На гуме

– Ты не знаешь.

– Черная?

– Какая разница?

– Тачку хочешь?

– Да.

– Черная?

– Да, да, да…

– Ты че за тип опасный, – обрадовался он, – ехать-то далеко?

– Десять километров от Москвы. На бензин я, если че, лаве скину.

– Ко мне сейчас кент мой едет – он за рулем. Если согласится, можем все замутить.

– Братское сердце, – обрадовался я, – по-братски, сделай, чтобы он согласился!

– Давай, Джанкарло, наберу.

Через пару часов парни уже были возле моего подъезда – Акбар и его кореш по имени Бек-Мирза, крепкий приветливый даг в бархатном спортивном костюме и ярких замшевых мокасинах. Я сразу созвонился с Мирой и условился, что буду у нее в три часа ночи. «Надеюсь, все уже уснут» – написала она вдогонку.

До выезда оставалось несколько часов, а у меня как раз завалялась шишка гидропоники, так что я предложил отъехать в укромное место и скоротать время с ней.

– А есть через что? – спросил Акбар.

– Молодой! – ухмыльнулся Бек-Мирза и извлек из багажника красный бонг размером с ногу.

Дунув, мы заехали в Макдак, сожрали по бургеру, потом покурили еще и в приподнятом настроении отправились в путь. Было уже темно, когда мы пересекали МКАД. На поиски нужно поворота, а потом следующего, а потом следующего потребовалось еще часа полтора, но, наконец, мы въехали в нужный поселок. Мы припарковались в пятидесяти метрах от огороженных кирпичным забором двух гектаров, составлявших Мирин дачный участок, густотой застройки напоминавший скорее небольшой центрально-европейский городок. Парни закурили, а я набрал Мирин номер.

– Да, пончик, – послышался из трубки ее голос. Она была удивительно спокойна.

– Я на месте, детка.

– Сейчас я тебя встречу.

Положив трубку, я улыбнулся и подставил парням кулак:

– Не прощаемся.

– Давай, Франческо, за нас там тоже пару палок кинь, – рассмеялся Акбар, касаясь своим кулаком моего.

– Я, если чо, мотор не буду глушить, – подколол Бек-Мирза.

– Постараюсь в темпе вальса, – бросил я уходя.

Когда я вышел из машины, было часа четыре утра – успело рассвести, и слепящее солнце припекало макушку. Улица, по которой я шел (точнее укатанная грунтовая дорога между двумя глухими заборами), упиралась в другую, идущую перпендикулярно, метрах в ста впереди. Как раз в той стороне из ворот кто-то вышел. Я приложил ладонь к глазам на манер козырька и убедился, что это была моя крошка. Она шла навстречу – во вьетнамках и коротком белом сарафане, надетом на голое тело, с обнаженными загорелыми плечами и распущенными черными волосами, струившимися шелком, как вода из-под крана. Она подходила все ближе, и я уже различал изгибы ее фигуры – идеального куска мяса, прикрытого невесомой материей. Мне захотелось схватить ее за задницу, прижать к забору и поиметь не отходя от кассы. Пока я прокручивал в голове эту сценку, она, замедлив шаг, подошла вплотную, поцеловала меня в губы и смущенно опустила глаза.

– Потрясающе выглядишь, – лучших слов у меня не нашлось, но это было именно то, что я хотел сказать: Ты. Выглядишь.Потрясающе.

– Спасибо, пончик, – улыбнулась она и пояснила, – сейчас пойдем вдоль забора, чтобы охранники не увидели.

– Как скажешь, бэбэ, – решив, не уточнять вооружены ли охранники, согласился я.

Выглянув из-за угла одного здания, Мира быстрым шагом переходила к следующему. Затем все повторялось вновь. Я полностью доверился ей и даже не смотрел по сторонам. Честно говоря, и не было такого варианта – даже если б очень захотел, я бы не смог отвести взгляд от ее шикарной упругой задницы, маячившей перед самым моим носом. Достаточно было протянуть руку, чтобы схватиться за нее. Именно это я и сделал.

– Потерпи, сладкий, – спокойно попросила Мира.

– Я не виноват, что кое у кого такая сексуальная задница, – пожал я плечами.

«Еще минута и я сорву с нее эту тряпку и задам такого жара!» – неоновой вывеской загорелось у меня в голове. Я просто не верил, что все это происходит.

Наконец, обогнув участок по периметру, мы вошли в Мирин домик, достаточно большой и густо напичканный дворцовыми цитатами, чтобы уменьшительно-ласкательный суффикс сразу же показался неуместным. Я все еще молча следовал за ней в тени свисавших со стен массивных деревянных рам, обрамлявших мрачноватые пейзажи эпохи Северного Ренессанса, украдкой косился на русский бильярд в викторианском стиле (!), притаившийся в дальнем конце гостиной, пока мы не оказались у винтовой лестницы, ведущей наверх. Мы поднялись. Из коридора вело три двери – в ванну, гардероб и Мирины покои. Обстановка розовой девичьей спальни состояла преимущественно из огромной кровати с балдахином.

– Малыш, ты просто идеальна! – рычал я, обхватив Миру сзади, и жадно стягивая с нее сарафан.

– Ты тоже, красавчик, – отозвалась она как-то слишком кротко.

Я толкнул ее на кровать и лег сверху, схватив за запястья так, чтобы она не могла пошевелиться. Мне просто хотелось сожрать ее. Отпустив тормоза, я вцепился ей в задницу и, превозмогая усталость, устроил спринт с шлепками, плевками и всякими дикими штучками. Обливаясь потом, мы кувыркались на необъятной постели, метражом напоминавшей однушку в панельном доме на московской окраине. Я выкладывался на сто десять процентов, а она безропотно потакала мне, благодарным поскуливанием отвечая на каждое движение.

Прошел, вероятно, час или полтора, и комната заполнилась ярким утренним солнцем. Взяв свое, мы молча лежали в постели – я на спине, а она на животе, обхватив меня рукой и носом уткнувшись в мое плечо. Я смотрел в потолок и гладил Мирины волосы. Мне отчаянно хотелось наговорить ей всяких глупостей, но это было бессмысленно – произошедшее в этой спальне не могло перерасти во что-то большее. Мира и сама понимала все лучше меня – в конце концов, это были их правила.

Собравшись с силами, я поднялся, отыскал свои трусы, натянул джинсы и нежно поцеловал ее красивый зад. Мира хихикнула, дождалась пока я оденусь и тоже встала с кровати. Я жадно смотрел на ее обнаженное тело пока она искала на полу свой сарафан, когда поймал себя на мысли, что было бы неплохо, если б отныне она всегда оставалась голой. Но мгновенье спустя все ее прелести вновь скрылись под одеждой. И так всегда.

Пришло время валить.

– Ты все понимаешь, бэбэ, – сказал я, поцеловав Миру уже у ворот.

– Да. Увидимся в универе, пончик, – улыбнулась она, как ни в чем не бывало, и заперла калитку с другой стороны.

Я закурил сигарету, и поспешил к машине. Парни уже добили мою шишку и сонно обсуждали чьего-то близкого. Увидев меня, Бек-Мирза высунулся в открытое окно, и иронично зацокал языком.

– Пиздец, она у тебя ненасытная, походу! – усмехнулся он, когда я сел в машину.

– Да, я и сам себя чуть не за ногу оттащил! – улыбнулся я.

– Все, ты счастлив? – повернулся ко мне с переднего сидения Акбар.

– Как минимум, на сутки! А вообще, от души, пацаны, что кайф поддержали.

– Не вопрос, Джан-Карло, – Акбар потрепал меня по макушке, – че, может, в Ростикс заедем?

ПЯТЫЙ КУРС

1

1 сентября выпало на субботу, и в МГУ мне было не надо. Надев пиджак, я отправился в Оперу, где бесновался как в последний раз. 2 сентября я спал, а когда проснулся, пришло осознание того, что меньше чем через год балаган студенческой жизни закончится навсегда. По сути, он уже закончился – пятый курс студенты обычно проводили в совершенно другом статусе – их воспринимали иначе, не требуя аккуратной посещаемости, почти не глядя ставя «зачет», не ожидая великих дел на фронтах ночной жизни – легкомыслие было уже не по возрасту. Пятикурсники становились тенями, раковыми больными, готовящимися покинуть этот мир ради неизвестности. Раньше я гнал эти мысли, но, оказавшись на финишной прямой, вдруг почувствовал себя старухой у разбитого корыта.

Оглядываясь назад, я видел лишь вечеринки, наркотики, криминал и буйство провинциального шика. Заглядывая вперед, понимал, что будет непросто – фантомы высокооплачиваемой работы, домов на Рублевке и дорогих внедорожников растворялись в спертом воздухе. В настоящем же я просто валялся на смятой постели и прислушивался к доносящимся из коридора звукам – на полуслове смолк телевизор, гулко застучали по паркету каблуки, ключи вздрогнули колокольчиком – это мама собиралась на работу. Когда входная дверь, наконец, захлопнулась, и в квартире воцарилась тишина, я вышел из своей комнаты и, направился в ванну. Проходя мимо размашистого белого комода, я увидел пятьсот рублей под своими солнцезащитными очками и прикинул, что этого хватит на такси до МГУ и обратно. Возможно, даже останется рублей сто. Гребаная инфляция! Еще на первом курсе за сотку можно было уехать на первой же машине, а теперь приходилось торговаться, чтобы тебя повезли за двести.

Смыв в душе грязь и беспокойные мысли, я позавтракал и стал одеваться. Узкие джинсы с «багажником», длинная серая кофта с глубоким V-образным вырезом, из-под которой торчала майка с растянутым воротом такой же треугольной формы – мне больше не хотелось выглядеть солидно, хотелось побыть тинейджером, хотя бы еще немного. Гвоздем программы призваны были стать винтажные сапоги из затертой коричневой кожи, купленные с 80-ти процентной скидкой в очень модном бутике на Большой Никитской. Я с детства любил всех удивлять и теперь не мог дождаться, когда появлюсь в них в МГУ.

– Марк, космический уебан, ты живой еще? – с улыбкой от уха до уха приветствовал меня Хусик, едва я вышел из машины напротив входа в кафе Макс.

– Живее всех живых. А тебя, если честно, удивлен видеть.

– Почему?

– Тебя ж на пять минут посмеяться родили, а ты до пятого курса дожил.

– Давай, иди сюда, – Хусик принял меня в отдушибрацкиеобъятья.

Компанию ему на пятаке составляли знакомые пацаны, учившиеся на курс младше – Мага и Адам. Бледная кожа, золотые оправы, рыжие щетины – эти двое походили бы на еврейских математиков, если б не ключи от припаркованного здесь же Фольксвагена Фаэтон, которые Адам непрестанно крутил на пальце, и рукоятка мясницкого тесака, стыдливо выглядывающая из-за Магиного пояса.

– Курите, пацаны? – достав из кармана пачку, предложил я.

– Не, братан, от души, – отказался Адам за обоих.

– Как лето? На регион летали?

– Да нет, какой там! – грустно ответил Мага, – в Лондон пахан отправил английский учить – на два месяца. В гостинице там жил, бля буду, как гастарбайтер – вот такая клетушка, – он отмерил руками небольшой квадрат.

– Че за гостиница-то?

– Ритц называется – так-то ниче, но в однокомнатный, пидарасы, запихнули! – с досадой развел он руками.

Я иронично улыбнулся, и энергично зацокал языком.

– Сам-то где был?

– В июне в Италию слетал и сейчас в Турцию еще на неделю. А так здесь в основном.

Тут разговор переключился на авто-тюнинг и мне стало скучно.

– Внутрь не пойдете? – спросил я из вежливости.

– Нет, здесь, братан.

– Давайте тогда, – бросил я, уходя, – подойду еще.

У входа в Макс стояли какие-то первокурсники – довольно модно и дорого одетые, но все же видно, что недавно с поезда. До городов и весей к тому моменту еще не дошло слово «тренд», зато брэндами эти ребята уже орудовали.

– Марк, тормози, – окликнул меня Адам, когда я уже почти вошел в Макс.

Остановившись у самого входа, я дождался пока он подошел вплотную и приобнял меня за спину.

– Хорошо выглядишь, братан, но это, по-братски, много, – произнес он вполголоса, и взглядом указал на мои сапоги.

2

От Акбара я узнал, что Хуссейн хочет предъявить Мурзику за недополученную выгоду от приема барыги, который мы провернули еще прошлой весной. Что ж, прикинул я, могла получиться неплохая драка исход которой вряд ли кто-то взялся бы предсказать. Конечно, Хусик был покрупней и довольно резкий, но и про Мурзика говорили, что он нормальный боец – ни грама лишнего веса, поджарый (или как у нас говорили «паджеро»), техничный. Впрочем, не успев додумать эту мысль, я решил, что намерение скорее всего так и останется намерением, ведь Мурзик бывал в МГУ нечасто, а когда бывал, то в разных с Хусиком корпусах и обычно в другое время. Больше же им встретиться было попросту негде – Мурзик проводил досуг в фешенебельных ресторациях, а Хусик все больше на пятаке.

В тот вечер Мурзика угораздило заглянуть в Макс – однокурсник по имени Армен затащил перекусить после занятий и обсудить вписку на грядущую вечеринку в закрытом клубе кокаинистов. Парни уже успели поесть и, выкурив по последней сигарете, с треском высасывали из полосатых трубочек остатки газировки, когда рядом с их столиком возник Хуссейн с двумя небритыми спутниками в бархатных спортивных костюмах и ярких замшевых мокасинах.

– Какие люди! Мурзик, куда пропал, старик? – нарочито добродушно начал он, – ты с меня трубку поклялся не брать, что ли?

– Здарова, – спокойно ответил Мурзик, вытирая салфеткой руки.

– Че, как дела даже не спросишь?

– Как дела, Хус?

– Да вот, разговор к тебе есть.

– Что за разговор? – Мурзик насторожился.

– Дело на сто касарей.

– Я этим больше не промышляю, братан, – покачал головой Мурзик, неторопливо поднимаясь со стула и сортируя по карманам разбросанные по столу пожитки.

– Да я тебя умаляю, ну!..

Мурзик ничего не ответил.

– Уходишь уже, что ли?

– Да, пора.

– Ну, так я тебя провожу и обсудим как раз, – безапелляционным тоном произнес Хусик, приобняв старого знакомого за плечо.

Солнце уже близилось к горизонту, но об этом можно было только догадываться – осеннее небо стлалось бесконечным светло-серым баннером, слегка подсвеченным с той стороны. Через люк в крыше наглухо затонированного сто сорокового Мерседеса я видел лишь небольшой его кусок прямоугольной формы – и лишь когда задирал голову, чтобы выпустить в прохладный вечерний воздух новую порцию отработанного дыма. Тачка принадлежала отцу Акбара, улетевшему накануне на регион, а за рулем сидел сам Акбар, не упустивший случая подрезать плохо лежавшие ключи из запертого ящика комода. Флагманский крейсер почивших 90-х давно лишился былого лоска: кожа на сиденьях потерлась, лобовое стекло надвое разделяла трещина, а тяговые кони под усталым капотом хрипели, словно загнанные. Но все же это были колеса, и мы с комфортом прокатились на них до Профсоюзной, где замутили кусок неплохого гашиша, и теперь, припарковавшись у кафе Макс МГУ, курили его с булавки, которую Акбар цеплял к одежде – от сглаза или типа того.

– Короче, прикинь, – многообещающе начал он, – одному типу в Нальчике ценканули, что в ауле недалеко от города какой-то дед выращивает убийственную шмаль.

– Это тебе Муслим, что ли приколол? – глупо захихикал я.

– Не-не, – заулыбался Акбар, а глаза его сощурились, как у китайца, – слушай, слушай! И, короче, тип этот один кон, на голяках, вспомнил про того деда и решил поехать замутить у него. Ну, приехал, значит, в селуху, где тот жил, идет по улице – видит на крыльце сидит старик и курит трубочку.

– А это он, да? – попробовал угадать я.

– Чо? – сбился Акбар, – А, не-не, слушай, слушай! И, короче, тип этого старика спрашивает – отец, где тут шмали можно замутить. А тот ему, такой, повремени, сынок, присядь пока со мной, покури трубочку.

– Бляяя, – затянул я, и схватился за голову, почуяв какой-то подвох.

– Не-не! – замотал головой Акбар, – все нормально будет, слушай! Тип припал со стариком, взял трубочку, напаснулся и вдруг видит – солнце с самого верха кааак рухнет за горизонт – и вдруг резко темно стало!

– Да ну на хуй!

– Да! И по сторонам смотрит – а старика нет уже и на улице темно, прикинь.

– Забавно, – одобрительно кивнул я, и указал в сторону Макса, откуда вышли Хуссейн, Мурзик и три тела сопровождения, – вон, смотри, не пацаны идут?

На улице смеркалось и через затемненные окна вообще ни черта не было видно. Последние пешеходы уже давно ушли в сторону метро, а густо заставленные автомобилями обочины и тротуары лежали теперь нагие и холодные – в ожидании следующего утра и нового наплыва студентов. Разглядев что-то, Акбар резко закрыл окно, заглушил мотор и заблокировал двери, а когда я, оглянувшись, вопросительно посмотрел на него, сдавил смех и приставил палец к губам. Будучи накуренным в хлам, я и сам не очень-то хотел с кем-то общаться – лень было парировать подъебки и балансировать на кортах. Тем временем парни остановились в нескольких метрах от нас, продолжая начатый еще в Максе разговор.

– …а теперь ты мне сто касарей торчишь, – через открытый люк донесся голос Хусика.

– С какой стати? – предсказуемо возмутился Мурзик.

– Ну, как с какой? Ты грузился, что с барыги сотку можно поиметь? Грузился.

– Я че, его казначей что ли? – отмахнулся Мурзик, – кто знал, что он бичом окажется?

– Это не ебет. Твои слова – сто тысяч, тебя за язык не тянул никто. С твоей наколки люди подписались на движение. В итоге мы зря рисковали. Поэтому за ту копейку, я с тебя по полной спрошу.

– Братан, я тебе ничего не должен, я также обломался, как и все остальные. Или ты думаешь, я сейчас обосрусь и из своего кармана тебе эти бабки разверну?

– Я не думаю, я уверен.

– А я уверен, что не вывезешь.

– А ты че, свою уверенность на мою перевести хочешь? – взбесился Хуссейн.

Услышав такое, Мурзик, заранее готовый бросить что-то в ответ, лишь бесшумно проглотил воздух, словно выброшенный на берег карась. Не найдя, что ответить он сложил на груди руки и, отведя взгляд, попытался осмыслить услышанное.

– Э, чо!? – одернул его Хусик, – Э, БЛЯ!

Сделав резкий шаг навстречу, Хусик головой ударил зазевавшегося соперника в нос.

Из глаз Мурзика будто посыпались искры, а из носа хлынула кровь. Он не успел даже поднять руки и в тот момент легко мог лечь, но Хуссейн почему-то отпустил его. Вместо этого он принял стойку и издевательски подмигнул:

– Еще хочешь?!

– Ну все – пизда тебе, – по-мужицки высморкавшись кровавыми соплями, разъяренный Мурзик бросился на агрессора, кулаками рассекая воздух, но так толком и не смог нанести ни единого удара.

Виртуозно уворачиваясь, Хусик вывел противника из себя, а, улучив момент, пробил ему лоукик. Это остановило и без того запыхавшегося Мурзика, а в следующую секунду колено Хусейна вошло бедолаге в грудь. Казалось, поединок был окончен – дальше возможно было только избиение.

– Ну, чо, падла, будешь бабки отдавать? – нагнувшись над Мурзиком и взяв его за волосы спросил Хусейн.

– Тормози, все, окончен бой, – вмешался Армен.

– Будет окончен, когда бабки отдаст, – отмахнулся Хусик, и снова обратился к Мурзаняну, – ну, что, когда?

– Когда мне хуй отсосешь, – прохрипел тот.

После этих слов лицо Мурзика с размаху влетело в асфальт. Сопровождавшие Хусика костюмы, добродушно посмеиваясь, снимали происходящее на видео, и, казалось, не собирались останавливать своего приятеля.

– Ну че, надумал? – снова спросил Хусейн.

– Тебе в рот кончал, – разбитыми губами произнес Мурзик.

Теперь жизнь этого парня висела на волоске.

– АХ, ТЫ, ШЛЮХА! – рявкнул Хусейн и, вскочив, стал избивать Мурзика ногами, – ТЫ БЕССМЕРТНЫЙ, ЧТО ЛИ!?

– Тормози, он лежит уже, – прокричал Армен и бросился оттаскивать Хусика, но получил локтем в челюсть и отшатнулся в сторону.

– Тоже хочешь, тварь?! – повернулся к нему Хусик.

– Да, я тебя выебу, щенок, – психанул Армен, габаритами серьезно превосходивший всех присутствовавших. Однако, едва он произнес это, в ухо ему один за другим врезались кулаки костюмов так, что он оказался на земле.

Быстро смекнув, что есть неплохой шанс оказаться в луже крови рядом с Мурзиком, Армен откатился в сторону и, быстро поднявшись, выхватил травмак – буквально перед носом у подскочивших бойцов.

– ЧЕ, ТВАРИ, БУДЕМ ЖИТЬ НА КОЛЕНЯХ ИЛИ УМИРАТЬ СТОЯ?! – завопил он отчаянно.

– Тормози, брат, ты че творишь, – костюмы явно опешили от такого расклада.

– Че, теперь ударить жопы не хватает?! – смачно отхаркиваясь, орал Армен, размахивая пистолетом.

– Ствол убери – там посмотрим, – с издевкой ответил Хусик, решивший, видимо, поиграть в героя.

– А я, блядь, сюда не на Олимпиаду приехал! – зло ответил Армен и выстрелил ему в ногу и потом в плечо.

На этот раз уже Хусейн, вскрикнув, повалился на землю. Костюмы пятились назад, лишь повторяя как заклинание: "осади, брат, не обостряй".

В течении следующей минуты Армен кое-как оттащил Мурзика в свою тачку и со свистом растворился в темноте. Следом ретировались бархатные костюмы, прихватив с собой старину Хусейна.

Акбар закрыл рот, достал булавку и насадил на нее плюшку гашиша.

3

Сонный Гиви сидел на высоком стуле у игрового автомата – в полумраке прокуренного зала на Новом Арбате – и мерно стучал по клавишам. Зал был почти пустой – от силы человек десять с небритыми осунувшимися лицами просаживали наличные промозглым пятничным вечером. Только спокойная музыка, размеренное пиликанье автоматов и составные междометия, изредка вырывавшиеся из самих сердец игроков, нарушали тишину этого склепа. Так было пока в зале не появился Мини-Гера в компании шарообразного чувака в бархатном фиолетовом костюме. Завидев Гиви, Гера похлопал своего подельника по плечу и отправился фильтрануть – туда-сюда, че почем.

– Оу, че ты, до хуя поднял, братуха? – протягивая руку, поинтересовался Гера.

Гиви ответил на приветствие молча и, казалось, нехотя – ему пришлось оторваться от игры в момент, когда нужно было выбрать цвет – черный или красный.

– Давай я за тебя пробью, – неожиданно предложил Гера и, не дожидаясь ответа, ударил по красной клавише.

Оптимистично пиликнув, аппарат удвоил выигрыш.

– Не надо, я сам, – Гиви терпеливо отстранил его руку и, решив, что вопрос исчерпан, на мгновенье замер, чтобы выбрать следующий цвет. Гера внимательно посмотрел на него – будучи человеком по сути своей безудержным, он не терпел подобных заминок. Дав Гиви еще полсекунды, он снова взял инициативу на себя.

– Черный! – ударил он по клавише и выигранные кредиты с издевательским гудком испарились.

– Ну, не лезь, сказали же тебе, – раздраженно повторил Гиви, бросив на Геру испепеляющий взгляд.

– Да ладно, ладно, – с невинным видом пятясь назад Гера поднял свои шаловливые ручки, – давай я тебе пятьдесят рублей добавлю, че я проиграл.

– Да не надо мне твои пятьдесят рублей! Себе вставь и играй на здоровье.

– Попозже еще подойду, – бросил Гера и поскакал разыскивать фиолетовый костюм.

Гиви облегченно вздохнул и принялся мерно постукивать по клавише bet, лелея надежду поймать бонус. Его благородное лицо выглядело умиротворенным и только нога, упиравшаяся в густой синий кавролин, нервически подергивалась.

– Вот дерьмо! – выругался он.

Фэншуй был нарушен – Гиви пересел за другой аппарат.

Тем временем Мини-Гера, смотавшись в туалет и навернув пару кругов по залу, вернулся к фиолетовому, просаживавшему последние пятьсот рублей, отложенных на такси.

– Че за пацан? Знаешь его?

– Да, мой знакомый грузин, – объяснил Мини-Гера, – если поднимет сейчас копейку, я в нее тоже ворваться хочу.

– С кайфом – сделай.

Мини-Гера отчаянно хотел тусоваться, но все деньги уже были просажены в казино через дорогу, и теперь он связывал все надежды исключительно с выигрышем Гиви. Впрочем, Гиви как-то не очень обрадовался знакомому.

Заказав виски со льдом, он продолжал неторопливо стучать по клавишам. Но расслабиться уже не получалось – он чувствовал, что ему в затылок упирается чей-то взгляд. Он обернулся – Гера стоял на расстоянии вытянутой руки:

– Ну чо, дает?

– Ну, так… – Гиви – человек отходчивый и интеллигентный – решил не эскалировать конфликт.

Дождавшись, когда выпала очередная выигрышная комбинация и настало время испытывать судьбу, Гера вновь без спросу влупил по красной клавише.

– Ты русский язык понимаешь?! Не делай так больше! – обычно спокойный Гиви на этот раз явно рассердился и смотрел на маленького грека, едва сдерживая порыв ненависти.

Геракл промолчал, но когда представилась возможность, самовольно пробил вновь – его начало клинить и он уже не мог подавить в себе хулигана. Это было последней каплей.

– Ах ты, мелкий хуй! – Гиви слез было с высокого табурета и угрожающе двинулся на Геру, как вдруг в неподвижном воздухе казино раздалось звонкое "БАЦ!". Резкое движение жилистого плеча, словно катапульта, отправило маленький кулачок на свидание челюстью Гиви. То ли ощущая за спиной поддержку крепкого кунака, то ли с перепугу, Гера попытался воткнуть оппонента, раз уж не оставалось надежды поживиться за его счет.