скачать книгу бесплатно
– Учудила на днях! Стала ей про Иисуса Христа рассказывать, про божественные свойства души Господа нашего. Чтоб почитала. Благоговела чтоб перед Всевышним.
– Мудро, княгинюшка, мудро! – вставила слово Загряжская.
– А она слушала, слушала и вдруг спрашивает: а этот Иисус, бабушка, если он такой замечательный, не из рода ли Голицыных будет? А, какова дитятка?
– Сколько ей?
– Седьмой пошёл.
– Редкостное дитя! – отметила Загряжская и переменила тему. – Мой племянник тоже учудил!
– Это который?
– Григорий Строганов.
– Тот, что в Испанию укатил? – предположила княгиня.
– Он самый! Все тамошние дамы от него без ума, говорят! На шею вешаются! И он, сказывают, тоже не теряется – ни одной юбки не пропустит!
– Загряжская кровь! – заметила Голицына.
– Не скажи, Наталья, не скажи! – решительно возразила Загряжская. – Она не каждого будоражит! Взять хотя бы моего Николая. Не в пример братцу своему сумасбродному всегда тихоней был. Но уж зато в кого этот бес вселится, удержу нет никакого! Такого начудит, пока не перебесится, хоть святых выноси!
– Да уж! – сочувственно заметила Голицына. – Как вспомнишь, волосы дыбом!
– Что им наши волосы! – вздохнула Загряжская. – Старики у нынешних молодых не в чести. Всё по-своему повернуть норовят. Неслухи, перекорщики, пустобрёхи!
– Своих я в узде держу! – строго сказала Голицына. – Что Дмитрия с Борисом, что Екатерину с Софьей.
– Как? – удивилась Загряжская. – Борису-то, небось, сорок уж!
– Тридцать девять.
– Вот! И Софьюшке, поди, тридцать уж?
– Тридцать один. Но для меня они всё равно – дети! А я для них – мать!
– Да, – согласилась Загряжская. – Мать – это святое!
Помолчали, прихлёбывая кофе.
– Варенье отменное! – похвалила Загряжская.
– Малиновое. И польза от него! Роджерсон рекомендует употреблять постоянно.
– Роджерсон в этом разбирается, – вновь согласилась Загряжская.
Помолчали ещё.
– А у меня к тебе дельце, Наталья! – заявила вдруг Загряжская.
– Догадываюсь. Не ради ж варенья по студёному городу в карете тряслась.
– Не ради, ты права! Приехала как бы по-родственному. Дела семейные решать.
– По-родственному? – удивилась Наталья Петровна. – С каких это пор Голицыны…
– С тех самых, как одна княгиня полковника Ивана среди прочих выделила и сетями амурными оплела.
– Ивана? – нахмурилась Голицына. – Амурными? О чём это ты?
– Брось, Наталья, ангела из себя строить! Меня-то к чему за нос водить? Я Ванюшу полковника в виду имею. Про Ивана Загряжского говорю!
– Нашла, что вспоминать! – ещё больше посуровела княгиня. – Давно это было… И было ли?
– Было, было! – уверенно напомнила Загряжская. – И тут, в Петербурге, и в городе Дерпте.
Голицына вся сжалась в комок и неприязненно сказала:
– Что было, то было и давно быльём поросло! Из сердца – вон, из памяти – долой!
– Значит, было всё-таки! – не унималась Загряжская.
– И что ты от меня теперь хочешь? – почти со злостью спросила Голицына.
– Только то, что с тех самых пор мы с тобою как бы родня. Я с Николаем Загряжским повенчана, у тебя с его братом Иваном невенчанная любовь. Так что, хочешь, не хочешь, а деваться некуда – родня!
– Ладно, допустим. И что прикажешь делать мне теперь?
– Не о тебе речь! И не обо мне. Наше время кончилось, утекли дни молодые, их не воротишь. Другие нынче в жизнь вступают, о них позаботиться надо.
– О ком это ты? Не пойму что-то! – уже гораздо теплее произнесла Голицына.
– Есть у Ивана дочь, плод любви его дерптской.
– Наталья?
– Да. В честь тебя, между прочим, названа!
– И что же?
– Иван-то непутёвый, головушка забубённая, свою красу ненаглядную бросил! А сам на холостую ногу зажил. А любовь его дерптская от тоски занедужила и представилась! – Загряжская перекрестилась. – Сиротой росла Ташенька, ни отца, ни матери.
– Я знаю, – кивнула Голицына.
– Александра Степановна, доброй души человек, как родную дочь её воспитала. В Питер привезла, при дворе пристроила.
– Я её видела. В отца пошла. Глаза особенно.
– А характером – в мать! Так же доверчива.
– Что значит… доверчива? – не поняла княгиня.
– Оплёл её сетями амурными один кавалергард. Она и не устояла. А он, голова забубённая…
– Бросил?
Загряжская кивнула и, помолчав, добавила:
– Ещё и письмо прислал. С отказом. И с мольбой о прощении.
Княгиня нахмурилась и негромко спросила:
– Кто он?
– Алексей Охотников.
– Тот самый, которого…?
– Он.
Помолчали. И вновь заговорила Загряжская:
– Охотников ладно! Бог ему судья. А вот Наташеньку надо из беды вызволять. Замуж отдавать. Срочно! Время не ждёт.
– Она что же…?
– Да, да! Потому и решила к тебе обратиться. По-семейному. По-родственному. За помощью.
– Чем могу, помогу с удовольствием! – в голосе княгини зазвучала твёрдость. – Дело нужное! Почти святое! Говори, что от меня требуется!
– Свадьбу, я думаю, надо играть громкую! – начала издалека Загряжская. – Чтобы император с императрицей были за свадебным столом. И Мария Фёдоровна тоже. С Её Величеством я уже говорила, она согласна. Обещала поговорить с супругом. А вот с Марией Фёдоровной я не очень…
– Беру на себя! Что ещё?
– Посаженым отцом невесты будет обер-шенк двора Николай Загряжский.
– Твой благоверный.
– И родной брат твоего Ивана!
– Ладно, ладно! Забудем про непутёвого! Кто мать?
– Посаженой матерью невесты будет дочь сестры Николая, моя племянница Варвара.
– Княгиня Шаховская?
– Она. Посажёный отец жениха – мой брат Пётр Кириллович.
– Граф Разумовский?
– Он. А посажёной матерью я бы хотела видеть тебя, княгинюшка! О том и приехала просить.
– Согласна! – без раздумий ответила Голицына и повторила. – Дело нужное, почти святое!
– Вот и чудненько! – обрадовалась Загряжская. – Прямо гора с плеч! Да я и не сомневалась в твоём согласии… Спасибо за угощение! Мне пора!
– Счастливо доехать! – напутствовала княгиня и с улыбкой добавила. – Не окоченей на морозе-то!
– После твоего кофею стужа нипочём! – весело ответила Загряжская, вставая.
– Постой! – воскликнула вдруг Голицына. – Самое главное не сказала! Жених-то кто?
– Жених? – переспросила Наталья Кирилловна. – Жених – славный малый. Из иностранной коллегии.
– Как зовут-то?
– Николай Гончаров.
– Как? – ахнула княгиня. – Николай?
– Знаю, Наталья, знаю! Потому и сама приехала. Чтоб сказать: хватит, своё мы пожили, пора другим места свои уступать! Пусть молодых сети амуровы оплетают. Дело это нужное, сама говорила!
– Почти святое! – тяжко вздохнула Голицына.
* * *
В комнате-кабинете обер-шенка Двора Его Величества Николая Александровича Загряжского тихо беседовали двое: сам обер-шенк и его супруга Наталья Кирилловна.
– Может быть, всё же лучше тебе? Боюсь, пойдёт на попятную! – со вздохом произнёс Николай Александрович и с надеждой посмотрел на жену.
– Ну, вот ещё новости! Снова здорово! – всплеснула руками Наталья Кирилловна. – И это дело на меня!
– У тебя же ума палата, язык как надо подвешен. А я говорун тот еще, ты же знаешь!
– Какой уж есть! А дело это такое, что за дам болтливых не спрячешься! Мужской разговор должен быть. И на споры нет времени!
В углу кабинета громко пробили часы.
– Час уже! – вскрикнула Загряжская и метнулась к двери.
Выглянув в коридор она, она жестом подозвала мужа:
– Идёт! Встречай! Говори то, что велела! А я исчезаю!
И Наталья Кирилловна скрылась в соседней комнате.
Немного подождав, Николай Александрович широко распахнул дверь и вышел в коридор. Навстречу ему шёл Николай Гончаров.
