На гуме

– Я тебя потеряла, – сказала она как ни в чем ни бывало и взглянула на Фросю. Та лишь приветливо улыбнулась и поспешила откланяться.

– Ладно, рада была видеть, с новым годом еще раз, – бросила она мне, уходя.

– И я тебя. С новым годом!

Через мгновенье она скрылась в толпе беснующихся, а я почувствовал где-то в районе виска Алисин вопросительный взгляд.

– Старая подруга, – махнул я рукой, и поспешил сменить тему, – чего ты так долго? Что будешь пить?

Еще минут через тридцать, закинувшись и второй таблеткой, я решил, что рациональнее всего будет добраться до спальни к тому моменту, когда меня вштырит, поэтому, обняв Алису за бедра, я засунул ей в ухо язык и, шепнув что-то вроде «твое декольте сводит меня с ума», увлек к выходу.

8

Февраль выдался совершенно адским, на улице стоял убийственный мороз – как и всегда в Москве в это время года. Я торчал дома – развалившись в кровати, старался как можно более вдумчиво вчитываться в собственную курсовую – которую видел впервые в жизни – «Аджарский кризис в Грузии». Я заказал ее за полторы тысячи рублей на одном из студенческих сайтов и теперь хотел хотя бы в общих чертах врубиться в суть конфликта. Все дело представлялось мне очередной кровопролитной войной за власть, позиционировавшейся аджарской элитой как освободительное движение, желаемым финалом которого стало бы возведение на батумский трон своего собственного царька из числа местных, неподотчетного власти таких же умников из Тбилиси. Почти дочитав вступление, я услышал характерное пиликанье Дамофона – писала Фрося.

TheLida:тытут?)

gucciguccigagaga:да

TheLida:какдела?

gucciguccigagaga:пойдет. каксама?

TheLida:мнегрустно :(

gucciguccigagaga:чеслучилось

TheLida: просто все достали, никого не хочу видеть((

gucciguccigagaga: бывает)

TheLida: ага)

gucciguccigagaga: что будешь делать

TheLida: не зна. сейчас оденусь тепло и пойду одна гулять вокруг дома…

gucciguccigagaga: а где это

TheLida: что?

gucciguccigagaga: где твой дом

TheLida: на гришина

gucciguccigagaga: хочешь, приеду с тобой погуляю

TheLida: ты серьезно???

gucciguccigagaga: да, скажи адрес

TheLida:улица Кутузова – гринхаус.

gucciguccigagaga: собирайся, скоро буду

TheLida: мой герой ;)

Одевшись во все самое теплое, в последний момент я все же сменил термобелье на белые боксеры – мало ли что. Стоя уже в коридоре против огромного зеркала я принял мужественную позу и, прищурив глаза, посмотрел на свое отражение: свитер с оленями, свободные джинсы с «багажником», заправленные в шоколадного цвета угги, бежевая аляска из стеганной шелковой ткани, бардовые варежки и черная бейсболка с одной красной и двумя зелеными полосками по бокам – я напоминал себе полярника-гомосексуалиста. Однако, мне это даже понравилось, поэтому, картинно клацнув зубами, я сказал самому себе «детка» и вышел из дома. Поймав на заснеженной улице грачика на глазированной ледяной коркой девятке – видимо только что выкопанной из-под сугроба – я отправился по названному Фросей адресу. Город был полупустой – видимо, все прятались от мороза – так что мы довольно скоро оказались на Можайке. О наличии навигатора в ржавом тазу каждого первого таджика в те времена еще даже не мечтали, поэтому последние несколько километров Фрося, словно путеводная звезда, вела меня в свое логово по телефону, пока я, наконец, не уперся в шлагбаум, преграждавший въезд на территорию ее дома. Когда я вылез из такси было уже темно. Проходя через ворота, боковым зрением я заметил неуверенное движение охранника на проходной, дернувшегося было преградить мне путь. Взглянув, видимо, на столбик термометра (сжавшийся на таком морозе пуще моего члена), он решил лишний раз не запускать холодный воздух в свою тесную коморку и лишь проводил меня взглядом.

– Привет, – Фрося уже встречала меня у подъезда – замотанная в кремовый кашемировый шарф, в коротких уггах, меховых наушниках и пуховике с меховым капюшоном и кленовым листком на рукаве.

– Как ты, малыш? – поцеловал я ее в щеку.

– Да так же, – пожала она плечами, – как ты, малыш?

– Холодно, жесть. Куда пойдем?

– Не знаю. Пошли туда, – одетой в варежку рукой, Фрося указала в сторону квартала ветхих пятиэтажек, так сильно контрастировавших с ее навороченным кондоминиумом.

– Не ожидала, что ты так сорвешься, – сказала она, когда мы миновали шлагбаум.

– Дома задолбался сидеть, тоже хотелось мозги проветрить.

– Ну правильно. Круто, что приехал.

– Да-да, – ответил я и поправил на голове капюшон, – как там твой бойфренд? Не помню, как его – Ахмед или Володя?

– Очень похожие имена, – засмеялась Фрося, – мы поссорились. А как твоя девушка?

– Нормально… наверное, – пожал я плечами, не сразу сообразив, о ком идет речь.

– Какой ты! – Фрося бросила на меня довольно ироничный взгляд.

Топая уггами по развороченному асфальту, мы неторопливо прогуливались по пустынному гетто вокруг ее дома, вымершему, очевидно, на время погодных катаклизмов. Мимо нас время от времени с завыванием проносились сильные порывы ветра, заставляя лежащие на земле снежинки взмывать в воздух. Я пытался шмыгать носом, но на вдохе сопли моментально замерзали. Пройдя метров сто, я понял, что не вариант.

– Слушай, а у тебя тут есть какие-нибудь суши или кофейня? – с надеждой в голосе поинтересовался я.

– Есть, но туда надо ехать.

– Может тогда пригласишь меня в гости на чашку кофе? Холодно так, что я ебал, надо как-то согреться.

– Да уже пришли, – остановившись у среднего подъезда одной из пятиэтажек, Фрося повернулась ко мне.

На морозе ее щеки сделались румяными, глаза смущенно блестели, а в руке появилась связка ключей.

– У нас в этом доме еще одна квартира есть, – объяснила она, – папа купил, чтобы там няня братика жила.

– А няни там, надеюсь, нет?

– Надеюсь, нет, – ухмыльнулась она.

– Тогда пошли, – обняв за талию, я увлек ее за собой.

Уже через пять минут мы валялись в застеленной каким-то скарбом кровати няни. Комната была выстужена, как летний домик на бабушкиной даче – для полного счастья не хватало только аккуратной кучки снега, собранной в углу сквозняком. Зато на полу, облокотившись на стену, заклеенную выцветшими обоями с пестрым орнаментом, возвышалась целая гора какого-то неликвидного тряпья. Еще был шкаф из шершавого ДСП – один из тех, в которых по любому живет если не Бугимен, то уж во всяком случае семейство ядовитых змей. Стараясь, не обращать внимания на интерьер, я обнимал неторопливо посасывающую мой язык Фросю, все глубже запуская ледяную руку под ее красную шерстяную водолазку, пока, наконец, не стянул с нее лифчик, а затем и всю остальную одежду. Сняв с себя свитер и футболку, я лег на Фросю сверху и стал скрупулезно целовать и вылизывать ее шею, как вдруг совершенно неожиданно услышал довольно решительное: «Все, Марк, прекрати! Я не могу…»

Подняв голову, я бросил на нее один из тех полных недоумения взглядов, красноречиво выражающих емкое “WTF?!” Мы пристально смотрели друг на друга в течение пары секунд, по истечении которых, Фрося, не выдержав, звонко рассмеялась и, обхватив мою шею обеими руками, одарила меня преисполненным первобытной ярости поцелуем. Впрочем, это был только аванс – на деле это я рвался вперед, как взбесившаяся кляча, а она только лежала на кровати, вся охуенная, и благодарно поскуливала, пока ее сиськи метались вверх-вниз, как запущенный в подъезде полиуретановый мячик.

К моменту, когда мы закончили, в комнате уже было жарко. Окна запотели. Истекая потом, мы лежали на смятых простынях и тяжело дышали.

– Ты вся чумазая, – сказал я, взглянув на Фросю. Она вытерла лицо одеялом, и уткнулась носом в подушку.

Она мне очень нравилась – настолько, что я хотел от нее чего-то большего, чем просто перепихон в гнилой хрущевке. Я даже подумывал расстаться с Алисой на месяц или типа того, чтобы провести это время с Фросей, что, разумеется, было утопией.

– Какой же ты ужасный человек, Марк, – прошептала вдруг Фрося, моментально вернув меня к реальности.

– В смысле?

– Ну, у тебя же такая хорошая девушка! Зачем ты ей изменяешь?

– Затем же, зачем и ты изменяешь своему гаврику.

– Мы с ним поссорились, – хитро улыбнулась Фрося, – так что это не измена.

– Мы с Алисой тоже, – ухмыльнулся я, натягивая джинсы, – ну, по крайней мере – я с ней, если кому-то от этого легче.

– Она хорошая. Не обижай ее.

– Окей, – ответил я, достав из кармана мобильный и, прицелившись, сфотографировал красивую голую задницу, раскрасневшуюся от моих шлепков.

9

Акбар и недавно вернувшийся в университет Алишка, с которыми я проводил почти все свободное время, постоянно твердили, что мы банда, и в какой-то момент я почти поверил в это. Быть в МГУ бандитом значило соблюдать неписанный свод нехитрых правил: лазить «на спортивке» или «на солидоне» – по возможности во всем черном; здороваясь с другими бандитами, не просто жать руку, а целоваться в щеку; постоянно играть в казино или хотя бы в прокуренных игровых автоматах у метро; также желательно было хотя бы иногда ездить на машине – подаренной родителями или просто родительской, разумеется. Еще можно было разводить лохов, крепить терпил, кидать барыг – но это уже опционально – как говорится, nicetohave. Ну, и конечно нужно было быть кавказцем или спортсменом – ну там боксером или борцом.

Я как-то не очень во все это вписывался, будучи темным – но не кавказцем, спортсменом – но пловцом. Зато меня пускали во все клубы, я нравился телочкам и одевался как приличный европеец. Очевидно, это тоже вызывало определенный респект у моих корешей.

В тот приветливый солнечный день в половине марта я вышел из дома в претенциозной кавказской полу-классике: коричневых пенни-лоферах, клетчатых брюках «принц Уэльский», хрустящей свежестью белой сорочке под запонки, видневшейся из-под и желтого приталенного свитера с V-образным вырезом. Сидевший подле меня на подоконнике Акбар, выглядел как мой телохранитель – на нем был спортивный костюм в цветах российского триколора, какие носили наши олимпийцы до появления Боско, и серебристые кроссовки. Что было сверху, я не видел – если что-то и было, то, видимо, уже висело в гардеробе.

Съев по паре хачапури в кафетерии на втором гуме, мы петочнулись на сачке. Там, в отличии от первого корпуса, он был всего один – огромная площадка с мраморными полами и двадцатиметровыми потолками, залитая светом, пробивавшимся сквозь немытые, высотой во всю стену, окна. Сачок условно соединял две части здания. По обе стороны этого огромного проходного помещения располагались два беспонтонтовых комка с газировкой, жвачкой и сигаретами. Взад-вперед, мимо входа в библиотеку, сновали студенты – так разительно отличавшиеся друг от друга пригламуренные экономисты и диссидентствующие математики. На низком, закрывающем батарею, подоконнике, тянувшемся от стены к стене, восседали компании, делившиеся по интересам. Так, со стороны Южного входа собирались всякие неформалы – от анархистов до толкиенистов; с северной – петочились абреки. На тот момент за абреков были только мы с Акбаром. Отдав последние деньги за хачапури, мы неторопливо ковырялись в зубах деревянными зубочистками, завалявшимися у меня в кармане, и неспешно прикидывали, где бы поднять монету. На сытый желудок думалось так себе, но нам было и не к спеху – на часах едва пробило полдень, зимняя сессия была победоносно закрыта, а до летней оставалась еще куча времени.

– Я жажду бабок, братан, – не выдержал, наконец, Акбар, голодным взглядом провожая роскошную пышнотелую грязнуху в брендированном клетчатом платье, скрывавшем сочную лоснящуюся задницу, колыхавшуюся при ходьбе словно водяной матрас.

– Зачем тебе бабки? – ухмыльнулся я.

– В смИсле? Как зачем? – он вытаращил глаза и встрепенулся, – тебе холестерин, что ли в голову ударил?

– Ц! – я отрицательно цокнул языком.

– Просто подумай сам – мы ведь живем как при коммунизме: шмали кайф – не вопрос, жрать – всегда найдется человек, готовый накормить – те ми же самыми хачапури. Сигареты сами снуют вокруг, надо только руку протянуть. Телку хочешь – кайф, сейчас поехали. Такси кстати тоже бесплатно, – заключил я.

Мы зловеще улыбнулись друг другу одними глазами.

– Вот в этом и прикол, братан – я не хочу протягивать руку дальше своего кармана! – эмоционально возразил мне Акбар, и даже поднялся с подоконника, – хочу сам покупать то, что хочу, когда хочу – не замарачиваясь, как это сделать, и никого не напрягая.

– Все будет, – бросил я, вытаскивая из кармана звонивший мобильный. Да и что я мог на это ответить?

Звонил Миша Мурзанян – молодой русифицированный мажор, с которым я познакомился незадолго до этого. У него были проблемы – какашки на собачьих площадках уже начали оттаивать, а он все еще не мог сдать экзамен с прошедшей зимней сессии. Между тем последняя пересдача должна была состояться уже через пару дней. Мурзик, прежде уже вылетавший из университета, не горел желанием повторять этот опыт, зато готов был страдать материально.

– Я тебя понял, братан, – ответил я, выслушав его тираду, – да, конечно, решим… но не по телефону. Подтягивайся на сачок – обсудим.

– Че там? – поинтересовался Акбар, когда я закончил разговаривать.

– Ну, ты же ныл, как тебе плохо без монеты? – с издевательской улыбкой ответил я.

– Слышь, ныл!

– Э, я слышу дальше, чем ты видишь! Не кипишуй, щас парняга подтянется, – ответил я, желая сохранить интригу.

Мурзик появился минут через пятнадцать. Выглядел он довольно паршиво – зубы стиснуты, лицо перекошено в нервной гримасе, а под нездорово блестящими глазами залегли бурые синяки. С последнего раза, когда мы виделись, он похудел еще сильнее – сказывались непрекращающиеся тусовки и порочная склонность к саморазрушению – он явно травился. Впрочем, на нем был надет шикарный темно-серый костюм и свежая бледно-голубая рубашка, немного сглаживавшие тягостное впечатление.

– Здарова, парни, – видно было как вытянутая в приветствии рука Мурзика нервически вздрогнула.

– Шаломчики, – ответил я, пожимая его влажную ладонь.

– Саламчики, – передразнил на свой лад Акбар.

– Как дела-то? – поинтересовался Мурзик, скорее из вежливости.

– Пойдет. Ты лучше про свои расскажи.

– Да меня экзамен этот парит. Есть говоришь завязки какие-то?

– Да, есть чувак, который с вашим замдекана в близких. Могу ему удочку закинуть, – предложил я, – от тебя нужно две вещи: лаве и имя препода – все.

– Сколько лаве?

– У тебя же экзамен, не зачет? – уточнил я, – Что-то типа касарь грина – стандартно.

На самом деле это было нихрена не стандартно, но за долю секунды прикинув в уме баланс карманных денег, Мурзик явно расслабился.

– Не вопрос, – качнув головой, отвечал он, – как это будет происходить?

– Сейчас называешь мне имя препода. Я договариваюсь с типом и вечером звоню тебе, говорю, сколько денег точно.

– Окей, препода я тогда СМС пришлю как зовут.

– Добро, – ответил я, стараясь не выдавать своего ликования, – так почему тебе не ставят-то?

– А она меня даже допускать не хочет, – ответил Мурзик, прикуривая сигарету, – я был на двух лекциях за семестр.

– Опрометчиво, – встрял Акбар, даже не глядя на нас – он провожал взглядом очередной крепкий зад, неспешно проплывавший по коридору.

– Да уж, – угрюмо бросил Мурзик и повернулся ко мне, – ладно, побегу я. Очень выручишь, если получится.

– Получится, можешь не париться.

– Надеюсь. На связи тогда вечером, – бросив едва прикуренную сигарету на пол, Мурзик откланялся.

– Давай, осторожней, – напутствовал его Акбар.

Дождавшись пока он скроется из виду, мы с Акбаром хитро переглянулись. Никакого чувака и никакого замдекана, разумеется, не существовало. Мы собирались провернуть все на ура – повезет, так повезет. Нет – будем решать проблемы по мере их поступления. Боишься – не делай, делаешь – не бойся, гласит народная мудрость.

– Ты думаешь о том же, о чем и я, Пинки? – обратился я к Акбару.

– Да – куда бы мы без таких, как Мурзик, – лукаво улыбнулся он, а глаза его заблестели, как у замечтавшегося Спанч Боба. В расширенных зрачках отчетливо отражались все те прелести, которые можно получить в большом городе за тысячу баксов. Там были и длинноногие шлюхи, неправдоподобно стенающие, пока ты скромно, где-нибудь с краю, трешься об их бездонные дупла, и текущее рекой Асти, и кокаин, пересыпающийся почему-то внутри песочных часов, и даже новые идеально белые кроссовки.

Получив от Мурзика СМС с именем препода и названием кафедры, мы отправились на поиски, смутно представляя себе, что объект должен находиться в районе пятого этажа. Впрочем, успехом поиски увенчались довольно скоро – через каких-нибудь двадцать минут я уже стучался в дверь с табличкой «Пиздяшкина Л.П., к.э.н., зам. зав. кафедрой анальных сношений» или какой-то подобной мутью.

– Здравствуйте! Лидия Петровна? – нарочито бравым и подчеркнуто доброжелательным голосом приветствовал я маленькую пожелтевшую женщину в учительских очках, с седыми буклями, нависавшими над зеленым шерстяным кардиганом. Она сидела за большим заваленным бумагами столом из добротного ДСП, левым ухом к незанавешенному окну, и печатала что-то на компьютере.

– Здравствуйте. Я! – ответила она, не отрывая глаз от монитора.

– Лидия Петровна, меня зовут Армэн, – представился я, постепенно просочившись в кабинет и медленно приближаясь к ее столу, – я брат Миши Мурзаняна, вашего студента.

– Здравствуйте-здравствуйте, – вновь произнесла она, и сначала мельком, а потом очень пристально и, казалось, недоверчиво посмотрела на меня, – что-то вы совсем не похожи…

– Мы по отцу только, – улыбнулся я и продолжил, – Лидия Петровна, мне позвонили из деканата, рассказали, что Миша ваши занятия почти не посещал и теперь находится на грани отчисления.

– Уже практически за гранью, – ухмыльнулась она, – я его за семестр видела раза два всего. Разумеется, у него недопуск.

– Какой позор! – всплеснул я руками и после небольшой паузы продолжил, – я сам юрфак МГУ с красным дипломом закончил, а из-за этого бездельника в собственном альма-матер перед уважаемыми людьми краснеть приходится, – понизив голос, я вдохновенно продолжал, – у нас знаете ли родителей нет, я на работе с утра до ночи, за этим охламоном следить совершенно некому! Лидия Петровна, я понимаю, вы занятой человек, но, может, согласитесь с ним дополнительно позаниматься до пересдачи? Просто если его отчислят, это будет лично для меня катастрофа.

Преподы тоже живые люди – особенно такие, с буклями – любят страстишки из мексиканских телесериалов. Будучи заинтригованной моей тирадой, Лидия прекратила печатать, сложив тонкие сморщенные пальцы на загаженной какой-то бурой дрянью клавиатуре.

– Да он большой уже мальчик, чтобы следить за ним, – покачала она головой, а в ее голосе я не без удовлетворения услышал нотки сочувствия.

– Да, большой, но ответственности пока, видите, никакой. Вы меня очень обяжете, если найдете на него время.

– Так экзамен послезавтра уже, – замялась Лидия.

– Знаю, ну так может быть завтра?

– Вообще у меня дополнительных консультаций никаких не предусмотрено, но раз вы так просите, ладно уж, пусть завтра к пяти часам сюда приходит. Но, учтите – только из расположения и сочувствия к вам, – подчеркнула она.

– Большое вам спасибо! – я облегченно вздохнул, – и сколько это будет стоить?

– Сто долларов.

– Вас понял. Значит, завтра к пяти пришлю его. Еще раз большое вам спасибо, Лидия Петровна.

– Всего доброго, – попрощалась она и, не дожидаясь пока я закрою дверь снаружи, уткнулась в свой монитор.

Выйдя из кабинета, я очень чинно сделал несколько шагов, после чего подпрыгнул, стукнув в воздухе каблуком о каблук, и устремился к лестничному пролету, где дожидался Акбар.

– Ну, че сказала? – поинтересовался он, глядя на меня своими хитрыми лисьими глазами.

– Дай сигарету! – проигнорировав его вопрос, попросил я, облокотившись спиной на стену.

– Я стрельнул.

– Покурим тогда, – невозмутимо пожал я плечами.

– На, кури уже! – нетерпеливо протянул мне наполовину выкуренную сигарету Акбар, – так че сказала?

Затянувшись Акбаровским царским быканом, я с очень деловым видом бросил только – «доштырился, вроде» – мне нравилось держать его в напряжении. Я стал набирать на мобильном номер Мурзика.

– Куроче, – начал я не здороваясь, – пообщался с чуваком, расклад такой: завтра берешь с собой тысячу сто долларов – касарь приносишь мне, сто относишь Лидии к пяти часам в ее кабинет и занимаешься с ней дополнительно. На пересдаче она тебе поставит, но выучить все равно придется, потому что кроме тебя будут еще какие-то черти сдавать. В общем, чтобы не спалить ее, что ты проплатил… – Мурзик в трубке был явно очень доволен и немного взволнован.

– Сегодня, собираешься куда-то? – спросил я его.

– Нет, вроде.

– Вот правильно, сиди дома, учи, – наказал я, – и если че, я твой брат.

– Хаха, окей, – усмехнулся Мурзик.

– Да, так получилось. В общем все. Давай, на связи.

– На связи. Спасибо!

– Не за что пока. Учи, давай, – велел я снова и положил трубку.

Пока я говорил по телефону, мы успели спуститься по лестнице на первый этаж. Все от нас зависящее было сделано. Теперь от денег нас отделяли какие-то сутки и, чтобы скоротать их побыстрее я решил не ехать домой, а отправиться вместо этого к кому-нибудь в гости.

10

В типовой кирпичной десятиэтажке на пересечении Профсоюзной и Нахимовского располагалась модельная хата, в которой жили четыре двухметровые селедки, зарабатывавшие на жизнь, сидя на кокаиновой диете и время от времени прогуливаясь по подиуму или снимаясь для модных и не очень журналов. Нас познакомил мой школьный товарищ и с тех пор я часто заезжал к ним в гости. Все четыре телочки были из Иваново или Белгорода – словом, какого-то региона с повышенным уровнем радиации – именно этим они иронично объясняли свои потрясающие физические данные.

Зайдя в подъезд вместе с разносчиком пиццы и бодро взбежав по темной лестнице на второй этаж, я позвонил в дверь. Стены межквартирного холла были выкрашены в противный зеленый цвет, не то как в больнице, не то как в военкомате; побелка на потолках явно давно не обновлялась, а на пол, выложенный стремной плиткой неопределенного от грязи цвета, падали рыжие лучи жужжавшей на последнем издыхании лампочки Ильича. Прошло около минуты прежде чем замок наконец щелкнул, дверь распахнулась и передо мной предстала Света – вальяжная телочка в толстом бледно-розовом халате с капюшоном и длинными, закрывающими ладони, рукавами – у нее были красивые темно-русые волосы, сливавшиеся с мягкими чертами загорелого лица и матовыми локонами спадавшие на роскошную грудь третьего или четвертого размера. Меня приводило в восторг, что у такой высокой и при этом не полной телочки выросли такие. Открыв дверь, она со снисходительной улыбкой ответила на мое приветствие и поднесла к пухлым губам дымившуюся кружку с чаем.

– Марина-то дома? – поинтересовался я, переводя бесстыдный задорный взгляд с ее лица на вырез халата и обратно.

– Дома, – кивнула она, расслабленно глядя на меня своими томными полузакрытыми глазами.

Сделав глоток, она грациозно оперлась о дверной косяк и позволила мне войти. Наше общение обычно ограничивалось пресловутым «привет, как дела», но я знал, что она была нормальным типом. Думаю, в глубине души я ей тоже нравился.

Едва успев разуться и сквозь длинный узкий коридор бывшей коммунальной квартиры пройти на кухню, я был вновь остановлен – на этот раз Юлей, тощей загорелой телочкой, с крепкой, как баскетбольный мяч, задницей, аппетитно выдававшейся из ее плоской мальчишеской фигуры. У нее были кудрявые светлые волосы, наполеоновские планы и развеселый нрав – она вечно разгуливала по дому в трусах и, запивая икоту редбуллом, гоготала словно бравый солдат Швейк. «Юлькин!» – раскинул я руки, приглашая ее обняться. Неловко ойкнув, она хотела было прикрыть свои плоские сиськи ладонью, но, видимо, махнув на это мысленно рукой, таки обняла меня, прежде чем юркнуть в свою комнату. Пройдя между двумя рядами крашенных белой масляной краской деревянных дверей, я свернул на кухню. Там мутились еще две – Настя и Марина. Колдовавшая над кастрюлей супа Настя, породистая дородная блондинка с голубыми глазами и по-детски наивным выражением лица, на котором можно было нарисовать все, что угодно, приветливо улыбнулась мне, обнажив крупные белые зубы. Если бы меня попросили придумать для нее прозвище, я сходу ответил бы Тело – и это тело ничем бы не уступило Эль Макферсон. У второй – Марины, сидевшей на табуретке и красившей на ногах ногти, были прямые черные волосы, темные ничего не выражавшие глаза, фарфоровая белая кожа и маленькие вздорная грудь. Она почему-то считала меня своим бойфрендом – не смотря на то, что за пределами этой квартиры мы виделись всего пару раз. А я не спешил разубеждать ее и периодически заявлялся в гости, привозя с собой друзей и водку с редбуллом.