скачать книгу бесплатно
FOUR
– Cheers, – сказал JC.
Еще до того, как я допил свою первую бутылку «Гиннесса», я решил отныне называть его JC. «Джош» звучало уж больно по-еврейски и невинно. Вряд ли Джош сможет спустить курок. А вот JC – запросто.
– Я должен сделать вам комплимент по вашему английскому, – сказал JC, – хотя иногда он звучит немножко странно…
Weird, сказал он. Мы уже перешли на английский, и это была хорошая примета.
Я просто таю. Rudy’s, где мы устроились у стойки, – это мечта, а не бар. Это все равно как я пришел в «Иллюзион» на Котельнической смотреть старое голливудское: гаснет свет, зал наполняется тяжелым застоявшимся пивным амбрэ, в углу включается джук-бокс и сквозь треск слышится “ (Sittin’ on) The Dock of the Bay» Отиса Реддинга.
Я сто раз видел этот оазис для пасынков судьбы на экране, и сейчас я нисколько не был удивлен, когда в углу стойки я увидел мужика в пожеванном костюме с безнадежно съехавшим галстуком. Он молча массирует свой стакан со скотчем, и каждая из ста морщинок в его лице кричит: Нах мне нужна такая жизнь.
Для полноты картины на другом конце бара сидит расплывшаяся блондинка «сорок плюс», которая тут же открыто уставляется на JC – галстук-костюм, все на месте. Чем не кавалер.
Что я мог рассказать JC об отделении Госфильмофонда «Иллюзионе» и о синюшном недоумке, сидящем среди старушенций в темном зале и беззвучно повторяющем диалог вслед за Хамфри Богартом и Гэри Купером?
– Поздравляю, – сказал JC. – И что это все имеет…?
– А можно я покажу вам небольшой фокус?
Инициатива – это наше все.
– Напишите число. Да прямо тут на салфетке. Ручку дать?
Я, как юный пионер, «Всегда готов!». Это всего лишь Paper Mate, десять за доллар, с длинным стержнем, который я удлинил кусочком пластика. В любом случае ручка «Монблан» – в этом баре?
– Сколько цифр?
– Неважно. Не показывайте.
JC прикрывает ручку левой рукой, но я вижу, как движется верхушка, и вычисляю номер – 44. Детский лепет. Но протокол нужно соблюдать.
– Готов? Значит, так… Ваше число состоит из одной цифры… нет, двух.
Есть.
– Первая цифра – пять или меньше? Четыре? Четыре.
Есть.
– Вторая цифра – пять или больше? Нет – меньше. Четыре?
Есть.
– Так что – 44?
Я раскланиваюсь под оглушительные аплодисменты.
– Забавно, – кивает JC. – К сожалению, у меня нет связей в мире эстрады. Вы в «Желтой телефонной книге» не смотрели? Где все по профессиям разложено?
Ничо-ничо, сопротивление – это хорошо, то, что нас не убивает, и т. д. Я потихонечку зверею, и фишка в том, чтобы подворачивать огонь ме-е-едленно, не переигрывая.
Блондинка разглядывает нас с повышенным интересом. Ну какие там мысли у нее читать, когда она и так смотрит на мир через призму, не мытую годами…
Свет-камера-мотор.
– Здрасте-как-вас-зовут, меня-зовут-Филипп-зовите-меня-Фил-просто-Фил, а-вы-знаете-что-вы-нарушаете-закон-штата-Нью-Йорк, нельзя-в-баре-сидеть-с-пустым-стаканом, а-могу-ли-я-осмелиться-и-предложить-вам-его-наполнить, и-что-же-вы-такое-пьете?
Блондинка в небольшом замешательстве от такой ковровой бомбежки. Впрочем, в ее состоянии для замешательства хватило бы простого hi.
– Эдит.
Она протягивает руку под непонятным углом: то ли поцеловать, то ли пожать.
Я делаю пальцепожатие – нэжно так, – что смущает ее вконец. Тем не менее она держится молодцом и щебечет:
– Вы можете звать меня Эди.
Она бросает непонимающие взгляды на JC, на меня, опять на JC. Один одет небрежно и говорит с акцентом, хотя я не уверен, что она разбирается; а другой явно из частной школы – я забыл спросить про его галстук, – это то, что называют «club tie»? Где-то я читал про них. У меня тоже был в совке галстук в полоску – знать бы, что это за клуб такой был, «Черноморец» или «Кайрат»?
В окосевших глазах Эдит JC явно выглядит более многообещающе. Но я не в обиде.
– Джонатан. – JC представляется с максимальной любезностью.
Имя чуть-чуть исказил, наверное, так учили.
– Так что же мадам употребляет? – настаиваю.
Наконец она включает оба грамма своего серого вещества и бормочет:
– Ку-ву-зе.
– Итак, «Курвуазье». – Я подзываю бармена.
– Со льдом, – добавляет она поспешно.
Бармен – ирландец лет пятидесяти; как у всех ирландцев, у него вид «Я у нас в Белфасте еще не такое видел, так что нех тут», и тыща морщинок на багровом лице остаются неподвижными. С тем же успехом она могла заказать «Бадвайзер». А мы с JC старательно пытаемся подавить снобские улыбочки. «Курвуазье»! Со льдом! Лед в коньяк, кель моветон! Таки мы уже на одной стороне! Как это легко!
Я выдерживаю респектабельную паузу, притворяюсь, что судьбы человечества на кончике моей сигареты, и командую бармену:
– Да ладно, черт с ним, двойной наливай, леди знает, чего она хочет! Видите ли, Эдит…
Прикольно, но улыбка приходит ко мне естественно. Причем только в США я узнал, что я обладаю естественной улыбчивостью. В России, как вы знаете, смех без причины – признак. Из нас это выбивают в начальной школе. «И чего вы улыбаетесь, Гуревич? Поделитесь с классом». Ага, прям щас.
– …Джонатан и я, мы проводим социологические исследования для Колумбийского, мы ищем кандидатов, может, вы могли бы ответить на пару вопросов, если вы подойдете, возможно скромное вознаграждение…
– Ну-у-у-у… – Почему-то она прыскает. – Почему бы и нет. Такие симпатичные исследователи. – Последнее обращено не ко мне. – В рамках приличия, так ведь? – Опять прыскает, в ответ своим тайным остротам, которые мне очень не хочется «считывать».
– Вообще-то, дорогая Эдит, вам ничего не надо говорить. Говорение я беру на себя. Я только что принял специальную таблетку, которую Джонатан разработал в секретной государственной лаборатории и которая – возможно! – позволит мне читать ваши мысли. Повторяю, если вы отвечаете нашим требованиям, если ваши мысли можно читать, то вас пригласят для настоящих опытов, и там для участников уже будут серьезные деньги.
Я затыкаю себе рот и удерживаюсь от «На Ку-ву-зе на пару дней хватит».
Итак. Вдруг я не знаю, с чего начать. Обычно я работаю с конкретными установками. Например, как детектор лжи. Я делаю только обязательную программу, я не делаю произвольную. Но от такого скептического жюри, как JC, наводки не дождешься. Он предпочел бы, чтобы я прыгнул и пропал без следа и оставил его в покое, чтобы он мог бултыхаться в своей депрессии. Он просто не заслуживает такого подарка судьбы, как я.
Так что будем делать с Эдит? Остается только частная жизнь – быстрый надрез, будет больно, но недолго, и мы разойдемся, как в море корабли.
– Пара вопросов, Эдит. Вам сорок… сорок.
Есть.
– Эй, подождите-ка, молодой человек…
Господи, она еще и заигрывает.
– …Разве леди можно задавать такие…
Я поднимаю руку – Ша. Не то чтобы это совсем сработало, она еще что-то бормочет, но с этим можно ужиться.
– Ваши родители… ирландцы… но не совсем… одна по крайней мере, а другой… вы не знаете?
– Мама говорила…
– Это неважно, что мама говорила. Речь идет о вас. Вы были замужем… дважды… трижды?
Есть. М-да…
Ее гонор пошел на понижение. Не самая благополучная у нее история супружеств. JC начинает проявлять интерес, наконец-то, слава богу.
– А что с детьми?
Вау, иголка подскакивает.
– От первого брака… ноль, от второго… ноль, и от третьего… опять ноль. Так чо там, вы родили между браками, что ли? Не-е-ет. Логически говоря, остается только до первого брака? И что с ним?.. Пришлось отдать на усыновление. И вы знаете, где он или она? Нет? Извините…
Смотреть, как женщина плачет – удовольствие сомнительное, а пьяная женщина – вдвойне. Можно не описывать ее трясущиеся губы-руки. Эксперимент закончен. Вот вам бумажный платок. Да ладно, салфеткой.
Я бросаю взгляд на JC. Жаль тебе ее, конечно, и меня ты в упор не выносишь. Я, в общем, тоже восторгом не преисполнен. Но ведь это ты меня вынудил!
– Надеюсь, больше вопросов нет, – говорю я ему. Кладу червонец на стойку, бормочу «сорри» и направляюсь к двери. Мне нужно срочно сделать большой вдох-выдох. В одиночестве. Уж больно неприятная я фигура.
FIVE
Я решил дать JC сорок восемь часов. Пускай остынет в своих оскорбленных чуйствах и вернется в реальный мир.
– ЦРУ, с кем вас соединить?
– Послание для агента Конкорда.
– Минуточку. Хорошего вам дня.
– С кем я разговариваю?
– Это Дмитрий. Скажите Конкорду: обычное место через два часа.
На ошибках учатся: пришел, увидел, не победил. Вернулся через час. Опять не победил.
Сажусь на поезд №1 в северном направлении («аптаун»).
– Здравствуйте, профессор, помните мужчину, что был у вас в кабинете прошлый раз? Он уронил вот это. Я бежал за ним, дык разве угонишься, тренированный, видать.
Протягиваю ему запечатанный конверт из жесткой бумаги, «манила», в которых бандероли шлют.
– Я внутрь положил. Можете открыть, если чо, у вас же наверняка есть доступ.
Майрон в ауте. Боится даже прикоснуться к конверту. Неуверенным тоном пытается вытянуть из меня, что и как.
– Извините, но у меня нет времени. Мне надо отвезти в больницу моего соседа по квартире. Он гей и к тому же родом из Перу – сами понимаете.
Это его затыкает на раз.
– Наглости у тебя хоть отбавляй. – JC сказал по телефону. – Ладно, подходи в Landmark Tavern, это на 11-й и 46-й. Пять минут от твоей трущобы.
Внутри «таверны» я в экстазе. Вообще-то, мне и в России нравились все места по части выпивки. Пожалуй, можно даже сказать, что я бары люблю больше, чем саму выпивку. Даже самые позорные советские. Как пивная в подвале возле Покровки в Москве. Пиво разливала людоедша по имени Катюха, которая, по слухам, спала со всем общепитским начальством, и не раз. Внешне она была как опустившаяся Эдит из Rudy’s. Или Эдит была как расфуфыренная Катюха.
Разлитое пиво, разведенное до прозрачности, и кости от воблы – вот что такое был этот бар. Парадоксально, но сплошная дымовая завеса в этой пещере позволяла поддерживать анонимность (хоть топор вешай – о, этот оптимизм русской идиомы). Если туда походить неделю-другую, рак легких был обеспечен. И все равно эта «таверна» влекла меня какой-то открытой незатушеванной кондовостью, которую не найти в элегантных кофейнях.
Но бары Америки… это любовь. И Landmark Tavern заслужил переходящий вымпел своим стилистически непорочным интерьером, чистым и безразличным к временам и модам. Всего один телек над стойкой! Утопи свою надежду в стакане, всяк сюда входящий. Римский Колизей в ирландской обработке. После этой «Таверны» я почувствую себя предателем, если пригублю «Гиннесс» в любом другом месте.
– И что ты такой нетерпеливый? – допытывается JC, как только мы устроились за столиком. – Куда ты спешишь?
– Я не спешу. Это мой обычный ритм. Всегда на пятой скорости.
– Ну-ну. Чего же ты на самом деле хочешь, Леонид? Хочешь, я тебе майку подарю «Агент ЦРУ»? Есть две расцветки: черным по черному и серым по серому. Какой у тебя размер – L?
– Ну спаси-и-ибо… – протягиваю я. – А можно еще бейсбольную кепку?
Я строю мечтательное лицо. Солнышко, травка, голубое небо, соломинка в углу рта…
– На самделе мне ничего такого не надо. Я думал, мы просто подружимся. Я ведь один как перст в Америке. Совсем друзей нет. Не с кем по душам, понимаете?
JC не лыком шит, знает когда надо перестроиться.
– Поня-я-ятно. Кстати, и шоу же ты устроил с этой женщиной – Эдит, кажется? Мне пришлось ее еще угощать, пока она не успокоилась…
– И вы отказали ей в интиме? Сноб, однако. Она же от всей души.
Знает, что неприлично, но все равно лыбится.
