Сибстрин. Жестокий период любви

От города Камень-на-Оби машина повернула на юго-запад и через несколько часов уже пылила по Кулундинской степи. После обеда они были на месте стоянки экспедиции. Разгрузив машину, первым делом поставили две большие военные палатки, одну для мужчин, а другую для женщин, собрали в них привезённые кровати. Вскоре из Благовещенки прибыли остальные члены экспедиции, ехавшие поездом. Часть девушек стала готовить ужин, а остальные продолжили оборудовать лагерь. Для Расплетина, как руководителя экспедиции, поставили отдельную небольшую туристическую палатку. Отдельная палатка была оборудована и под столовую. На другой день вкопали два столба и натянули между ними волейбольную сетку. Здесь после трудового дня, разбившись на две команды, с азартом играли в волейбол.

Экспедиция Сибстрина с 1965 года выполняла научно-исследовательские работы по хозяйственному договору с Кучукским сульфатным комбинатом[27], добывавшим из озера Кучук мирабилит. В составе экспедиции 1967 года было восемь представителей мужского пола и столько же женского. Все познакомились в течение одного дня. Больше других Палин и Дугин сдружились с Борькой Минихиным – тем самым лаборантом, с которым они грузили машину перед отъездом. Это был невысокий худощавый парень, немного старше их по возрасту, с весёлым характером и тонким юмором. В этом они соревновались с Витькой Дугиным, и трудно было кому-нибудь из них отдать предпочтение. Очень скоро членов этой троицы по аналогии с известной комедией Леонида Гайдая «Самогонщики» стали называть Трус, Балбес и Бывалый. Балбесом был Минихин и даже козырял этим. «Что с меня взять? Я же Балбес», – оправдывался он, если Геннадий Алексеевич высказывал ему какие-либо претензии. Егор в этой троице был выше и атлетичнее других, поэтому стал Бывалым, ну а Витьке оставалось только прозвище Трус, каковым он в действительности не был.

Два парня в экспедиции уже перешли на третий курс – Генка Воронов и Лёшка Голубев. Молчаливый вдумчивый Генка производил впечатление основательного, надёжного человека, и Расплетин поручал ему наиболее квалифицированную работу, например запись волн осциллографом. Долговязый Лёшка, недавно избранный секретарём комитета комсомола гидротехнического факультета, был типичным комсомольским деятелем – коммуникабельным, весёлым и деловым. Худой, метр девяносто ростом, он ходил странной вихляющей походкой. Его плечи и верхняя часть тела при ходьбе как бы поворачивались туда-обратно вокруг вертикальной оси, коей являлся позвоночник. Лёха привнёс в коллектив пиратскую песню барда Александра Городницкого, которая стала чуть ли не гимном экспедиции. Отправляясь на лодке к исследовательским платформам, оборудованным в озере, или вечером после ужина парни с азартом горланили:

Пират, забудь о стороне родной,Когда сигнал «к атаке!» донесётся.Поскрипывают мачты над волной,На пенных гребнях вспыхивает солнце.Земная неизвестна нам тоскаПод флагом со скрещёнными костями,И никогда мы не умрём, покаКачаются светила над снастями!Дрожите, лиссабонские купцы,Свои жиры студёные трясите,Дрожите, королевские дворцыИ скаредное лондонское Сити, —На шумный праздник пушек и клинкаМы явимся незваными гостями,И никогда мы не умрём, покаКачаются светила над снастями!Вьёт вымпела попутный ветерок.Назло врагам живём мы, не старея.И если в ясный солнечный денёкВ последний раз запляшем мы на рее,Мы вас во сне ухватим за бока,Мы к вам придём недобрыми вестями,И никогда мы не умрём, покаКачаются светила над снастями!

Но вечерами чаще и охотнее и парни, и девушки пели другую песню, принесённую Лёхой – «Костёр давно погас… Цыганочка».

Костёр давно погас, а ты всё слушаешь,Ночное облако ушло во тьму.Я расскажу тебе, как жил с цыганами,И как ушёл от них, и почему.В цыганский табор тот попал случайно я,В цыганку стройную влюбился я.Ведь я не знал тогда про жизнь цыганскуюИ про любовь цыган не знал тогда.Однажды вечером что-то взгрустнулось мнеИ я пошёл гулять к ночной реке.Смотрю цыганочка с другим целуется.И острый нож блеснул в моей руке.Цыганка стройная вдруг стала бледная,Успела вымолвить свои слова:Я птица вольная, люблю цыгана яИ за любовь свою я жизнь отдам.Костёр давно погас, а ты всё слушаешь,Ночное облако ушло во тьму.Я рассказал тебе, как жил с цыганами,И как ушёл от них, и почему.

Было даже странно, Голубев, – как комсомольский деятель, вроде бы должен быть носителем других песен, а не шансона, но это говорило, что он такой же пацан, как и все.

Кроме Дубкова, уже окончившего аспирантуру, в составе экспедиции было ещё два аспиранта – Соколова Валентина Андреевна и Дорохов Евгений Иванович. В программу наблюдений и исследований входило: замеры температурного режима озера, определение параметров волн и течений в зависимости от скорости и направления ветра, связанное с этим перемещение прикрывавших толщу мирабилита наносов на дне озера.

Вечером Геннадий Алексеевич определял программу на следующий день и сообщал, кто и что будет делать. Пищу по очереди готовили две девушки и один парень, в обязанность которого входило разжигание костра и поддержание огня. Температуру воды в озере, направление и скорость ветра тоже замеряли девушки. Для этого у берега стационарно установили флюгер, а анемометр был переносной. Чаще всего эти замеры делала Тамара Баева. В прибрежной части озера закрепили несколько створов, в которых периодически выполняли нивелирование дна. За нивелиром стояли девушки, а с рейкой ходили парни. Внешне пустяковая работа – ходить с рейкой по озеру, на самом деле была неприятна. Кристаллы соли на дне больно кололи ступни ног, приходилось терпеть. На голенях тоже сразу же образовывались кристаллы соли, которые стягивали кожу. Комментируя своё назначение на эту работу, Витька Дугин говорил: «А мне опять на каторгу, в створы». После пребывания в озере работавший там человек сразу же шёл в душ, чтобы смыть соль. По этой причине оборудование душа с пресной водой было по приезде в числе первоочередных работ после установки палаток.

Жить у озера и не искупаться – это было бы странно, поэтому на второй день после приезда, выбрав время, Палин с Дугиным решили поплавать. Попытка потерпела крах. Сначала они долго-долго брели, охая от боли и пытаясь зайти поглубже. Уже отошли от берега более ста метров, но глубина оставалась маленькой – немного выше колен. Попробовали лечь на воду, чтобы отплыть подальше, а не идти, но и это не удавалось. Плотность была настолько велика, что туловище и ноги выталкивало из воды. Приходилось неестественно сильно запрокидывать голову, чтобы не ткнуться лицом в рапу[28]. Попробовали плыть на спине, но полголовы оставалось в воде, волосы тут же обрастали кристаллами соли и превращались в белые иголки, как у ёжика. Удобнее всего было сидеть на воде, как поплавок, обхватив колени руками. Потерпев фиаско, Егор с Витькой кое-как доплелись до берега и пошли в душ смывать удовольствие от купания. Благо душ уже был оборудован. Озеро перестало быть источником удовольствия, только работа.

На третий или четвёртый день по приезде в самом глубоком месте у берега – в устье канала, ведущего к насосной станции, перекачивающей рапу в бассейн испарения, спустили лодку. Расплетин, Воронов, Дугин и Палин собрались плыть к стационарным платформам. Проверив, всё ли они взяли, Геннадий Алексеевич обнаружил отсутствие анемометра. Увидев находящегося неподалёку Минихина, он крикнул:

– Боря, быстренько сбегай к Баевой, возьми у ней анемометр и принеси сюда.

Минихин, дурачась, засеменил в сторону палаток. Недовольный его скоростью Расплетин крикнул:

– Боря, быстрей!

– Как, ещё быстрей?! – отреагировал Минихин, повернув к нему удивлённую и якобы недоумевающую физиономию.

Витька, Егор и даже серьёзный Генка Воронов громко расхохотались. Геннадий Алексеевич хотел было заругаться, но увидев катающихся от смеха парней, тоже рассмеялся.

Борька принёс прибор, Егор сел за вёсла, и они поплыли. В предыдущие экспедиции были оборудованы две элементарные платформы: четыре сваи, забитые в дно и связанные поверху прогонами, да реденький деревянный настил. Генка деловито стал готовить к работе осциллограф для измерения параметров волн, а Егор с Витькой установили на невысокий шест переносной флюгер и стали измерять скорость течения с помощью поплавков. Геннадий Алексеевич записывал показания в специальный журнал, в том числе направление и скорость ветра.

В делах, заботах и вечерних волейбольных баталиях месяц пролетел быстро. Один раз выбрались развеяться в Благовещенку, но поездка не впечатлила. По окончании экспедиции свернули лагерь, загрузили всё в прибывшую бортовую машину и тем же маршрутом вернулись в институт. Палин с Дугиным опять ехали в кузове грузовика, сопровождая груз.

Перед отъездом Минихин предложил, после получения денег за экспедицию, в сентябре сходить в ресторан. Так и сделали. Компания была небольшой: Минихин, Палин, Дугин, Воронов, Баева и Окунева. Борька уволился с кафедры, так как с третьего раза поступил в какой-то институт. Егор, Витька, да и, возможно, некоторые другие члены компании в ресторан попали впервые, поэтому при заказе целиком положились на Минихина. Тот, как всегда, сыпал остротами, шутил, соревнуясь с Витькой в остроумии. Вечер прошёл на позитиве.

День рождения Гнатенко

Я сегодня счастливее маяОтчего, я и сам не пойму.Оттого ль, что траву приминая,Прямо к дому иду твоему?Оттого ль, что кричит перепёлка?Оттого ли, что дождик прошёл?Оттого ли, что речка весёлкаШепчет всем: «Хорошо! Хорошо!»Много силы и много запала:Мне б такое на жизнь – не на час…Вот, бывает ведь, в сердце запало,Что я самый счастливый сейчас.Геннадий Володин

С майских праздников в 1967 году Палин ехал от Новоалтайска до Новосибирска в одном купе плацкартного вагона с тремя девушками. Сначала он залез на верхнюю полку и попытался дремать. Время было дневное. Не спалось. Он лёг на живот и стал смотреть на мелькавшие в окне пейзажи. Надоело. Тогда Егор осмелился и попросил:

– Девчата, устал валяться на полке. Можно я внизу посижу?

– Да, пожалуйста! Хоть килограмм, – пошутила одна из них, пересаживаясь на нижнюю полку рядом с подругами и уступая место у столика.

Палин слез и сел на освобождённое ему место. Несколько минут все молчали, исподволь оценивая друг друга. Молчание становилось неловким, и Егор предложил:

– Девчата, а хотите я отгадаю как кого зовут?

– Хотим, – хором ответили девушки, оживившись в предчувствии интересного времяпровождения.

– Я думаю, что Вас зовут… Марфа[29], -сказал Егор, указывая на сидящую ближе к окну, серьёзную молчаливую девушку.

Та удивлённо вскинула брови, а её подруги засмеялись. Заразительнее других хохотала девушка, уступившая Егору место.

– А Вас, – Егор указал на хохотушку, – зовут Маня[30]. Теперь уже смеялись все, указывая на неё пальцем и повторяя: «Маня, Манька!»

– А меня как? – сквозь смех спросила третья девушка.

– Мне кажется… Авдотья[31], Дуня, – продолжал выдумывать Егор.

Все опять засмеялись. Посмеявшись, первая девушка констатировала:

– Ну, вот! Новые имена приобрели: Дунька, Манька и Марфуша.

Договорились называть друг друга на «ты», и девушки начали отгадывать имя Палина, соревнуясь в изощрённости. Здесь было и Никодим[32], и Пафнутий[33], и Дормидонт[34].

Когда запас знаний необычных имён был исчерпан, и выяснены настоящие имена каждого, Палин предложил:

– А теперь давайте я отгадаю, кто кем работает.

– Согласны, – обрадовались попутчицы продолжению игры.

Егор внимательно посмотрел на серьёзную девушку, её ухоженные руки и шутливо предположил:

– Вот Марфа работает продавцом в парфюмерном отделе магазина.

– Не угадал! Она в колбасном работает, – поддержала игру хохотунья.

– А ты, Дуня – парикмахерша, – продолжил Егор.

– Ха-ха, парикмахерша! Она и ножницы в руках не умеет держать, – опять прокомментировала псевдо-Маня.

– А ты, Маня, – кондуктором в трамвае. Голос громкий, поставленный: «Граждане и гражданки! Кто из вошедших ещё билетик не приобрёл?» – спародировал Егор.

Девушки опять засмеялись.

– Тоже мне, гадалка! Все мы – студентки из НИИГАиКа[35]. Домой на майские праздники ездили, – прервала игру серьёзная девушка.

Но хохотунья хотела продолжения:

– Девчонки, теперь давайте мы отгадаем, где он работает. Покажи свои руки, Егор – тащи багор, – съёрничала она.

Егор показал ладони, на которых явно выделялись сухие мозоли, образовавшиеся от грифа штанги.

– Точно не конторский работник. Смотрите, какие мозоли на руках, – констатировала псевдо-Марфа. – Я думаю, это от черенка лопаты. Кочегар или грузчик.

– Какой кочегар! Смотрите какие у него губы. С такими губами только на почте работать, конверты заклеивать, – съехидничала псевдо-Маня и расхохоталась от своей шутки.

– Целоваться тоже неплохо, – попыталась сгладить грубость подруги псевдо-Авдотья.

В конце концов, подурачившись, они отгадали, что Палин тоже студент.

Пожалуй, впервые Егор с удивлением обнаружил за собой, что раскрепостившись, он может быть весёлым, остроумным, находчивым собеседником, а не «застёгнутым на все пуговицы» человеком.

Далее они перешли на гадание по ладони. Потом окружающие обстоятельства натолкнули Палина на анекдоты, которых в его памяти было немало. Он начал со школьных: «Учительница в начальном классе спрашивает:

– Вова, что нам даёт гусь?

– Жир.

– А ещё что?

– Жир.

– Ну, жир, а ещё что?

Вова молчит, тогда учительница стала задавать наводящие вопросы:

– Ты где спишь?

– На лавке.

– А под голову что кладёшь?

– Валенок.

– А мама где спит?

– На койке.

– А под голову что кладёт?

– Подушку.

– Если подушку взять за угол и потрясти, что сыплется?

– Воши.

– Ну, а если сильней потряси?

– Пух.

– Так что нам даёт гусь?

– Жир».

Девушки покатились со смеху. Даже серьёзная Марфа смеялась от души. Рассказав ещё несколько приличных анекдотов про Вовочку, Егор перешёл на анекдоты про врачей. «Бабка заходит к врачу:

– Ну, бабушка, на что жалуетесь?

– Спина у меня болит, сынок.

– А ну-ка, нагнись немного вперёд.

Бабка нагнулась.

– Болит?

– Болит, сынок.

– Посильней нагнись. Болит?

– Болит, милый.

– Ещё ниже нагнись. Болит?

– Не болит.

– Вот так и ходи, бабка».

Потом были анекдоты про дистрофиков, студентов, чукчу, армянское радио, Василия Ивановича и так далее. Время в пути пролетело быстро, и когда в окне промелькнула Иня[36], Палин начал собирать рюкзак.

– Ты чего? До Главного[37] ещё далеко, – удивилась одна из девушек.

– Я на Южном сойду. Мне оттуда пешком пятнадцать минут до общаги, – объяснил Егор.

На Новосибирск-Южный поезд остановился на две минуты. Палин вышел из вагона и зашагал по перрону, а девушки открыли верх окна и наперебой кричали из уходящего поезда:

– Спасибо тебе, Егор!

– Как хорошо, что ты был нашим попутчиком!

– Было так весело!

– Удачи тебе, студент!

* * *

В Сунгай на каникулы Палин приехал в августе. Главной заботой стала помощь сестре по хозяйству. Полгода назад у Лукиных родилась вторая дочь, которую назвали Галей и с которой Егору тоже приходилось нянчиться. Иногда вечером он ходил в клуб, в кино или на танцы. В один из таких вечеров встретил своих школьных друзей – Володю Крылёва и Васю Гнатенко, приехавших на каникулы. Вовка учился на факультете физической культуры Новокузнецкого педагогического института[38], а Васька поступил в только что созданное Барнаульское высшее военное авиационное училище лётчиков[39]. Он был единственным из друзей Егоркиного отрочества, кто решил реализовать свою мечту. Правда, после школы Гнатенко поступил в Барнаульский политехнический институт, но вылетел с первого курса, завалив экзамены.

Друзья очень обрадовались встрече и наперебой делились своими впечатлениями. Потом Гнатенко предложил:

– Парни, у меня через три дня день рождения. Давайте соберёмся, отметим мои двадцать лет. Круглая дата всё-таки.

Начали думать, кого ещё пригласить.

– Ну, Свету Кудаш надо, – предложил Егор.

– Не, она не пойдёт. Уже намекал. Она такие застолья не приветствует, – ответил Вася.

– А ты же с Наташкой Феоктистовой вроде встречался, – вспомнил Крылёв.

– Было дело, но она дала мне «от ворот поворот», – с явным сожалением ответил Егор.

– Она сейчас с Васькой Сорокиным. Я знаю, – сообщил Гнатенко.

– С Васькой! – Палин вскрикнул от удивления.

Одноклассник Егора – Сорокин учился хорошо, однако был болтлив и излишне самоуверен. Ниже Палина ростом, худенький и какой-то ершистый. На всё Васька имел своё компетентное мнение и любил поспорить. Палину он не нравился.

– Она же вроде с Толиком-баянистом задружила, – усомнился Егор.

– Была с Толиком, а теперь с Васькой. Знаю на сто процентов, – безапелляционно заявил Гнатенко.

– Во! Давайте их и пригласим! Васька, бери это на себя, именинник-то ты, – решительно предложил Крылёв, – только не говори им что Егор тоже будет.

Гнатенко жил на Заречной улице. В назначенный день и час Палин пришёл к нему на день рождения. Васькиной матери и отчима дома не было. Они великодушно ушли в гости, чтобы не стеснять молодёжь. Крылёв явился раньше Егора, а Сорокина и Феоктистовой ещё не было.

– Они с концертной бригадой поехали в Козловку. Скоро должны появиться, – проинформировал Васька.

Прошло полчаса, начало смеркаться, и Гнатенко предложил:

– Ну их! Садимся за стол. Может они вообще не приедут, а мы ждать будем. Водка прокиснет.

После первой рюмки на крыльце послышался топот ног, и именинник пошёл в сени встречать опоздавших. Через минуту в комнату вошли весёлые, улыбающиеся Сорокин и Феоктистова. Увидев за столом Палина, Сорокин стёр с лица улыбку и сразу погрустнел.

Накануне Егор думал, как повести себя на дне рождения при встрече с Наташкой. После небольшого раздумья решил «включить» весельчака и сделать вид, что ничего раньше между ними не было. Выпитая рюмка раскрепостила. Палин много шутил, острословил, рассказывал анекдоты.

«Учительница Мария Ивановна сводила свой класс в кино с участием Софи Лорен. На ближайшем уроке решила обсудить этот фильм.

– Машенька, скажи, что тебе понравилось в этом фильме?

– Мне понравился сюжет фильма, какая большая любовь была между героями.

– Молодец, правильно, садись.

– А тебе, Катенька, что понравилось?

– Мне понравилось как естественно, красиво играла Софи Лорен.

– Умничка! Садись.

– Ну, а тебе, Вовочка, что понравилось?

– А мне понравилось какая у Софи Лорен грудь, какая у неё талия, какая…

Мария Ивановна не дала закончить фразу и крикнула:

– Вова, выйди из класса!

Тот вышел. Учительница спрашивает следующего:

– А тебе, Петенька, что понравилось?

– Ухожу, Марья Ивановна, ухожу… ухожу».

Все засмеялись. Васька с Вовкой тоже стали вспоминать школьные анекдоты. Потом Егор перешёл на анекдоты про чукчу, Василия Ивановича и другие темы. Все смеялись, кроме Сорокина.

Во время застолья Егор старался не смотреть на Феоктистову, лишь изредка, словно ненароком, бросал взгляд в её сторону. Наташка тоже вела себя раскованно. Она шутила и смеялась вместе со всеми, а Сорокин сидел мрачнее тучи, не поддерживал беседу, пил и не реагировал на шутки и анекдоты. Когда бутылка водки и бутылка вина были выпиты, именинник предложил:

– Ребят, а давайте в бутылочку поиграем!

– Я такой игры не знаю. Как это? – спросил Палин.

– Это просто. Все встают в круг. Один из игроков вращает на полу бутылку. В кого горлышко укажет при остановке, того он или она целует, – пояснил Гнатенко.

– Не понял! Допустим я крутанул бутылку. Она остановилась и горлышком указала на Вовку. Я что, целовать его должен? Не буду! Мужики с мужиками не целуются, – продолжал разбираться Егор.

– Ну, обычно девчонки и пацаны в круг становятся через одного. Если пацан крутнул бутылку и она указала на парня, то крутивший целует рядом стоявшую с этим парнем девушку… А у нас одна Наташка, – озадачился именинник.

Выручил Крылёв.

– Ребят, давайте так. Внесём изменения в правила. Если пацан крутнул бутылку и она указала на парня, то крутивший ставит ему щелбан[40]. Ну, а для Наташки правила не меняются. Она целует… в щёчку, – уточнил Вовка.

Начали играть. Все старались крутить бутылку так, чтобы горлышко указало на Феоктистову, но это было волей случая. У Наташи же имелся большой выбор. Она исправно целовала избранника горлышка бутылки, кто бы это ни был: Вовка, Егор, тот или другой Васька.

Когда горлышко указало на Егора, и Наташа поцеловала его в щёку, явственно вспомнился неожиданный первый поцелуй у калитки её дома почти год назад. Опять, как тогда, бешено заколотилось сердце и вспыхнули в его груди угольки любви к ней, затоптанные было, но до конца не угасшие. Когда же посчастливилось, и бутылка, раскрученная его рукой, указала на Наташу, в его груди уже не угольки тлели, а полыхал огромный костёр. Лицо горело то ли от спиртного, то ли от переполнявших его чувств. Он нежно прикоснулся губами к её прелестной щёчке и был на седьмом небе от счастья! Это был его первый в жизни поцелуй девушки!

Приятная для Палина и тягостная для Сорокина игра длилась долго. Команду на завершение вечеринки дал Крылёв:

– Ну, всё, закругляемся. На улице темень, глаза выколи. У кого-нибудь есть фонарик?

Фонарика ни у кого не оказалось. Небо было затянуто плотными облаками, не пропускавшими даже малейшего света от луны и звёзд. Пока глаза не привыкли к темноте, Палин вообще не видел ни дороги, ни идущих рядом ребят и старался идти ближе к забору. Он помнил, что напротив дома Кудаш река подмыла часть дороги, и от ограды к обрыву стала образовываться пересекающая проезжую часть промоина.

– Ребята, там обрыв подошёл к дороге, идите ближе к забору, а то свалитесь в реку, – предупредил Палин, зная, что Вовка с Васькой шли впереди.

Когда прошли ещё немного, Егор услышал тихий знакомый голос:

– Егорка, ты где?

– Вот он я, – так же тихо ответил Палин и протянул руку в сторону голоса. В темноте его ладонь столкнулась с ладонью Феоктистовой. Они взялись за руки. Наташка явно замедлила шаг и, сдерживая Егора, прошептала:

– Не торопись. Пусть они уйдут.

Когда Палин с Феоктистовой ещё только перешли русло старицы, делавшей здесь петлю и затапливаемой лишь в большое половодье, Крылёв и Сорокин были уже на мосту. Их фигуры осветил фонарь на столбе у реки. Вовка, понимая ситуацию, уводил Ваську от Феоктистовой, а тот покорно шёл за ним следом. «Как же быстро он сдался! Даже не попытался идти рядом с Наташкой, ведь они пришли на день рождения вместе», – мелькнуло в голове у Палина. Откуда было Егору знать, что Наташа сказала Ваське, чтобы он её сегодня не провожал.

Крылёв с Сорокиным перешли Сунгай и направились к центру села, а Феоктистова, не доходя до моста, предложила:

– Не пойдём дальше… Давай посидим у реки.

Они прошли мимо моста вверх по правому берегу и остановились. Здесь обычно пацаны загорали на травке, переплыв Сунгай.

Первый поцелуй Егора сегодня показался Наташе таким необычным, таким нежным, таким бережным и чувственным, что изменил её планы на вечер коренным образом. Постояв несколько секунд, она обняла Палина и прижалась к его груди. Егор тоже обнял её, и их губы встретились в долгом и страстном поцелуе. Разомкнув губы, чтобы сделать несколько вдохов освежённого речной прохладой воздуха, они встретились глазами, светившимися от счастья, и снова начали целоваться.

Нацеловавшись, сели на заботливо подстеленную курточку Егора и разговорились. Палин откровенно рассказывал, как весь год старался забыть о ней, но это не получалось. Говорил об учёбе, своих занятиях тяжёлой атлетикой, экспедиции на озеро Кучук, институтских товарищах. Наташа слушала, прижавшись к его боку, положив голову Егору на плечо и изредка комментируя сказанное.

Небо начало проясняться. Сначала на горизонте появилась светлая полоска небосвода, украшенная редкими звёздами. Тучи стали уходить за горизонт. Появилась луна – полная, круглолицая и яркая. Видно, ей не терпелось посмотреть на влюблённую парочку, сидящую на берегу ночного Сунгая.

Было уже далеко за полночь, когда Наташа сказала:

– Пойдём домой, Егорушка. Стало уже прохладно. Да и пора.