Время снять маски

– Мам?

– Сынок, я знаю, что вы опять поругались с папой. Мне так жаль, – она присела на кровать.

Она старалась никогда не перечить отцу при мне, но я знал, что она была на моей стороне. Она часто приходила ко мне, и мы разговаривали уже вдвоем после таких ссор. И это делало мою жизнь чуточку более выносимой.

– Спасибо, мам.

Она взяла мою руку в свою.

– Ты и Вики – самое ценное, что у меня есть. И у вашего папы. Мы любим вас, но любовь проявляется у каждого по-своему. Может, с возрастом ты поймешь, почему он так требователен к тебе, а может не поймешь никогда, и это только закалит тебя.

– Он невыносим. Я так устал от его бесконечных упреков, – вздохнул я.

– Я понимаю, Алекс. Попробуй найти в его словах какой-то стимул к саморазвитию. Я понимаю, это сложно, но, может, все-таки получится…

– Ты его любишь? За что его можно любить? – задал я вопрос, который много лет вертелся на языке.

– Он не плохой человек, Алекс. Я знаю его с других сторон, нежели ты. И пусть я не всегда разделяю его методы или взгляды на жизнь, но я его просто люблю. Не за что-то, а просто потому, что он есть. С годами он стал жестче, надел броню, но я все еще вижу в нем того Уолтера, в которого влюбилась много лет назад. И я вижу ту его часть, которую он не показывает никому, даже вам с Вики, и эту часть человека люди обычно называют слабостью.

Она еще немного посидела со мной, а потом ушла, но принесенный ею ужин остался стоять на столе, медленно остывая. Я достал телефон, долго еще просматривал посты Эммы, смотрел в пустую переписку между нами, а потом написал ей.

Алекс:

«Спасибо за вечер. И за то, что слушала.»

А потом изменил имя контакта с «Эмс» на «Эмма».

Глава 16. Есть одно «Но»

Эмма

Саундтрек: Shawn Mendes – Imagination

Разговор с мамой не заставил себя долго ждать. Удивительно, что она не начала сразу, как только я вошла, а дотерпела до утра. Мы завтракали обычно вместе, и чаще всего завтрак нам готовила я. Мне проще вставать по утрам и так я хоть как-то могу облегчить ее тяжелое бремя матери-одиночки. Вообще-то настроение у меня было прекрасное, но я старалась это не показывать, потому что мама, словно это чувствуя, всегда старалась перевести статус моего настроения на «еще жива, но убита морально». Отличницы так рассуждать не должны, думать так не должны даже – такое клише. Но я тоже была человеком, прощала себе эти мысли и довольно часто злилась на маму за это.

Мама пила горячий кофе – эспрессо, конечно, без сахара. А мне запрещалось пить кофе или производные напитки, но я пила их вне дома. И это было, пожалуй, единственным, что я скрывала от мамы. До сих пор. На завтрак же я обычно готовила простые омлеты, каши, иногда сытные боулы, сбалансированные по всем канонам, как просила мама. Каши были исключительно на воде: мы следили за фигурой. Но при всех этих правилах и идеальных ужинах от мамы я почему-то все равно не была худой. Где справедливость за все старания и тренировки? Пожалуй, стоит все-таки подумать об отказе от кофе и булочек…

Мама небрежно начала разговор:

– Эмма, у вас снова какие-то мероприятия в школе? Не многовато для учеников выпускного класса? – она положила кусочек омлета со шпинатом и сыром в рот и начала медленно жевать, испытывающее глядя на меня.

– У нас остался еще один мастер-класс по самообороне, но, помимо него, будет еще осенняя поездка в лагерь, по поводу которой мы вчера и собирались, – не моргнув, ответила я, а такая встреча действительно намечается.

–Мне кажется, тебе надо сосредоточиться на учебе. Учитывая то, что ты так и не определилась, куда будешь поступать, Эмма. Ты все еще думаешь, что есть лучшие варианты, чем предложила я, похоже… Мне все же кажется, что техническая специальность востребована во все времена, – а вот и ее козырь от бабушки.

– Да, но мне надо иногда тоже отвлекаться, к тому же, я не могу отказаться от организации всех грядущих мероприятий, без меня не справятся!

– Ну в этом я сомневаюсь, – безразлично ответила она и продолжила. – Если я почувствую, что это мешает твоей учебе, я поговорю с директором, и она решит этот вопрос.

– Как скажешь, мам.

Хотелось закрыть глаза и выйти из-за стола. Но это повлекло бы другие неотвратимые последствия, поэтому я сдержалась, доела омлет и попрощалась. В школу я шла в полном нетерпении и с огромным желанием поскорее рассказать о вчерашнем Джулс сразу, как представиться возможность. Обычно я бы сделала это в тот же вечер, но не хотелось делать это при маме, даже за закрытой дверью, а еще хотелось все самой хорошенько обдумать. По ходу моего рассказа глаза подруга неподдельно округлялись, а рот открывался.

– Да ты что?! – только и повторяла она, поглядывая на Алекса, который, к счастью, явно был занят разговорами с друзьями. – Поверить не могу.

Потом она все же высказала свои сомнения по поводу Алекса:

– А ты уверена, что он не хочет просто добавить тебя в свой список достижений? Мы это уже проходили, Эмма…

– Хотел бы – давно бы сделал, наверное, – поморщилась я, представляя это.

– Тоже верно. Ну, подруга, держи меня в курсе… А что Джеймс?

Я вопросительно взглянула на нее.

– А что Джеймс? И при чем тут вообще Джеймс?

– Он же на дух не переносит Алекса?

– У них это взаимно, – только это я и могла ответить, а потом перевела тему. – А что у вас с Мэттом?

Джулс блаженно улыбнулась, поддаваясь моему желанию сменить тему, и ответа на мой вопрос не потребовалось. А потом подруга поделилась подробностями, как устроена жизнь Мэтта в Чикаго, как проходят его пары в колледже и какие у него интересные соседи по комнате.

Кстати, надо бы рассказать Джеймсу об Алексе, пожалуй. Не знаю, почему я вдруг решила, что ему нужна эта информация. И вообще, что я ему интересна. Но мне хотелось верить, что за этим равнодушным взглядом скрывается что-то большее. По крайней мере, его взгляд никогда не был равнодушным, когда он смотрел на Алекса. Оказаться меж двух несущихся навстречу друг другу с бешеной скоростью машин без возможности спрятаться – лучше сразу умереть. Любой, кто просто посмотрел бы на то, как они прожигают друг друга взглядом, сразу сказал бы, что никакой дружбы тут не будет никогда. Они даже не могут одним воздухом дышать. И, если мне суждено оказаться на линии столкновения, то лучше я надену шлем и защиту, чтобы были какие-то шансы выжить. В моем случае – скажу Джеймсу об Алексе. Он точно не обрадуется… Хотя что именно я ему расскажу, если пока еще ничего толком не случилось? Или случилось?..

Алекс весь день вел себя почти как обычно, только был более задумчив и не флиртовал ни с кем. Но и ко мне он не подходил да и вообще никак не пытался пообщаться. В конце дня это стало меня уже угнетать, и, если бы не лаконичная записка от него в конце дня с предложением «Кофе?», то я бы начала беспокоиться очень сильно. Джеймса я не видела весь день, но старалась не придавать этому большого значения: мало ли чем может быть занят старшеклассник весь день в школе, может, готовится к тестам или мы просто не пересекаемся…или я намеренно пытаюсь игнорировать незаметную черную толстовку среди толпы, чтобы избежать разговора.

Второе наше свидание с Алексом – я уже полноправно, как мне казалось, могла называть это свиданиями – было в кафе «У Мэгги». По дороге он не пытался взять меня за руку, как бы мне этого ни хотелось. Вел себя как обычно, как вчера в кино до нашего разговора. И, если бы для нас в порядке вещей было бы вот так идти в кафе, то я бы не подумала, что между нами вообще что-то есть. Но, когда нам принесли кофе, Алекс начал разговор о вчерашних событиях:

– Эмс… – он замялся, – то есть Эмма. Я вчера сильно многое о себе рассказал, вывалил на тебя все свои семейные проблемы, но не должен был делать этого. Ты – единственная кто теперь знает мои сомнения и страхи. И я, честно говоря, переживаю, что мой образ в твоей голове претерпел теперь значительные изменения…

Я напряглась: во-первых, мое имя в его устах теперь звучало совсем иначе, и это заставило меня задержать дыхание, а во-вторых, я подумала, что он хочет откатить все обратно.

– Господи, Алекс, ты о чем вообще? Ты – не робот, и я рада узнать, какой ты на самом деле, – поспешила я убедить его.

– Мне понравился вчерашний вечер с тобой, я хотел бы узнать тебя ближе, если ты позволишь, – он поднял на меня глаза.

Я замерла. Как давно я хотела все это услышать.

– Но…

Что еще за «но»? В голове вихрем пронеслись все возможные плохие варианты. В книгах и фильмах о любви я столько раз встречала это пресловутое «но»: «но мы не можем быть вместе», «но я тебя не достоин», «но мы слишком разные» и все подобное этому, что ничем хорошим, судя по моему опыту, это не должно закончиться.

– Но, – продолжил он. – мой отец не в восторге от нашей встречи вчера. Как видишь, я честен и сейчас с тобой, поэтому я бы хотел оставить все, как есть, на людях. Но мы могли бы встречаться после школы или общаться в соцсетях, постараться не афишировать наше общение.

Мне точно надо было подумать. Тайные отношения не входили в стандартный перечень этих «но», однако тоже мне не нравились. Я не могла понять: действительно ли это из-за отца или же… он стесняется меня? Но как ни крути, мне это тоже было выгодно, ведь меньше всего я хотела, чтобы мама узнала о моей дружбе с Алексом. Поэтому немного помолчав, я одобрительно кивнула:

– Поддерживаю эту идею. Давай сделаем так, по крайней мере, пока.

Я согласилась на его предложение, но мне нравилась мысль думать, что это решение было принято из моих личных мотивов, а не из-за того, что это просто был Алекс и, все, что он предложил бы мне, я бы одобрила просто потому, что это он. Он действительно казался мне другим человеком, улыбка его была искренней и от того еще более красивой. Но не так легко выкинуть из головы того надменного парня, который говорил колкости в мой адрес.

Сегодня наша встреча была недолгой, у меня начинались первые тренировки по теннису после каникул, и Алекс не стал меня провожать, чтобы не вызывать интереса окружающих. На меня им всем было бы плевать, но на Алекса и меня – нет. Из кафе мы пошли в разные стороны, но на прощание он легко приобнял меня, прошептав: «Удачи!». А пальцы правой руки проскользили от локтя до кончиков пальцев. И с каких пор локоть стал самым чувствительным местом на моем теле?

Глава 17. Новая реальность

Джеймс

Саундтрек: NF – Paralized

Прошел наш второй мастер-класс, и оставалось чуть меньше недели до последнего. И можно будет расслабиться и не грузить парней-инструкторов с клуба: у них и так хватало работы с началом учебного года.

Каждая осень сопровождалась большим наплывом новичков, желающих освоить рукопашный бой, но, как обычно, после одного-двух занятий почти половина отсеивалась. Похоже, люди как-то по-другому себе представляют рукопашный бой, хотя клуб со своей стороны прикладывал все возможные усилия для популяризации этого направления. Тим основал клуб пятнадцать лет назад, будучи еще совсем молодым парнем, но успевшим повидать ужасы войны в Афганистане сразу после армии. На войне он понял, что в такие моменты ты не можешь на сто процентов рассчитывать на свое оружие, каким бы современным оно ни было, ты не можешь рассчитывать на напарников, какими бы друзьями вы не были в спокойные часы вне битвы, ты можешь рассчитывать только на себя и свои силы. Поэтому он, собственно, и прививал эту идею всем первым своим ученикам, а потом впоследствии привил ее и мне.

Эти осенние тренировки давались мне особенно тяжело, потому что я не был общительным и любезным инструктором, я говорил четко и по делу, и, если большинство учеников воспринимали это как данность, то родители были не в восторге от меня, потому что я всегда был честен, а не заговаривал зубы, расхваливая их детей, чтобы содрать с них побольше денег. Здесь была важна практика и упорный труд, а не какие-то таланты и регалии – на них было все равно. Многим было этого не понять, но Тим всегда был уверен во мне и доверял моему методу отбора учеников.

Сегодня я как обычно возвращался с тренировки, часы доходили десять вечера. Эмма так и не написала мне по итогу их с пижоном похода в кино, из-за чего настроение у меня стремительно катилось вниз. Почти у дома я заметил, что входная дверь чуть приоткрыта, тогда я тихо спрятал телефон в карман – осторожность не помешает. Я медленно зашел в дом и заглянул в гостиную. Работал телевизор, отец спал на диване, я сразу почувствовал этот едкий запах, но мой мозг отказывался осознавать реальность, хотя никогда в жизни я не забуду запах алкоголя и вусмерть пьяного человека. Из ванной я услышал журчание воды и тихие всхлипы. Я чуть приоткрыл дверь, но не сразу понял то, что увидел: мама сидела на краю ванной, в руках держала зеркало, в ее пальцах были салфетки, а рядом аптечка. Я зашел, а потом только увидел ее лицо, когда она подняла его на меня. но было частично в крови, и в некоторых местах уже проступали синяки. Ком встал в горле вместе с нарастающими волной воспоминаниями, которые как картинки одно за другим сменялись перед глазами. Мама заметила меня и сказала:

– Джеймс, не надо.

Я почти уже рванул в коридор, но она крепко схватила меня за руку и твердо сказала:

– Джеймс, нет.

Я закрыл глаза, пытаясь собраться: холодное спокойствие во мне проигрывало битву нарастающему гневу, который вот-вот был готов завладеть мной.

– Все нормально, он не специально.

Я молчал, восстанавливая дыхание, и только желваки на лице ходили-туда-сюда. Я думал, что мне стоит предпринять на этот раз. В висках стучало. Через несколько бесконечно долгих минут я предложил:

–Поживи у Натали. Хотя бы немного.

–Завтра поговорим. Иди спать.

Отца снова уволили. И он снова начал пить. И снова поднял руку на мать. Это никогда не было «вовремя», всегда этот его срыв и слабость только усугубляли наше положение. Мы жили небогато даже в хорошие времена, но, когда отец срывался, то вовсе дело было плохо. Матери сложно было тащить все на себе. И в такие моменты я, конечно, пытался ей помочь, находя временную подработку. Но сделать это сейчас, когда у меня и так полный аврал – почти нереально. Но это не сегодня и не завтра. Несколько дней точно ничего не решат, но мне нужно привести себя в чувство. А прежде – нужно было выплеснуть эту ненависть. Если не на отца, то куда-то в пространство, иначе она поглотит меня.

Несколько дней я жил словно в тумане. Монотонно существовал по инерции, страшась того, что могут принести эти изменения. Я не причинил ему вреда тогда, потому что мать попросила, но моя ярость требовала выхода, поэтому на следующий день после заката солнца я пошел туда, куда ходил обычно несколько лет назад. Это всегда помогало мне снять стресс и держать себя в каком-то подобии адекватного состояния. Жаль, что следы оставались: на руках, лице, теле. Мама работала днем, брала сверхурочные после окончания рабочего дня и приходила домой только поздно вечером, а рано утром снова уходила. Чтобы не пересекаться с отцом. И она не уехала к Натали. Пока. Но несколько дней можно было точно не переживать за нее, потому что отец был явно занят другим. Время у меня было.

Про Эмму и пижона я тем более думать не хотел. Не мог. Меньше всего я хотел с ней сейчас пересекаться в школе. Она ни за что не должна заметить, что у меня что-то не так. Потому что она не из тех, кто промолчит, она захочет помочь. Я должен со всем справиться сам. Всегда справлялся и в этот раз справлюсь.

Но в один из этих чертовых одинаковых дней она все-таки поймала меня в коридоре. Я носил черную толстовку теперь каждую пару: она закрывала мои кисти почти до кончиков пальцев, надежно маскируя следы. Замечания преподов насчет толстовки меня шибко не заботили, пока это не дойдет до завуча или директора, но я был на хорошем счету, ведь каждая школа захочет получить такого выпускника. Эмма окликнула меня, но я не отозвался – сделал вид, что не услышал и шел дальше, но она развернулась и потянула меня за руку, вытаскивая из толпы.

– Джеймс, стой же ты! Я тебя потеряла, где ты пропадал несколько дней? – ее проницательный взгляд внимательно изучал меня.

Я собрал волю в кулак, принял непринужденный вид:

– Я был тут, как и всегда.

Она заметила мое уставшее, посеревшее от стресса и бессонных ночей лицо, и ее губы приоткрылись, а зрачки расширились. Казалось, еще секунда и она все поймет. Потом она медленно спросила:

– Ты в порядке?

– Как и всегда.

Что я мог ответить? Уж точно не этой девушке я покажу когда-либо свою слабость.

– У меня тест, мне надо идти.

Она растерялась и крикнула мне вслед:

– Ты помнишь про наш мастер-класс завтра? Все в силе?

Я молча, не оборачиваясь, кивнул и вновь скрылся в толпе школьников.

Утром в пятницу я еле как открыл глаза. Я отключил будильник, видимо, или просто его проигнорировал. Пожалуй, стоит дать себе день отдыха, тем более что особо важных пар не предвиделось. Дома было тихо, только еле слышно работал телевизор. Я взял телефон. Куча уведомлений свалилась на меня и зарябила в глазах. Я еле как смог выделить их них знакомое «Эмма Харди» и задержал взгляд: «Эмма Харди впервые за долгое время изменила свой статус». Ну-ка. Я оживился и открыл ее профиль. Раньше у нее в статусе было типичное «Все сложно», говорящее все и одновременно не говорящее ни о чем конкретно, но вчера вечером она стерла его. Теперь там красовался розовый цветок и сердечко. Этих девчонок фиг поймешь, вот что это значит? То «все сложно», то сердечки…И с какой стати я вообще пялюсь на ее статус? В глубине души я понимал, что все это значит: пижон все-таки смог пробить ее крепость. Вопрос в том, почему меня так волнует какая-то болтливая девчонка и ее безответная любовь? И почему вдруг стало казаться, что день стал еще более отвратительным, хотя хуже некуда. Я решил, что мой вечерний уже теперь ежедневный ритуал я перенесу на обед. До мастер-класса у меня есть время, а на нем я должен быть равнодушен, как всегда. Я буду держать свои эмоции при себе во что бы то ни стало.

Я поспал еще несколько часов, потом быстро умылся, замотал кулаки, оделся во все черное и вышел из дома, даже не взглянув на отца. Я знал: он там же, где и всегда.

Глава 18. «Нокаут»

Эмма

Саундтрек: St. Paul feat The Broken Bones – Apollo

Утро началось прекрасно! В последние несколько дней я почти жила в телефоне, мы с Алексом постоянно переписывались. Интересно, что столько времени история нашего диалога была пустой. Но как все поменялось теперь! Он не слал мне сердечек или каких-то признаний. Хотя я в глубине души, конечно, и хотела этого, но мне казалось, что намного правильнее теперь уже сначала узнавать друг друга, а потом влюбляться. Вот только у меня вышло наоборот. А симпатия перерастет в любовь со временем, если так будет продолжаться дальше. Наверное… Даже без признаний написанные им «Спокойной ночи!» или «Доброе утро, Эмма!» были слаще всего сейчас. Я просыпалась и засыпала с его сообщениями. Я витала в облаках, но старалась сохранять здравый смысл хотя бы в области учебы. На парах Джулс подозрительно поглядывала то на меня, то на Алекса, когда мне приходило очередное сообщение от Алекса. Ей это все не нравилось, не нравилась перемена во мне. Но я наконец-то была счастлива!

На фоне нашего сближения с Алексом мне приходилось тщательнее шифроваться дома. Скрывать свое довольное жизнью лицо было тяжело и, нет-нет, да и проскакивала улыбка без причины, на которую мама обращала внимание. Недавно утром у нас состоялся следующий разговор.

– Я уезжаю в командировку в пятницу утром. Вернусь в воскресенье вечером, – мама отпила кофе и медленно поставила чашку на стол, а потом взглянула на меня. – Могу рассчитывать на твое благоразумие?

Звучало вполне обидно, но обиду надо было снова проглотить, если я не хочу продолжения.

– Да, конечно, как и всегда, – ответила я.

– Я не просто так спрашиваю. В последнее время я вижу, что что-то изменилось, и я переживаю. Знаю, что ты мне не расскажешь, но я пока буду не требовать объяснений.

Еще бы я ей рассказала, учитывая, что она всегда отгоняла парней от меня палкой, как будто у меня не было своей головы на плечах.

– Так что сосредоточься, Эмма, это очень важный год. Самый важный год в твоей жизни, – закончила она и встала, надевая пиджак.

– Да, мам, – мне только и оставалось подчиниться, никакого другого ответа от меня бы никто не ждал.

Я с надеждой смотрела в то будущее, когда смогу, наконец, принадлежать сама себе. Принимать свои решения и совершать свои поступки. Без оглядки на маму или ее прошлое. Мне так хотелось жить свою жизнь. Я понимала ее мотивы: растить дочь без партнера – то еще приключение. И, возможно, в свое время она немало выслушала обвинений от бабушки, хотя сейчас я бы ни за что не сказала, что моя-то бабушка может быть грозной, но ведь прошло столько лет. Мама зачерствела как человек, но ее женское сердце искало тепло и любовь по-прежнему, но, пока оно было свободно, я не могла рассчитывать на то, что кто-то перетянет часть ее внимания на себя, делая каждый мой вдох более свободным. Я ждала своего отъезда в колледж, ждала окончания школы, потому что наш уговор закончится, и я смогу, наконец, заняться поисками отца. И это событие горело как свет в конце тоннеля. Я много раз думала, что будет, если я его найду, что я ему скажу. Буду ли рада этой встрече или накинуться с обвинениями и слезами за отсутствие нормального детства и поломанную жизнь мамы? У всех в этом мире были отцы, правда, разные, но они были: кто-то из них не уделял время своим детям, кто-то ругал, кто-то разговаривал по душам, а кто-то умер, когда дети были маленькими. Но все они были, хотя бы в воспоминаниях или на фото. А у меня не было ничего. Ничего, что могло бы сформировать хотя бы какое-то свое представление об отце, кроме вечных проклятий мамы с бабушкой. Иногда я представляла, как в значимые для меня моменты он был бы рядом: в первом классе, на моих соревнованиях, на дне рождении, на выпускном. И как сейчас мне, возможно, помог бы его совет, потому что опыта в общении с парнями у меня никогда не было и приходилось полагаться только на себя.

А пока я делала то, что могла сделать девушка, очень недовольная своей внешностью. Я стала тщательнее выбирать макияж и прическу с утра, как бы странно это ни звучало. Если раньше я устала пытаться завоевывать внимание Алекса такими приемами, то сейчас мне хотелось выглядеть лучше. Лучше, чем есть на самом деле. Я маскировала дурацкие веснушки тональником, чуть изменила макияж глаз и чаще стала рисовать стрелки, а еще – наносить бальзам на губы. Я явно больше стала думать о себе, как о девушке. Мне хотелось нравится. Снова. Алекс, если и замечал эти перемены, то молчал о них. Джулс говорила, что я стала буквально светиться и намного чаще улыбаться. Мне захотелось сильнее начать следить за фигурой, потому что Алекс никогда не выбирал полных девчонок или даже склонных к полноте. Поэтому забракованы были все булки и даже мой любимый кофе с молоком и сиропом. По крайней мере, на время. Мама всегда говорила мне, что он калорийный, но теперь я как будто ощущала на себе эти калории с каждым глотком…

Но все эти маленькие нюансы были незаметны в школе. И, наверное, единственный, кроме Джулс, кто бы обратил внимание на отсутствие кофе в моем рационе и, может быть, на что-то еще – так это Джеймс. Он всегда предпочитал чай. Забавно, что я говорю «всегда», хотя знаю его чуть больше месяца. Но Джеймса не было видно. Я почти не замечала черной, такой уже знакомой толстовки среди старшеклассников. А вчера, наконец, увидела. Но выглядел он жутковато, честно говоря. Его теплые карие глаза были безжизненны. Они теперь не были светлыми, а стали глубокими темными. Под глазами залегли серые круги. Кожа стала бледной. Как будто он был болен. Но что меня зацепило больше всего, так это мелькнувшие ярко-алым руки, когда я одернула его за рукав. Я даже не сразу сообразила, что это было и подумала, что у него в клубе много работы и тренировок. Сегодня же у нас был запланирован наш последний мастер-класс, и мне не терпелось нормально поговорить с Джеймсом, детальнее его разглядеть и понять, что происходит.

Алекс предложил мне сегодня прогуляться после мероприятия, встретившись у сквера в квартале от школы. И я нетерпением ждала нашу встречу, потому что встречаться вдвоем нам удавалось редко из-за занятости обоих и опасений, что кто-то может нас случайно увидеть.

Мастер-класс, как обычно, был запланирован на четыре часа, но Джеймса не было в половину четвертого. Как не было и без десяти четыре. Как не было и тогда, когда пришли все его коллеги – Том, Зейн и Дуглас. Я старалась не подавать виду, но, когда девчонки стали выходить из раздевалок, подошла к Тому и спросила его, не знает ли тот, где Джеймс.