На гуме

Когда мы припарковались у подножия главного здания, Гера включил песню «Мой путь» – дуэт эстрадного исполнителя Тимати и безвременно почившего Ратмира Шишкова. Признаться, она нравилась всем, кроме Геры –онс нее просто кончал. Душа маленького грека, распаленная виски-колой, выдавалась далеко за пределы тщедушного тельца. Он отдавался песне, словно любимой женщине, его выкручивало наизнанку и рвало на части.

– Ратмир, нахуй ты такой красавчик!? – вырывалось из его груди –он был на грани катарсиса.

Мы же, сидя на пыльных капотах представительских лимузинов, – брата Геры и отца Ислама – обжимались с телочками. Сохраняя равнодушные мины, в глубине души все радовались свежему ветру, теплой ночи и намечавшемуся гэнг-бэнгу.

– Гера, поехали, братан, – позвал я устало, когда трэк закончился.

Он оглянулся не сразу. А когда оглянулся, показался каким-то потерянным и опустошенным – святой мракобес, голодный до кайфа и шальной копейки, рудимент девяностых, обреченный на вымирание или судьбу Дон Кихота под мутным московским небом. Он закурил сигарету, взглянул на меня и грустно повторил:

– Нахуй он такой красавчик…

Впрочем, спустя полминуты, сорвавшись с места в нарушение всех мыслимых правил, Гера оставил свою меланхолию на той самой улице – вместе с доброй половиной протектора.

Мы неслись по освещенному фонарями Кутузовскому, унося ноги от предвосходного неба, розовевшего за спиной, будто желая продлить ночь еще ненадолго. Два черных до блеска напидарашенных S-класса летели ноздря в ноздрю – в одном ехали мы с Исламом, в другом – Гера с Хусиком. Поделенные поровну телки болтались на задних сиденьях, как собранная сумка для фитнеса или верхняя одежда или что там еще возят сзади. Едва мы достигли Парка победы, на горизонте пустынной дороги замаячила милицейская Лада, до отказа набитая краснорылыми старлеями и сержантами.

– Ислам, давай прикольнемся! – вдруг предложил Гера по телефону, выведенному на громкую связь.

– Давай! – с готовностью поддержал Ислам, – как?

– Мусоров видишь?

– Над мусорами что ли прикольнемся?

– Да! – дебильным смешком отозвался Мини-Гера, – на скорости давай их подрежем – ты справа, я слева!

– Братан, это ж мусора, – на секунду усомнился Ислам.

– Да похую, зато хаха половим!

– Ладно! Тогда – раз, два, три – поехали!

Как будто на закиси азота, обе тачки рванули со ста пятидесяти до двухсот пятидесяти километров в час и в миг настигли белую с синей полоской машину. Судя по сонным харям пассажиры ехали с дежурства. По замыслу их должно было сдуть в кювет, словно с горкой груженый домашней утварью грузовичек цветного семейства из классической американской комедии. По крайней мере, так я себе представлял.

– УАААА! – кричал Ислам.

– ОНАСЕКИИИИИИМ! – заливался Мини-Гера.

Вжавшись в сиденья, телки от страха и восторга включили ультразвук – на подобии того, что издают чуваки, призывающие верующих на молитву с вершин минаретов; а я успел разгядеть в окно лишь ошалевшие глаза мусоров – размером с чайные блюдца – когда мы со свистом пронеслись мимо них и с металлическим скрежетом ударились бортами друг о друга прямо перед их носом.

К счатью никто не пострадал – сработал АБС. Каким-то чудом затормозив, мы высыпали из машин.

– Вы че, совсем ебанулись? – недоумевали, простившиеся было с жизнью, мусора. Получив бычью дозу адреналина, они уже не выглядели такими вялыми.

– Прикольнуться хотели, – отмахнулся Мини-Гера.

***

В разборках, протоколах и телефонных звонках наступило утро. Телок мы отправили домой. Мини-Гера и Хусик объяснялись с подоспевшими дэпсами, а Ислам с мобильным в руках разгуливал по частично перекрытому из-за аварии Кутузовскому. Выслушивая ругань разъяренного отца, он с недовольным видом пинал по асфальту смятую жестяную банку.

Покасуть да дело, я прогулялся до ближайшей палатки, купил вафельный рожок и, откусывая от него большие куски (облизывать мужчине не престало), неторопливо брел назад.

Тем временем, Ислам, узнав о себе много нового, повесил трубку и направился к обочине, когда путь ему преградил трогавшийся с остановки автобус.

– КУДА ПРЕШЬ, БЛЯ!? – рявкнул водитель.

– ЧО, НАХУЙ?! – с полоборота завелся Ислам, счастливый предоставленному шансу отвести душу. Глаза его мгновенно налились кровью.

Малочисленные утренние пассажиры в ожидании назревающего скандала припали к окнам, оживленно моргая слипшимися со сна глазами. Гера и Хусик тут же навострили уши, а на головах милиционеров сжались пилотки.

Водитель же, вдруг осознав, что сейчас его будут калечить, сменил гнев на милость.

– Не видишь, автобус едет, людей везет? – детским голосом пояснил он.

В ответ разящие удары настоящих костяных кулаков один за другим содрогнули стальной кузов.

– А-ну, выходи, пидарас! – прокричал Ислам в открытое окошко кабины. -Хуй нюхать будешь!

Отпрянув в сторону, водитель решил не испытывать судьбу и, резко надавив на газ, с ветерком понесся к следующей остановке – подальше от греха.

8

Июнь в университете – мертвый месяц – занятия уже не идут, дети приезжают только на экзамены и консультации. Из тех, кто приезжает, примерно половина не курит, а из тех кто курит, процентов девяносто предпочитает делать это на улице. Первогумовские курилки стоят пустыми и даже завсегдатаи, весь год торчавшие в них безвылазно, куда-то испаряются. Именно в такую курилку-призрак я заглянул, сдав последний гос. Прикусив мундштук своего экстра-легкого Парламента, я попытался осмыслить прошедшие годы – что я вынес, чему научился. Итоги огорчали меня. Я узнал процентов десять из того, что мог, пристрастился к наркотикам и алкоголю, постоянно огорчал маму, а круг моего общения замыкался в основном на немыслимых нацменах, точно знавших, что по жизни они хотят кайфовать в кальянных и сверкать туфлями в торговых центрах. Сам я слабо представлял, чем займусь дальше. Ясно было одно – хиповать мне уже хватит. У меня не было ни работы, ни профессии, ни желания учиться дальше. Я стоял, опершись о стену, и затяжка за затяжкой переводил на пепел свою последнюю сигарету, когда мои размышления нарушила Мира:

– Эй, пончик, ты что такой задумчивый? – весело спросила она.

– Шаурмой траванулся, – ответил я первое, что пришло в голову.

Поцеловав меня, Мира стала рядом и насуплено уставилась в окно. Мы молчали. Наконец, я заглянул ей в глаза – там явно шел какой-то мыслительный процесс. Прикусив губу, она смотрела в точку и не обращала на меня никакого внимания. Испугавшись, что из ушей у нее сейчас пойдет пар, я несколько раз провел ладонью перед ее красивым лицом.

– Что? – опомнилась она.

– Сегодня последний гос сдал.

– Пончик, какой молодец! – вернулась она в свой обычный режим, – надеюсь, на «пятерку»?

– Ну, почти – главное, что сдал.

– Чем теперь будешь заниматься?

– Не знаю, хочу в Европу поехать, расслабиться, мозги проветрить.

– Про меня теперь забудешь и больше мы с тобой не увидимся, – грустно перевела она услышанное.

– Вздор! – возразил я, и, встретив ее удивленный взгляд, с улыбкой пояснил, – э, зачем так говоришь!?

– Потому что так и будет, – она достала из сумочки пачку тонких ментоловых сигарет.

– Мира! Ты куришь?!

– Нет, – она взяла сигарету в зубы.

Пошарив в карманах, я достал зажигалку и дал ей прикурить.

– А может ты меня похитишь? – сделав затяжку, оживилась она.

– Может и похищу. Ты же не будешь сопротивляться?

– Не буду.

– Да, даже если будешь! – улыбнулся я, – Кто из нас мужчина!?

В курилку зашли двое пожилых преподавателей в немодных серых пиджаках и закурили какую-то вонючую дрянь из золотистых пачек.

– Сколько ты зарабатываешь, пончик?

– Какая разница? Если я тебя похищу, это будет уже неважно, потому что мы все равно уедем.

Черт, это было бы охренительно наивно похитить девочку из такой семьи и ждать, когда ее родственники приедут к тебе домой с мясницкими тесаками. Один из преподов взглянул на нас с сожалением.

Докурив, Мира потушила свою зубочистку, и мы вышли на улицу. У самого входа в корпус были припаркованы две вылизанные тачки на спокойных колесах – Вольво S80 и Тойота Камри. Рядом стояли три молодых кавказца и вполголоса что-то обсуждали. Я удивился, что из окон машин не орал говнорэп или какой-нибудь запредельный шансон. Да и вообще, немыслимые Брабусы сменили обывательские "шведы" и "японцы", а вместо того, чтобы кричать благим матом и плеваться шелухой от семечек, эти парни что-то мирно обсуждали. Если бы не яркие замшевые мокасины поверх носков я бы и вовсе не признал в них нашенских.

– Дай сигарету, – попросил я Миру.

– Бери все, – протянула она пачку, – мне дома все равно курить не разрешают.

Несколько секунд мы стояли друг против друга. Ее голубые глаза скрывали длинные черные ресницы – думаю, она их даже не красила. Я хотел коснуться ее лица, чтобы она на меня посмотрела, но при свидетелях это было неуместно.

– Позвони как-нибудь, – попросила она.

– Конечно, дорогая.

Она поцеловала меня и вскоре скрылась за углом корпуса, где ее дожидался водитель. Я немного посмотрел ей вслед, а потом развернулся и побрел мимо вечного огня в сторону цирка. Неприглядное серое здание первого гума провожало меня безразличным взглядом сотен непромытых окон. В фонтане против главного входа барахтался какой-то патлатый биолог. Его пьяные друзья не давали ему выбраться, толкая обратно в бассейн.

– Э, босота! – крикнул я им, чтобы вернуться в тонус после трогательной сцены прощания, – я вам на грудь кончал!

У босоты, несмотря на повышенный градус и численное превосходство, не хватило жопы ответить.

Здесь же, у фонтана, на спинках скамеек сидели разношерстные компании студентов – от мажоров с золотыми Верту до готов со смоки айз. От одной из толпишек вдруг отделилось тщедушное тельце в клетчатых брюках – это Мини-Гера услышал мой клич.

– Оу, Марк! – засеменил он в мою сторону, виляя хвостиком.

– Че ты, Гера? – издалека приветствовал я его.

– Ты на хату?

– Да.

– С кайфом – я тоже.

Он поравнялся со мной, и мы зашагали в ногу. Я не стал грузить его экзаменами и тем более распространяться по поводу Миры. Не теряя времени, Гера сам завел со мной бессмысленный первагумовский разговор:

– Ислама видел?

– Да, на экзамене был.

– Уехал он уже?

– Походу.

– Наверное, в Макс пошел.

– Хуй его, братан.

– А чо Муслим?

Мы дошли до Вернадки и встав под яблоней стали ловить такси. Машин было много, но большая часть ехала дальше, в сторону Юго-западной.

– Тебе лучше с Ломоносовского ловить, – посоветовал Гера.

Из заднего кармана я достал пачку Мириных ментоловых сигарет, вынул одну и, зажав в зубах, стал шарить по карманам в поисках зажигалки.

– Это чо, бля, такое? – возмутился Гера.

– Что именно?

Словно тигр, маленький грек резким движением выхватил сигарету из моего рта и, сломав, бросил на землю. Я хотел было спросить, не въебался ли он дуб, но Гера предвосхитил мой вопрос:

– Пахан увидит – жёпу взорвет!! – пояснил он.

Я посмотрел на него так, будто он на моих глазах по-пионерски затушил свечи на церковном алтаре.

– Совсем рехнулся!? – рявкнул я и дал ему подзатыльник.

– Э, ебанат! Руки не распускай – на, нормальную возьми, – протянул он мне свою пачку.

Я молча вытащил сигарету, но не успел прикурить, как перед нами остновилась желтая Волга с шашечками. Договорившись с таксистом, я простился с Герой и уехал.

МГУ для меня закончился.

ЭПИЛОГ

Босая Мира, стоя на подоконнике в своей комнате, держалась руками за раму и глядела в распахнутое окно. Август был на исходе, и дерзкий ветер тщился хоть шелохнуть тяжелый бархатный занавес, но вместо этого лишь задирал ночную рубашку, обнажая загорелые колени. Мира не видела Марка уже пару месяцев – с тех пор как они на сутки сбежали из дома. За двадцать часов, что они провели в Мариотте на Тверской-Ямской, ее отец чуть было не поднял на уши спецназ ГРУ. К счастью, она вовремя одумалась и все удалось замять, но теперь ее собирались сослать к отцовскому брату в Нью-Джерси, в какой-то несносный Принстонский университет, за который, впрочем, ее сеструха Макка прикалывала, чо он по кайфу.

– Э, ты чо там мутишь, оу? – снизу раздался голос младшего брата – мальчишке было всего двенадцать, и он был старшим мужчиной в семье после отца. Голос был еще детским, но тон уже отдавал властными нотками.

– Ничего, занавеску поправляю, – в моменте нашлась Мира, – а ты чего не спишь? А ну-ка иди в постель!

– Э, сам разберусь! – рявкнул ребенок и скрылся во мраке.

Постояв так еще чуть-чуть, Мира спрыгнула на пол и закрыла окно.

***

– Еще виски-кола сделай, – велел Мини-Гера официанту.

– Какой виски желаете? – учтиво справился тот.

– Че есть, нормальное?

– Двадцатиоднолетний Чивас? – низкий трюк – официант хамским образом проверял гостя на вшивость.

Мини-Гера значительно посмотрел на Фросю и скомандовал официанту:

– Неси двойной.

Гера недавно открыл собственное дело – торговал по СМС рингтонами и теперь прочно стоял на ногах.

– Че там Мира? – поинтересовался он, – у них с Марком было что-то?

– Да ничего у них не было, – Фрося нахмурилась и сверкнула сапфировым колье, – откуда вообще этот слух пошел? Это он тебе сказал?

– Нет, я его все лето вообще не видел. Так, босота всякая нет-нет распыляется, слухи и ползут… Говорят, Мирин пахан к матушке Марка звонил – искал его.

– В общем, это глупости. У Миры все прекрасно, уезжает учиться в Гарвард или что-то такое.

– Это во Франции?

– Нет, Гера, это в Лос-Анджелесе. Во Франции Сорбонна.

– С кайфом! – оценил Гера, развалившись в кресле, и вытащил из зубов застрявший шматок оленины.

***

Пацаны петочились на углу Большой Дмитровки и Столешникова возле входа в магазин Луи Виттон.

– Вчера, короче, диранул эту телку – Ада, есть, – делился насущным Бабрак, – пиздец че за сиськи у нее! Взорванные!

– И че, в очко дала? – с серьезным видом поинтересовался Гагик.

– Э, чо за вопросы у тебя?

– Нормально тебе при пацанах интерес задаю! Дала или не дала, приколи!?

Бабрак замялся:

– Ну, как дала – я только палец ей туда сунул.

– И как там? – с трудом сдерживая смех поинтересовался Гагик.

– Ну, тепло, – Бабрак расплылся в смущенной улыбке.

– Ай, ты че за человек такой, – бесшумно посмеиваясь, Ислам оперся о крепкие плечи Бабрака, – дикарь натуральный, есть… Щеканул тогда хотя бы?

– Ебаный свет, че сразу щеканул, не щеканул?!

– Да я так чиста, чоб самому в курсе быть – здороваться с ней или не здороваться.

– Тогда не щековал – хорошая девчонка, пожалел.

– Красавчик! Как наиграешься, мне подгони, – застолбил очередь Ислам и подмигнул пацанам.

– Базару ноль ноль семь, братуха.

– А я пиздец как с Фроси кайфую, – мечтательно произнес малыш Гагик, недавно начавший заниматься аэробикой и похудевший до ста двадцати.

– Да, ниче такая. Ее, говорят, Хусик в рот ебал, – поделился Бабрак.

– Бля, я того рот ебал, кто ее рот ебал! – расстроился Гагик.

– Уаай! Смотри, какая! – одернул друзей Ислам.

Из Луи Виттона вышла высоченная брюнетка в темных очках, закрывающих пол лица. Цокая по мостовой сверкающими туфлями, она проследовала в сторону Петровки. Навстречу ей в клетчатых брюках гарцевал Мини-Гера.

– Не меня ищешь? – с вызовом бросил он.

Барышня прошла мимо, даже не обратив на него внимания.

– Че, Гера, телефон не дала? – подколол Бабрак, когда грек поздоровался с пацанами.

– Бля бу-дУ – бля бу-дУ, – многозначительно произнес Гера, – но это по-моему Марк был.

Мощная чеполаха тут же настигла его затылок.

– Э, ты ёбу дался, дурак, бля, – возмутился Ислам, – наш Марк может и не орел, но уж точно не женщина!

***

Марк надел солнцезащитные очки, повязал на голову новый платок и вышел на улицу. Ноги ужасно болели от каблуков – срочно надо было выпить. У Симачев Бара навстречу ему, пуская слюни, просеменил Мини-Гера.

– Не меня ищешь? – попытал он счастья.

«Кого ты спрашиваешь, ебанат?!» – так и хотелось бросить в ответ, но Марк таки взял себя в руки и, высоко подняв голову, прошел мимо.

Преодолев Столешников, Марк осмотрелся – у входа в Аврору его уже ждал Муслим на Харлее с логотипом бригады мучеников Аль-Аксы на бензобаке. Марк подтянул юбку и, обхватив руками торс водителя, скомандовал: «трогай!»

А хуля вола ебать?

Г.Б.

Москва, 2012