В тени

Не только общественность, но и многие из милиции поверили в то, во что хотели верить – Люцифер пропал, умер или покинул страну, и двенадцатое преступление совершено не им.

Но почти двадцать лет спустя – в январе двадцать пятого – все также легко поверили, что он вернулся. Поверили потому, что о возвращении дьявола преступного мира сообщил тот, чьё мнение трудно было оспорить – сотрудник Комитета внутренних расследований.

Никита заставил полицию поверить в то, что Журавлёва Людмила – тринадцатая жертва Люцифера.

[1] При передачи уголовного дела от одного суда в другой или от одного органа в другой составляется акт приема-передачи, в котором указывается перечень вещественных улик.

[2] Рецидивист – преступник, наказанный в прошлом за какое-либо преступление и совершивший его повторно

Глава 12

Дверной звонок торопливо затрещал.

Никита сложил в ряд тринадцать папок уголовных дел и блокнотов с заметками – по блокноту на каждое дело – и подошёл к двери. Не смотря на глазок открыл дверь.

– Привет! – Катя засветила в улыбке белоснежный ряд ровных зубов.

– Как ты нашла мой адрес? – спросил Никита сухо.

Катя перестала улыбаться и недовольно на него покосилась.

– Не можешь хотя бы для виду улыбнуться и притвориться, что рад меня видеть? – буркнула обиженно.

– Я ничего не делаю для виду. – голос Никиты звучал по-прежнему чёрство.

Катя не придала этому никакого значения. Сколько они были знакомы, он всегда звучал сухо, и со временем она перестала придавать этому значение.

– Звонила в твой КВР, чтобы спросить, куда тебя поселили. Так и узнала адрес. Мог бы, кстати, и сказать, что переезжаешь. – продолжая улыбаться, она подняла перед собой бумажный пакет. – Я принесла покушать. А то ты вечно забываешь о себе и ходишь голодный. Не удивлюсь, если и сегодня весь день ничего не ел.

– Спасибо. Я и вправду очень голоден. – Никита забрал из её рук пакет и толкнул дверь, чтобы закрыть, но Катя подпёрла её ногой.

– Эй! Там вообще-то и моя порция есть! Или ты думаешь, я только для тебя всё купила?!

Нисколько не переменившись в лице, Никита снова открыл дверь и отошёл в сторону, давая знакомой войти.

Едва оказавшись внутри, Катя начала осматриваться.

– Ого! Большая квартира! – удивилась и восхитилась одновременно. – Сильно же тебя ценят в этом Комитете! Боятся, что кто-то другой тебя переманит, раз так балуют.

– Они знают, что я не уйду ради квартиры побольше.

Катя поморщилась и неодобрительно посмотрела на Никиту.

– Ты всё такой же! – ответила в обвинительном тоне. – Это меня не интересует, в том не вижу необходимости… Ты когда-нибудь прекратишь быть таким унылым?!

Пропустив её слова мимо ушей, Никита прошагал на кухню.

– Я тут нашёл буррито и суп. Что из этого мне? – спросил, вытащив из пакета еду и разложив на стол.

Катя тем временем начала осмотр другой комнаты – такой же пустой, как и предыдущая.

– Возьми что тебе нравится, а другое оставь мне. – крикнула из комнаты в комнату и себе под нос прошептала. – Кошмар как тут пусто! Как он так живёт?!

– Мне без разницы, что кушать. – Никита не стал кричать, но в пустой квартире его слова легко дошли до другой комнаты.

Катя закатила глаза. Ещё бы! Ему без разницы! По-другому и быть не могло. И зачем она так долго выбирала ужин, специально подбирая два разных варианта – вкусный, но вредный и здоровый, но обыденный. Могла хоть батон в ближайшем ларьке купить, ему было бы без разницы. Никита никогда не был из тех, кто печётся о вкусе или хотя бы о микро и макро нутриентах[1]. Ему всегда было достаточно лишь того, чтобы было чем заполнить измученный издевательствами хозяина желудок.

– Тогда оставь буррито мне! – крикнула она в ответ. – Только разогрей! Не люблю остывший фарш.

Катя зашагала дальше.

Она с удивлением рассматривала ничем не обставленные голые комнаты и не понимала, зачем человеку столько пространства, если дома отсутствует даже мебель. КВР неплохо потратился на жильё для сотрудника, но он предоставленной роскошью не пользовался.

В зале стоял одинокий диван, явно находившийся здесь ещё до заселения Никиты, а теперь никак не использовавшийся. Из стены торчала проводка, но телевизора не было. В спальне Катя увидела лишь кровать и маленький комод, в котором не было ничего, кроме двух пар футболок и двух пар брюк – оба чёрные. Голые больничные стены нагоняли тоску. Катя поморщилась, подумав о том, что жизнь в такой обстановке осилит разве что психически больной человек.

Уже когда хотела пройти на кухню, Катя увидела ещё одну дверь. В отличие от других, закрытую. Она осторожно дёрнула за ручку. Дверь в полумрачное пространство медленно отперлась. Катя шагнула внутрь и включила свет. Замерла на месте, раскрыв глаза от ужаса.

В самом центре комнаты стояло девять манекенов в полный рост и разной комплектации. На полу – у ног манекенов – громоздилась куча стальных ножей. Смотрелось всё это жутко, и первым желанием стало желание убежать. Но Катя не могла не посмотреть, что там на столе у дальней стены. Тринадцать разложенных в ряд папок – она догадывалась, что это, и всё же захотела убедиться лично.

Дрожа и сжимая ладони в кулак, она прошла мимо манекенов. Одного взгляда хватило, чтобы понять: она была права. Это уголовные дела об убийствах Люцифера.

– Твой буррито разогрелся. – послышался сзади как всегда сухой голос.

Катя от неожиданности вздрогнула. Обернулась и натянуто улыбнулась.

– Спасибо. – проговорила с неловкостью. – Не скажешь, что это? – развела руками, показывая на куклы в человеческий рост.

– Манекены по меркам жертв Люцифера. Пока изготовили не все, остальные четыре должны привезти на днях. – ответил Никита как ни в чём не бывало.

– Что ещё значит «по меркам жертв Люцифера»? – задала следующий вопрос тем же растерянным, опасливым тоном.

– Каждый манекен в точности повторяет все пропорции и параметры тел жертв Люцифера.

– И зачем оно тебе тут?

– Хочу в точности повторить все удары и другие раны, которые он нанёс своим жертвам. Я думаю, это поможет изучить порядок его действий. – снова отчеканил Никита как само собой разумеющееся.

Катя осталась без слов. Она всегда знала, что её друг – человек с причудами, но такого она не могла ожидать даже от него.

Пока она молчала, Никита молча развернулся и зашагал обратно на кухню.

– Подожди! – оклемавшись от услышанного, Катя побежала за ним. – Никита, пожалуйста, можешь помочь…

Не дождавшись, пока она договорит, Никита сразу дал резкий ответ:

– Нет.

– Никита! Пожалуйста! Ты знаешь, как это для меня важно! Я хочу работать в КВР, а помочь мне с этим можешь только ты. – на её глаза чуть не накатили слёзы, но Никиту они не проняли.

– Ты не годишься для работы в КВР.

Он сел за стол и молча начал есть. Катя смотрела на него тяжело дыша. Как много она хотела ему высказать! О том, что он чёрствый болван. О том, что он мог бы и помочь – ему ведь ничего не стоит замолвить за неё словечко перед начальством. О том, что он обижает и отталкивает человека, который его любит. Но всё это Никита знал и без её слов, и его всё это нисколько не волновало. Ему не нужна её любовь, и он даже пальцем не пошевелит, чтобы ей помочь.

Катя задышала часто и неровно, вот-вот готовая заплакать. А он продолжал спокойно есть еду, которую она принесла. Это напомнило ей о дне, когда они познакомились. И о последующих днях, когда они проводили вместе по много часов. Нет, подумала Катя, она не имеет право на него обижаться. Он уже достаточно ей помог, и она не может ждать, что он будет помогать ей всегда.

Она села за стол и откусила свой буррито. Посмотрела на Никиту, тихо отхлёбывающего холодный суп.

– Ты не разогрел свою еду. – теперь её голос звучал так же сухо, как и его.

– Нет. – подтвердил Никита.

– Давай я разогрею. Так будет вкуснее. – долго играть безразличие Катя не выдержала, в её словах и взгляде снова скользнула забота.

– Вряд ли я это оценю. – Никита зачерпнул очередную ложку холодного супа.

Они продолжили есть в молчании – непримечательном для Никиты и угнетающем для Кати. Весь ужин прошёл в полной тишине.

– Ты выбрала плохой вариант, чтобы влюбиться. – сказал Никита, отнеся пластиковую тарелку к мусорному ведру.

Она так и знала – для него её любовь не имеет значения. Но даже это он не смог сообщить менее обидным способом.

[1] Макронутриенты – белки, углеводы, жиры – основные компоненты, которые дают энергию и материал для обновления организма.

Микронутриенты – витамины и минеральные вещества, принимающие участие в процессе усвоения энергии, в координации различных функций, в процессах развития и роста организма.

Глава 13

После окончания рабочего дня Виктор остался в своём кабинете. На полупустой доске была выведена фотография Журавлёвой Людмилы, а из зацепок у полиции по-прежнему имелась лишь одна деталь: Увертюра Вагнера.

Виктор долго глядел на доску, пытаясь, если не понять, то хотя бы придумать, что ещё можно туда написать. Не сумев ни за что зацепиться, в конце концов он набрал номер Павла.

– Алло! – Павел ответил сразу.

– Ты говорил, я могу позвонить, если нужен совет. – Виктор сразу перешёл к делу. – Вообще-то, не уверен, что совет тут поможет, но прошло полторы недели, а у нас так и ни черта на него нет. Так что мне, как и утопающему, поможет даже соломинка, чтобы не потерять надежду.

– Витя, понимаю твоё отчаяние. – заговорил Павел голосом, каким доктор разговаривает с пациентом. – Ты боишься, что он и на этот раз ускользнёт.

– Стыдно такое говорить, но я жду, пока он снова убьёт. Я надеюсь, что он это сделает, а не заляжет на дно ещё лет на двадцать! Но… – Виктор выдохнул. – Но что, если и на этот раз не оставит улик.

Павел понимал отчаяние друга. Начальство вот-вот начнёт давить, требуя поймать преступника. Недовольство в обществе начнёт расти, и она обрушится на полицию. Но никаких предпосылок тому, что дело сдвинется с мёртвой точки, не предвидится.

– Знаю, у вас никаких гарантий, что вы нароете хоть что-то. Но вы не можете сдаваться. – проговорил Павел.

– Да. – выдавил Виктор на выдохе. Для того, чтобы вернуть голос, ему понадобилось потереть горло. – Потому я и звоню.

– Конечно. Совет. Я внимательно слушаю. – Павел приготовился к тому, что ему предстоит серьёзное размышление.

– Музыка Вагнера. – сказал Виктор, не отрывая глаза от записи на доске. – Увертюра, если сказать точнее. Соседи Журавлёвой слышали эту музыку в вечер её убийства. По всему видимому, он громко включил музыку, чтобы перебить её крики во время пыток.

– Если мне помнится верно, Увертюра была гимном какой-то банды из девяностых. – Павел задумался.

– Амурская. – уточнил Виктор. – По нашим данным, никто из этой банды не дожил до этого дня. Одних свои пристрелили, других зарезали в тюрьме. Но мы не исключаем вариант, что кто-то из них мог выжить, только…

В момент молчания Виктора Павел перехватил его мысль:

– Только психологический портрет убийств не подходит под преступление участника банды. Тут прослеживается какой-то личный мотив. Крест указывает именно на это.

– Точно. – выдохнул Виктор. – Потому мне и нужен твой совет. Ты в психопатах разбираешься лучше кого бы то ни было в стране. Так, что ты думаешь, Люцифер может оказаться выжившим участником Амурской? Предположим, он покинул страну в то время, когда на их группировку началась настоящая охота. Потому и прекратились убийства. А сейчас он вернулся, а первой жертвой стала Журавлёва.

– Всё это звучит логично. – проговорил Павел задумчиво, после чего добавил. – Но только с практической точки зрения, а не с психологической. Преступники вроде членов Амурской убивают ради выгоды, но у жертв Люцифера ничего не пропало. К тому же, все они были обычными людьми, с которых и взять нечего, и сведениями никакими они не обладают. И, если хочешь знать моё мнение как психиатра, я более чем уверен, что действует он из личных побуждений, а если совсем точно, им движет обида.

– Обида на кого? – Виктору захотелось ухмыльнуться, но он сдержался.

– На бога. – ответил Павел коротко. – Крест, который Люцифер им наносит после смерти, указывает на то, что он таким образом высказывает богу свою обиду.

Виктор задумался. В словах друга всё же чувствовалась правда. Нет никаких причин тому, чтобы член банды после убийства наносил на тело жертвы крест, но не забирал у него никаких ценностей и денег.

– Возможно, ты и прав. – сказал он в трубку. – Но я всё ещё не понимаю, как объяснить выбор музыки. Почему именно эта грёбаная Увертюра?! – с каждым словом его голос прибавлял громкость, и к концу предложения он закричал в полную силу, а потом резко остыл и произнёс. – Прости. Эта музыка напомнила мне о Карине.

– Тебе не за что извиняться. – голос Павла сделался тихим. – Бывает, я и сам, слушая её любимую музыку, вспоминаю о случившемся и выхожу из себя.

– Да. – выдохнул Виктор, грустно улыбнувшись, и попытался скрасить мрачный тон беседы шуткой. – Её любимая музыка кого угодно способна вывести из себя. Особенно Увертюра. Ты знал, что она стащила у тебя кассету и слушала её на повторе?

На другом конце провода Павел приглушённо засмеялся.

– Да, я сразу понял, чьих это рук дело, когда кассета пропала.

Зависло молчание.

– Через три недели был бы её день рождения. Ей бы стало тридцать девять. – произнёс Виктор потяжелевшим голосом.

– Тридцать девять! – повторил Павел задумчивым шёпотом, словно пытаясь оценить вес этой цифры. – За прошедшие девятнадцать лет мы не отметили ни один день её рождения.

– Так, может, исправимся в этом году? Сходим вместе к её могиле, поставим цветы.

– Да. Её любимые ромашки. – ответил Павел.

Виктор грустно улыбнулся:

– Точно. Ромашки.

– Приеду ко дню её рождения. – пообещал Павел.

Глава 14

Прошлое

– Останься дома. – попросила Карина мужа, мило улыбаясь. – Мне тебя так не хватает!

Виктор виновато посмотрел на жену и продолжил одеваться.

– Знаю, милая. Обещаю, я добьюсь того, чтобы меня не ставили на ночные дежурства. Потерпи, пожалуйста. – засуетился и стал одеваться быстрее, поняв, что опаздывает. – Чуть не забыл! – воскликнул, вспомнив, и отыскал что-то в кармане брюк. – Это тебе.

– Что это? – улыбнулась Карина.

– Небольшой подарок. – смущённо ответил Виктор.

Карина улыбнулась ещё шире и с умилением. Собственный муж не переставал её удивлять. Иногда он становился похожим на стеснительного мальчишку, с трепетом и страхом впервые признающегося в любви, а иногда мог проявлять такой напор и решительность, граничащий с бесцеремонностью, что она и не могла представить его робким.

– Не знал, понравится ли тебе… но вот. – пробубнил Виктор и протянул ей цепочку с кулоном.

– Спасибо. – Карина взяла подарок в руки. – Очень красивый.

«Украшения принято дарить в коробке.», – пришло ей в голову, но она смолчала. Они с Виктором были людьми из двух разных миров – в её мире дарили украшения, ходили в театры и слушали классическую музыку, а там, где рос он, некогда было учиться правилам приличия.

– Наденешь на меня? – спросила она.

– Ах да! Конечно! – Виктор засуетился и начал возиться с цепочкой.

Карина засмеялась:

– Не будешь отрывать бирку?

– Точно! – ещё сильнее смутился Виктор и нервно трясущимися руками порвал нитку, на которую крепилась этикетка. – Готово. – сказал, едва справившись с застёжкой.

Карина взглянула в зеркало. Кулон действительно был красивый: аккуратное симметричное сердце с небольшим вкраплённым камнем.

– Спасибо, дорогой, очень приятно.

Получив от жены благодарственный поцелуй, Виктор поспешил к двери. Выходя о что-то споткнулся.

– Чёрт! – ругнулся, зашипев.

Оказалось, споткнулся он о мусорный мешок, который ещё днём поставил у двери, чтобы вынести к мусоропроводу. От столкновения с его ногой пакет опрокинулся, и половина его содержимого вывалилась на пол.

Встав на четвереньки, Виктор принялся торопливо собирать с пола фантики и бутылки и запихивать их в мусорный мешок.

– Чёрт! Как же я забыл-то?! – ругался еле слышно.

Днём он обещал Карине, что обязательно выкинет мусор. Как же он мог об этом забыть?!.. Снова.

Внезапно его рация зашипела, а в следующую секунду с громким скрежетом заговорила:

– База, это Смирнов. Нахожусь на посту, вижу подозрительные лица. Пойду на проверку. Возможно, понадобится подкрепление.

Рация противно зажужжала, вещая об окончании связи. Виктор продолжил запихивать мусор в пакет, думая о том, что ему бы надо поторопиться. Именно он должен был заменить Смирнова на посту.

– Вас понял! Докладывайте об обстановке. – рация снова резко зажужжала, и Виктор, резко одёрнув руку, порвал мусорный пакет. Теперь на полу оказалось всё его содержимое.

– Твою же!.. – закричал Виктор беспокойно.

Он встал и хотел побежать за другим пакетом, но тут Карина его остановила.

– Дорогой, иди на работу. Я сама всё сделаю.

Виктор почувствовал себя виноватым.

Надо же было так проколоться в обыденной мелочи!

Мне следовало ещё днём выбросить чёртов мусор, а не оставлять его на потом. – подумал он.

Карина ведь предупреждала, что потом он об этом забудет. И теперь у неё будет повод обвинить его в безответственности. Пусть не сейчас, когда ему нужно бежать на работу, а как-нибудь позже. Но она обязательно ещё напомнит о том, что она его предупреждала, а он самонадеянно ответил, что с памятью у него всё в порядке, и ни о чём он не забудет.

– Прости. – сказал он, посмотрев на жену. – Обещаю, начну выбрасывать мусор сразу, а не оставлять у двери!

– Я эти твои слова запомню! – предупредила Карина, а потом подошла, чтобы поцеловать его перед уходом. Прочитала в глазах Виктора бегущую строку[1]со словом «Прости» и успокоила его. – С тех пор, как к тебе переехала, мечтала убраться на кухне. Вот и повод появился. Так что иди спокойно на работу, а мусор я сама соберу и выброшу.

– Спасибо! – прошептал Виктор. Застегнул куртку и побежал на выход.

О том, что случилось дальше, он помнил смутно.

Он приехал на пост. Заменил Смирнова. Тот сообщил о швыряющихся в округе подозрительных людях и посоветовал каждые полчаса докладывать об обстановке по рации в участок.

– Так они будут наготове, чтобы в случае чего отправить подмогу. – сказал более опытный коллега.

– Понял. – кивнул Виктор, лишь годом ранее приступивший к службе в правоохранительных органах.

Смирнов покинул пост, оставив его одного. Дальше Виктор ничего не помнил – память вышибло напрочь. Он очнулся через четыре часа со здоровенной гематомой на затылке. Все его вещи, включая рацию и сотовый телефон, были при нём.

В истории звонков Виктор обнаружил один входящий от Карины и несколько исходящих на её номер. Странно! – подумал он, не помня, как совершал звонки. Должно быть, его сильно контузило от удара по черепу. Затылок гудел до сих пор.

Он поднёс рацию поближе ко рту.

– База, это Крупнов! Как слышно?

– Крупнов! – сразу же ответила рация.

Ответ был нестандартный – чересчур эмоциональный и не шаблонный. По рации так говорить не принято. Виктор почувствовал неладное, и тут рация продолжила говорить:

– Что у вас там случилось?! Мы уже минут десять пытаемся с вами связаться. Подкрепление выехало четыре минут назад, скоро будет на месте.

Виктор огляделся по сторонам и снова потёр шишку на затылке. Та заныла острой болью.

– У меня всё в порядке… вроде. – ответил он, сам пытаясь разобраться, что случилось и почему он проснулся посреди тротуара. – Только вот ничего не помню и на затылке гематома. Кажется, меня вырубили.

– Вас понял! Оставайтесь на месте! Подкрепление уже подъезжает. – с этими словами рация отключилась.

Ждать Виктору долго не пришлось. Подкрепление в составе шести хорошо вооружённых сотрудников ОМОН[2]прибыло спустя половину минуты после того, как рация замолкла.

Что-то тут неладно! – думал Виктор, смотря, как они по одному высыпаются из автомобилей и, прячась за готовым к выстрелу оружием, проводят осмотр местности.

– Что тут происходит? – спросил Виктор с подозрением. – Я даже не просил о подкреплении. С чего бы им посылать целых шесть до зубов вооружённых Омоновцев?

Старший из них подошёл к Виктору, посмотрел в глаза строгим взглядом, одновременно и оценивая его состояние, и давая понять, что вопросы тут задают они.

– Рядовой Крупнов, как долго вы были без сознания? – спросил, убедившись, что Виктор в своём уме и способен отвечать на вопросы.

– Не знаю. – Виктор мотнул головой.

– Хорошо. Расскажите порядок действий, по которому следовали по прибытию на пост.

– Приехал, принял пост. Немного прошёлся…

– Немного – это сколько в минутах? – спросил суровый голос.

– Не знаю, может, пять минут. Может, на пару минут дольше.

– Хорошо. Дальше.

– Зашёл в машину, чтобы согреться. Просидел минуты три, не дольше. Услышал шум и вышел из машины. Пошёл на звуки. Дальше ничего не помню. Видимо, тогда меня и вырубили.

– Конкретнее, в какую сторону вы пошли, когда вышли из машины?

– Туда. – Виктор указал к развилке на тротуаре в метрах ста от того места, где он стоял сейчас.

– А очнулись вы где?

– Тут. – Теперь Виктор указал на чёткую вмятину человеческого туловища на снегу в трёх метрах от себя.

Омоновец осмотрел местность.

– Никаких следов того, чтобы вас тащили. Снег ровный. А значит, до этого места дошли вы сами.

– Наверно. Честно, не помню. – проговорил Виктор разбитым голосом. Только сейчас он осознал, что из его памяти выпал кусочек времени, когда он был ещё в сознании – кусок времени между тем, как его ударили в затылок, и тем, как он упал, потеряв сознание.

– Такое бывает. – ответил омоновец. – Вы продолжаете совершать какие-то действия уже после отключки. Но в этом случае тело действует на автомате, им движет болевой шок и инстинкт самосохранения. Можно сравнить с лунатизмом: вы двигаетесь, можете даже разговаривать, но свои действия не контролируете. Вот вы и не запомнили, как дошли до сюда… Повезло ещё, что выжили.

Виктор закивал, пытаясь переварить услышанную информацию.

– И всё же. – сказал он, осмотрев шестерых омоновцев. – Что вы пытаетесь тут выяснить?

Его собеседник стал выглядеть мрачно даже для сотрудника ОМОН. После пары секунд тяжёлого молчания он наконец ответил:

– Рядовой Крупнов… – начал сухим тоном, каким и принято говорить человеку его профессии. Запнулся. Сделался не то тоскливым, не то угрюмым. Продолжил говорить уже мягким голосом. – Виктор Львович, в паре сотен метров от этого самого места, где мы сейчас стоим, совершено убийство. – мужчина сглотнул ком, чтобы продолжить говорить. – Личность убитой установили меньше часа назад… Карина Андреевна Крупнова.

Виктор не сразу уловил слова омоновца и не сразу связал имя жертвы со своей женой. Но в какой-то момент осознание произошедшего накрыло его лавиной, а в голову тяжёлым комом ударило каждое отдельное слово её имени.

Карина. Андреевна. Крупнова.

Убита совсем недалеко от места, где он стоит сейчас.

Ноги подкосились. Мир вокруг начал плыть кругами в глазах. Тело резко таяло от внезапной слабости. Виктор свалился на землю, но вместо боли от удара об асфальт ощутил дрожь, а в ушах звоном отдало: Личность убитой установили… Карина Андреевна Крупнова.

– Врача! Звоните в скорую! – закричал кто-то, когда он упал.

Все вокруг забегали, но Виктор лежал недвижно, не подавая ни малейших признаков того, что он видит и слышит мир вокруг.

– Рядовой Крупнов! Вы меня слышите?! Рядовой Крупнов! – кто-то начал трясти Виктора за плечи, но он думал только об одном:

Что Карина тут делала? Почему она вообще вышла из дома? Неужели это она? Это просто совпадение имён! Пусть это будет другая Карина!

Виктор внезапно вспомнил о звонках Карине, обнаруженных в истории звонков своего телефона. Он не помнил, как набирал её номер. Это сделал другой человек уже после того, как Виктор потерял сознание.

Другой человек… Убийца!

Он выманил Карину из дома, позвонив ей с телефона Виктора?

– Рядовой Крупнов! – кричал омоновец, продолжая трясти его за плечи.

Виктор перевёл на него опустевший взгляд и в следующую же секунду заплакал.

Убийца был так близко к нему! Карина была так близка к нему и нуждалась в помощи, в защите! И, если Виктор после удара по затылку какое-то время продолжал пребывать в полудрёме, он мог видеть его лицо.

Но в памяти провал. Он не помнил ничего. Он не защитил и не спас свою жену, хотя та умирала всего в нескольких сотах метров от него.

[1] Бегущая строка – анимированный текст, который плавно перемещается по горизонтали экрана.