скачать книгу бесплатно
Габриэль. Какая грубая форма! Я Габи!
Вин. А я тебе не дружок.
Август. Друзья, вы как-то друг друга странно приняли. Давайте-ка мы все слегка успокоимся и всё начнём сначала.
Якопо. Не знаю, я бы посмотрел, как бушует молодая кровь, ведь среди нас такого уже давно нет.
Лоренцо. Ты прав: я и забыл, каково это быть двадцатилетним. (Забытые поэты рассмеялись.)
Габриэль. Простите мне мою несдержанность.
Вин. И мою, дорогие поэты.
Габриэль. Но знай: я не перед тобой извиняюсь.
Вин. А я, знаешь, всё же извинюсь и перед тобой, и последнее слово всё ж за мной. (Габриэль замолчал.)
Вильгельм. Мы избрали вас не как обычных протеже, ведь таких, как вы, у нас всего трое, включая вас. Вы действительно лучшие, и, чтобы у вас не было сомнений в таланте друг друга, мы покажем те ваши работы, которые особенно нас поразили. (Лоренцо достаёт две большие папки с рисунками.)
Габриэль. Моя папка! Так вот где она была: это её вам принесла моя подруга. Хорошо, что не потерял, ведь там есть очень милые работы.
Люсьен. Да, там много очень милых работ. (Вильгельм раскладывает некоторые работы Габриэля.)
Вин (про себя). Это писал он?! Какой стиль! Чересчур, правда, изнеженная, но безусловно талантливая кисть. Понятно, откуда у него такое самомнение: он знает, что он всегда лучше остальных; нет, он был всегда лучше, а теперь он в этом засомневается. (Генрих раскладывает некоторые работы Вина.)
Габриэль (про себя). Что за невероятная чёткость! Это точно кисть? И точно ли это не чертёж? Я вижу, как он вёл кистью: без колебаний, без сомнений, заранее зная, что не потерпит неудач. Чёткость близка к фотографии, но персонажи бесконечно живее, нежели на фотографиях; хоть они замерли, но они находятся в глубоком движении как тела, так и мысли. Переживания, страхи, надежды – всё изображено с глубоким пониманием человеческой души. Всё это изобразил вот этот строгий истукан? Нет сомнений: он гений.
Вин (про себя). Неужели этот арлекин способен на передачу такой печали, хоть и скрытой за радостью, почти не заметной для многих? Его живопись полна жизненной силы, будто он выжал в неё половину солнца или растворил в ней сгусток всеобщей Любви; хоть с виду он шут, но, безусловно, гений.
Габриэль (вслух). Ты очень талантлив.
Вин (вслух). Как и ты. (Теперь они с чуть большим радушием пожали друг другу руки.)
Вильгельм. Это было легче, чем я думал. Тогда можете забирать ваши папки, а мы будем ждать от вас новых творений.
Люсьен. Также вы приглашены сегодня на обед, где мы представим вас нашим жёнам, детям и прекрасной художнице, которая стала почти членом семьи.
Вин. Я почту за честь.
Габриэль. Как и я. Могу ли я привести с собой подругу?
Генрих. Конечно. Тем более мы с ней уже познакомились: она очень приятная девушка.
Габриэль. Спасибо, я знаю.
Вильгельм. Ну что ж, тогда до скорой встречи.
Габриэль. Правильный момент был выбран, чтобы разойтись, иначе я бы не выдержал и вновь обнял бы вас. (Поэты рассмеялись, а Вин улыбнулся. Гости, попрощавшись, ушли, а поэты пошли к себе.)
Сцена вторая
Дом Габриэля.
Вера лежит на диване в гостиной и читает. У неё звонит телефон.
Вера (отвечает). Привет, Мам.
Мать. Привет, родная, как ты?
Вера. Нормально. Прости, что долго не звонила.
Мать. Как-то голос твой грустно звучит: не очень ты себя нормально чувствуешь. Дай угадаю: Габи?
Вера. Да… Как всегда, Мам, как всегда! Я уже не могу… (Начинает скулить.)
Мать. Я, конечно, к нему хорошо отношусь: он всегда был милым мальчиком, но, может, хватит?..
Вера (вмиг взяла себя в руки, перейдя на серьёзный тон). Что именно?
Мать. Может, оставишь его?
Вера. Я не могу.
Мать. Почему?
Вера. Да как ты можешь ещё спрашивать?! Разве в моих чувствах ты когда-нибудь замечала поверхностность, несерьёзность, неразумность? Разве влюбилась я лишь недавно? Разве я его не знаю, как саму себя? Разве я… не люблю его?
Мать. А он тебя?
Вера. Любит… надеюсь, любит… Он дурак просто… хотя нет, умный, очень умный, но где-то дурак.
Мать. Ты ему прямо говорила?
Вера. В последнее время я… намекаю, но он не понимает.
Мать. Столько парней были в тебя влюблены, а ты…
Вера. Кто? Простенькие, с перекошенными лицами и пустыми похотливыми взорами, без какой-либо мысли в голове, кроме как одной, животной; без чуткого сердца и души?
Мать. Не делай вид, что тебе не хотелось никогда того же.
Вера. Хотелось и хочется, очень хочется, но только с ним, ведь лишь с ним я чувствую себя свободной, счастливой, радостной и бесконечно возбуждённой.
Мать. Ладно уж, как вы живёте хоть?
Вера. Мы переехали: живём в большом доме.
Мать. Габи сам этого достиг?
Вера. Не без моей помощи.
Мать. Конечно. Сам он никогда не сделает ничего.
Вера. Мам, я очень тебя люблю, но ты мне своими словами делаешь больно; прошу, не оскорбляй его, ведь ты этим бьёшь по мне.
Мать. Ладно, прости, милая. Я желаю тебе удачи, но не хочу, чтобы он тебе сделал больно.
Вера. Не сделает. Я люблю тебя; прости, что бываю жёсткой, но в том, что касается Габи, я неумолима и непреклонна.
Мать. Я понимаю, родная, понимаю. Тогда пока, передавай привет своему мальчишке. (Выключает звонок.)
Вера. Моему мужчине. Эх, почему же он не понял? Неужели и вправду я ему совсем не нравлюсь? Я вела себя слишком доступно? Но он ведь и этого не понял! Нет, я не собираюсь больше устраивать такой цирк. Но… и разлюбить его я не смогу да и не хочу. Я с ним же и поговорю: гении видят то, что нам недоступно, но легко упускают простые вещи, поэтому он и этого не поймёт. (Входит Габриэль.) Габи, я хочу с тобой посоветоваться.
Габриэль. Хорошо. (Садится рядом, а она кладёт на него ноги.)
Вера. Мне так удобней.
Габриэль. Хорошо.
Вера. Так вот, у меня есть подруга, которая с детства дружит с одним парнем. Он всегда был не похож на остальных: не хотел вписываться ни к школьным хулиганам, ни к их жертвам, ни к перспективным детям с хорошим будущим, ни к тем, кто нарушает все правила, чтобы самоутвердиться. Он для всех был чужаком, кроме неё: она уже тогда поняла, что, кем бы он ни стал, что бы он ни делал, чего бы ни достиг или какие бы неудачи ни терпел, – она хотела разделить с ним всё. И годы шли, её чувства из простой влюблённости переросли в глубокую привязанность к нему, а он… он не видел в ней ту, кем она хотела быть для него. Когда они уже подросли, то стали жить вместе, она думала, что уж это сможет их сблизить, но между ними всё равно был какой-то барьер, который не давал им слиться в Любви, хоть они и созданы друг для друга. В ней же говорило жгучее вожделение: она хотела его, ведь любила – это самое естественное для женщины; он же заставлял её терпеть тяготы неудовлетворённого желания. Ей стало затем больно, ведь она даже не думала менять свои чувства к нему, будь то даже возможно. Что бы ты ей посоветовал? (У неё на протяжении рассказа периодически дрожал голос, но она брала себя в руки, а теперь у неё пошли слёзы.)
Габриэль. Ты плачешь, Вер? (Вытирает ей нежно слёзы.) Видимо, твоя подруга тебе действительно важна. Но прости, я не разбираюсь в любовных делах.
Вера. Но всё же скажи, что ты думаешь об этом?
Габриэль. Думаю, ты права: они и вправду созданы друг для друга. Её чувства бесконечно сильны, если она не может их подавить даже гордостью и продолжает нежно любить его. Что касается её плотских нужд, она понимает, что лишь с ним получит удовольствие, ведь большинству женщин нужен не просто мужчина – им нужен тот, к кому они привязаны; жаль, что она не может насытить свой голод, ведь неудовлетворённая женщина чаще всего несчастна. Однако я верю, что когда-нибудь у него откроются глаза и он поймёт, что рядом с ним бесценная для него девушка, чьё счастье в том, чтобы сделать его счастливым. Да, некоторые просто не осознают, как им сильно повезло.
Вера. Это уж точно. А что она может сделать в этой ситуации?
Габриэль. Я думаю, почти ничего. Разве что раздеться и лечь на него – может, так он поймёт.
Вера. Нет… не поймёт.
Габриэль. Ну тогда он совсем не от мира сего.
Вера. Именно. Но что теперь поделаешь: он навсегда уже в её сердце. То есть шансов нет?
Габриэль. Как нет? Они созданы друг для друга, я же сказал, и они будут вместе.
Вера. Но как? Что? Что ей надо сделать?
Габриэль. Всё ей да ей! Нет, теперь его очередь что-то делать. Ему надо понять ценность того, что он имеет, и тогда, поверь, как только он сделает хотя бы один шажочек ей навстречу, она сделает сто! Пусть поймёт, что надо приложить некоторые усилия, ведь никто не получает всё на блюдечке, ну разве что я. Если он не я, то счастье не придёт само, пока он не потянется к нему.
Вера. А если он думает так же, как ты?
Габриэль. Тогда будет чуть сложней, ведь что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.
Вера. А если он говорит так же про себя?
Габриэль. Ужас! Он хоть кого-то, кроме себя, видит?
Вера. Я тоже этим вопросом задаюсь.
Габриэль. Впрочем, нет, он не эгоист, иначе не мог бы стать ей хорошим другом. Нет, тут присутствует больше желание доказать свою состоятельность, но непонятно, кому он хочет доказать. У него, наверное, какие-то страхи, которые не дают ему покоя; он всегда бежит за чем-то, что, кажется, поможет ему победить страх, но, как только он добегает, страхи догоняют, и ему приходится вновь бежать. Теперь понятно!
Вера (в тревоге, почти плачет). Что понятно?
Габриэль. Он её любит! Любит! Но боится сделать ей больно, боится потянуть её за собой, ведь страхи не бегут за ним – он и есть свой страх! (Вера начинает плакать.) Конечно, он не замечает её Любви, старается не замечать, ведь не верит, что может созидать. Я… я его даже во многом понимаю. (У него пошли слёзы, и Вера резко обняла его и долго не выпускала.) Он так похож на меня… Он… он это… я. Это я?
Вера. Да. Но скажи, почему тебе больно? Как мне тебе помочь? Ты мне дорог.
Габриэль. Но зачем я тебе? Ты же слышала, какой я. Неужели я тебе такой нужен?
Вера. Нужен. (Он отстраняется от неё.)
Габриэль (идёт назад спиной). Но зачем? Я ведь и себе не нужен. Ах, как больно! Забыть! Всё забыть! (Спотыкается, падает, бьётся головой и теряет сознание.)
Вера. Габи! (Подбегает к нему и зовёт слуг.)
Сцена третья
Спальня Габриэля.
Габриэль лежит в постели, а рядом сидит Вера.
Габриэль (приходит в себя). Что случилось?
Вера. Габи! Ты головой ударился. Приходил врач: сказал, что всё в порядке. Ты меня так напугал. (Берёт его руку, целует в лоб, в щёку, пытается поцеловать в губы, но он отстраняется.) В чём дело? Я думала, после того разговора ты…
Габриэль. Какого разговора?
Вера. Я сказала, что… а ты сказал, что он её любит.
Габриэль. Кто любит? Кого?
Вера (с дрожащим голосом). А что ты последнее помнишь?
Габриэль. Ты хотела спросить совета и… всё. Кстати, я хотел ещё сказать, что нас приглашают сегодня на обед поэты, и…
Вера. Ты никуда не пойдёшь! Тебе отдых нужен. Я пошлю слугу, чтобы он извинился, объяснив причину.
Габриэль. Хорошо, спасибо. Побудешь рядом?
Вера. Непременно, но я на секундочку отойду послать слугу. (Выходит в коридор и без сил падает на пол, начиная горько рыдать, прикрыв рот, чтобы не шуметь.) Он забыл. Но какая же я эгоистка! Он ударился головой, а я плачу из-за того, что он забыл, как я ему открылась, а он ответил взаимностью. Но зато слегка ушла и боль. Если, чтобы вспомнить мои чувства, ему придётся вспомнить и ту боль, то пусть забудет навсегда. Мне достаточно знать, что он меня любит. (Вытерла слёзы и пошла искать слугу.)
Сцена четвёртая
Спальня Габриэля.
