Босиком по асфальту

– Вы оба, как всегда, категорически любезны друг с другом, но, пожалуй, я все же вклинюсь в вашу беседу. Саша, ты от родных?

Решила поменять тему разговора? Разумно.

Я хмыкнула и посмотрела на Воскресенского. Кажется, Гита удивила и его тоже своим внезапным вмешательством, но он быстро нашелся.

– Нет, из отеля. Они уехали по каким-то своим делам в соседний город, так что я полностью свободный человек аж до завтрашнего вечера.

– Крепостное право отменяется? – ухмыльнулась я, складывая руки на груди. Ну да, не умею я держать рот закрытым.

Зато Саша промолчал. Уголок его губ насмешливо дернулся вверх, пока он разглядывал меня с ног до головы, самым наглым образом и без всякого стеснения обводя взглядом мою фигуру. Он рассматривал мои обнаженные ноги, не прикрытые белым в черный горох платьем, талию, декольте и открытые плечи, видимо надеясь смутить или взволновать, но я лишь вздернула подбородок и улыбнулась, давая понять, что такие слабые попытки не сработают.

И тоже не сдержалась, чтобы не ответить ему тем же. Не знаю, чего мне хотелось больше, позлить его или хорошенько рассмотреть, но я позволила себе не думать об этом сейчас.

Мой взгляд против воли пробежался по нему. Сегодня на нем была легкая белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, сквозь которую на свету можно было различить очертания крепкого тела, и брюки приятного угольного оттенка. Саша стоял, убрав руки в карманы. Светлую челку трепал ветер, и ему постоянно приходилось поправлять ее, небрежно зарываясь пятерней в волосы, пропуская отдельные пряди сквозь пальцы.

Это движение странным образом очаровывало.

– И все-таки, Лиз, где ты умудрилась растерять свое хорошее настроение? – предпринял еще одну попытку полюбопытствовать Саша, когда мы опять встретились глазами.

– А ты попробуй угадать, – предложила я, красноречиво изгибая бровь.

Саша хохотнул.

– Да ладно тебе, праздник же. Не вижу ни одного повода злиться.

И я бы фыркнула снова, если бы он внезапно не направился в мою сторону. Мы стояли недалеко друг от друга, и ему понадобилось всего два шага, чтобы оказаться за моей спиной. А в следующую секунду его руки опустились на мои плечи в странном подобии объятий. Каким-то чудом я не вздрогнула от этого прикосновения, только почувствовала, как напряглось и съежилось все существо. Верх моего платья держался лишь на тонких бретелях, отчего тепло ладоней Воскресенского чувствовалось обнаженной кожей в разы ярче, чем могло бы.

Хотя, думаю, даже если бы на мне было надето двадцать пять шуб, его прикосновение оглушило бы ничуть не меньше. И сердце бы замерло точно так же. Просто потому, что… Он так близко. Так внезапно близко.

– Давай, начинай веселиться, – мягко скомандовал он.

По голосу я слышала, что он все еще продолжает улыбаться. А затем аккуратно уточнила:

– Прям начинать?

Я боялась пошевелиться, боялась повернуть голову и понять, что Саша действительно стоит слишком близко. Оставалось только впитывать в себя его теплое, почти горячее прикосновение. Почему от его ладоней исходил такой жар? Или просто во мне рождалась какая-то невероятная реакция на… это все?

– Да. А чего ждать-то? Просто берешь и веселишься.

– Действительно. Оказывается, все так просто. Гита, ты знала?

Гита широко раскрыла глаза, когда услышала, что обратились к ней. Моргнула и пожала плечами, а ее губы сложились в растерянную улыбку. Ответить ей было нечего. Видимо, порыв Воскресенского удивил не меня одну.

– Я вижу, что у Гиты все в порядке с настроением, – весело сказал Саша где-то над моей головой. – Одна ты тут не в фокусе.

– Не в фокусе? Ты о чем?

– Ну, любой фокус возьми, и ты вообще не в нем.

Что он такое несет?

Я вопросительно посмотрела на Гиту, надеясь, что хотя бы она понимала, что здесь сейчас происходит и о чем речь, но она только коснулась пальцами рта, сдерживая смешок. Кажется, ничего не изменилось за эти пять лет: мы втроем на городском празднике и Саша городит какой-то забавный бред.

– Спасибо за пояснение, теперь все ясно, – проговорила я, все-таки оборачиваясь через плечо. Благо Воскресенский не наклонялся ко мне слишком близко. Просто стоял позади, странным образом обнимая меня, и улыбался Гите. – Ну, и? Как мне вернуться в фокус?

Его взгляд тут же вернулся к моим глазам.

– Я бы посоветовал тебе улыбнуться, но ты уже улыбаешься, так что все хорошо.

Вот оно как.

– Что ж, ладно. – Я удивленно подняла брови, но улыбаться не перестала. Смотрела на него и все больше привыкала к прикосновению. – Вы занимаетесь ремонтом или просто постепенно освобождаете квартиру от всех вещей?

– Вообще собираем вещи, но по-хорошему квартиру все равно нужно привести в порядок, прежде чем они съедут. Новые жильцы заедут чуть ли не в тот же день, когда мы уедем.

– Родные переезжают ближе к вам? – поинтересовалась Гита, и мы с Сашей одновременно посмотрели на нее.

– Да, они купили квартиру неподалеку, в другой части города. Каждый день видеться, конечно, не получится, но теперь, по крайней мере, между нами будет не полстраны.

– А вы… планируете жить там? То есть у вас не было мысли снова переехать? – снова спросила Гита, при этом взглянув в мою сторону.

– Да, – ответил Саша, и я почувствовала, как его ладони опустились по моим плечам ниже, останавливаясь чуть выше локтя и снова пуская несколько волн мурашек по коже, одну за другой. – Планируем остаться. Нам там нравится. Мне тоже.

Я нахмурилась и обернулась к Воскресенскому, не понимая пока, что вызвало во мне больше эмоций, его слова или тепло ладоней на моих руках.

– Навсегда?

– Ну да. – Саша неуверенно приподнял брови. – Навсегда. Мы уже окончательно обустроились.

– И что, даже переезжать больше не планируете? И ты не планируешь?

– Нет.

Он говорил таким спокойным и уверенным тоном, и улыбка его была светлой и невозмутимой. А я нахмурилась еще больше, не понимая, почему он говорит об этом так, будто чуть ли не на сто с лишним процентов уверен, что мысль сменить город никогда не посетит его голову.

Я бы не стала говорить о подобных вещах с такой уверенностью, как если бы это был уже раз и навсегда решенный вопрос. Хотела возразить ему, как вдруг из колонок раздались фанфары. Мы обернулись и увидели выходивших на сцену ведущих: девушку в коротком красном сарафане и молодого человека в светлой рубашке и джинсах. Концерт начался. Руки Саши соскользнули с моих плеч. Боковым зрением я заметила, что он отошел на пару шагов в сторону, и теперь все его внимание тоже было приковано к сцене.

Ведущие, к счастью, не распинались перед зрителем в душещипательных речах, даже пару раз удачно пошутили. Их неформальный внешний вид говорил сам за себя: никакого приевшегося официоза. Не было заезженных сценариев и речей: нас поприветствовали коротко и энергично и сразу же пригласили на сцену кавер-группу, ради которой большинство и собралось сегодня здесь.

Мне было очень любопытно послушать этих ребят. Они выпрыгнули на сцену, широко улыбаясь и размахивая руками перед расшумевшейся публикой. Видимо, их популярность в таком маленьком городке, как наш, подскочила до запредельных высот: встретили группу достойно. Криками, свистами, улюлюканьем. Мы с Гитой переглянулись и захихикали, а Саша лишь усмехнулся, наблюдая за тем, как музыканты устраиваются на своих местах.

Их было четверо, и, что мне понравилось больше всего, за ударными инструментами сидела девушка: высокая, улыбчивая, яркая, с обесцвеченными передними прядями, в рваных джинсовых шортах и широкой футболке со спущенным плечом. Парни стояли с гитарами в руках, и я уже приготовилась ко взрыву звуков, какофонии музыки, криков и действий, однако большинство песен – нужно сказать, действительно широко популярных – звучали скорее мелодично.

Мы выкрикивали давно знакомые тексты и танцевали под заводные мотивы, вытянув руки вверх и энергично двигая бедрами. Саша не стоял в стороне, а зажигал вместе с нами. Мы образовали маленький круг из трех человек, танцевали, пели, смеялись, и нам было хорошо вместе. Прямо как раньше. А когда исполнялись медленные или даже грустные песни, вся площадь разворачивалась к сцене, включала фонарики на телефонах, поднимала их наверх и плавно раскачивалась в такт мягко звучащей мелодии.

Это было в самом деле атмосферно. Я получила огромное удовольствие, слушая знакомые песни в свежем исполнении.

Когда праздник уже вот-вот должен был завершиться, солист подошел к стойке, закрепил на ней микрофон и, подмигнув стоящим недалеко девчонкам, которые хором завизжали ему в ответ, на всю площадь объявил парный танец.

Народ расступился, оставив небольшое свободное пространство у сцены, и его вполне хватило для того, чтобы несколько пар вмиг заполнили площадку, вливаясь в импровизированный быстрый танец. Молодые люди ловко кружили девушек, легкие юбки которых взлетали и колыхались от каждого их движения. Стремительные вращения, широкие улыбки, сверкающие в этой яркой карусели танца, страсти и смеха.

Это выглядело ярко, искусно, почти головокружительно.

– Лиз.

Приглушенный музыкой и криками вокруг голос Гиты заставил меня оторваться от движущихся в динамичном танце пар и повернуться ней. Она кивнула головой в сторону и слегка помахала телефоном в руке, повышая голос, чтобы я могла услышать ее:

– Я отойду, ладно? Мне позвонили. Скоро вернусь.

Кивок в ответ, и Гита скользнула в глубину толпы, теряясь среди силуэтов, а мой взгляд снова устремился на танцующих. Я смотрела на этот живой водоворот, чувствуя, как захватывает мое дыхание и на губах невольно появляется улыбка.

Парные танцы всегда были моей маленькой слабостью, но если мне самой не слишком часто удавалось принять участие в подобном, то наблюдать за ними, чувствуя легкую зависть, я могла бесконечно.

Парные танцы – синоним к слову «чувства». Или к слову «страсть». Это аксиома. Истинная, практически совершенная. Нерушимая.

Они двигались так слаженно и гармонично, при этом легко попадая в быстрый темп звучавшей песни. И вот кто мог бы подумать, что это всего лишь простая импровизация? Я смотрела на них, осознавая это, и не могла оторваться, любуясь, рассматривая каждую кружащуюся в танце пару, понимая, что хотела бы оказаться сейчас среди них.

Кто-то легонько дернул меня за платье, сбивая с мысли. Я опустила взгляд, замечая, что Саша стоит рядом и держится за мою юбку кончиками пальцев, и приподняла брови, задавая ему немой вопрос.

– Твое платье отлично подходит для таких танцев, – пояснил он негромко, но так, чтобы я услышала его.

И почему я не подумала об этом раньше? Платье действительно будто только для этого и было создано. С облегающим грудь лифом и расходящейся веером от талии юбкой до колена. Если бы меня так же, как этих девушек на площадке, закружили в танце, моя юбка красиво взлетала бы, раскрываясь при каждом повороте.

– Кажется, да, – улыбнулась я ему.

Саша снова легонько потянул меня за платье.

– Покрутись.

– Зачем? – Я непонимающе сдвинула брови, а Воскресенский склонил голову набок, не прекращая улыбаться.

– Посмотрим, как оно кружится.

– Поверь мне на слово, оно прекрасно кружится.

Саша, наверное, хотел сказать мне что-то в ответ. Он уже открыл рот, но не успел произнести ни слова, потому что стоящий рядом мужчина средних лет неожиданно прервал нас.

– Молодой человек, чего же вы стоите? – искренне изумился он, и мы с Сашей уставились на него, повернув головы. – Пригласите уже свою девушку на танец.

Сердце сорвалось вниз. Просто раз – и все. Билось теперь где-то в районе пяток, ударяя в невысокую шпильку моих туфель.

«Свою девушку».

Эти слова продолжали звучать в моей голове, перекрывая разом весь шум вокруг. И звучали так… дико. Дико и необычно. Слишком давно меня не называли девушкой Воскресенского. Сейчас мысли отчего-то метались и путались. Носились как угорелые, сбивая друг друга, теряясь в ворохе остальных.

– Да без вопросов! – послышался вдруг веселый голос Саши, и я не успела переспросить, в каком смысле было сказано это «без вопросов».

Вообще ничего не успела.

Только собралась взять себя наконец в руки и гордо сообщить незнакомому мужчине, все еще смотрящему на нас со своего места, что я вовсе не девушка Воскресенского, как вдруг на моем запястье сомкнулись теплые пальцы. Они мягко потянули меня в сторону сцены, и я подчинилась, двинувшись следом, с замирающим сердцем понимая, что за руку меня держит именно Воскресенский и ведет прямо в этот движущийся, живой, дышащий танцем вихрь. И мы в один момент стали его частью. Когда несколько пар остались за моей спиной. Когда Саша остановился и уверенным движением привлек меня к себе, а я слишком легко поддалась, тут же оказываясь лицом к лицу с ним.

И дыхание сбилось, когда я подняла глаза и встретила его взгляд. Он сейчас такой… кричащий, пылающий, горячий. Но все еще с прежней хитринкой. В следующую секунду я почувствовала горячую ладонь на своей талии. Его вторая рука нежно сжала мои пальцы и отвела чуть в сторону так, словно Саша собирался…

Нет…

Танцевать?

Я не сдержалась и закусила губу, когда увидела, как он следит за этим движением жадным взглядом. В груди снова что-то оборвалось, а Саша сделал первый шаг, включаясь в этот ритмичный танец, и я отвернулась, зная, что собственные щеки сейчас заливает густой румянец, и чувствуя каждый участок тела, к которому Воскресенский прикасается. Сердце билось с такой силой, что мне стало страшно, как бы он не услышал этот неприлично громкий стук.

Саша вел крепко, уверенно и сильно. А я задалась вопросом, когда он успел научиться танцевать. Причем так хорошо. Ведь он знал, как ступить, где повернуть, куда направить. И мне кажется, что он делал это так легко, без тени сомнения, практически не думая о движениях, но каждое из них безупречно. Я чувствовала чуть сжимающую мою талию руку и теплое дыхание, касающееся моей щеки.

Когда целый круг активного танца остался позади, способность мыслить медленно вернулась ко мне.

Я не могла поверить. Мы танцуем! Вливаемся в этот подвижный, гибкий, оживленный поток. Воскресенский прижимал меня к себе, а я подчинялась, отдавая ему всю инициативу. Прекрасно. Пусть меня увели на площадку, как безвольную куклу, не спросив, согласна ли я в принципе делить с ним в объятиях несколько минут, но ведь возможности повозмущаться меня никто не лишал.

Я ехидно улыбнулась. А затем вернула себе серьезное, даже слегка недовольное выражение лица и чуть отстранилась, чтобы заглянуть Воскресенскому в глаза. Он удивленно приподнял брови, ловя мой взгляд.

– Вообще-то я не твоя девушка.

Саша цокнул и покачал головой.

– Забудь про эти формальности, Лиз, – беспечно усмехнулся он и со всем возможным нахальством поиграл бровями. – Упустишь шанс потанцевать с таким прекрасным парнем?

– А где он?

– Сжимает тебя в своих объятиях, если ты не заметила. – И, словно в подтверждение своих слов, он чуть сильнее сжал мою талию, отчего сердце снова подскочило в коротком кульбите.

Глупый орган.

– Ах, вот оно что. Я, видимо, пропустила тот момент, когда ты сталпрекрасным парнем.

– Не будь занудой.

– Не решай за других!

– Сегодня праздник, Лиз. Радуйся! – снова напомнил мне Воскресенский, как будто бы я уже успела забыть об этом. В ответ на это я лишь скептически изогнула бровь.

– Ага. День смородины. Поздравляю тебя, Саша.

Он прыснул, словно счел мои слова шуткой. И в итоге не сдержался и мягко рассмеялся, а я постаралась не обращать внимания на то, каким привлекательным и глубоким получился этот звук или как очаровательно смотрелись ямочки на его щеках.

Он так же смеялся вчера на моей кухне. Тепло и уютно.

– Чего? – Кажется, все еще не верил мне.

– А ты не знал?

– Нет. Что это за праздник такой?

– Без понятия. Кажется, это нужно спрашивать у тех, кто близок к выращиванию смородины.

Саша снова негромко хохотнул и чуть резче развернул меня в танце, заставив приглушенно пискнуть и недовольно взглянуть на него, на что он только улыбнулся.

– В России такие колоритные праздники, не находишь?

– И девяносто девять процентов из них не отмечаются.

– Зато повод можно легко найти, если вдруг нужно будет, – со знанием дела заключил Воскресенский, стрельнув глазами по сторонам, чтобы избежать случайного столкновения с парами, танцующими вокруг. Надо признать, вел он действительно хорошо, и я, почему-то полностью доверившись ему, совершенно перестала наблюдать за окружающими.

– А тебе только повод дай.

– Поверь, дорогая, я и без повода могу развеселить себя и всех вокруг.

Он подмигнул, но не успела я хорошенько покраснеть от этого недвусмысленного и привлекательного жеста как приличная девушка, как Саша вдруг наклонился ко мне, скользнув немного вбок, к щеке. Теплое дыхание обожгло мое ухо, и сердце застыло. В который раз за последние несколько минут.

– Готовься. – Горячий шепот, от которого по коже побежали мурашки. – Сейчас будем проверять, насколько хорошо кружится твое платье.

– И как же ты планируешь это сделать? – поинтересовалась я, тая от ощущения прижатого ко мне тела, широких плеч под моей ладонью и его руки на моей талии.

Саша не ответил. Вместо этого легко отстранил меня от себя, приподнимая вверх наши соединенные пальцы и давая мне возможность покрутиться под его рукой, что я и сделала, рассмеявшись и позволив своей юбке легко взлететь и закружиться вслед за мной. Я почувствовала вдруг такое невыразимое счастье в груди, и мне захотелось, чтобы этот танец никогда не заканчивался.

Я не могла перестать улыбаться – было слишком хорошо.

Несколько поворотов вокруг себя, прежде чем Саша вновь привлек меня к себе, и мы снова в быстром ритме завальсировали по кругу. Я смеялась, совершенно забыв о том, что передо мной мой несносный бывший.

И что последние несколько дней я только и хотела, чтобы он побыстрее уехал из города.

– А ведь и правда хорошо кружится, – произнес он, все еще хитро усмехаясь и сверкая своими яркими глазами, в которых отражалось целое море. Или небо. Бесконечно глубокое, насыщенное.

Ранним июльским утром небосвод именно такого цвета.

– А я тебе говорила, верь мне на слово.

– Очень хотелось убедиться в этом самостоятельно.

С улыбкой на губах я приблизилась к Воскресенскому и положила свою голову на его плечо, совершенно не чувствуя неуверенности или смущения. Будоражащая легкость, по всей видимости, успела хорошенько ударить мне в голову, раз я так спокойно позволила себе это действие. Наверное, потому, что оно совершенно ничего за собой не несло с моей стороны.

Зато Воскресенский, кажется, трактовал мой маленький жест немного по-своему. Как намек или призыв к действию. И он явно приветствовал подобное.

Его ладонь, лежавшая на моей талии, скользнула чуть дальше, остановилась на спине и рывком притянула меня ближе. В это время Саша едва не коснулся своими губами моих.

– Я смотрю, у кого-то появилось настроение?

Его голос с хрипотцой. И снова эта усмешка, которую я прекрасно расслышала.

– Спокойно, Саша, – шепнула я ему почти в самое ухо.

Его пальцы с нажимом скользнули по моей пояснице вверх и вниз, не опускаясь, однако, слишком низко, останавливаясь в опасной близости от той грани, которую уже называют интимной. Дозволенной бальному партнеру, а не бывшему молодому человеку, с которым вы случайно переспали. Дыхание сбилось, и я с вылетающим наружу сердцем огрызнулась:

– Я сказала, спокойно!

– Не рычи, Лиз. Я тебя услышал.

«Не рычи, Лиз?»

Именно этого мне сейчас очень хотелось – хорошенько порычать на него.

Но, кажется, это действительно подействовало. Его ладонь сместилась наверх и вернулась на талию уже без прежнего нажима.

– Я откушу твои загребущие ласты, дорогой мой, – елейным голоском пропела я, слегка отстраняясь и заглядывая Саше в лицо.

Он тут же поймал мой взгляд и красноречиво изогнул бровь.

– Дорогойтвой?

– Саша!

– Что?

– Откушу.

Его низкий смешок быстро растаял в горячем воздухе, но более однозначного ответа так и не последовало. Может, решил не искушать судьбу, проверяя, действительно ли я сделаю то, что обещала. Ведь я сделаю, так что промолчать в его случае было более чем разумно.

Шаг вперед правой, шаг назад левой, приставить ногу. Мы исполняли небрежное подобие вальса по неровному, слегка сжатому кругу. Все движения – не задумываясь. Я не была профессионалом в области танцев, но вальсовые шаги знала наизусть. Еще со старшей школы, где мне в первый раз удалось стать партнершей в парном танце.

Кажется, это было так давно, но нет. Прошло всего пять лет.Тоже пять лет. Срок давности один и тот же у некоторых событий. Неужели пик моей личной жизни пришелся именно на семнадцать лет? Это показалось мне почти смешным.

А ведь ноги все еще помнили. Прекрасно помнили ту цепочку простейших вальсовых шагов. Я повернула голову в сторону от Саши, бросая взгляд на пары вокруг, двигавшиеся вместе с нами в одном потоке. Не совсем профессионально, но было ли это важно? Юноши и девушки просто расслабились и наслаждались мгновением, доверившись интуиции и собственным ощущениям.

И я позволила себе то же самое.

Раствориться в моменте. Стать частью маленькой бесконечности.

Особенно когда общий темп танца замедлился и некоторые пары продолжили вальсировать на месте. В том числе и мы. Я просто вытянула руку из пальцев Саши и скользнула обеими ладонями по его плечам, сцепив их за крепкой шеей. Наверное, Саша слегка удивился, потому что краем глаза я заметила его прямой пристальный взгляд. Сквозь тонкую ткань платья почувствовала, как его вторая ладонь тоже легла на мою талию. Он чуть сильнее привлек меня к себе, и я прижалась грудью к его груди. В этих действиях больше не было той настойчивости, за которую я одернула его пару минут назад. Только нежность, трепещущая где-то в груди.

Прикосновения Воскресенского всякий раз провоцировали появление стаек мурашек на коже. Рациональная часть меня старалась игнорировать это, но подавить эмоции мне было не под силу.

От ощущения чужого теплого дыхания на шее сбивалось мое собственное. Саша касался щекой моего виска, пока мы неспешно преодолевали первый круг, кружась вокруг себя, слишком внезапно меняя быстрый ритм вальса на обычный медленный танец. От него пахло легким горьковатым одеколоном и, как ни странно, молоком. Так же пахнет холодный кофе, который мы с Гитой берем в нашей кофейне.

«Гита!» – вдруг вспомнила я.

Взгляд почти против воли метнулся по столпившимся вокруг, выискивая знакомые белые волосы. Я нашла ее там же, где она оставила нас с Сашей, когда отлучилась ответить на телефонный звонок. Гита успела вернуться и теперь наблюдала за нами, а когда наши взгляды встретились, усмехнулась и дала мне знак не беспокоиться и продолжать.

Я в ответ ей красноречиво нахмурилась и помотала головой, объясняя, что все, что Гита там себе уже напридумывала, она может забыть. Хитрая лиса.

Гита только сильнее ухмыльнулась и радостно захлопала в ладоши.

Я цокнула и отвернулась, но вдруг влетела щекой прямо в шею Саши, отчего мое сердце гулко стукнуло по ребрам. Кажется, он слегка вздрогнул, но я не была уверена в этом. Только радовалась, что не вижу сейчас его лица. Точнее, что он не видит мое. Снова красное, как закатное солнце.

– Прости. Я нечаянно, – произнесла я, прикладывая все свои силы, чтобы голос не выдал моего волнения и остался невозмутимым.

Саша тяжело вздохнул и коротко мотнул головой.

– Ничего страшного, Лиз. Но будь осторожнее с телодвижениями, – вкрадчиво добавил он. – Мне порой кажется, будто ты провоцируешь меня на что-то.

Я отстранилась так быстро, что сама не ожидала от себя этого. Ладони сжались в кулаки на затылке Саши, и я кончиками пальцев ощутила мягкость коротко остриженных волос. Взглянув в глаза Воскресенскому, я заметила в них тонкую издевку.

– Не будь таким дураком.

Но он лишь пожал плечами и спокойно произнес:

– Я же сказал, просто будь осторожнее с тело-движениями. И все.

Я поняла, что мы стоим слишком близко друг к другу, только когда почувствовала его теплый выдох на своей щеке. Дыхание замерло где-то в горле, просто не нашло выход, и я едва сдержала порыв закусить губу. Саша все еще пристально смотрел на меня, а я вглядывалась в его голубые глаза и не узнавала их. Не могла найти в них прежнего Сашу, маленького глупого мальчишку с горящим взглядом. Сейчас его глаза горели иначе. Так, как горят глаза мужчины, а не наивного подростка.

Его взгляд возмужал – и от этого факта бросало в лишающий всяких мыслей жар.

– Не забывайся, Саша, – твердо произнесла я, вздергивая подбородок. – К тебе это тоже относится.