скачать книгу бесплатно
– Я серьезно.
У меня на лице была настолько кислая гримаса вымученной улыбки, что Норберт покачал головой.
– Ты самый адаптированный из нас всех, – сказал он. – Ты живешь жизнью мечты – чем ты недоволен?
Я усмехнулся.
– А что если ты прав?
– Сходи с ума с удовольствием.
– Она и боль, и радость, и беда, – протянул я задумчиво.
Норберт хмыкнул.
– Манифестация шизофрении после сорока… Ты не один такой. С этим живут.
Я не понимал, какая сторона перевешивает – шуточная или правдивая. Меня пугало отсутствие контроля – а рассыпающаяся реальность, невозможность собрать воедино осколки – моя основная и единственная проблема.
Я согласен с ним, я всегда был ненормальным, инопланетяне кажутся сумасшедшими, потому что они мыслят и ведут себя иначе. В шкуре шпиона мне так же, как и в шкуре кого-либо еще: я всего лишь функция – до тех пор пока не перестану приносить пользу.
– У тебя было ощущение, что ты лжешь самому себе – и от этого обидно?
Я смотрел на филина, Норберт смотрел на меня.
– Обидно? Мне обидно от самого феномена лжи. Правду скрывают, правду надо откапывать… Ко мне приходят за правдой, правда ранит и обескураживает.
Я повернулся к нему, я смотрел на его лицо – и пытался представить, каким он был, когда он был моложе.
– Ложь это клей… или смазка.
– Или сладкая мякоть плода, – произнес я, – с ядром горького зерна правды внутри.
Однажды я спросил Рублева, почему нельзя научить всех алхимии, его великой Игре – если в алхимии истина, ответы на все вопросы, а инструменты – как и в любой другой науке – можно преподавать в университетах. Он отвечал, что в попытках рассказать суть Игры человечество загубило половину мировой истории, что в попытках форсировать события и навязать трансцендентное слишком активные популяризаторы обрекли на мучения много душ – потому что путь алхимика во многом мученический и отшельнический.
Рублев говорил, что невозможно научить играть всех, невозможно дать – на протянутой ладони – ту самую суть. К ней идут, к ней приходят… Суть не нуждается в объяснении, она просто есть, и она будет видна, когда придет ее час.
Я не хотел верить, что алхимия существует – и это не выдумки мертвых Поэтов.
– Ты веришь в алхимию?
– Господь милосердный, – вдруг расхохотался он – с испуганным возгласом. – Я верю в доказуемое.
– И тебе достаточно?
– Вполне.
Я молчал.
– Что угодно может дать внутреннюю опору, – молвил Норберт после паузы. – Бог с неба, бог из храма, бог из офиса или из машины… Когда приходит время, нужно лишь выбрать, на чьей стороне оставаться, на чьей стороне ты… Мы выбираем себя, Бер. Для внутреннего покоя мы выбираем то, что мы есть, то, где мы есть на самом деле – и тогда вопрос стороны решается сам собой.
Какой хитрый совет для шпиона…
Я всегда думал, что я знаю, кто я. Оказалось, я такой же, как и все, бродящий в темноте баран.
– Спасибо, – сказал я уже направляясь к двери, задирая ноги в коленях нарочито высоко – чтобы перешагнуть вещи на полу.
– Возьми отпуск, – бросил мне вслед Норберт – когда я захлопнул входную дверь в его квартиру.
Конечно же я воспринял его слова в своей системе символов.
17. Шредер
[Германия, Берлин, Сименсштадт]
Когда мне было скучно, я отправлял в шредер стопки документов – и представлял, что кормлю монстра. Я мог распечатать что-нибудь на пятьдесят листов – если вдруг не находилось нужного количества бумаги…
У меня было подозрительно хорошее настроение. Музыка, игравшая в голове, рвалась наружу, я не дрыгал ногой, но если бы дрыгал, мне было бы вовсе наплевать, как это выглядит со стороны.
Рядом стоял принтер, принтер ожил, затягивая бумагу в себя. Блок-схема, разбитая на несколько частей, похожая на карту узлов и переходов конечного автомата.
Колесики стула откатились по ковролину почти бесшумно, пружинистые шаги приближались, я стоял спиной к опенспейсу.
Красная рубашка, закатанные рукава, брюки с высокой талией, широкие мускулистые плечи и тихое, осторожное дыхание.
– Фрау Мэллори.
Принтер жужжал, шредер шуршал. Я не поворачивал головы.
– Герр Бер.
Она смотрела на листы, вылезавшие из принтера, она хмурилась – как я понял, потому что распечаталось не совсем то, что она ожидала.
Мэллори облизала губы, подавила в себе ругательство.
– Кнопка прерывания операции вторая сверху.
Она нажала кнопку прежде, чем я закончил фразу. Я рассмеялся.
– На этом принтере не настраиваются поля. Ты ослушалась меня. Попробуйте распечатать на другом, черно-белом, том, что за стенкой.
Она не мигая следила за моим движением руки, за тем, как лист бумаги опускается в шредер и исчезает, разрезанный на мелкие ленты.
– Простите, герр Бер. Такого больше не повторится.
– Чего ты добиваешься? Ты дразнишь меня? Можете оставить бумагу, если она вам не нужна. Я ее тоже уничтожу.
– Никто не знает. Никто не узнает. Нет, я… всего лишь хотела показать, что я могу.
– У вас есть работа, фрау Мэллори. Вам нравится ваша работа?
– Да, герр Бер.
– Вы хотите, чтобы у вашего руководителя появилась запись в служебном деле за то, что он плохо рассказал вам о корпоративной этике?
– Нет, нет, герр Бер.
– А в вашем деле?
– Если вы сочтете это нужным.
Я смотрел на нее пристально, стоя вполоборота, она дышала ровно, но зрачки были расширены. То, что происходило, было похоже на то, как если бы я засунул галстук в шредер и наблюдал с любопытством, что произойдет.
Я нажал кнопку повтора операции, из принтера вновь начали вылезать листы с блок-схемой.
– Я не зверь и не поп-звезда, чтобы меня преследовать. Я не понимаю намеков. Сексом я с подчиненными не занимаюсь, меня не интересуют никакие виды отношений, вы все это сами прекрасно видите. Да что же это такое, нет полей, проклятый принтер! Я все время забываю, что он необучаемый.
– Увольте меня, если хотите.
– Вы хороший сотрудник, фрау Мэллори, как можно!
– Я все вижу, я внимательна. Я слушаю… сь.
Я покачал головой, я улыбался.
– Ты сказала, ты хочешь быть полезной. Пожалуй, вам, все же, стоит попробовать другой принтер. У меня есть для тебя задание.
Дороти нажала на кнопку, печать остановилась.
– Все что угодно, герр Бер.
Я протянул руку, она вложила мне в ладонь стопку только что распечатанной бумаги – и листы были еще теплыми.
Я держал бумагу над шредером – так, будто угрожал ему – или дразнил.
– Сегодня мероприятие в Деннерляйн, в представительстве по федеральным делам. Мне нужно сопровождение. Реквизит отправлю заранее, заеду за тобой в девять.
– Я в вашем распоряжении, герр Бер.
Пальцы разжали стопку, бумага упала в готовый уничтожать все что угодно шредер.
– Хорошо.
У нее покраснели кончики ушей – и только это выдало ее реакцию. Я развернулся на пятках и пошел обратно в кабинет.
18. Вайс
[Германия, Берлин, Панков]
[Германия, Берлин, Тиргартен]
Когда Дороти появилась на пороге подъезда, водитель вышел, чтобы открыть пассажирскую дверь. Я сидел на заднем сиденье, я уже знал, что спина пиджака помнется, но мне было все равно.
Меня слегка тошнило – от парфюма, которым я пользовался только на мероприятия и только на одежду – потому что даже ненавязчивые и приятные запахи, задерживающиеся надолго, я плохо переносил.
Девушка с короткой стрижкой, сверкающими длинными серьгами, в черном шелковом платье – открывающем спину, спадающем волнами на высокую грудь, – приблизилась к машине, она села рядом ловко, но так, словно залезала в пасть ко льву.
Ей было неудобно в туфлях. У нее красивые ноги.
На коже – синяки и ссадины, но они почему-то кажутся частью ее образа – потому что по ней видно, что она спортсменка. Ее никто не знает на вечеринке, ее сочтут моей подружкой – и редким случаем, когда я кого-то выгуливаю на публику.
– Делать ничего не нужно, нужно просто наблюдать и слушать. Сплетни, кто с кем знаком, кто с кем больше разговаривает, кто на кого косится.
Она сидела прямо и напряженно, она держала колени сведенными, подол платья соскользнул на пол – пусть и она его бережно минуту назад положила на сиденье.
За окнами мелькали огни вечернего Берлина.
– Некоторых из гостей ты уже видела. Про каждого из них нужно определить, что бросается в глаза, и что про них самое неочевидное.
Длинные черные ресницы – ровные и не слипшиеся даже от туши – совершили взмах.
– Если поняла, скажи вслух.
– Да, герр Бер.
– Задача моего визита на вечеринку – эту или какую-либо другую – держать все в порядке. Это такая же Байесовская игра – где природа постоянно вмешивается в порядок вещей, и мне нужно поддерживать в системе стабильность.
Я посмотрел на нее.
– Я поняла, герр Бер.
– Когда тебя спросят, кто ты, не говори, что ты работаешь в Глокнер. Все остальное – на твое усмотрение.
Я щедр… Раньше я никому не давал делать что-то по его усмотрению.
Мы ехали остаток пути молча, я не подавал ей руку, когда она выходила из машины, я ее не касался – но не потому что избегал, а потому что так получалось.
Привычный цирк с круглой ареной и высоким куполом, полосатый шатер и звери разных дрессировщиков… Торжественное мероприятие от автомобильного концерна по случаю запуска маркетплейса для сервисов удаленного управления, мониторинга показателей топлива, заряда, пробега и прочих данных с датчиков. Интерфейс получения данных для авторизованных разработчиков, особые условия для клиентов, вступивших в программу, шаг в бездну компромиссов между безопасностью и открытостью.
Щелчки зеркал фотоаппаратов и свист вспышек, все те же лица, все те же дежурные фразы приветствий, коротких диалогов. Сделать круг по периферии, задержаться у стенда, у плаката с логотипами спонсоров и партнеров… Дороти везде следовала со мной, чаще – чуть позади, но я отступал ей за левое плечо, говорил намеренно тембром, от которого у нее на коже шеи и плеч появлялись мурашки. Меня забавляло, как округляли глаза и кивали собеседники – когда она скромно и просто отвечала, что она с детства занимается полупрофессиональным женским боксом, – и как она косилась на меня, ожидая одобрения.
Науман, Штойбер, Фабиан Йегер – из Департамента культуры и коммуникаций Министерства иностранных дел, – все с женами – которых они оставили поедать закуски и запивать шампанским; Роуз Вайс – дипломатка из юридического отдела – с мужем, который оказался шестифутовым атлетом-моделью.
Бюхнер был здесь же. Ему принадлежали площади бизнес-кварталов и производств, он задавал тренд на стоимость аренды во всем Берлине.
Я вручил Мэллори бокал с шампанским, не касаясь пальцев, и пошел к Бюхнеру.
– Герр Бюхнер!
