На гуме

– ПИ-ДА-РАСКА! – отчеканил Гера, глядя Гиви прямо в глаза, и смачно харкнул на синий ковролин.

– Совсем страх потерял? – оправившись, прорычал Гиви и тут же – БАЦ! – получил в голову снова.

Гиви явно не был готов к избиению парня вдвое меньше себя, а, столкнувшись с такой неслыханной дерзостью, немного потерялся, едва не выпросив третий удар. К счастью, ситуацию разрешил подоспевший охранник.

– РРРУКИ ФУ! РРРУ-КИ!!! – словно уж изворачивался Мини-Гера, когда его за ухо выводили на улицу.

Стеклянные двери автоматически закрылись за его спиной. Гера дотронулся до горевшего уха и посмотрел по сторонам. Встретивший его ночной город шумел полифонией шагов, голосов и моторов; Новый Арбат сиял неспящими окнами, ксеноновыми фарами и неоновыми вывесками. Вдоль обочин и на тротуарах стояли машины – одни приезжали, другие уезжали. Из них выплывали девушки, расфуфыренные как едва столкнувшиеся с цивилизацией дикарки, на высоченных каблучищах, с размашисто накрашенными губами. Их оценивающе рассматривали сомнительного вида юноши в наборах (квази-)дорогой одежды. Тем временем фиолетовый не спешил выходить – кто его знает, может, игра пошла.

Вдруг из-за угла явно с серьезными намерениями выбежал целый выводок чумазых чернявых детей четырех, пяти, шести, семи лет:

– Дядя, дай, денег! По-братски, дай денег, дядя! Дядя, кушать хочу! – обступили они Мини-Геру.

– Ай, гулять так гулять! – решил Геракл и кинул детям последний полтинник, чем вызвал их нескрываемое возмущение.

Едва вырвавшись из их толпы, Гера устремился в сторону Октября с твердым намерением тусануть во что бы то ни стало.

– Э, брат, куда ехать? – бросились ему наперерез таксисты.

– На кайфушки! – смешливо выкрикнул Гера и, подпрыгнув, пристукнул в воздухе каблуками.

Страшно хотелось по полной.

4

Ада была лучшим из того, что случалось со мной в жизни – злая богатая кокаиновая телка со склонностью к полноте – она очаровала меня моментально. Прежде я уже видел ее на Дамочке и пару раз в МГУ – теперь же она появилась в Опере. Крепкий зад и шикарный бюст, прикрытые коктейльным платьем стоимостью с половину моего гардероба, относились к категории тех самых, коими можно свершить революцию; блестящие черные волосы спадали на загорелые плечи, окаймляя красивое лицо, оттененное бархатом карих глаз, сражавших наповал холодным выражением акулы-людоеда. В этом взгляде читалось: есть только я. Других людей она воспринимала как топливо – нечто неодушевленное, пригодное лишь для того, чтобы служить компанией или обслугой. Я обожал таких.

– Бэбэ, ты одна? – нагло вклинившись между ней и ее замолчавшими на полуслове подругами, поинтересовался я.

Молниеносным взглядом Ада просканировала меня с ног до головы.

– Хочется ответить, что да, но со мной вон те красотки, – включив режим наибольшего благоприятствования, ответила она и кивнула на двух губастых невысоких брюнеток с танцевальными фигурами, недовольно косившихся на меня из-за спины.

– Привет! Красивое платье. Дай пять! Выпьете со мной? – повернувшись к телочкам, проговорил я с надменной улыбкой.

Телочек очень подкупает, когда один незнакомый юноша угощает сразу их всех. Поверив в образ славного молодого мажора, счастливо пребывающего в состоянии перманентного загула, они были рады простить мне мое дерзкое появление. На самом же деле я шел ва-банк, на последние гроши заказав все это пойло. Время близилось к утру и денег оставалось только на такси, а времени ровно столько, сколько требуется чтобы осушить стакан виски-колы, для того, чтобы позволить Аде убедиться – я именно тот классный парень, с которым она хочет провести ночь.

Бит рассекал воздух, мы обсуждали клубы и шмотки. Телочкам нравились мои суждения – непринужденные, но категоричные. Важно было сохранять баланс – не переборщить с понтами, но и не показаться слишком демократичным. Для них это значило бы, что я лузер, а для меня, что секса этим утром не будет.

«что делаешь? приедешь в блэк октобер?» – как птичье говно на рукав, упало мне на телефон сообщение от терпилы по имени Гриша – сам по себе, как и птичье говнона рукаве, он мне в хуй не упирался, но встреча с ним все же сулила удачу с этими телками.

«я в жопере. давай через полчаса в санрайзе позавтракаем! телок привезу» – потуже натянул я пружину медвежьего капкана.

Гриша действительно чем-то смахивал на старого Балу. Трапецевидный второкурсник с отменно некрасивым лицом и платиновой кредиткой – я выцепил его на каком-то дне рожденья и взял в оборот, всем своим видом, поведением и разговорами дав почувствовать, что вся моя жизнь – сплошной праздник с ту секси курочками, лучшими клубами и безудержным весельем, проходящий по формуле «там, где Шома – там кайфово», как написал в своем микро-блоге один мой приятель.

«заметано, жду там» – спустя полминуты ответил Гриша.

С холодным лязганьем метала капкан захлопнулся.

– Поехали в Санрайз, позавтракаем! – силясь перекричать изнывающий гул дрянной электронной композиции прокричал я в Адино ухо.

– Что? – не расслышала она.

– В Санрайз! Завтракать! Бери подруг, если хочешь!

Ада мельком взглянула на свои усыпанные бриллиантами часы – больше, чтобы я обратил на них внимание, чем, чтобы узнать время – и благосклонно кивнула.

Мы отправились на Новый Арбат.

Гриша всем своим необъятным пердаком уже растекся по двухместному дивану в лоснящемся полумраке этого неприлично дорогого и некогда модного заведения. С раскрасневшимся лицом он попивал виски и ковырялся в зубах, переваривая суп из акульих плавников.

– Здравствуйте, вчетвером будете? – белоснежной улыбкой, слишком искренней для пяти часов утра, встретила нас насоляренная хостесс.

– Здрасти, нас уже ждут, – ответил я, пропуская вперед телочек.

Гриша приветственно поднял руку.

– Оу, брацкое сердце! Как ты? – тепло приветствовал я его и с улыбкой добавил, – не помню, как кого зовут, сами познакомитесь.

– Тебя-то как зовут? – усаживаясь рядом со мной, поинтересовалась Ада.

– Зови меня Жано, – сделав бессмысленный реверанс кистью, попросил я.

– Окей, а я Ада.

– Айаада?

– Просто Ада.

– Окей, просто Ада. Тебе сегодня уже говорили, что ты просто прекрасна?

– Возможно, в Опере было довольно громко.

– Ладно, будем считать, что я первый, – бросил я и повернулся к ее подругам, – кстати, Гриша сказал, что он крабовый король с Камчатки?

Все уже наелись и напились, когда за одной из телочек приехал ее бойфренд, а я, оставив Гришу с другой и нашим общим счетом, похлопал его на прощанье по плечу и заговорщицки прошептал "ты мой должник, брат". После чего поспешил удалиться вместе с Адой, как бы невзначай обмолвившейся, что живет на Пречистинке, в трех минутах езды от Санрайза.

– Мы с мамой недавно вернулись из Нью-Йорка, два месяца там проторчали, – поделилась Ада, – теперь режим нафиг сбился, по ночам спать не можем.

– Сейчас мама тоже не спит?

– Неа. Я тоже спать не буду, с собакой гулять пойду.

Поняв, что в гости попасть не удастся, я все же решил проводить ее до подъезда с мраморной лестницей, украшенной всякой кованной хренью.

– Погуляешь со мной с собакой? – предложила Ада.

– А что мне за это будет?

– Думаю, тебе понравится.

Ротвейлер по имени Фридрих встретил меня радушно и сделал вид, что сразу же принял за своего, но по глазам было видно, что ревнует. Выгуляв его на Гоголевском бульваре, мы вернулись к дому.

– Ну, что же. Спокойно ночи, бэбэ, – устало проговорил я, передав Аде поводок.

– В смысле? – удивилась она, – ты не зайдешь?

– Хочешь познакомить меня с мамой?

– А она скоро уедет.

Извинившись за раннее вторжение и перекинувшись с силиконовой ту секси мамой парой фраз, я прошел в Адину комнату и дождался пока она вернется из душа.

Пышное, загорелое тело, завернутое в розовое полотенце немедленно пробудило меня к жизни.

– Это еще ничего не значит, – лукаво улыбнулась Ада в ответ на мою ухмылку.

– Конечно, ничего, – ответил я, подняв ее на руки и бросив на кровать – под звук захлопнувшейся входной двери.

5

Когда в МГУ запретили курить, а в первом гуме возвели специальные аквариумы с неработающими вытяжками (те самые, где иные завсегдатаи проводили по восемь часов в день), обделенные второгумовцы переместились с сачка в предбанник подземного бункера. За закрытыми дверьми из обшарпанного ДСП дребезжащий светильник кое-как освещал огороженный перилами пятачок в три квадратных метра и пролет бетонной лестницы, уходившей куда-то в темноту. В поисках укромного места, где можно было беспалевно дернуть шмали, мы спускались туда с пацанами. На потрескавшейся плитке неопределенного цвета неизменно валялся мусор – пластиковые бутылки, окурки, картонные тарелки из-под пиццы и подобное дерьмо. Дальнейший же проход в terra incognita преграждала железная дверь с нанесенными через трафарет запрещающими надписями. Иногда эта дверь со скрипом отворялась и изрыгала краснолицых пролетариев с остекленевшими глазами, одетых в пыльные темно-синие робы. С лютой ненавистью бросались они на щуплых первокурсников, крича благим матом и даже распуская руки.

– А чо они так кипишуют? – поинтересовался Муслим, когда мы оказались у входа в подземелье.

– Ну, так это стратегический объект, – объяснил Гнус, – там же где-то вход в Метро-2 спрятан.

– Да, я ебал, – скептично посмотрел на него Муслим, – это, братуха, все сказки венского леса.

– Ну, может и так, но я через эти катакомбы согнувшись в три погибели чуть ли не до метро Университет доходил.

– А что там нужно делать? – вмешался я.

– Дуть, – глупо хихикнул Гнус и достал из кармана пакетик гидропоники с пластиковой молнией – в какие обычно кладут запасные пуговицы.

– Ну, пойдем приколимся. Заодно и шабанем.

– Только идите строго за мной, – наказал Гнус, – пока на место не придем – не смеяться, разговаривать только шепотом.

– Базару нет, – согласился Муслим, но по глазам было видно – не без иронии.

Гнус открыл дверь и прислушался к сквозняку, доносившему запах пыли и плесени. Путь был свободен. По очереди переступив порог, мы оказались в длинном коридоре: налево дрожал блеклый свет лампы накаливания и слышались звуки радио – похоже, там располагалась каптерка. Нам же в любом случае надо было направо. Юркнув в темноту и стараясь не топать, мы пробирались между бетонных стен и бесконечных хитросплетений труб и проводов – где-то перешагивая через них, где-то нагибаясь, чтобы пролезть. То и дело из-за углов слышались голоса и звуки шагов – краснолицые могли наброситься на нас в любую секунду. Под землей кач Муслима не возымел бы никакого действия, а драться с этими тварями на их территории казалось безумием. Пришлось бы бежать. Но, к счастью до этого не дошло – преодолев метров триста или пятьсот, оставив позади многие развилки и повороты, мы оказались в помещении с высокими потолками и металлической лестницей, уходящей наверх – там, на высоте примерно четырех метров, по периметру комнаты проходил узкий балкончик с перилами из арматуры, а в темном углу между теплых труб были спрятаны водный и парашют.

– Ну что, через что покурим? – Гнус предоставил нам выбирать.

– Как в кайф, пацаны, – равнодушно ответил Муслим.

– Давайте для разнообразия через парашют, – решился я.

Гнус выпятил нижнюю губу и покорно кивнул. Парашют представлял собой верхнюю половину двухлитровой пластиковой бутылки с крышкой из кусочка фольги с несколькими проделанными иголкой дырочками, вдавленного в горлышко на пол фаланги. Снизу к бутылке герметично крепился пустой целлофановый пакет.

Гнус достал увесистую шишку и стал увлеченно измельчать ее гриндером, а когда закончил не справился с управлением и уронил все на пол.

– Блядь! – вскрикнул он, но, опомнившись, зажал себе рот ладонью.

– Все нормально, не просыпалось, – успокоил я его, подняв с пола гриндер – тот каким-то чудом не раскрылся, сохранив в себе все до последнего крапаля.

– Блин, не могу, все из рук валится, – посетовал наш проводник.

– Это тебя джинны подъебывают, – поставил диагноз Муслим.

– В плане?

– Ну, джинны – джинны, есть, – Муслик не знал как еще объяснить.

– Братан, я не понимаю все эти ваши рэпперские штучки. Что значит "джинны подъебывают"?

– Ну, джинны, хуй его, типа бесов, демонов.

– И че они?

– Ну, походу, поселились в тебе и нет-нет подъебывают, – очень спокойно объяснял Муслим, как будто говорил о чем-то само собой разумеющемся. Среди кавказцев вообще считалось очень приличным разбираться в таких вещах.

– Они, братан, попутаешь, иногда целыми семьями в человеке живут. Могут разрушать тебя и мешать всячески, могут наоборот помогать – в учебе или спорте или бизнесе или с телками. По-разному. Ты не затягивай главное – лучше на корню эти движения пресекать.

– А как это можно пресечь? – поинтересовался Гнус, засыпав размельченную шмаль в фольгу.

– Ну, есть ритуал, короче. Я один кон видел как мулла в Нальчике из типа джиннов изгонял. Тот, бедолага, весь трясся как в лихорадке и быстро-быстро говорил хуйню какую-то. Чуть не отъехал, но, слава богу, выжил и очистился.

– Есть зажигалка? Подожги, – попросил меня Гнус, а сам стал вытягивать пакет из бутылки, постепенно наполняя его дымом, – а если хорошие джинны, их не надо выгонять?

– Как не надо!? – оскорбился Муслим, – Даже если они кайф тебе поддерживают, все равно это нечисть.

Гнус снял пробку из фольги, наполненную выгоревшей шмалью, и подставил Муслим горлышко. Тот в свою очередь резко вдохнул дым, так, что пакет засосало внутрь бутылки.

– А как они в человека попадают? – уточнил я.

– Могут во сне в тебя поселиться, – выдохнув дым, проговорил Муслим и вернул парашют Гнусу, – ко мне один кон приходил джинн. После первого курса поехал на хату, а у нас в Нальчике дом, и я на втором этаже живу. Короче, жаркая ночь, пиздец, выдалась! Я ворочаюсь, в каком-то полубреду. И, значит, среди ночи просыпаюсь от какого-то рыка – как будто, хуй его, аллигатор в окно ломится.

Хапнув больше чем нужно, я проглотил часть дыма не в то горло. Заметив это, Муслим любезно прервался и прикурил сигарету, дав мне придти в себя.

– И чо, и чо? – спросил я откашлявшись.

– Ну, в окно смотрю – нет никого. Лег опять на кровать, только засыпать начинаю – опять звуки. Я встал, думаю, закрою лучше, чтоб не мешало, а тут передо мной – ебанный свет – восьмирукое уебище с рогами – и как в глотку мне вцепится, как начнет душить. Я, бля того рот ебал, уже синеть начал. Изо всех сил пытаюсь его оттолкнуть, вырваться, но вообще не вариант. И тогда я начал аяты читать (из Корана стихи, жи есть) и, чувствую, у джинна хватка ослабевает. И я тогда вырвался, на балкон выбежал и во двор спрыгнул.

– Жесть, – прохрипел Гнус с набранным в легкие дымом.

– А куда джинн делся?

– Исчез. Там уже проснулись все – пахан, матушка – гай, гуй, сынок, чо случилось… Но прикол в том, чо у меня на шее синяки остались.

– Да ну хуй! Стремно было?

– Ну, как тебе сказать? Прикинь, чо тебя рогатая тварь с восьмиэтажный дом душит… Охуеешь, братуха, с такой темы? – спросил Муслим и тут же, дабы не оставлять недосказанности, сам же ответил, – Охуеешь.

Скурив еще по паре парашютов, мы отправились назад. Даже будучи убитым в хлам, я не боялся пролетариев.

6

– Э, поручик! – позвал Хусик официанта, – еще вазу с фруктами сделай – чтоб на столе пусто не было. Напитки скоро будут?

– Бармен уже готовит,– учтиво склонил голову загорелый холуй с идеальным маникюром, – что-нибудь еще?

– Еще кальян на вине в чашке из яблока принесите, – попросил Боря, бессмысленный квадратный мажор, которого невесть зачем притащил с собой Алишер.

Тем теплым апрельским вечером парни – Ислам, Хусик, Алишер и Боря – сидели в кальянной во втором этаже столь модного среди неистовствующих нацменов кинотеатра Ноябрь и неторопливо тянули двенадцатилетний виски с бодрящей Кока-колой. Восточная музыка и персидские ковры на полу и стенах создавали подходящую атмосферу, а две проходившие мимо грязнухи с копнами платиновых волос и глубокими декольте, не устояв перед добродушным исламовским «иди сюда, туда-сюда», присоединились к компании и теперь с аппетитом ели одинаковые салаты, улыбаясь шире, чем могли раздвинуть ноги. Впрочем, интересны они были только Исламу – остальные не обращали на них никакого внимания.

– Братан, сам кто по нации? – поинтересовался Алишер у оперативно сработавшего кальянщика.

– Араб, – не отрываясь от своего ремесла, отрекоммендовался тот.

– Уаай, братское сердце! – обрадовался Ислам, – асаламу алейкум!

– Вуалейкум салам, – смущенно отозвался кальянщик, пожимая протянутую руку.

– Меня Ислам зовут.

– Саид.

– Откуда сам, Саид?

– Из Сирии.

– Я с Ингушетии.

Саид понимающе закивал, а все присутствующие за столом, кроме телочек (у которых были заняты рты), последовали примеру Ислама, представившись, сообщив откуда они и непременно поручкавшись с кальянщиком. А Боря, приехавший в Москву из Норильска, даже упомянул, что его семья занимается никелем.

– Ты муджахид, Саид? – поинтересовался Алишер.

– Да, – добродушно улыбнулся тот, решив, что над ним подтрунивают.

– Красавчик! – обрадовался Алишер, – давай телефонами обменяемся? Как-нибудь вместе покайфуем.

– Номерами? Давай… – немного настороженно согласился кальянщик.

Пока Алишер записывал номер нового знакомого за столом повисла неловкая пауза. Впрочем, неловкой она была только для телок, не понимавших в чем прикол, и, в глубине души, для Бори, которого происходящее привело в некоторое недоумение – но, желая быть в теме, он не подал вида.

Когда Саид по казенным надобностям скрылся в подсобке, Ислам лениво вытащил из внутреннего кармана кожаного пиджака золотой, инкрустированный бриллиантами Нокиа Сирокко.

– Кайф, Марку позвоним? – предложил он.

– Да, я ему набирал уже, этому ебанату, – раздраженно отмахнулся Хусик, – говорит с телками какими-то обедает – часов шесть уже – цену себе, бля, набивает.

– Оу, Марк! – не дослушав Хуссейна, уже приветствовал меня Ислам, – здарова, братан! Че, делаешь? – не смотря на то, что музыка в кафе играла еле слышно, он зажимал одно ухо пальцем и кричал, как будто говорил по межгороду.

– Здарова, Ислам! Да вот из кабака выхожу, – тяжелой поступью поднимаясь по ступенькам, ответил я. Чинно оттрапезничав с Фросей и Мирой в Black November баре, расположенном в том же здании, что и кальянная, я прикидывал планы на грядущую ночь.

– А с кем ты?

– Да тут с девчонками, они уезжают уже, – не желая афишировать, что ужинал с Мирой, напустил я тумана, – а ты что делаешь?

– В Ноябре – с пацанами, кальянчик, чота-чота, – обрисовал Ислам, – кайф, подтягивайся.

– Давай, я рядом – скоро буду.

Распрощавшись с подругами у металлоискателя, что возле парадного входа, я, лавируя между группками прогуливавшихся по кинотеатру патлатых молодых людей в черных кожаных куртках, поднялся в кальянную и присоединился к парням.

– GTA Vice City игра, есть, – сходу начал я объяснять, – там в зависимости от района, на пятаках разные банды тусуются, толпишками по три-четыре человека – японцы, гаитяне, итальянцы, кубинцы – вот в Ноябрь заходишь – и, пиздец, одна чернота куда ни глянь, как будто в гетто попал, я ебу!

– И при чем все разных национальностей, – подхватил Хусик, – щас Гера со своими кентами подходил салам закинуть – один грек, один аварец, два осетина, чеченец…

– У нас, братан, тоже ассорти, – поддежрал Ислам, – ингуш, таджик, еврей, азербайджанец, русский. Сейчас со своими не модно тусоваться…

С четверть часа послушав о национальных коллизиях, блондинки, пообещав увидеться с нами ночью в клубе, упорхнули. После себя они оставили лишь номера телефонов и приличный счет. Следом стали собираться Боря и Алишер, строившие наполеоновские планы на ночь, в которых нам места не было.

– Да, мы и сами скоро пойдем, – сказал Ислам, – давайте тогда счет попросим.

– Эу, поручик! – привычно позвал Хуссейн, – посчитай нас, ну!

Загорелый послушно засеменил к кассе.

– Твой Верту, братан? – обратил я внимание на Борин телефон, пока мы дожидались счета, – восемь грина он, да, новый стоит?

– Да, – безразлично кивнул мажор.

– У меня, просто, тип один знакомый – Джафар – поехал один кон на Рублевку продавать такой какому-то деду. Приезжает, короче, видит там замок неебаться – башни, не башни, хуй его. Звонит в ворота – ему, прикинь, открывает накачанный негр в леопардовой шкуре. А Джафар шабанул перед тем как ехать – ну, думает, хуй с ним, мало ли кто, как время проводит. Так и так, объяснил: вот, привез телефон продавать. Ну негр ведет его в дом и заводит в такую комнату, типа зал тронный. Там сидит дед в мантии из чернобурки, в короне – понял, да – как положено все. И такой, зачем, говорит, ты пришел ко мне, черный мальчик? Джафар – ну, чота-мёта, вот там созванивались с вами по поводу Верту, я привез – че, будете покупать, не будете? Дед его такой послушал и говорит: "Черный мальчик! Я велю спустить на тебя собак!"

– Да ну нахуй! – всплеснул руками Хусик.

– Ну, по крайней мере, так он мне сам прикалывал.

– Ох, нихуя себе! – мгновенно забыв про мою историю, воскликнул Ислам, заглянув в едва принесенный счет.

– Что там?

– Да тут, пиздец, какой ценник, оказывается. Мы на шестнадцать штук посидели. С тебя, Боря, с твоим кальяном и выпивкой вообще десять штук получается.

– Блин, а у меня всего десять, – расстроился Боря, который последний час только и думал о том, как классно поедет тусоваться.

– Кальян – восемь, две виски-колы по касарю, – безапелляционным тоном произнес Ислам.

В компаниях вроде нашей не принято было считать кто сколько должен – все кидали в общий счет с запасом – немного больше, чем за себя – или сразу за всех, если у других не было денег, а у тебя их было слишком много. О тратах и счетах не принято было говорить, но в данной ситуации это правило работало только для Бори, смиренно принявшего вердикт. Лишь на какое-то мгновенье его умаляющий взгляд вцепился в Алишера, но тот лишь равнодушно отвернулся – он был за рулем и за весь вечер выпил стакан газировки. Делать было нечего – вытащив из портмоне последние девять тысяч семьсот рублей, он, чуть не плача, протянул их Исламу.

– Ладно, пару бумаг себе оставь, раз последние – я за тебя докину, – махнул рукой Ислам.

Боря благодарно посмотрел на Ислама. «Вот это красавчик!» – прочел я в его взгляде. Едва знакомый парень не допустил, чтобы он остался совсем без копейки, отдав за него свои двести рублей! "Это потому что все мы братья – я хоть и не черный, но меня приняли как своего и проявили заботу обо мне. Поэтому за этих ребят я порву!" – промелькнуло в голове у Бори.

– Спасибо, – смущенно промямлил он, прощаясь с Исламом.

– Ладно, – подмигнул Ислам и, придержав Борину руку, серьезно добавил, – в следующий раз рассчитывай свои возможности, пацан за свои слова отвечает.

– Да… просто не знал, что тут такой ценник ненормальный, – расшаркиваясь промямлил бедолага.

– Нормально делай – нормально будет, братан, – Ислам похлопал его по плечу.

Тучные фигуры Бори и Алишера понуро спускались по широкой мраморной лестнице, отсвечивая оголенными копчиками, как-то очень по-доброму выглядывавшими из щели между курткой и джинсами. Было видно, что магия пятничного вечера для этих парней уже улетучилась вместе с Бориной десяткой.

– И чо, и чо? – спросил я мнения друзей.

– Я на дальняк схожу, – сообщил Хусик.

– Да давай еще здесь посидим, – предложил Ислам.

Решив, что он шутит, я все же поднялся и одел пиджак. Однако Ислам не пошевелился. Вместо этого он вопросительно смотрел мне в глаза.

– Ну, тебе охота по касарю за стакан платить? – не выдержав, бросил я.

– А! – лукаво улыбнулся он, – так они по пятихатке! А кальян за двушку. Можем здесь еще покайфовать. Есть масть?

"Ох уж этот Исламка! – расслабленно падая на диван, подумал я, – вечно что-нибудь придумает!"

7

Среди ночи мы вышли из безымянного кафе и решили не ехать по клубам. За себя и телок я еще был уверен, а вот пацанов – Геру, Ислама и Хусика – вполне могли не пустить. Вместо этого мы отправились в МГУ, благо тачки было сразу две, а ночь выдалась теплой – к тому же весь этот сталинский ампир в свете ксенона должен был расположить белгородских девчонок к романтике.