе своей люди бездеятельны. Именно поэтому растут стены?

– Именно так. Именно поэтому человечество в целом несчастно.

Мощный порыв ветра ударил в стекло окна. Свеча колыхнулась.

– Но те, кто обрёл цель, те, кто обрел счастье быть деятельной натурой, они-то?

– Им тяжело в мире стен. Они сражаются и в большинстве своём гибнут. И гибнут очень часто нелепо, в силу безразличия и непонимания стен, неприятия, нежелания быть услышанными стенами, тупого ленивого упрямства стен, инертности масс стен, боящихся любых движений и любых перемен. Стена хороша тогда, когда защищает тебя от врага снаружи, но не тогда, когда не пускает наружу тебя, сама, становясь тебе врагом.

– Но катастрофа? Она способна разрушить стену?

– Всё может быть. Катастрофа – крайняя черта. Понимающие её близость стараются не допустить её приближения и приступают к действию.

– И их мало?

– Их крайне мало. В основном они одиноки. И именно поэтому им необходимо обладать не дюжей силой, чтоб встать на свой путь без поддержки.

– А если они не обладают должной силой?

– Должны приобрести. Цель поможет, должна помочь, обязана укрепить их в сознании своего пути и придать уверенности. Они станут сильными. Обязаны стать сильными.

– Или же их ждет обочина…

– Или же их ждет обочина.

– 1 –

– Ты любишь её?

Максим вздрогнул. Сидя в отеле, в кафе за чашкой чая, в субботу, накануне отъезда в Ветреный, он задумался и не заметил, как к нему за столик подсела Варвара Ильинична.

– Простите? – обратился он к ней.

– Любишь принцессу?

– Какую принцессу? – Максим никак не мог понять, о чём его спрашивают.

– Да брось ты, Максим. Ты прекрасно меня понял, – улыбнулась старушка.

– Вы всё называете Риту принцессой?

– А как же её ещё называть, если она и есть принцесса.

– Принцессе нужен рыцарь, – проговорил Максим, вспомнив слова цыганки.

– Каждой женщине нужен рыцарь, – сказала Варвара Ильинична.

– Так вы об этом?

– Не слышишь ты меня, молодой человек, – рассердилась бабушка.

– Почему, я всё понял. Просто, мне все эти принцы с принцессами, да рыцарями, да драконами, да не знаю, как там ещё, так…

– Ты её любишь?

– Почему вы так решили?

– Ну, во-первых, потому, что ты не отвечаешь, во-вторых, это вводит тебя в смущение, в-третьих, ты готов ехать за ней на край света, хотя даже не представляешь, где она и что с ней. В-четвертых, и я в этом уверена, о ней ты думаешь больше, чем обо всех твоих драконах, хоть и не признаешься в этом даже себе.

– То есть, вы вот так взяли, и ответили за меня.

– Принцесса не принцесса, она чудесная девушка. Скажи ей. Обязательно скажи, иначе упустишь.

– Что сказать, что она чудесная девушка?

– Вот ты балбес! Это-то, само собой. Тебе же не пятнадцать лет, что ты всё как мальчик? Обязательно скажи, как найдешь.

– Что сказать? Я не понял.

Варвара Ильинична встала, помотала головой и, уходя, бросила:

– Всё ты понял.

– Кстати, всё забываю спросить, Макс, ты любишь её?

– Чёрт! – Максим снова очнулся. На этот раз он находился в салоне автомобиля. Укачавшись от монотонной дороги и слегка задремав, он вспомнил свой разговор с Варварой Ильиничной.

– Что такое? – удивился Купер.

– Может, остановимся вон там, кабак какой-то и заправка. Я как раз взбодрюсь и сяду за руль.

– Давай. Ночью вести я не люблю. Очень любезно с твоей стороны, – Джон рассмеялся. – Сколько сейчас? Ага, половина десятого. Тормозим.

Заведение, в котором решили остановиться Максим с Джоном, было довольно-таки скромным. Единственное, что придавало ему некоторую солидность – это телевизор с большим экраном, видимый из любой точки кафе. Судя по всему, хозяин заведения любил развлекать своих посетителей трансляциями спортивных мероприятий.

Но сейчас было время последних новостей, и немногим посетителям придорожного кафе приходилось вместе с ужином поглощать сладкий голос дикторши, вещавшей о событиях уходящего дня:

– Беспрецедентной по своему масштабу можно было бы назвать сделку, пресечённую сегодня днём в одном из прибрежных отелей, если бы она была единственной за последний месяц. Эпидемия наркоторговли – так характеризуют текущее состояние криминального мира в департаменте полиции. В результате операции, проведённой отделом полиции по борьбе с наркотиками совместно со спецназом Министерства Городской Безопасности, было изъято пятьсот килограммов героина. Преступники были задержаны непосредственно в момент совершения сделки. По информации, полученной нами в пресс-центре Департамента полиции, в сделке участвовали такие известные в криминальном мире авторитеты, как Чен и Тадеуш Буковски, более известный как Термит, в прошлом правая рука лидера преступной группировки Артура Фридмана по кличке Князь. Но, говоря о популярных людях, здесь стоит упомянуть и ещё об одной широко известной личности уже политического, а, следовательно, и общегородского масштаба. Лидер коммунистической партии Города, кандидат в президенты, Диего Санчес, присутствовал в отеле, ставшем местом преступного действия. Благодаря оперативной съемке, проводившейся на протяжении всей операции, вы можете видеть, что в переговорах с Ченом и Буковски принимает участие Диего Санчес. Более того, доподлинно известно, и также видно, что ни у кого иного, как у Санчеса, в конечном итоге, остаются деньги от продажи героина. В данном случае и Министерство Городской Безопасности, и Департамент полиции, и наш канал воздерживается от каких-либо комментариев. Однако стоит задуматься, кого собирается избирать народ, в ком он видит свою защиту и своё будущее, а также на какие средства существует так называемая народная партия, а также проводится её предвыборная компания.

– Воздержалась от комментариев, – не сдержался Купер.

– По данному инциденту возбуждено уголовное дело по статьям…

– Да пошли вы в задницу со своими статьями! Вот суки! Это же подстава! Очевидно. Или, вообще, монтаж. – Джон завёлся.

Судя по всему, посетителей кафе также заинтересовало последнее известие, полученное с большого экрана телевизора, и они также начали его обсуждать, может не столь импульсивно, как Купер, но с тем же возмущением.

– Поверь, Макс, найдутся ослы, которые поверят в этот понос и заберут свои голоса у коммунистов, или, вообще, не придут на выборы. И этот дебил засядет ещё на четыре года. Нет, этот Город может спасти только революция…

– Ты коммунист? – поинтересовался Максим.

– Нет. Я оппозиционер.

– То есть, как только коммунисты… если коммунисты придут к власти, ты будешь агитировать против них.

– Макс, я сейчас говорю об элементарной справедливости.

– То есть… при чём тут справедливость? Это политика. Политика и справедливость практически антонимы. О чём ты говоришь?

– Макс, ты был на окраине Города? Я имею в виду даже не то, куда мы сейчас направляемся, а окраину Центра. Ещё полчаса езды от последней станции метро. А то и дальше. Поселения вокруг заводов. Как там существуют люди, ты знаешь? Ты месяц живешь в самом Центре, да ещё на халяву…

– Ну, извини…

– Да… Я не об этом. Просто…

– Слушай, Джон, я из России. Не надо мне парить мозг, я всё то, о чем ты хочешь мне рассказать, знаю гораздо лучше тебя. Так что, давай, допивай свой чай, а я свой кофе, и в путь. У нас другая цель.

– Хрен с тобой. Погнали. Начнёшь засыпать, буди меня. Утром мы должны быть в Ветреном.

Ведя автомобиль по пустой трассе, Максиму вспомнилось, как он, выехав из Москвы, попал в коридор. Так же пусто, так же ровно, так же в никуда.

«Нет, сейчас не «в никуда». Сейчас… Я должен её найти. Потому что… Потому что… Потому, что я должен. Она из моего мира. Нет, не то. Она… Она нужна мне».

– Ты припозднился, Карл.

– Простите, неотложное дело.

– Какие могут быть дела после столь блестяще проведенной операции? – задорно поинтересовался тот, кому недавно дали имя господин Д.

– Дело в том, господин магистр, что эту блестяще проведенную операцию необходимо как можно глубже закопать. Вы понимаете меня?

– Карл, только такой ум, как у тебя смог просчитать мои цели и убить сразу двух зайцев. Я прав? И не нужно меня именовать магистром. Мы на востоке. Гуннар.

– Вы понимаете, Гуннар, что мне непросто работать на два фронта…

– Карл, фронт у тебя один. Ты же на моей стороне, ведь так? А твой долг? Ему же мои задания не мешают. Ты хочешь ясности?

– Я хочу справедливости, – отчеканил Карл.

– Уволь, Карл. Древними методами мы ничего не добьемся. Изжили себя легенды. Любую легенду можно выкупить. Ты убедился.

– Чего вы хотите?

– Я хочу наладить дипломатические отношения с Городской властью и…

– И?

– Подзаработать. Согласись, героин – это мой личный проект и мои деньги. Иных ресурсов тут нет и быть не может.

– И только?

– Карл, ты о чём?

– Только подзаработать?

– Скажем так, он будет приятно удивлен результатами моей, прости, нашей деятельности.

– Он что-то знает?

– Нет. Ты его боишься?

– Я ему служу.

– Проглочу обиду. Согласно иерархии, твой непосредственный начальник я. Ты согласен?

– Абсолютно, господин магистр.

– Так мы на одной стороне, Карл?

– Вы доверяете Фернандо Коста?

– Хм, ответа нет… Хотя… Ну что ж, изволь. Он не посмеет мне навредить, поскольку чувствует мою силу и ту силу, что за мной. С другой стороны, он не настолько наивен, чтобы думать, что я посмею перегнуть палку. У нас договоренность. Взаимовыгодное сотрудничество. Тебе достаточно?

– Вполне, – неуверенно проговорил Карл.

Гуннар заметил это.

– Так мы на одной стороне?

– Да, господин магистр. Позвольте мне передать отчёт.

– Ах да, безрезультатные хлопоты. Напомни, что там у нас. Мальчик нам не нужен. Девочка не нужна?

– Девочка пропала, – уточнил Карл.

Гуннар взглянул на Карла и нахмурился.

– Не думаю, что это они. Зачем? Ты с этим хочешь ехать? Давно пропала?

– Неделю назад. Никаких следов. Объявлена в общегородской розыск.

– Весьма странно. Скорее совпадение. Ладно. Езжай.

– Да, если в пути возникнут новые обстоятельства или информация, требующая доработки, я отложу доклад.

– Не буду тебя пытать, я тебе верю. Ты сделаешь всё, как нужно. И не забывай, мы на одной стороне.

– Да, господин магистр. Позволите удалиться?

– Ступай. Удачи тебе, Карл.

– Спасибо.

Карл вышел. Гуннар сел за стол и задумался. Проведя ладонью по лицу, он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Выйдя на улицу, Карл сел в свой автомобиль, достал карту, полистал её и остановился на странице с надписью: «Ветреный».

– 2 –

Перед сном замок готовился окутаться нежной тьмой. Тьма понемногу подступала, зажигая на небосклоне звезды. Морские волны принялись убаюкивать берег.

Она уже приняла перед сном ванну и, как обычно, в легком одеянии, небрежно облегающем её изящную фигуру, вышла на балкон. Как не привыкли звезды, всё же они, как обычно, хором ахнули, сраженные её совершенной красотой, назвать которую только неземной было бы слишком скудно, поскольку для звёзд она была также чудом.

Город внизу готовился ко сну. Фонари уже всюду были зажжены, в окнах квартир постепенно гас свет. На улицах становилось тише и тише.

– Спокойной ночи всем, – ласково произнесла она.

После она некоторое время стояла, закрыв глаза, и что-то нашептывала. Вдруг она резко замолчала, улыбнулась, открыла глаза и устремила свой взор на восток, уже полностью скрытый во тьме.

– Ты не спишь, мой милый! Ты приближаешься ко мне. Ты очень взволнован. Успокойся. У тебя всё должно получиться. Ты справишься. Ведь я думаю о тебе. А ты так и не ответил мне, ты думаешь обо мне? Смешно, не правда ли? Как я могла тебя спросить? Иногда мне так смешно становится от того, что я говорю, особенно, когда разговариваю с тобой, мой дорогой. Мой милый мальчик. Мне так жаль, что я не могу тебе открыться прямо сейчас. Быть может, это облегчило бы тебе твои страдания, и погасило все твои беспокойства. Ведь ты страдаешь, тебя беспокоит что-то, о чём ты никак не можешь догадаться. А я бы могла тебе помочь. Советом. Или просто добрым словом. Или одним лишь взглядом. Я уверена, тебе будет достаточно одного моего взгляда. Я уверена в этом потому, что мне будет достаточно одного твоего взгляда. Не нужно лишних слов, не нужно слов. Мы способны общаться без слов. А ведь ты даже не знаешь обо всём этом. Ты и не догадываешься о том, как я тебе нужна. Ты не догадываешься о том, как ты нужен мне. А ты мне так нужен. Я, наверное, всё это уже говорила. И могу повторять это снова и снова. Я готова ждать тебя столько, сколько этого потребует от нас время, пусть оно и совпадёт с вечностью. Если для того, чтобы ты стал готов нужна вечность, я буду ждать вечность. И снова я могу это повторить. Мой хороший. Будь осторожен. А я пойду спать и буду ждать тебя во сне. Жаль, я так и не могу разглядеть твоего лица. Пожелай мне спокойной ночи, милый.

Первый, попавшийся на въезде в Ветреный, мотель, а как оказалось позже и единственный, за исключением гостиницы в центре города, стал пристанищем для Максима с Джоном. Сняв номер, Максим тут же завалился спать, попросив Купера разбудить его часа через четыре.

Утренний сон, после ночи, проведенной за рулем, у Максима не задался. Не то, чтобы он совсем не мог заснуть, просто его сон был тревожен и перемежался с мыслями и воспоминаниями, которые бередили его мозг наяву и тут же незаметно проваливались в сон, стирая четкую границу.

Максим Сергеевич Волков. Родился 25 ноября 1974 года в Москве. Интересно, я имею какое-нибудь отношение к дворянскому роду? Поручик Волков это же я? Или не я? Это был сон или через коридор я очутился там. Не очень редкая у меня фамилия. Родители ничего не рассказывали о своих предках. Странное дело, почему-то в Советском союзе своя родословная в большинстве всём была по боку. Учитывая, что родственников у меня почти нет, это говорит о том… Да не о чём это не говорит. К чему это я всё? Москва. Конечно, когда до МКАД несколько шагов, сложно с уверенностью утверждать, что ты москвич, особенно, если это происходит всего лишь во втором поколении. О чём я думаю? Так я не усну. Или я уже сплю. Волков попал в плен. Откуда я знаю про его двоюродного брата? Владимир Лирин, он был младше его. Кто он такой? Жили они не бедно, это я откуда-то помню. У них были квартиры Москве и Санкт-Петербурге, дача в Крыму. Впервые я увидел его на балу, кажется, в двенадцатом году. Он был совсем мальчишка, застенчивый и чертовски симпатичный. Ну, как, собственно, и я. Нет, скромничать я не буду. Стоп, зачем я обо всём этом думаю. А, я сплю. Я-то жил с родителями в Алтуфьево, пока в институте учился. И с сестрой. Как у сестры получилось так взять и уехать в Европу? Навсегда. Она всегда умела устроить свою жизнь. В отличие от меня.

После защиты диплома мы гуляли месяц, наверное. И никаких видов на будущее. Ни цели, ничего, вообще. А кем я только не хотел стать в школе. Перехотел? Или испугался? Или не так хотел? Глупо во всём винить страну, которая начала разваливаться, когда я был ещё в школе, и развалилась к моему выходу в открытое плавание.

Девушка в форме гимназистки! Так я её назвал. Что же это за институт был? Помню, только, что я решил поступить в него, только ради того, чтобы снова её увидеть. Она стояла посреди холла. Я поднимался по лестнице и не мог отвести от неё глаз. Белая блузка, синяя юбочка до колен, короткие белые носочки и чёрные туфли на плоской подошве. Смуглая, с густыми чёрными бровями и пронзительными синими глазами. Да, да, я встретился с ней взглядом, мне, даже, показалось, она улыбнулась мне. А, может, и правда только показалось. Густые чёрные волосы, собранные в короткую косу, украшенную белым бантом. Ну, точно, гимназистка. Я был сражен наповал. Кстати, именно так, кажется, выглядела Ольга Оболенская, которая гостила у соседей Лириных, и в которую был влюблён Володя. Черт возьми, я всё же сплю.

Но, это стало моим идеалом красоты. Да я влюбился в неё! Да, с первого взгляда. Волосы, конечно, были не чёрными, а посветлее. Это брови? Брови, будто чёрные. А волосы? Как этот цвет называется? Не знаю. Каштановый! Да, тёмно-каштановый. Стоп!

Стоп! Смуглая, синие, или голубые глаза, чёрные брови, тёмно-каштановые волосы… Я описываю Маргариту. Это была она? Не может быть. Она младше меня, ей тогда лет двенадцать-тринадцать было. И что ей делать в Москве, в институте? Да, чушь какая-то. Или я сплю? Но какой-то похожий образ меня преследовал всё время, что я ходил в детский сад, учился в школе. Махнул. Да, я, вообще, влюбчивый был.

Институт пролетел. Были девочки, были, но этот образ, эта гимназистка не выходила у меня из головы. Да, чёрт возьми, какая связь между мной и моим двоюродным братом, жившим сто лет назад! Ох, я снова сплю.

В какой-то момент девушки, о которых мы так любили рассуждать, наверное, ещё больше, чем о пьянках, политике, музыке и футболе, ушли на второй план.

Я вышел из института с бесполезным дипломом, без будущего и без средств к существованию. Нужно было устраивать свою жизнь. Ненавижу это выражение. Некоторые друзья уже были женаты и… устраивали свою жизнь. Но, я не был женат. Да и как я могу жениться, если свою жизнь я не устроил. Я даже не знаю, как это. С чего начать? Найти работу? Кстати, когда я на стройку-то устроюсь?