Полная версия:
В тени
– На этот раз вы его поймаете. – перевёл Павел тему, отведя внимание друга со своего счастья.
– Да. – ответил Виктор удручённым тоном. – По всему видимому, Люцифер был знаком с последней жертвой. Следов взлома или борьбы не обнаружено. На данный момент это единственная зацепка, да и то тупиковая. У нас никаких предположений, каким образом они могли быть знакомы. Так что…
Шагая под зимним дождём, Виктор и Павел промокли до нитки. Пришло время прощаться – Павел опаздывал на поезд.
– Если понадобится узнать моё мнение, звони. – сказал он, прощаясь. Он знал, Виктор позвонит. Виктор всегда ему звонил, если заходил в тупик и хотел услышать мнение со стороны. – И, Вить, если дело продвинется, дай знать. В том, чтобы Люцифера поймали, я заинтересован не меньше полиции.
[1] Фонтанка – это водоток в Санкт-Петербурге, протока дельты реки Невы, пересекающая центральную часть города. Фонтанка вытекает из Невы слева, у Летнего сада, и впадает в Большую Неву к северу от Гутуевского острова.
Глава 8
Расследование тринадцатого дела Люцифера велось второй день.
Сведения у полиции были всё те же, что и днём ранее.
Людмила Борисовна Журавлёва сорока шести лет убита в своей квартире. Перед смертью выдернуты ногти на руках – следы пыток. На груди посмертно выжжен крест. Всё указывает на то, что жертва знала убийцу и сама впустила его к себе в квартиру. Предположений о том, каким образом Журавлёва могла быть знакома с Люцифером, никаких.
О жертве полиции было известно достаточно много, но ничего из этого не помогало продвинуть расследование с мёртвой точки.
После смерти сына и до самого дня, когда убийцу отправили за решётку, она практически жила у полицейского участка. В ходе расследования Юрий выяснил, что в тот период её уволили с работы машинистом поезда метро по причине того, что она стала неспособна справляться со своими обязанностями и оперативно реагировать на сбои.
Юрий попытался выяснить, чем Журавлёва занималась после увольнения, но не нашёл ничего. Её будто перестало существовать.
– Первое время совсем из дома не выходила. Даже за продуктами ходила только по крайней нужде, совсем истощала. – сообщила соседка. – Ни с кем не разговаривала. Даже когда я заходила её проведать и принести чего горячего к обеду, отвечала от силы парой слов. «Спасибо», «До свидания!» и всё на этом.
– Первое время? – подхватил Юрий тут же. – А потом?
– Месяц тому назад начала приходить в себя. Начала посещать церковь… это ей очень помогало.
– Церковь. – повторил Юрий шёпотом.
Убийства Люцифера каким-то образом связаны с церковью?..
– Вернулась на работу. – продолжила соседка. – Словом, начала смиряться с потерей сына и потихоньку возвращалась к жизни. – вздохнула тяжело. – Вот же как бывает. Человек уходит как раз в тот момент, когда начинает жить.
Юрий ничего не ответил. В утешениях он был не силён. Вместо поиска слов сочувствия он занялся обдумыванием слов женщины.
Журавлёва в первое время никуда не выходила, ни с кем не разговаривала, оборвала все связи со внешним миром. Месяц спустя вернулась на ту же работу. То есть не приобрела новый круг знакомств, который можно было бы заподозрить и проверить.
– Кроме как на работе она ещё где-то бывала? – спросил он.
Женщина качнула головой.
– Нет. Работа-дом, дом-работа. Она не хотела ни с кем разговаривать.
Работа-дом, дом-работа. – снова задумался Юрий.
По всему видимому, у Журавлёвой был совсем тесный круг общения. И даже работа была такой, что не требовала разговоров – целый день одна в тесной кабине. При таком раскладе затруднительно установить, как и где она могла познакомиться с Люцифером, да ещё проникнуться таким доверием, чтобы поздно вечером впускать его к себе домой. И даже если они были хорошо знакомы и общались, пока она была жива, вряд ли кто-то об этом знал.
– Хорошо. – кивнул Юрий, начиная терять надежду, и прежде, чем уйти, задал последний вопрос. – Вы не слышали от соседей чего-то странного о том вечере, когда убили Журавлёву?
Из предыдущего допроса полиции Юрий уже знал, что соседка в тот вечер была на работе, то есть ничего не слышала и не видела. Работала она сутки через трое продавщицей в круглосуточном супермаркете. Возможно, – впервые пришла в его голову мысль, – Люцифер хорошо знал не только саму жертву, но и её соседей. Если это так, он мог выбрать день, когда соседка будет на работе.
Женщина в ответ на вопрос полицейского задумалась…
***
Спустя час Юрий, сияя от счастья, влетел в полицейский участок.
– Музыка! – прокричал он. – В тот вечер, когда Журавлёву убили, соседи слышали музыку!
Все посмотрели на него взглядом «И что?», но всеобщую мысль озвучил только Камиль:
– И что с того? Люди постоянно слушают музыку.
– Да. Но часто ли они слушают на полной громкости это?
Юрий поставил телефон на стол и нажал на «плей».
В начале безмятежно просвистали духовые инструменты[1], затем музыка стала грустной. На второй минуте проскользнули ноты счастья, надежды, веселья. Затем снова грусть… Полицейские начали терять интерес, но продолжили слушать, надеясь уловить в нём то тайное, отчего Юрий пребывал в нетерпеливом восторге.
– Не понимаю, что это. Бред какой-то. – наконец отозвался Камиль, когда на седьмой минуте музыка начала тревожно грохотать.
– Увертюра Вагнера[2]. – спокойно сказал Никита, всё это время тихо сидевший в самой дали.
– Вы разбираетесь в музыке? – просиял Камиль.
– Не только я. Ведь Юрий Иванович тоже понял, какая это композиция.
– Моя мама преподавала в музыкальной школе. – недружелюбно ответил Юрий.
– Флейту. – уточнил Камиль, нарочито улыбаясь сотруднику Комитета внутренних расследований. – Юра в детстве даже окончил три класса… – Он замолчал, словив на себе злобный взгляд Юрия.
– Выходит, Люцифер музыкант? Или хотя бы ценитель? – вмешался Виктор, пытаясь казаться непоколебимым.
Он никогда не понимал классическую музыку. «Ни слов, ни текста – что в этом интересного?», – говорил он всегда Карине, когда она, читая книгу, включала фоном магнитофон. Одной из её любимых композиторов был Вагнер, и «Увертюра» напомнила Виктору о невесте.
– Или из банды. – присущим ему безмятежным голосом ответил Никита. Когда все взгляды уставились на него, ему пришлось уточнить. – В восьмидесятых в городе зародилась бандитская группировка «Амурская», в девяностых она разрослась. Увертюра была для них своего рода гимном… Но в КВР уже проверяли версию о том, что Люцифер был членом «Амурской». Никаких признаков того, что кто-то из них уцелел…
– Так! Стоп! – прокричал Юрий. – Это что получается, в этом вашем КВР уже давно знают, что Люцифер – фанатик Вагнера?! Но об этом не сказано ни в одном деле!
– Нам удалось найти новые сведения, которые не указаны в делах. – ответил Никита как ни в чём не бывало, взял свою куртку и пошёл к выходу. – А сейчас, думаю, нам всем пора по домам. Время позднее, сегодня мы уже ничего тут не нароем.
[1] Духовы́е музыка́льные инструме́нты – музыкальные инструменты, источником звука в которых является колеблющийся столб воздуха, находящийся в трубке инструмента. Например, флейта, саксофон, кларнет и др.
[2] Вильгельм Рихард Вагнер (22 мая 1813, Лейпциг – 13 февраля 1883, Венеция) – немецкий композитор, дирижёр, драматург, музыкальный писатель. Крупнейший реформатор оперного искусства.
Глава 9
ПрошлоеВиктор вернулся с работы еле живой. Потянулся ключом к замку на двери и услышал доносящуюся изнутри музыку. «Увертюра» Вагнера.
Карина была у него дома, и она читала книгу.
Они вместе лишь неполных два месяца, а он уже изучил все её привычки. Читая, она включала фоновую музыку – всегда классику. Романы у Карины сопровождал Шопен, детективы – Вагнер, а если звучал Чайковский, значит она читала что-то совершенно для неё несвойственное. Все эти имена Виктор запомнил только благодаря своей девушке, а до неё он всегда думал, что Чайковский – это город[1], откуда был родом его отец.
Другой привычкой Карины было то, что она никогда не закрывала дверь изнутри – не самое разумное решение в «бандитском Петербурге», каким город знал Виктор. Надобность в том, чтобы просовывать ключ в личинку[2], отпала. Не открывая замок ключом, Виктор повернул ручку, вошёл в квартиру и запер дверь изнутри.
– Не думал, что ты всё ещё здесь. – сказал он. – Утром ты говорила, что скоро поедешь домой.
– Родители со своей поездки вернутся только ночью, а по воскресеньям в универ я не хожу. Вот и решила, что у меня сегодня нет причин вставать с кровати. – пожала плечами, улыбнувшись.
Виктор только кивнул.
«Увертюра» подобралась к тревожной седьмой минуте.
Виктор прошагал по квартире, подойдя к магнитофону, и нажал кнопку выключения.
– Не нравится мне эта музыка.
– А мне нравится. И Паше тоже. – сказала Карина, уже начиная понимать, что он совсем не в духе, но всё ещё надеясь смягчить обстановку упоминанием имени брата, чьими вкусами Виктор всегда восхищался.
– Ещё бы. – пробубнил Виктор в ответ.
Карины с Павлом детство прошло в театрах и музеях, а детство Виктора на улице – в прямом и переносном смысле. Ему часто приходилось пережидать на улице, пока «болезнь» матери отступит и вернёт ей рассудок. Не удивительно, – думал он, – что они с лучшим другом и невестой любят разные вещи. Но ещё более удивительно, что они, столь разные, сошлись так близко.
Карина взглянула на Виктора, понимая, что поднять ему настроение тем, чтобы увести разговор по другому течению, не удастся.
– Выглядишь разбитым. – сказала она, перестав шутить и посерьёзнев.
Двух коротких слов, сказанных с нужной интонацией – с готовностью слушать – хватило, чтобы Виктор обессиленно рухнул на кресло.
– Что случилось, Вить? – спросила Карина ещё более встревоженно.
Виктор открыл было рот, чтобы ответить, но не смог такое проговорить. Вздохнул и дал ответ:
– В новостях расскажут.
Карина побежала за пультом. Включила телевизор. В вечерних новостях ведущий вещал об одиннадцатом убийстве Люцифера. Отец-одиночка жестоко убит на глазах своего сына. Убийца нанёс жертве тридцать один ножевых ранений.
– Не думал я, когда начинал работать в милиции, что мне придётся допрашивать ребёнка. – выдавил Виктор.
– Он тоже ранен? – спросила Карина с ужасом.
Виктор отрицательно мотнул головой.
– Ни царапины. Люцифер его не тронул.
Карина с облегчением выдохнула, но тут Виктор, набравшись последних сил, закончил:
– Мальчик перестал разговаривать. Ничего не помнит и никак не реагирует на внешний мир. С ним работает психиатр. Говорит, состояние критическое. Скорее всего, поместят в клинику. – проговорил так, будто излагает сухой отчёт. Но мимо внимательных глаз Карины не скрылась боль, которую он пытается держать при себе.
Она подошла, села на подлокотник кресла и мягко его обняла. Только сейчас она почувствовала, что Виктор дрожит всем телом.
Не выдержав нежности, Виктор заплакал.
– Ты бы видела его, Карина! Он не живой. Я смотрел ему в глаза, а его со мной не было.
Виктор почти год работал в милиции и почти привык видеть мёртвых трупов. Но увидеть живой труп ему довелось впервые. И это был ребёнок.
[1] Чайковский – город краевого значения в Пермском крае России. Административный центр Чайковского городского округа. Основан в 1955 году, статус города получил в 1962 году.
[2] Личинка – часть замка, куда вставляется ключ.
Глава 10
НастоящееПосле того, как весь день рассматривал фотографии мёртвых тел, только и оставалось, что забыться в алкоголе. Поэтому следственная группа почти всем составом отправилась в бар. Не полным состав сделался только из-за отсутствия начальника отдела и члена Комитета внутренних расследований – первый отказался коротать время за выпивкой, а второй ушёл из участка прежде, чем было принято решение пойти всем коллективом в пивную.
– А налей-ка мне ещё. – крикнул Юрий бармену через весь зал, первым из коллег опустошив свой бокал.
– Юр, давай ты притормози. – сказал Камиль.
Знавший Юрия ещё с первого курса университета МВД, он лучше остальных понимал, что способность его бывшего однокурсника и нынешнего коллеги потреблять спиртное практически не знает пределов. Из-за этого Юрий не раз оказывался на грани отчисления.
– С чего мне тормозить, я ещё даже не разогнался! – ответил Юрий коллеге вспыльчиво.
– Знаем мы, как ты разгоняешься! Опять нажрёшься, напортачишь, а на следующий день будешь умолять, чтобы тебя со службы не выперли!
– Когда я вообще кого умолял?! – от слов друга Юрий лишь сильнее вскипел.
– Но вот нажираться всё равно не надо! Я тебя до дома тащить не буду, останешься тут ночевать! – сказал Камиль для виду, уже сейчас понимая, что именно он по окончанию вечера на своих плечах донесёт Юрия до дома.
– Вот и переночую тут. – хмыкнул Юрий. – Какая разница, сколько пить и где ночевать. Сукин сын снова улизнул. У нас ровным счётом ни хрена на него нет! Мне что, снова двадцать лет ждать, пока он кого-то зарежет и на этот раз оставит улики? Да я столько жить не выдержу!
С этими словами установилась тишина, а Юрий залпом прикончил половину от только что принесённого ему бокала пива. Каждый в полицейском участке знал, что всё своё существование он посвятил поимке Люцифера, и то, что сейчас полиция не смогла найти существенные зацепки, ударила по нему сильнее, чем по остальным.
– А всё-таки надо было нам позвать сюда Никиту Геннадьевича. – нарушил тишину Камиль, обдумывавший эту мысль с самого начала их посиделки.
– Опять ты со своим Никитой! – вспылил снова Юрий.
– Впервые соглашусь с Юрой. – вставил кто-то из коллег. – Не нравится мне этот парень. Какой-то он мутный и ни черта о нём не известно. Какая у него вообще должность, и как он свалился туда в двадцать шесть лет?! Мы вот с Юрой старше него на два года и всё ещё в лейтенантах в обычной полиции ходим. Хотя и работаем без косяков. – покосился на одногруппника и добавил. – Ну, я-то точно работаю без косяков.
– Вообще-то я нарыл на него кое-какие справки. – прошептал Камиль, наклонившись.
– Нарыл справки? Это что ещё значит?
– То и значит. Задействовал кое-какие связи, чтобы узнать о нём больше. – шикнул Камиль, раздражённый тем, что его перебивают и не воспринимают всерьёз.
– Ну и много нарыл? – с долей усмешки спросил Юрий.
Камиль недовольно покосился на друга, который никогда не воспринимал его всерьёз и при каждом удобном случае язвил в его адрес.
– Немного. – поморщился, оставив выпад Юрия без должного ответа, хоть внутри и хотел послать «друга» трёхэтажными выражениями. – Он действительно из Комитета внутренних расследований. Сам удивился, что такое и впрямь существует. И он и впрямь там важный человек. Работает в качестве консультанта, то есть на своих условиях.
– На своих условиях! И что это значит? – То ли с завистью, то ли с раздражением выпалил Юрий.
– Это значит, что у него полная свобода действий. Обязан разве что отчитываться перед начальством, но методы работы ему не диктуют. – Камиль почувствовал, что его начали слушать внимательно и продолжил говорить увереннее. – Но Никита и впрямь крутой чувак. В последнем деле с захватом заложника он предложил преступнику взять себя в плен взамен на ту женщину, которую грозили пристрелить. Прикиньте, добровольно выдвинуть свою кандидатуру на роль заложника! – говорил с восхищением, пока его не перебили:
– А по нему и не скажешь, что настолько отчаянный. По виду совсем ещё зелёный[1].
– Ой, да ладно! – встрял Юрий. – Просто почуял, что преступники не опасные, и не упустил шанса прослыть героем. Хитрожопый говнюк!
– Да нет же! Там серьёзная была ситуация! – ответил Камиль, снова начиная раздражаться из-за того, что его перебивают. – Эти чокнутые до него уже пристрелили другого заложника. Прям пулю в голову всадили. – пальцами изобразил пистолет у виска. – А потом и Никиту чуть не кокнули, когда он попал к ним в заложники.
– Ну и как он тогда выкрутился?
– Выхватил пистолет у одного и уложил его. Бам! Выстрелил, не думая. А в следующую секунду бам! Второго тоже прикончил на месте.
– Да уж! Даже Юра не такой чокнутый! – выпалил кто-то.
Юрий его слова воспринял как оскорбление.
– С чего это?! Думаешь, я преступника не смогу подстрелить, если будет надо? – возмутился он.
– Ну, сколько ты уже в полиции? Хоть в кого-то ещё стрелял?
– Да как-то шанс не выпадал. Я-то в КВР не работаю! Я обычный полицейский, который за каждый выстрел заполняет гору отчётных бумаг!
– Вот и я о том же! – оживлённо вставил Камиль и, довольно улыбнувшись, сделал глоток со своего бокала. – Вы как хотите, а я собираюсь в органах карьеру строить! А дело пойдёт быстрее, если Никита Геннадьевич замолвит за меня словечко.
– Ну, малой, вижу, ты не такой уж глупый, каким казался. – ответил ему кто-то из более старших.
Юрий был другого мнения.
– Ты всё такой же. – ухмыльнулся он. – В училище к преподам подлизывался ради пятёрки, щас решил под КВР-щика постелиться.
– Да пошёл ты! – не выдержал Камиль.
– Да ладно, я ж шучу! – оправдался Юрий.
Камиль его оправданий не принял. Но и не ответил. Вместо этого он демонстративно ушёл.
[1] Зелёный в данном контексте означает молодой и неопытный.
Глава 11
Весь вечер Никита просидел в тёмном углу за бумагами. Он внимательно прошерстил тринадцать папок с уголовными делами по всем тринадцати убийствам Люцифера, ничего нового не нашёл и начал по новой – с первой папки.
Что-то упускается. Он был уверен – что-то упускается.
Никогда не бывает так, чтобы полицейские отчёты отражали точную картину происходившего. Свидетель что-то скрыл или забыл; полицейский невнимательно заполнил бумаги, одним глазом уходя в сон после тяжёлых будней; какую-нибудь изъятую при обыске улику впоследствии посчитали неважной и исключили из числа вещественных доказательств…
Что-то всегда упускается.
Взять только «Увертюру» Вагнера. В отчётах не сказано ни слова о том, что Люцифер слушал эту музыку как минимум при одном убийстве. Но в этом нет вины полицейских. Никита знал: вся вина на свидетеле. Он слишком поздно вспомнил эту деталь. И, возможно, не вспомнил бы, если бы спустя двадцать лет Люцифер снова не убил и КВР не возобновил бы дело.
Никита потёр уставшие глаза, вздохнул и снова открыл первую папку.
Живот беспомощно заурчал. Никита попытался вспомнить, что у него есть в холодильнике – как всегда ничего. Два последних замороженных блинчика с мясом он съел утром, и после этого в его желудок не попадало ни крошки. Ничего страшного, желудок подождёт! Пару месяцев назад врач «поставил» ему гастрит, предупредив о скорой язве, если он не начнёт следить за здоровьем, но разве это важно, когда на кону стоит поимка Люцифера?
Он мог бы поручить бумажную волокиту с делами серийного убийцы кому-то другому. Поручить по каждому делу выписать в отдельный блокнот важные детали, список вещественных улик и все мелочи, отличающиеся от отчёта к отчёту, а потом сравнить, как менялись эти детали с каждым пересмотром дела и с каждым актом приёма-передачи вещественных улик[1]. Эти дела столько раз передавали с одного участка другому, и по каждому отдельному убийству составлялось столько отчётов, что наверняка в них что-то выпало.
Да. Можно было бы поручить эту работу кому-то другому.
И нет. Никита не мог так поступить. Он должен сам всё перепроверить. Должен сам найти, что упускает полиция.
Никита разложил перед собой тринадцать блокнотов.
«Дело №1. 18.09.2002». Девушка, девятнадцать лет. Была сиротой и с восьми лет воспитывалась в семье священника. На момент убийства была студенткой второго курса и состояла в волонтёрской организации, оказывающей помощь бездомным животным.
Убийство произошло ночью на улице. На запястье жертвы после смерти неаккуратно выжгли крест – по всему видимому, зажигалкой. Ничего удивительного, что для первого убийства Люцифер выбрал человека послабее и действовал неаккуратно, а может и вовсе незапланированно, орудуя лишь подручными предметами. – сделал вывод Никита. – Но как раз для первого убийства примечателен способ убийства – один точный удар ножом в области сердца. Если он действовал по ситуации, он знал куда бить.
«Дело №2. 28.02.2003». Парень убит в парадной. Два ножевых ранения. Крест выжжен на шее раскалённым металлом – Люцифер заранее подготовился к убийству и приготовил всё необходимое.
В дальнейших убийствах он стал действовать более аккуратно, но вместе с тем и более жестоко. Начиная с четвёртого убийства проявилась склонность к пыткам. Во всех случаях у жертв ничего не пропадало – ни ценности, ни деньги. Зачем он их пытал и что пытался выведать, для полиции оставалось загадкой даже спустя двадцать лет. Но Никита знал точно: Люцифер вовсе не пытался выведать у своих жертв какую-либо информацию, ему просто нравилось видеть боль и страдания.
Закрыв десятую папку, Никита кулаком протёр глаза, жгущие от усталости, и продолжил.
«Дело №11. 22.04.2006». Мужчина убит на глазах у сына. Самое жестокое убийство Люцифера – тридцать один ножевых ранений, почти все из которых глубокие резаные раны, нанесённые с целью причинить боль, а не убить. Предположительно, он планировал двойное убийство, и мальчик должен был стать двенадцатой жертвой. Так почему же он не тронул мальчика?
– Почему? – Прошептал Никита, отложив ручку. – Почему не убил?
Пять минут размышлений не дали ему никакого ответа, и он, сжав зубы, закрыл одиннадцатую папку.
Осталась последняя.
«Дело №12. 16.12.2006». Девушка убита на улице точным ударом в сердце. На запястье зажигалкой выжжен крест – посмертно.
Двенадцатое убийство не вязалось ни в какую картину, и, судя по отчётам, следственная группа долго не могла решить, действительно ли в этом деле виновен Люцифер. Установить, что преступление действительно совершено серийным убийцей, удалось лишь благодаря результатам экспертизы ДНК. На теле двенадцатой жертвы нашли чужую кровь – кровь одиннадцатой жертвы. Выходит, орудием убийства в обоих преступлениях выступил один и тот же предмет – металлический нож, на лезвии которого сохранилась кровь одиннадцатой жертвы.
– Бред какой-то! – Прошептал Никита.
Начиная с две тысяче пятого Люцифер начал убивать чаще – почувствовал безнаказанность и неуязвимость наряду с нарастающей жаждой к охоте. Его убийства становились всё более жестокими – для наслаждения ему стало мало одного лишь вида смерти, он хотел видеть мучения, наслаждался страданиями.
Но почему тогда двенадцатое убийство не отличилось жестокостью?
Никиту снова посетили вопросы, на которые он извёлся искать ответы.
Может, я задаю неправильные вопросы? – подумал он. – Как можно найти ответы, не зная даже как правильно задать вопросы?
Но раз за разом – с каждым пролистыванием уголовных дел двадцатилетней давности эти вопросы назревали в его голове как впервые, и он продолжал безрезультатно о них биться.
Почему после одиннадцатого, своего самого жестокого убийства, Люцифер пропал на восемь месяцев, и почему, чёрт возьми он не пытал двенадцатую жертву?
Неужели тот плачущий мальчик, которого он пощадил и оставил в живых, пробудил в нём человечность и заставил пожалеть о содеянном. Зачем-то ведь он оставил его в живых…
– Нет. – прошептал Никита в ответ самому себе. – Жалость и совесть тут ни при чём.
Ему ли не знать, что такие, как Люцифер, не испытывают ни вины, ни сожаления, а убийства для них подобны наркотической зависимости. Возвращаясь к однажды оставленной зависимости, наркоман не начинает сначала, он начинает с того места, на котором бросил. Ему не хватает доз, которыми довольствуются «новички», его организм просит ту дозу, к которой однажды уже привык. Подобно наркоману-рецидивисту[2], вернувшись к былой зависимости быстро начавшему злоупотреблять в прежних дозах, возвращаясь к убийствам, Люцифер должен был продолжить своё дело с прежней жестокостью.
Вот она – нестыковка!
Это именно то, что упустила не только полиция, но и вся страна, внимательно следившая за развитием дела девятнадцать лет назад. Все восемь месяцев после одиннадцатого убийства люди так радовались тому, что Люцифер исчез, что не придали значения убийству девушки на улице. Многие и после двенадцатого убийства отказались верить, что это дело рук серийного убийцы, отличавшегося кровожадностью.
Никита нашёл в интернете старые выпуски новостей.
Все ведущие как один вещали: У милиции нет уверенности, что данное преступление совершил серийный убийца, которого прозвали Люцифером. Единственная зацепка, которая даёт основание предположить, что это убийство совершил Люцифер – выжженный на запястье крест. Милиция обрабатывает все версии, не упуская также тот вариант, что крест был нанесён специально, чтобы увести следователей по ложному следу.
