В мае цвела сирень

– У кого ты занимал-то?

– У Жоры Медникова. Под проценты…

– Это ясно, – усмехнулся Пашка. – Этот барыга только под проценты и занимает.

На том разговор и закончился.

Но через несколько дней Пашка сам к нему вернулся.

– Слушай, Андрюх, – как-то внезапно произнес он.– Хочешь долг вернуть, да и еще заработать?

Андрей чуть не подавился куском хлеба, который в этот момент жевал.

– Ну… – только и произнес он.

– Вечером сегодня сходишь со мной?

– Куда? – наконец проглотил кусок Андрей. – Только предупреждаю, я воровать и грабить никого не буду.

– Ну, ты уж совсем… – округлил глаза Сергеев. – Неужели думаешь, что я тебя воровать и грабить позову? Просто, понимаешь, какая ситуация, один нехороший человек не отдает моему знакомому кругленькую сумму…

– И что? – не понял Векшин. – Я вот тоже не отдаю, не с чего…

Пашка засмеялся.

– Сравнил… То, что ты не отдаешь, это копейки какие-то, а там сумма такая, что тебе и не снилась. А деньги у этого должника есть, просто он моего знакомого кинул.

– Как это кинул? – удивился Андрей. – Куда кинул?

Пашка засмеялся еще сильнее, но необидно как-то, по-дружески.

– Кинул, это значит, обманул. Решил не отдавать вообще.

– Вообще? – это для Андрея было непонятно. Как это – есть деньги и не отдавать долг. Он голову сломал, где бы найти то, что занял, а тут… Разве бы он сомневался, отдать долг или нет, если бы были деньги?

– Понимаешь, брат… – в раздумье произнес Пашка. – Сейчас такое время, что очень много появляется денежных людей. И они начинают обманывать друг друга. А мы просто восстановим справедливость. Вернем деньги владельцу. Причем за нормальный процент.

– А как? Бить будем?

– Там посмотрим. Не исключен и такой вариант. С нами еще ребята будут, мои приятели. Ну? Ты как?

Андрей подумал.

– Давай попробуем.

Вечером Павел с Андреем зашли в недавно открывшееся коммерческое кафе. Там их уже ожидали трое парней с одинаковой короткой стрижкой в фирменных спортивных костюмах. Павел представил им Андрея. Парни по очереди пожали ему руку, называя свои имена:

– Юра…Сергей…Саша.

– Андрей… – пробурчал Векшин. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке. Его скромная одежда резко контрастировала с модными спортивными костюмами новых знакомых, а прическа была явно длиннее их принятых норм. Но ребята или, действительно, не обращали на это внимание, или просто делали вид, что не обращают.

– Значит, так… – сказал Юра. Очевидно, он был за старшего. – Должник наш охрану нанял, качков каких-то, скорее всего, придется их нейтрализовывать. Поэтому не расслабляйтесь, пацаны.

А как нейтрализовывать, не сказал. Сам же Андрей спросить как-то постеснялся. Раз все промолчали, всем все понятно, то зачем ему свое неведение показывать? Вышли из кафе, сели в темно-синюю иномарку «форд Скорпио». Векшин никогда до этого не сидел в импортной машине, поэтому с любопытством осматривался. Да, ребята, видно, не бедствуют… Интересно, зачем им он? Они и сами кому хочешь салазки согнут, это сразу чувствуется. Ладно посмотрим, попытка не пытка… Да и деньги просто позарез нужны. Доехали быстро. Припарковались возле какого-то сверкающего неоновыми огнями ресторана, сидящий впереди рядом с водителем Юра всмотрелся сквозь ветровое стекло и вздохнул облегченно:

– Здесь он… Вон его «Мерин» стоит.

Андрей огляделся, но никакого мерина не увидел. Непонятное что-то говорит Юра… Ну откуда здесь, в центре города, возьмется мерин? Что он тут делать будет? Тут вон сколько машин красивых, заграничных… Но он промолчал, не сказал ничего и получилось, что правильно сделал. Потому что мерином оказался не что иное как эффектный и сразу видно, безумно дорогой, черного цвета автомобиль марки «Мерседес».

– Будем ждать, – сказал Юра.

Ожидать пришлось долго. Выходили по очереди подышать свежим воздухом, размять ноги. Накурились до одури. Наконец, двери ресторана распахнулись, из них уверенно вышел тучный человек в окружении двоих крепких парней в каких-то дурацких, малинового цвета пиджаках.

– Выходим, – скомандовал Юра.

Когда подошли к Мерседесу, то как-то так получилось, что впереди оказались Юра с Андреем. Остальные почему-то отстали.

– Слышишь, Карпуха, – развязно произнес Юра. – Не пора ли долги отдавать? Ты здесь жируешь, а человек, которому ты должен на мели сидит? Где ж справедливость?

Парни-охранники мгновенно взяли толстяка в «коробочку». А тот с удивлением посмотрел на него, на неброско одетого Андрея и сказал:

– Шли бы вы своей дорогой, ребята…

– Гаси! – крикнул Юра Андрею нанося удар ближайшему «малиновому пиджаку», но тот ловко сблокировал удар и Юре пришлось бы несладко, если бы Андрей не достал парня длинным крюком, от которого он кулем свалился на землю. Второй ударил Андрея в лицо, удар пришелся в скулу, из глаз посыпались искры, Но Векшин устоял и, схватив парня в охапку, подмял его под себя. Подоспевшие ребята помогли окончательно нейтрализовать охрану, онемевшего от такого развития событий Карпуху втащили в свою машину и погнали за город. После недолгого разговора с применением силы, пленник согласился вернуть долг. Андрей подумал, что если бы это не был долг, он все равно бы согласился отдать любые деньги, только бы вырваться из их рук. Парни заехали к должнику в гараж и тот, больше не прекословя, отдал им тугой сверток с деньгами.

– Вот, видишь, – почти ласково произнес ему на прощание Юра. – А говорил, нету…

Андрею, когда они ехали домой, он сказал:

– Молодец. Правильно действовал. А ну, покажи скулу… Да-а опухла малость, и синеет уже, зараза…

– Да ерунда… – отмахнулся Андрей

– Так он тебя приложил, а ты даже не пошатнулся. Силен… И первого свалил, и второго заломал. Прямо Шварценеггер…

– Точно, – поддержали его остальные. – И реакция есть. Наш, в общем, пацан…

– Ладно, посмотрим, – подытожил Юра. Как-то туманно и непонятно это прозвучало. На что посмотрим? Зачем?

Ребята подвезли Андрея до общежития, высадили его, попрощались. Пашка поехал с ними дальше.

– Долю завтра получишь, – сказал на прощание, пожимая ему руку, Юра.

На следующий день Пашка протянул Андрею стопку купюр. Андрей машинально взял в руки деньги, повертел их в руках и сунул, не глядя в карман. Неудобно было пересчитывать при друге.

– Посчитай, посчитай, – засмеялся Пашка.

Векшин, пожав плечами достал деньги, пересчитал. И даже растерялся от неожиданности. Сумма, которую он держал в руках, раз в восемь превосходила ту, которую он был должен вместе со всеми процентами отдать Жоре Медникову.

– Это все мне? – глупо переспросил он.

Пашка зашелся в смехе.

– Ох, Андрюх, – произнес он, отсмеявшись. – Ты бы на себя со стороны сейчас посмотрел… Выражение лица у тебя как… не буду говорить, а то обидишься.

Ну, еще бы. А какое выражение может у него быть, если он такие деньги никогда в руках не то что не держал, а даже и не видел никогда столько сразу.

– Ты не ошибся? – засомневался Андрей. – Это точно мне?

– Тебе, тебе, – успокоил его Павел. – Заработал честно.

Андрей спрятал деньги. В его бесхитростной крестьянской душе ворохнулось недоумение – как так можно, ничего, по сути, не делая, заработать такую сумму? Что он такое совершил, чтобы ему столько денег давать? Пашка сказал: «Заработал честно». Но как это он заработал честно, если он не работал вообще, вот вопрос… Неужели за то, чтобы ударить человека, платят такие деньги? Непонятно это как-то…

– Ребятам ты понравился, – сказал Пашка. – Они тебе и погоняло уже дали: Шварценеггер. Силен, говорят, твой друг.

– Что такое погоняло? – недоуменно спросил Векшин.

– Хм… Ну прозвище, кличка… У нас у всех оно есть. Я, к примеру, Паштет. Производное от Пашки. Юра – Гонщик, он мотоспортом занимался, гонял на мотоциклах… Ну и так далее. В общем, если ты еще пару раз себя так зарекомендуешь, возьмут тебя к нам в бригаду без вопросов.

– Бригаду? – опять переспросил Андрей. Никак не мог он понять Пашкиных выражений. Вроде ясные, понятные слова, а значение имеют почему-то совсем другое…

– Да, бригаду… Только не колхозную, не строительную и не заводскую. Настоящую бригаду.

– И чем ваша бригада занимается?

– Крыши ставит, долги выколачивает… Да много чего.

– Какие крыши?

– Ну, вот смотри, – немного подумав, стал объяснять Сергеев. – Видишь, сколько сейчас коммерсантов развелось? Вот то-то… У них деньги большие появились. А на большие деньги охотников много. Значит что? Существует риск их потерять. Но если сотрудничать с нами, этот риск существенно понижается, если не исчезает вообще. Потому что своих коммерсантов мы защищаем. А они нам за это платят процент с прибыли.

– Получается, вы – охрана …

– Не совсем… Охрана только охраняет. А мы не только охраняем, мы еще с конкурентами разбираемся, смотрим, чтобы наших коммерсантов не надували во время сделок, чтобы все по понятиям было. И сами мы по ним живем.

– Что за понятия?

– Понятия? – снова задумался Пашка. – Как бы тебе объяснить… Ну, это вроде свода законов, только не государственных, а наших, пацанских. Поймешь со временем… Главное – парень ты крепкий и характер у тебя есть, а остальное приложится. Такие, как ты, нам нужны. Основное запомни – нужно всегда отвечать за базар и не прощать обид.

Андрей напряженно раздумывал.

– Слушай, Пашка, так это что-то вроде мафии получается… Как за границей.

– Ну вот, мафия… – поморщился приятель. – За границей свое, у нас свое… Ты пойми, сейчас настает наше время! Время, таких, как ты, как я… Крепких, смелых ребят. Все у нас будет: и деньги, и тачки, и квартиры. И не когда-то, а скоро. И девки красивые все наши будут.

– У меня Маринка есть.

– И хорошо. Это твое личное дело. Женись, живи со своей Маринкой, никто не запрещает. Сможешь ведь, если все нормально пойдет и её обеспечить, и сам жить шикарно.

Андрей долго молчал. Что-то внутри говорило, подсказывало ему, что все, сказанное Пашкой, как-то не совсем правильно, но где именно эта неправильность, понять он не мог. Вроде, как объясняет Сергеев, все справедливо получается. Но ведь противозаконно же. Хотя закон и справедливость далеко не одно и то же. Но ведь всеми этими делами занимаясь, можешь и не заметить, как черту переступишь. Убьешь там или покалечишь кого… Или… Да мало ли… Но, с другой стороны, хотелось Андрею хорошо пожить, что греха таить…Видел ведь он, какая красивая жизнь мимо проносится. Тем более денег легких сегодня вкусил. Сколько проблем решил за один только вечер. И долг отдаст, и в деревню теперь хоть каждый день езди. И Марину, если с этими ребятами пойдет, и содержать, и выучить сможет. А самое главное, что перевесило все сомнения Векшина, так это то, что не видел он больше никакой альтернативы для достойной обеспеченной жизни. Единственная возможность хорошо пожить, это принять предложение Пашки…

И Андрей решение принял. Он принял его тогда почти сразу, хотя и пытался себя убедить, что если придется пойти против совести, то занятие это тотчас бросит. Глупец. Сколько раз потом приходилось идти против неё… Да и само понятие: совесть как-то изменилось, сместилось со временем в Андреевых мозгах. Но затянула перспектива сладкой жизни, заманила в такие дебри, откуда выйти уже трудно. И не потому что кто-то держал. Нет. Жизнь обеспеченная, власть, положение, пусть и в своих специфических кругах, держат лучше чьих-то физических рук. Адреналин опять же щекочет, будоражит нервы и со временем становится необходимым, как наркоману наркотик.

Влился Андрей в бригаду на удивление легко и быстро. Проверку прошел без сучка и задоринки, отличился на нескольких стрелках с конкурентами, шустро начал ориентироваться в понятиях, поднаторел в жаргоне. Прослыл крепким и правильным пацаном, авторитет его среди себе подобных стал расти стремительно, где-то его уважали, где-то просто боялись. Но страх это обратная сторона уважения в бандитском мире, поэтому без него тоже никак.

Сначала, как появились деньги, он еще ездил в деревню. Потом надолго пришлось уехать в Москву, были там у их группировки интересы, связанные с охраной своих коммерсантов, бизнес которых уходил корнями туда. А он ведь молодой, интересный парень и при деньгах. Можно ли было ему долго обходиться без женщин? Сначала пользовался услугами жриц любви, потом завел и содержал пару любовниц. Вначале вроде неловко было, совесть мучила перед Мариной, потом притерпелся как-то.

А когда видел Марину последний раз, произошло следующее. Тогда еще у них все нормально вроде было, приехал он, правда, автобусом, но одет хорошо, на пальце печатка золотая на девятнадцать граммов, на шее цепь, такая что любого пса удержит… В общем, по тем временам, показатель крутости и обеспеченности. Хотя подумал-подумал и снял все эти цацки, когда к деревне подъезжал. Марине сережки золотые привез, еще что-то по мелочи. Хорошо Максима не видел, тот на сессию как раз в свой техникум уехал, он бы, наверное, его сразу раскусил, стоило только пообщаться. Марине же Андрей наговорил всякой ерунды о бизнесе, которым, якобы занимается, деньги на раскрутку, дескать, одолжил, да уже давно вернул. Та поверила, смотрела на Векшина сияющими глазами, прижималась к плечу его крепкому. Они смеялись, строили планы на будущее.

А потом Марина сказала то, что перевернуло всю жизнь дальнейшую и его, и её. Сказала, что побаивается в большом городе жить, там говорят, бандитов развелось неимоверное количество. И стреляют на улицах, и режут. Откуда только их взялось столько и сразу? Людей данью обкладывают, убивают, если те не платят. Сволочи какие, правда? «Правда», – выдавил тогда Андрей. Но ты-то им не платишь за бизнес, как только не боишься, у них же ничего святого, даже странно, что у них тоже родители есть и родные. Понаслушалась по телевизору всякого, дуреха… Что мог ответить Андрей?

Вернулся в город, мучился долго, переживал, но бросить свое бандитское ремесло уже не мог. Затянуло. И Марине признаться тоже не мог. Просто боялся, что не останется она с ним тогда, что нанесет он своим признанием ей неизлечимую рану и возненавидит она своего бывшего возлюбленного, презирать станет… Что делать, Векшин просто уже не знал. Не находил он выхода из этого лабиринта запутанного.

И он просто перестал ездить на малую Родину. Махнул на все рукой и поплыл, вернее, понесся по бурному течению жизни, ничего не загадывая и вперед стараясь не смотреть. Деду с бабушкой слал переводы, а Марине и Максиму просто перестал писать. Предвидел, что реакция друга, узнай он всю правду об Андрее, будет схожа с Марининой.

Сначала еще думал, что накопит денег, бросит свое занятие, приедет за Мариной, заберет её к себе. Но денег, как известно много не бывает. Из общежития Андрей давно съехал, сначала на съемную квартиру, потом собственную купил, в общем, написать ему Марина уже не могла. А он гулял, кутил, по ресторанам, прожигая жизнь на полную катушку. Потом завел себе красивую подругу с модельной внешностью не потому, что полюбил, просто положение обязывало. У братвы это тоже был атрибут крутости, а он к тому времени стал уже в группировке авторитетом, ему это по рангу полагалось. Ну а потом после того, как постепенно начала забываться, стираться в памяти Марина Агеева, женился на этой красотке. Жили они, правда, больше каждый сам по себе. Её только деньги и вещи интересовали, а Андрея такое положение просто устраивало. Жену он никогда не любил, и душевная близость с ней была ему просто не нужна.

О том, что умерли бабушка с дедом, Векшин узнал после того как вышел из изолятора, где сидел под следствием. Взяли их тогда целой группой, на стрелке с конкурирующей группировкой. Брал ОМОН, бойцы работали жестко, стреляли без предупреждения. Семь месяцев просидел, но выпустили, не доказали ничего. Погоревал Андрей, погоревал, напился несколько раз в дым. Все же любил он очень своих стариков. Но жизнь брала свое, дела скучать не давали, и, постепенно горе его сгладилось. Вспоминал, правда, иногда Марину, и щемила тогда душа, болела, мучило его что-то, точило… Заливал воспоминания опять же водкой. А потом и горевать перестал. Что ж убиваться попусту: того, что было не вернешь уже… Да и где она теперь, Марина? Нет её, наверное, в деревне, давно уже нет. Да и не та она уже юная девчушка, что была когда-то… И он тоже давно уже не тот.

                  ***

Андрей вздохнул, вяло выплюнул окурок, посмотрел на часы. Почти восемь… Рановато он поднялся. Раньше бывало, если перепьет, до обеда пушкой не разбудишь. А тут… И спал как-то тревожно, и сейчас так на душе погано… Хотя, попытался утешить себя Андрей, что случилось такого неожиданного и страшного? Тяжелый разговор с Максимом? Так он должен был состояться. Правда надеялся робко Андрей, что может быть сгладили года размолвку с другом, притерпелся Максим к мысли, что Векшин себе путь такой извилистый выбрал. Хотя какая размолвка? Её ведь не было по сути. Андрей просто разорвал, ничего ни говоря, все отношения с другом. Но вот почему разорвал? А разорвал потому, что предвидел реакцию Максима, на его избранный путь жизненный. Так почему сейчас он стал думать, что друг смягчится со временем и встретит его, хоть и с упреками, может быть, но все же не так враждебно? Наивно и смешно было так думать… Он же знал твердый характер бывшего друга. Так почему же тогда надеялся, что он с годами изменится?

Раньше Векшин считал, что друзья бывшими не бывают, что если перестал один человек быть другому другом, значит, просто-напросто никогда им и не был. А сейчас? Что получается в их ситуации? Ведь друзья они уже точно бывшие… Значит, настоящими и не были, если исходить из прошлого убеждения Андрея? Да как же не были, когда были. Были! Но ведь, не Максим разорвал отношения, а он, Андрей. Хотя… Если бы не разорвал он, то это все равно сделал бы Максим. Так чья вина, что разошлись дороги? Андрей сжал зубы, смял горящую сигарету в кулаке, не чуя боли… Он виноват. Он.

Ладно. Один удар он выдержал. Но предстоит второй, не менее сильный – встреча с Мариной. А они встретятся, рано или поздно. Хочет ли он этой встречи? И да, и нет… Вообще, надо сказать, еще многое ему пережить придется. Односельчане вон до сих пор носа не кажут, в избы прячутся, когда он по деревне родной идет. А ему ведь нужно с ними как-то контактировать. Это в городе ты можешь годами даже и не знать своих соседей по подъезду, не нужны они тебе. В магазине все купил, к себе в квартиру зашел и все дела. А здесь… Как он будет здесь жить, как, допустим, дрова будет заготавливать, торф? А огород придется на следующий год засевать? Где лошадь возьмет? И как один сеять будет? В деревнях, когда сажают картошку, собираются все соседи, сеют дружно за пахарем. Сегодня одному посадят все вместе, завтра другому… И деньгами здесь все не решишь. Ну, допустим, за дрова и торф он заплатит без вопросов, деньги у него есть. Но кто-то же привезти все это должен откуда-то и на чем-то… И молоко, положим, он купил бы. Но опять же, у кого? В сельском магазине его не продают. У людей покупать надо, это ведь деревня, коров многие держат, но для этого же общаться нужно, придти к кому-то, попросить… А что если он придет, а ему скажут, извини, мол, милок, нету лишнего. Нет, в деревне, без контакта с людьми не прожить… Да и магазин… Он находится через озеро в Столбцах, там и народа побольше, не так явно все вымерло. Но стыдно ему туда идти, как, опять же, с людьми общаться? Как в глаза глядеть, допустим, родителям Марины или родственникам Максима, если встретятся. Да и остальным… Слухи о нем, как о бандите, давно пронеслись, а в деревне они расходятся и разрастаются, как волны от брошенного в воду камня. Придумают и то, чего он сроду не совершал. Хотя в его случае, что ни придумай, все близко к истине будет…

Векшин вернулся в избу. Посмотрел – продукты уже заканчиваются. Надо идти в Столбцы, не помирать же с голоду. Но не может он сейчас туда идти, не может, надо хотя бы от разговора с Максимом немного опомниться. А вдруг он сегодня еще и Марину встретит? Андрей сжал ладонями голову. А может, не дожидаться всех дальнейших неприятностей, мелькнула вдруг мысль, развернуться да уехать? Мало ли в России мест, где тебя никто не знает? Но Андрей тут же твердо ответил себе – нет. Он будет жить на родной земле. Он через все пройдет, все стерпит, но будет здесь жить. Хотя все-таки сегодня лучше поехать в районный Егорьевск. Да и… Из вещей обихода надо много чего приобрести, телевизор, например, баллон с газом… Это не продукты, это в Столбцах, в сельском магазине не купишь.

Андрей достал мобильный телефон, набрал номер, который дал ему в Егорьевске таксист, который вез его до деревни. С этим сейчас просто стало, привезут и отвезут, куда захочешь, только плати. А когда-то ходил только рейсовый автобус два раза в день, утром и вечером. Опоздал – иди пешком! Сколько здесь Андрей исходил – и сам не помнит, почитай всю округу. Все, куда ни погляди, родное, знакомое, вдоль и поперек. Вот только изменилась сейчас вся округа, начиная с того же Егорьевска. И люди тоже изменились, и сам он…

Жигуленок из райцентра примчался за ним быстро. Да и разве десять километров, это расстояние? Андрей поехал в Егорьевск, пробыл там часа три, купил телевизор, плитку маленькую электрическую, холодильник небольшой, утварь кое-какую домашнюю. Продуктов старался набрать побольше, чтобы надолго хватило. Вернулся к обеду, приготовил на новой плитке нехитрый обед, перекусил. Потом затеялся телевизор подключать, полез на крышу поправлять старую антенну. Приспосабливая её, осмотрел с высоты свою родную Серебрянку. И на душе стало совсем тоскливо. Заросшая вся, запущенная, полупустая лежала перед ним деревня. Половина огородов в бурьяне, половина изб заколочены, только полуразвалившиеся крыши из кустов выглядывают. Единственная отрада, что сирень цветет, благоухает, прошлое напоминает. Еще больше разрослись её кусты, заполонили всю Серебрянку. Увидел все же кое-где людей, всматривался долго, силясь узнать, но так и не смог издалека.

Андрей смахнул с лица капли пота, присел возле обветшалого конька, искусно выполненного когда-то топором, закурил, продолжая осматривать деревню. И замер от неожиданности. По направлению к его избе шли двое мужчин. Кто же это, интересно? Мимо, наверное, пройдут… Нет, свернули к его калитке. Андрей быстро спустился с крыши во двор. Скрипнула калитка, и мужчины вошли.

– Андрюха! – завопил радостным голосом один из них, бросаясь к Векшину, протягивая ему руку и пытаясь обнять. Андрей руку пожал, но от объятий уклонился, уловив густую струю перегара. Он все еще не мог узнать пришедших.

– Ты что, не признал? – отступая на шаг, спросил гость.

Андрей всмотрелся. Мужик неопределенных лет, небритый, заросший, волосы сосульками и под хмельком. Потрепанный какой-то, неухоженный… Нет, не мог он угадать, кто ж это такой.

– Да ты что! – изумился мужчина.– Это ж я, Ильюха Меринок!

– А-а… – узнал, наконец, Векшин. И вздохнул разочарованно. Ильюха был года на три моложе его и происходил из рода едва ли не самых непутевых пьяниц в округе. Жили Меринки, так их звали по- уличному, в самом конце деревни, избенка их была всегда, сколько помнил Андрей, полуразвалившаяся, хлев с прохудившейся крышей, заваленный со всех сторон горами навоза. Как там скотина помещалась, даже удивительно. Корова их всегда была какая-то шелудивая, худющая и вечно голодная. Что она ела зимой, никто не знал, потому что никогда ей Меринки сена вдосталь не заготавливали. «Издеваются над скотиной…», – ворчал, бывало, дед Семен. – «Лучше прирезать, чем так измываться…». У старшего Меринка, отца Ильюхи, было множество братьев и сыновей и все были как на подбор, выпивохи, гуляки и лентяи.

– Познакомься, Андрюха, это кореш мой, Гошка Долдон из Кремнева, – представил Меринок своего спутника, такого же доходягу, как он сам с мутными бессмысленными глазами.

Преодолевая отвращение, Андрей пожал вялую, узкую ладонь.

– А я слышу, ты вернулся, – тараторил Ильюха. – Сначала, думаю, брешут… С чего бы это авторитету крутому в деревню навозную возвращаться. А потом понял, отсидеться тебе надо, небось, менты на хвосте… Верно?

И подмигнул Андрею как приятелю близкому.

– Да ладно, чё ты… – он панибратски толкнул Векшина в плечо. – Мы понятия соблюдаем, от нас можно не таиться. Если надо чего, ты скажи только…

Андрей вздохнул, достал сигареты. Нет, не таких гостей хотел бы он видеть у себя во дворе. Не таких…

– Можно? – потянулся к пачке Меринок. И кивнул приятелю: – Угощайся, Гошка…

Прикурил, затянулся и опять к Андрею.

– Ну, рассказывай как ты и что…

А Гошка Долдон достал бутылку самогонки и кивает на неё Векшину.

– Выпьешь, брат?

Андрею начали надоедать эти пустозвоны. Брата нашли… Никогда он не только с Ильюхой, вообще ни с кем из Меринков дел не имел, не дружил и не выпивал. Да и вообще с презрением относился, как и все в селе, к этому никчемному роду. И вот теперь явился к нему Ильюха почтение, значит, высказать. Уж если самогонки предлагают, значит, льстят. Эти так не нальют, они за бутылку удавятся.