скачать книгу бесплатно
Будри повернулся к музыкантам:
– Прошу вас, господа!
Гончаров и Рунич заиграли менуэт.
– Борис Владимирович, вам начинать! – объявил Будри.
Князь Голицын встал и обратился к матери:
– Разрешите, сударыня?
Голицына царственно кивнула, поднялась с места и, протянув руку сыну, с улыбкой вступила в танец. К ним присоединились ещё несколько пар. Остальные разом встали с мест и стали с интересом наблюдать за танцующими.
– Господа! – подал голос Будри. – Переда вами – эпоха, увы, ушедшая, государыни Екатерины! И самая яркая танцевальная жемчужина той поры – божественный менуэт!
Голицына и её сын в танце приблизились к музыкантам. Взгляды княгини и Гончарова встретились.
– А у вас, господин Гончаров, – с улыбкой спросила Голицына, – нет желания стать обладателем жемчужины?
Гончаров улыбнулся и ещё нежнее заиграл мелодию танца.
* * *
По тёмному служебному коридору одного из санкт-петербургских театров шаркающей походкой шёл сторож с фонарём в руке. Он освещал дорогу шедшим за ним Сипягину и двум его спутникам, чьих лиц было не разобрать в потёмках.
– Тута вот! – сказал сторож, подходя к двери и отпирая замок. Прошу!
Все трое вошли в гримёрную комнату.
– Сейчас посветим! – произнёс сторож и стал зажигать свечи.
Комната осветилась. И сразу бросились в глаза гвардейский мундир и богато отделанная дамская накидка, разложенные на диване. Рядом находились другие костюмы.
– А здесь, извольте взглянуть, разная волосатость! – и сторож показал на парики, усы и бороды.
Спутница Сипягина подошла к столу и примерила парик. Мужчина тоже нахлобучил лохматый парик и приложил к подбородку бороду.
– Как?
– Нет! – покачал головой Сипягин.
– Подберём что-нибудь другое! – сказал мужчина и сменил бороду на усы.
Женщина тоже поменяла парик.
* * *
Рассеянным, не режущим глаза светом светило осеннее солнце. По тротуару сновали прохожие. У подъезда дома стояли Будри и Гончаров. Француз держал в руках газету, его спутник прохаживался взад-вперёд.
– Вот, господин Гончаров, специально для вас! – воскликнул Будри, потрясая газетой. – «Франц Фишер, уроженец Саксонии уведомляет через сие, что с прежней своей квартиры он съехал и живёт ныне близ Каменного моста в Гороховой улице в доме под номером 100 господина надворного советника в нижнем этаже»!
– Ну, и пусть себе живёт! – пожал плечами Гончаров. – Мне-то до этого какой интерес?
– Самый прямой! – уверил Будри. – Потому как сей саксонский Фишер уведомляет, что он «получил из?за моря разных сортов новые скрипки, виолончели, гитары и прочее».
– Это другое дело! – оживился Гончаров.
– А также, – продолжал читать Будри, – английские концертные роги, кларнеты, флейты и прочее. Венские новые фортепиано, сделанные наподобие флигелей и клавикордов в последнем вкусе». Как?
– Всё бы купил! – мечтательно произнёс Гончаров. – Располагай я свободными средствами.
– Вот и воспользуйтесь жемчужным предложением! Фортуна сама вам в руки идёт!
– Жемчужным? – не понял Гончаров. – Что вы имеете в виду, Давид Иваныч?
Не успел француз ответить на вопрос, как из дома вышел мужчина итальянской внешности.
– Мсье Будри! – закричал итальянец. – Какими судьбами?
– О, Гаэтано, bonjour, bonjour! – приветствовал француз.
– Bon matin, Давид! – ответил Гаэтано.
– Permettez-moi de vous presenter monsieur Гончаров, – представил Будри своего спутника.
– Доброе утро! – кивнул Гончаров. – Давайте по-русски, господа!
– С удовольствием! – отозвался Гаэтано. – Рад приветствовать таких уважаемых гостей! А почему не заходите? Милости прошу!
– Ожидаем даму! – ответил француз.
– О! Тогда будем ждать! У меня ведь столько нового! Есть император Бонапарт в полный рост. Людовик XVI-ый, Мария-Антуанетта. Светлейший князь Григорий Потёмкин. Генералиссимус Суворов. Жан-Жак Руссо. И даже граф Феникс Калиостро!
– Что мне все эти графы и князья? – перебил итальянца Будри. – Ты мне скажи, Гаэтано, я у тебя есть?
Будри повернулся к Гончарову и объяснил:
– Я давно прошу его поместить в комнате меня. Это же незабываемое впечатление – встреча с самим собой!
– Увы, Давид, пока порадовать нечем! – сказал Гаэтано. – Зато есть твой брат!
– Жан-Поль?
– И не один! А рядом с Шарлоттой.
– Корде?
– С нею. Тет-а-тет. Он возлежит в ванной, а она с занесённым кинжалом!
– Какая жуть! – тихо произнёс Гончаров.
– Публика в восторге! – успокоил Гаэтано. – Специально приходят их посмотреть.
Показались Сипягин и сопровождающие его бородатый мужчина в партикулярном платье и женщина, одетая на европейский вкус.
– Комната открыта? – осведомился Сипягин.
– Да, да! Прошу вас! – засуетился Гаэтано. – Милости прошу!
Когда дверь за посетителями затворилась, Гончаров негромко сказал:
– Колоритная компания!
– Хоть сейчас в Комеди Франсез! – согласился Будри.
Зацокали копыта, подъехал экипаж. Дверца приоткрылась, и показалась княгиня Голицына.
– Вот и я, господа! Добрый день!
Будри и Гончаров бросились к экипажу, помогая княгине сойти.
– И где же тут ваши восковые фигуры? – весело спросила Голицына.
– Милости прошу, сударыня! – воскликнул тотчас появившийся Гаэтано. – Фигуры ожидают вас!
Галантно распахнув входную дверь, итальянец пропустил посетителей и затем последовал вслед за ними.
Очень скоро дверь распахнулась снова, выпустив на улицу Сипягина и его спутников.
– Ну как Шарлотта? – спросил Сипягин. – Жих и готово!
– Нам к этому не привыкать! – хмуро ответил мужчина.
– Дело привычное! – согласилась женщина.
– И главное, в глаза не бросаетесь! Стало быть, за дело пора!
* * *
А в Зимнем дворце в комнате для фрейлин Наталья Кирилловна Загряжская вела разговор с племянницей Натальей Загряжской.
– И чем же он тебя с глазу на глаз порадовал?
– Цветок подарил! – фрейлина кивнула на подоконник, на котором в изящной вазочке стояла роза.
– И это всё?
– Про портрет слова говорил.
– Про какой портрет?
– Маменькин, – фрейлина кивнула в сторону портрета. – Назвал её чудом. Сказал, что из её глаз струится счастье.
– Ну, а главное?
– Что главное, тётушка?
– О судьбе вашей ничего не говорил?
– Говорил.
– Что же ты молчишь?! И что же?
– Сказал, что это очень опасно, когда служба зависит от Амуров.
– А дальше что?
– Дальше – ничего. Оля Протасова вошла.
– Подслушивала! Стало быть, уже всё известно Марии Фёдоровне!
– Что известно?
– Весь двор судачит о розочках, которые вчера раздавал твой Алёша.
– Раздавал?
– Да, милая моя! Маше Нарышкиной, государыне и тебе.
– Как? – воскликнула Наталья и, закрыв лицо руками, зарыдала.
– Не плачь, Ташенька! Слезами делу не поможешь! Теперь я стану устраивать твою судьбу! Мы нос-то ему утрём!
– Кому?
– Этому штабс-ротмистру!
* * *
В доме графини Екатерины Владимировны Апраксиной, кавалерственной дамы, старшей дочери княгини Голицыной, давали бал.
Хозяйка дома, тридцати семи лет от роду, была очень хороша собой, имела прекрасный профиль, большие глаза и стройную фигуру. Но черты её лица были довольно резкие, поэтому Екатерина Владимировна выглядела суровой, за что парижане времён Людовика XVI называли её разгневанной Венерой. Но сегодня вместе с мужем, военным губернатором города Смоленска графом Степаном Степановичем Апраксиным, она встречала гостей, поэтому изо всех сил старалась выглядеть повеселее.
Апраксины прибыли из Смоленска в Санкт-Петербург ненадолго, и одной из первых в их доме появилась княгиня Голицына.
– Катенька! Стёпа! – заговорила она, пока дочь чмокала её в щёку, а зять прикладывался к ручке. – Если б не это корсиканское чудовище, я бы сказала: Bonsoir! Je suis contente de vous voir! Vous avez tous bien?
– Спасибо, маменька, всё хорошо! – ответила графиня.
