скачать книгу бесплатно
Вот ить, негодяй. Полковник Пронин потрет руки. Вот ить, жадный сукин сын. Как они все спешат родину продать.
– Но они ничего не попросили и не сделали предложение?
– Россия – страна деликатная, камрад, кто же на первом свидании предложение делает? Не боисс, крючок вошел плавно, будут и предложения – но они должны сделать первый шаг. А покамест, камрад…
JC поморщился:
– Пожалуйста, не надо меня так называть.
– Учитывая обстановку, – я обвел жестом брутальный декор подсобки, – данная форма обращения более чем уместна.
«Как хочу, так и назову, – подумал я, – потому как на данный момент ты на крючке не меньше, чем полковник Пронин. Одним камнем двух агентов».
– Ладно, проез-жали. – JC сказал с деланной беспечностью. Он приоткрыл дверь, переглянуться с негром на стреме. – Засидьелися мы тут. Все в порядке, поехали.
В аллее за буфетом нас ожидал голубой «Шевроле Малибу». «Как-то фривольно для государственного транспорта, – подумал я. – Ладно, на „Линкольн“ я еще не тяну».
– В шпионском искусстве главное есть терпение, – сказал JC поучительно. – И не забывай пристьегнуться.
И откуда он знал, что я обожаю, когда мне читают лекции.
– Ладно, мистер Конкорд: давай начнем работать над моей легендой, над моим скромным обиталищем. Мне же ее надо куда-то привести! Во-первых, это должно быть чисто и убрано, она не хиппи какая – на матраце трахаться, но и скромно, чтобы оправдать мои жалобы, что денег нет. Теперь тачка. Думаю, без феррари мы обойдемся…
JC ухмыльнулся.
Движение на Парквее было не слишком густое, солнышко сияло, травка зеленела – живем, Джошка! Живем!
– …любой шеви или форд сгодится. У меня нет особых предпочтений…
…да и не разбираюсь я в них, что уж там…
– …лишь бы пыхтела. Далее, новые документы – карточка Social Security, кредитные карточки, водительские права – да ты лучше моего знаешь. Далее, толковое название и адрес для моей конторы, где я перевожу эти ску-у-учные документы. Она должна быть реальной, да ты и сам знаешь, чего я напрягаюсь? В общем, за работу, Джошка. Самое главное, не забудь отчеты, которые я буду воровать. Особенно самый первый – он должен быть один к одному.
– Какой ты профессионал, – сказал JC. – Кто бы мог задуматься. Почему-то ты не упомянул расходы. Которые ты будешь нуждаться. В разумных пределах.
Я откинулся на сидении и закурил. Чувствовал я себя шикарно, и сознание сделанной работы, и National Bohemian, и вкусный виргинский табачок органично сочетались и дополняли друг друга.
– Кэш, безусловно, пригодится, – сказал я. – Но давай с этим делом не спешить. Первым делом безналичность. Я ведь еще ничего не заработал.
– Бух-галтерия тебя полубит, – повторил JC.
Еще как. Не боисс, Джошка, я тебя еще выведу в дамки, и Анюту тоже, и самого себя. Мы все будем в дамках. Дай мне только завербоваться. Дай мне только выйти в советские шпионы.
Эта мысль так меня развлекла, что дым пошел не туда, и я серьезно закашлялся.
Давным-давно, будучи тинейджером в городе Лысенко, я уже хотел быть советским шпионом.
TWENTY-SIX
Видишь ли, JC…
Конечно, я не мог ему рассказать такое, он бы с ума сошел, он бы не заснул, раздираемый сомнениями на кости и хрящики, и в конце концов доложил бы об этом наверху, и старик Рэмблер испустил бы громоподобный пёр от удовольствия и свернул бы операцию.
Когда я подрастал в Союзе, то советская пропаганда преподносила современные примеры для подражания с большой ленцой. Ну да, космонавты… ядерные физики… но шпионы, в смысле разведчики, были точно на третьем месте.
Идея космонавта мне была по душе, но сколько их было? Максимум пара в год, и для такой здоровой страны, как Союз, шансы пройти конкурс были как выиграть «Волгу» в лотерею. Кроме того, было похоже, что от космонавта требовалась физическая форма, но не мозги, на что мне было трудно подписаться. И наконец, может быть, вы не заметили, но если докапываться до самой глубинки, то я окажусь человеком скромным. Идея стоять в открытой машине и ехать сквозь ревущие толпы меня не шибко привлекала. Например, что, если припрет? Останавливать кавалькаду и искать туалет? Меня всегда смущали физические неудобства.
Ученые-ядерщики были полной противоположностью космонавтов – тише воды ниже травы, получают дома-машины, оставаясь полностью в тени. К сожалению, с физикой у меня было дело плохо. Дальше законов Ньютона дело не пошло. Электричество было от лукавого. Телевизор я мог запросто поставить на алтарь и приносить ему жертвы в виде воблы и какао.
Оставались шпионы, они же разведчики. Я не буду писать диссертацию на тему «Образ агента КГБ в советской литературе и кино», потому что законы жанра обязывают прибегнуть к симулякрам и парадигмам и прочей философообразной тягомотине. Скажем так: советский разведчик был Эйнштейном в теле олимпийского гимнаста с набором джеймс-бондовских талантов, и жизнь его была сплошным гламуром. Он шастал по Нью-Йорку и Парижу в громадной сияющей машине, срывая один план капиталистов развязать войну за другим. Он получал свои медали за дверями, закрытыми на сто замков, и устало смотрел на мир, который он спасал снова и снова, до тошноты, через линзу всезнающей, все испытавшей мудрости. Его шрамы в интимных местах были свидетельством правды, которую знал он, но не знали ни его начальники, ни их соперники. Его женщина была гламурнее всех блондинок, и она жила и любила его такими же усталыми глазами и ждала его возвращения в полном неведении того, чем он занимается, где находится, кого трахает и когда вернется, если вернется вообще. Как и его друзья по пьедесталу – космонавты-ядерщики, – разведчик не знал, где ближайший пункт сдачи посуды и во сколько выносить мусор.
Но с возрастом до меня постепенно доходило, что, помимо стальных мускулов и снайперских навыков, разведчик нуждается в идеальной партийной биографии, включая гойскую чистоту крови – или хотя бы пару звонков из очень высоких мест, – и фантазия, «как с белых яблонь дым».
Вплоть до сегодняшнего дня.
TWENTY-SEVEN
Свеженький как огурчик после утренней спортивной ходьбы и овощного коктейля из свежих моркови и сельдерея, начальник контрразведки Рэмблер разглядывал агента Конкорда с некоторым интересом. Это было примерно то, что хорошо заполняло просвет между сочным диетическим пойлом и десятью каплями «Джек Дэниэлс» в утреннем кофе.
– Итак, ваш друг предлагает, чтобы мы сочинили ему фейковую должность с полным легальным прикрытием. Умница какая, надо же.
– Я не вижу, чем мы рискуем, – пробормотал Конкорд. – Он уже почти что ее соблазнил. Возможно, я не осведомлен, но пара подложных документов и визит уборщицы на явочную квартиру – это не такая уж высокая цена для того, чтобы скомпрометировать советского дипломата.
– Мы создаем фейковую личность, апробированную ЦРУ, которая в будущем может быть использована другой стороной, – сказал Рэмблер. – Вы правы: у вас недостает опыта для таких вещей. Кроме того, скажите вашему другу, что его отказ осчастливить нас своим присутствием и пройти детектор лжи не вызывают у нас энтузиазма поддержать его начинания. Немножко паранойи – хорошо, много паранойи – плохо. К тому же у него иммиграционное досье всего на полстраницы. Случайно, не вы его интервьюировали на визу?
– Это было после меня. Леониду двадцать пять лет, откуда у него взяться биографии больше чем на полстраницы?
– Если его действительно зовут Леонид, – сказал Рэмблер. – Если ему действительно двадцать пять. Я настаиваю на датировке углеродом. Вы знаете, что все, что к нам приходит из-за «железного занавеса», – это приманка. Часть масштабнейшей операции КГБ. Сюда входит еврейская эмиграция – он же сюда прибыл по израильской визе, так? Вы что думаете, что Брежнев разрешил бы тысячам людей уехать, если бы его не подтолкнул КГБ, который спит и видит, как наводнить Америку своей агентурой? И, кстати, многие из них даже не евреи. Как называется институт, который посещал этот ваш Леонид? Одна из этих еврейских школ – беершеба, кажется?
Джош нахмурился. Ему действительно не пришло в голову экзаменовать Леонида на эту тему. Особенно потому что сам-то он… ну да, на Йом-Киппур полагалось думать мрачные мысли, а на Рош ха-Шану – радостные, и еще переодеваться на Пурим и крутить дрейдл на Хануку… этим его иудаизм в основном исчерпывался. Так что экзаменатор для Леонида из него был никакой.
Рэмблер не знал пощады:
– Имейте в виду: то, что я сказал о паранойе, относится к агентам – не ко мне. Я являю из себя образец реализма, и постоянная бдительность – это непреложная часть моей работы. Я не могу быть параноидален по определению.
– Мне кажется, компромисс возможен. – Джош сказал мягко, но с твердостью. (Это трудно, кто бы спорил.)
«Интересно, где здесь золотая середина», – думал он. За своего агента нужно заступаться – тем самым ты проявляешь уверенность в качестве своей работы, – но если слишком бодаться, то создается впечатление, что он тобой манипулирует. «Ничего я в этом не понимаю», – проскочила предательская мысль.
– Вы что-то сказали? – Рэмблер сморщился, наблюдая, как Джош кусает ногти.
Попался! Джош покраснел.
– Во-первых, – пробормотал он, – Закс не просит аванс.
– Подозрительно, – кивнул Рэмблер. – Беженец без гроша в кармане? На что он вообще живет?
– Он вывез редкие марки из России.
– А, ну да. – Рэмблер что-то пометил у себя. – Вы не удосужились проверить его легенду у дилеров-филателистов, не так ли? А что там советская таможня, уже марки не проверяет? Ваш друг вот так вот взял и вывез свою коллекцию?
– Понял. – Сердце Джоша провалилось сквозь пол. – Значит, на вас нельзя рассчитывать в плане материалов, которые он мог бы передать русским? Хотя бы одну страничку фейкового досье – допрос эмигранта?
Рэмблер покачал головой:
– Сначала он должен прийти сюда лично и ответить на пару вопросов. Возможно, у меня найдется время задать их ему лично.
«Когда-нибудь твое желание сбудется», – подумал Джош. – Как бы мне хотелось, чтобы Леонид тебя «прочитал»».
TWENTY-EIGHT
Вообще-то, я рассказал JC, как я вывез марки. Операция была непростая, похвастаться есть чем.
Во-первых, я закупал марки задолго и постепенно. Покупка целой коллекции одним махом вызывает подозрения, и продавец с посредником были бы только рады настучать в ОБХСС или напрямую чекистам. Я слишком хорошо знал нравы советского черного рынка, чтобы доверять этому народу.
Во-вторых, я посетил своего старого друга-одноклассника Олега Д., который трудится и будет трудиться до конца дней своих эмэнэсом в Международном институте рабочего движения стран Азии и Африки, и попросил у него разрешения воспользоваться институтскими формами, чтобы переслать кое-какую литературу на адрес уважаемого профессора и специалиста по монгольскому профсоюзному движению Майры Фельдман при City University of New York.
В-третьих, я приобрел очередную биографию В. И. Ленина на английском языке, «From Volga to Eternity», которая получила все призы, какие есть. Разумеется, я получил огромную скидку, поскольку все десять томов биографии собирали пыль на полках магазинов международной книги. Тем самым посылка была идеально законным средством распространить лучи передового учения в город Желтого Дьявола.
В-четвертых, я аккуратненько завернул марки в целлофан и приклеил их липучкой внутри переплета каждого тома. Работа была филигранная, и потел я над ней всю ночь.
Конечно же, мероприятие было рискованным.
Могли возникнуть подозрения на почте. Даже советские НИИ не каждый день отсылают в Нью-Йорк десятитомники ленинской биографии. (Степень риска – «низкая». )
Майра могла проигнорировать или не обратить внимания на мою отчаянную просьбу не вскрывать; могла начать читать и оставить хотя бы один том в метро. (Степень риска – «средняя». )
Наконец, почтовая служба, советская или американская, могла просто взять и потерять бандероль. (Степень риска – «высокая». ) Куда пойдешь, кому скажешь, как говорила моя тетя Ривуся.
И все же все эти риски, вместе взятые, были несравнимы с угрозой попасться на таможне. Но моя психоипохондрия взяла свое, и я со вздохом достал красу и гордость моей коллекции, перевернутую картинку Мавзолея (СССР, 1933 г., номинал 10 р., негашеная!), которая согласно знаменитому каталогу «Yvert et Tellier» могла в зависимости от состояния пойти между $1000 и $1500. Я прикрепил ее нежно и с любовью в верхний правый угол обычного пожеванного конверта с моим адресом.
Представ перед сонным таможенником, я достал этот конверт, вынул из него мою визу, авиабилет, квитанцию из банка и разрешенные к вывозу $120 и протянул ему это хозяйство, небрежно бросив конверт на прилавок тыльной стороной вверх. Бинго.
Я рассказал об этом JC в общих чертах, как часть кампании по убеждению его, что я был относительно тертый овощ. Но делиться этими достижениями с Рэмблером я бы не стал. Для него это звучало слишком сказочно. По его разумению, на такие вещи способен только профессионал, причем прошедший школу spycraft под его, Рэмблера, началом.
Согласно тому, что я с него «считал», JC чувствовал себя полным дерьмом за то, что утаил мою операцию от Рэмблера. Но эти сопли были вторичны; главное, то, что у него появились секреты от своего начальства. Вот до чего довел его чертов русский – я. На данный момент JC чувствовал бо?льшую близость со мной, чем с Агентством. Что было не очень хорошо. Его нужно было срочно уверить, что мы все были в одной команде.
Нет, конечно, мне его было жалко. Но не слишком. Чрезмерная жалость всегда контрпродуктивна, а это всегда плохо.
TWENTY-NINE
– Мы подделаем отчет, – объявил JC.
– Подделаем фейковый отчет? – Я едва не поперхнулся. – Ну, братан, не знаю, что ты там куришь…
Впрочем, мой фирменный русский коктейль скептицизма и сарказма, настоянный на цинизме, испарился, как только я ступил ногой в Явочное Место, код SJ.
Stonewall Jackson Inn был модным гей-баром для поклонников Южной Конфедерации. На стенах висели копии фоток времен Гражданской войны – поголовно молоденькие мальчики в форме конфедератов, некоторые по пояс обнаженные и перебинтованные, некоторые в весьма интригующих позах. Пили и бурбон, и белое вино, а на джук-боксе стояли пластинки и кантри, и джаз. Главное, что, как и положено гей-бару, в SJ была «задняя комната», и в три часа пополудни там было относительно тихо: только две парочки обжимались на диванах по уголкам. В свою очередь у «задней комнаты» была своя «задняя комната», где нас, безусловно, не могли ни выследить, ни потревожить.
Я немного оробел. Мои блуждания по Нью-Йорку не включали в себя задние комнаты гей-клубов. Обычная советская гомофобия. Но не будем об этом.
– Если чекисты меня выследят, разве это не заставит их усомниться в моих чувствах к Ане?
JC хмыкнул:
– Да ладно – ты зашел испражниться, вот и все. Это не то же самое, когда бы если ты был регулярный клиент. Они побоятся зайти в заднюю комнату. Все русские боятся, что их изнасилуют.
Иногда спорить не стоит. Тем более что зерно в этом было – что есть советское общество как не внешняя зона, в отличие от зоны внутренней, она же собственно «зона», а на зоне «козлов» и «петухов» не жалуют.
– В общем, мы напишем свое интервью с эмигрантом, – заявил он, прям чистый Мартин Лютер с молотком-гвоздями, – и притворимся, что оно из ЦРУ. Я знаю, как писать. Я таких интервью много провел.
На самом деле он был мелкой сошкой. Если ЦРУ проявляло повышенный интерес к деталям биографии эмигранта, его отправляли на военную базу в Германии, где им занимались военные эксперты.
– Нам вовсе не обязательно передавать им какого-нибудь Боруха, который служил на ядерной подлодке, – сказал я. – Все, что надо, – это убедить их, что я в состоянии его передать.
JC кивнул:
– Все, что нужно, – это правильный формат. Чтобы выглядело как аутентичное досье. И копия была сделана на настоящем ксероксе.
– Какой еще Ксеркс? При чем тут персы?
Он объяснил. «Да… – подумал я. – Так можно засыпаться в два счета. Но сомнения должны оставаться в тайне».
– Поезд делает ту-ту, Йоша, и отходит от перрона, – сказал я срывающимся голосом. – We’re in business. Найдешь нам хорошую квартиру на несколько часов. Не сюда же ее вести.
– Отель. КГБ ожидает, что ЦРУ прослушивает твою квартиру. Не забывай, что ты подписал двадцать пять форм о неразглашении.
Я кивнул:
– Ладно… все равно есть что праздновать, JC. Нас ожидают амфоры выдержанного бургундского и команды распущенных молодых гетер. Выражаясь метафорически, – добавил я.
Все, что произнесено с акцентом, амеры воспринимают буквально.
THIRTY
«Вот ведь гады, – подумал я мрачно, уставившись на глянцевое красочное меню. – Последний цент из меня хотят вытащить, чтобы я приполз к вашим боссам за бабками».
Плач был не совсем искренним, ибо ресторан La Pizza di Troia мне пришелся по душе. Это было классное место, с чистыми линиями скандинавского интерьера и лаконичными черно-белыми фотками Гарибальди и калабрийских бандитов. Никаких картонных виноградов и акварелей Неаполитанского залива, при одном взгляде на которых хочется доесть побыстрее и отвалить, пока не началась перестрелка между Семьями. В La Pizza di Troia было не стыдно привести девушку. Цены, конечно, внушали страх и ужас в душе данного прощелыги. $10 за пиццу для одного? Sono pazzi!
– Сбереги квитанцию, – обронил JC. – Рано или поздно Агентство заплатит.
Опять за свое, проститутка с представительским бюджетом.
– А что ты, собственно, ожидал? – добавил он. – Ты же хотел пойти с ней прогуляться.
Я вынужден был согласиться. У меня не было уверенности, что ее полковник Пронин одобрит секс так скоро. С его стороны это будет не самая выгодная переговорная позиция.
Так что любой ресторан, выходящий в парк, будет дорогим. А этот фактически выходит на The Mall – парадный променад Вашингтона между Капитолием и Линкольн-мемориалом. Расположение – это наше все.
