Босиком по асфальту

Он вдруг неожиданно нахмурился. Взгляд его неподвижно уставился вперед, а сам Саша, кажется, задумался. Этот вопрос ему явно не понравился. Может, я влезла во что-то личное? В любом случае, если он не захочет отвечать, скажет об этом прямо. Но он ответил.

– Знаешь ли, – как-то безрадостно усмехнулся он, посмотрев на меня непривычно серьезным взглядом, – я стараюсь не связывать себя отношениями на расстоянии.

Я нахмурилась.

– И что же, расстанешься с девушкой?

– Наверное, нам нужно будет обсудить это с ней. Может, все же она захочет остаться и никуда не уезжать.

– Будешь держать ее? – недоверчиво спросила я.

Саша тихо фыркнул и почти закатил глаза.

– И не собираюсь. Если она захочет уехать, никто ее насильно держать не будет. Это ее решение, ее выбор и ее жизнь. Она может делать с этим что хочет.

– А если ваши отношения будут длиться уже несколько лет? Если ты будешь безоговорочно любить этого человека? Если тебе будет больно прощаться с ней? Неужели просто отпустишь? – твердо называла я все новые и новые условия, пытаясь пробить эту ледяную стену. Уму непостижимо, чтобы из-за своего упрямства Воскресенский был готов потерять что-то действительно важное.

Без толку.

– Я же сказал, что не собираюсь ее держать, если она захочет уехать. Даже несмотря на то, что мне больно. Или на то, что мы с этой девушкой были вместе три года, пять, семь. Сейчас моя позиция такова: я не уеду. Не знаю, изменится ли она спустя время, но я почему-то уверен, что нет. Если моя девушка хочет другой жизни, значит, нашим путям суждено разойтись.

– Но почему так легко? – не понимала я.

– Потому что моя стабильная жизнь, мой комфорт, моя любовь, мои убеждения – там, – все так же серьезно ответил Саша, сжимая губы. – Если для нее – нет, то какой смысл?

– Смысл в том, чтобы строить этот комфорт и стабильную жизнь вместе.

– Понимаешь ли, Лиз, я действительно не вижу смысла в том, о чем ты говоришь. Если оно все есть – вот, на ладони, вокруг тебя, – то зачем искать что-то еще? И если моя девушка ищет что-то еще, значит, ей просто чего-то не хватает. Чего-то, что я, по всей видимости, дать ей не в силах. Тогда, выходит, затея с отношениями была провальной с самого начала, – он говорил так уверенно, словно размышлял на эту тему постоянно. Или словно у него в прошлом была ситуация, благодаря которой он выстроил все эти убеждения.

Сейчас все, что я успела собрать в своем представлении о нынешнем Саше за последние три дня, рушилось с таким грохотом, будто падало небо. То, что в его глазах.

Или над моей головой.

– Это очень странная философия.

– Хорошо, возьмем потенциальную девушку. Она хочет уехать, потому что ей, допустим, осточертел этот город; ей хочется перемен; ей не хватает перспектив. – На этих словах мое сердце дрогнуло. Я была уверена, что Саша не имел в виду конкретно меня, но, черт, он неосознанно повторил мои слова. – И я, будучи ее парнем, не смогу ей всего этого дать. Но ведь она не согласится остаться. Даже если бы она безмерно любила меня, ей бы всегда чего-то не хватало. А если бы мы все же переехали, то некомфортно теперь чувствовал бы себя я. Замкнутый круг.

– В таких ситуациях обычно ищется компромисс. Альтернативное решение, которое устроило бы обоих, – процедила я, косясь на Сашу.

– Думаешь, в этой ситуации можно его найти? Мы все равно упремся в обоюдное недовольство. Я оставлю все, чего достиг, все, что есть у меня на данный момент, а она в любом случае захочет в итоге еще большего: больших перспектив, большего разнообразия, больше вариантов. И тогда мы оба останемся в проигрыше.

Я горько усмехнулась. И, не особо задумываясь о том, что хочу сказать, произнесла:

– Думаю, если бы ты любил человека, то сказал бы иначе.

– Может быть, – неожиданно быстро согласился Саша. – Но я не испытываю любви к кому-либо, поэтому не могу оценить ситуацию под влиянием этого чувства.

В первые мгновения эти слова показались мне жестокими и холодными, а я сама ощутила вязкую, сжимающую тоску. Или я путала ее с безысходностью? Однако, подумав хорошенько, поняла, что в чем-то была готова согласиться с Сашей. Нет, я не принимала его точки зрения относительно расстановки приоритетов. Отвергала каждой клеткой тела, ведь искренне не понимала, почему он так легко готов отказаться от любви.

Но он был, несомненно, прав, когда говорил о сложности отношений, в которых вы с партнером категорически не сходитесь во взглядах на жизнь.

«С милым рай и в шалаше»? Только если в сказке. Сейчас на дворе двадцать первый век, когда собственный комфорт в приоритете. Именно поэтому с партнером должно быть комфортно во всех планах: психологическом, финансовом, бытовом. Если где-то есть несовпадение – пиши пропало. Да, эта позиция была насквозь пропитана цинизмом, но разве от этого она переставала быть правдивой?

Однако заставить себя, просто закрыть эту тему я не смогла.

Я – и промолчать? Не-ет.

– В этом случае роль играет лишь твое упрямство, – нарочито равнодушно буркнула я, поправляя ремешок сумки на плече и скрещивая руки на груди.

– Лишь мои принципы, – невозмутимо исправил меня Саша.

– Что же тебя так держит в том городе?

– Я, кажется, уже сказал. Стабильность. Комфорт. Надежная работа. Близкие люди рядом. Приятный климат. Недостаточно причин, чтобы остаться?

Я хмыкнула, игнорируя его резкий тон.

– Когда у тебя впереди вся жизнь, я вообще не вижу причин сидеть на одном месте.

– Ты можешь путешествовать, – пожал плечами Воскресенский.

На пару мгновений я посмотрела на него и заметила, как он был раздражен, как напряженно сжимал челюсти. Неужели это я смогла так вывести его из себя? Или, может, его не устраивало то, что мы не сходились с ним во мнениях?

Его тоже это беспокоило?

– Могу, – ответила я. – Конечно, я могу путешествовать. А потом каждый раз возвращаться в осточертевший город. Я хочу найти свое место, Саша. И хочу иметь возможность остаться в любом городе, в который случайно – или не очень – влюблюсь.

– Это так несерьезно, Лиза, – фыркнул Саша, глядя на меня неодобрительно. – Ты сама десять минут назад говорила, что боишься переезжать.

– Да, до дрожи. У меня миллион страхов, связанных с переездом. Но разве это не стоит того, если у меня появится возможность найти свое место в жизни? Хотя бы приблизиться к нему? К своему городу. К своему дому.

Я широко улыбнулась, а Саша лишь покачал головой. Мне казалось, что он смотрел на меня как на идиотку. Ну и пусть. Я тоже твердо верю в свои убеждения и тоже готова их отстаивать, а он мог оставаться со своими сковывающими голову, чувства и действия принципами сколько его душе угодно.

– И все-таки ты смешная.

– А ты зануда.

– Ага. Зануда, уже имеющий стабильную работу, знающий, что будет завтра, и понимающий, чего мне ждать в ближайший год. А то и два.

– Господи, точно зануда.

Саша поднял руки в знак примирения, показывая, что спорить дальше не намерен. Действительно, а зачем? Наши мнения категорически не совпадали, и вряд ли с этим можно было сделать хоть что-нибудь.

Между нами повисло молчание. Но в этот раз оно не было тяжелым. Его не хотелось нарушить и заполнить ненужными словами. По крайней мере, мне.

До моего дома оставалось совсем немного, но у ближайшей аллеи Саша вдруг свернул и направился в другую сторону. Ну не забыл же он, где я живу, в самом деле? Тем более что сидел на моей кухне еще вчера. Наверное, просто решил прогуляться, а я не была против. Без возражений и вопросов свернула вместе с ним.

Духота спадала по мере того, как вечер близился к ночи. Температура становилась комфортной, практически идеальной. Улицы утопали в медовом свете заходящего солнца, и эти оттенки были такими летними, что под ребрами начинало сладко щемить.

– Той ночью ты была намного разговорчивее, – подметил вдруг Саша, прерывая молчание между нами лукавым голосом, на который я тут же обернулась.

– По-моему, все люди более разговорчивые, когда выпьют.

– Некоторые, наоборот, становятся тихими и молчаливыми.

– Видимо, я отношусь к первому типу, – предположила я, а затем добавила, указав на него пальцем. – Ты, кстати, тоже.

Он насмешливо вскинул брови.

– Да что ты?

– Да.

– Тебе показалось, Лиз. Просто в тот вечер тебя было проще разговорить и соблазнить. – Он нагло оскалился, видимо, чтобы добить меня окончательно.

И у него получилось. Мои щеки запылали, но я постаралась сдержать в себе праведное возмущение, хмыкнула и легким движением руки откинула несколько локонов за спину.

– Если влить столько коктейлей, сколько ты влил в меня, то можно даже танк уговорить. Так что на твоем месте я бы не вела себя так самоуверенно.

– Знаешь ли, ты прекрасно понимала, что происходит, – самодовольно заметил Воскресенский, совершенно не смутившись из-за моей попытки уколоть его. Я чуть не зарычала от бессильной злости. А он озорно сверкнул глазами.

Я ничего не ответила. Метнула в него еще один уничтожающий взгляд, на который он ответил только коротким смешком, и ускорила шаг, сжимая ладони в кулаки.

Наконец Воскресенский замолчал. Если бы он сделал это на две минуты раньше, я бы была ему искренне благодарна. И если бы он не вгонял меня в краску при каждом удобном случае – тоже.

Кажется, мы снова поменялись местами. Буквально пять минут назад я раздражала его своими убеждениями. Я видела, как нервно он сжимал челюсти. Так, что на секунду ожили желваки под чистой кожей, подсвеченной теплым солнечным светом. Успела заметить огонек недовольства в ясном взгляде.

Его разозлило, что мы имели совершенно разные точки зрения? И при этом совершенно не принимали позиции друг друга.

Да, меня тоже это не слишком радовало. Особенно неприятно было слушать Сашу, когда разговор зашел на тему отношений, но я старалась не думать об этом, правда. Старалась закрыть на ключ, запечатать, замуровать. По крайней мере, пока. Ведь у меня еще будет возможность обдумать наш разговор. Много возможностей.

Случилось ли сейчас что-то страшное? Нет.

Просто почему-то, когда я воскрешала в мыслях прозвучавшие сегодня слова, его и мои, в груди что-то больно сжималось.

– У меня есть вопрос! – внезапно объявил Воскресенский с какой-то странной торжественностью. Я скосила на него взгляд, ожидая какой-нибудь колкости или пошлости, которая снова разозлит меня или выбьет из колеи.

Но его вопрос оглушил.

– Ты до сих пор пишешь?

Я замерла на месте, не в силах сделать следующий шаг, глядя в спину Воскресенского, который продолжал идти. Лишь через несколько мгновений он понял, что я больше не иду рядом с ним, и обернулся на меня через плечо, тоже останавливаясь.

– Что? – растерянно переспросила я, как если бы могла ослышаться.

– Ну, свои стихи. – Его тон был такой непринужденный. – Ты до сих пор пишешь?

Он говорил об этом совершенно спокойно, а во мне уже успела разразиться и стихнуть маленькая буря, оставив после себя штиль и поднимающееся из-за горизонта мягкое, бледное солнце. Он помнит. Он правда помнит. Стоит и ждет от меня ответа, не понимая, что меня так удивило. Почему я так откровенно пялюсь на него.

Но ведь это так много для меня значило. Я писала стихи лет с одиннадцати, неумелые, забавные, детские, и с каждым годом мои уверенность и мастерство росли. Об этом знали только родители, близкие друзья и Саша. Однако для него мое хобби всегда было скорее просто фактом. Мол, здорово, пишет и пишет, пусть развлекается, раз так нравится. Он оставался равнодушен к стихам, но сейчас…

Сейчас он вдруг показал, что действительно интересовался этим. Ведь если бы не интересовался, то разве помнил бы о моем увлечении спустя столько лет?

– Да, пишу, – кивнула я, потихоньку приходя в себя. Я все еще волновалась и поэтому стискивала руки перед собой, закусив губу.

Саша мазнул по мне взглядом, заметив мои телодвижения, и кивнул головой в сторону, предлагая продолжить наш путь. Я вздохнула и нагнала его, поравнявшись с ним.

– Прочитай.

– Что? – снова переспросила я, как попугай. Но от шока соображать было затруднительно, и я провалилась в какую-то совершенно непонятную прострацию. А Сашу, кажется, это невероятно веселило.

– Прочитай, говорю, свои стихотворения, – улыбнулся он, приподнимая брови.

– Нет! – Я запаниковала. Стало неловко.

– Почему? – искренне изумился Саша.

– Я… не помню их.

– Врешь.

– Что? – снова спросила я, не успев подумать.

– Думаю, ты мне врешь. – Он был уверен в своих словах. Смотрел на меня, тихонько усмехаясь, и его глаза горели вызовом.

Я ведь действительно врала. Я могла прочитать любое свое стихотворение наизусть, но чувствовала странное смущение перед Воскресенским. Это невероятно злило.

– У тебя ведь есть самое любимое, – продолжил он без тени сомнения на лице. Как будто говорил о том, что ему было точно известно. – Прочитай его. Я хочу услышать.

– Нет. – Я покачала головой, потихоньку проклиная его хорошую память. И зачем он только вспомнил? Вгоняет меня в краску своими просьбами.

Я сжала ладони в кулаки и ускорила шаг, но Саша не отставал. Он догнал меня сразу же и немного наклонился вперед, заглядывая мне в лицо.

– Прочитай.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Нет!

– Лиз.

– Зачем тебе это? – воскликнула я, поворачивая к нему голову, едва не врезаясь в его лицо своим лбом. Воскресенский вовремя отстранился, глядя на меня с невероятным удивлением в глазах. Мы остановились посреди дороги, но я не обратила вни-мания.

– Хочу послушать тебя.

– Почему? – допытывалась я. Мне в самом деле было интересно, почему он так настаивает.

– А почему нет? Ты что, смущаешься? – Он лукаво прищурился. Решил, что подловил меня? Я не хотела позволить ему так думать.

– Еще чего, – фыркнула я, отворачиваясь. Понимала ведь, что он просто провоцирует меня, берет на слабо. – Не смущаюсь. Просто хочу понять, зачем тебе это. Почему ты так хочешь услышать мое стихотворение?

– Ты сама ответила, Лиз. Потому что оно твое.

Саша улыбнулся, склонив голову набок, а я вдруг снова почувствовала, как во мне что-то тает. Тает и растекается. Саша – наглый манипулятор, прекрасный рассказчик. Он умеет подбирать такие слова, которые понравятся собеседнику. И я отлично понимала это, зачем-то позволяя ему тешить мое самолюбие.

Раз так хочет услышать – пожалуйста. Я вскинула подбородок, усмехаясь краешком рта.

– Хорошо.

Воскресенский улыбнулся в ответ – его порадовало мое согласие. А я вздохнула, все-таки чувствуя мелко бьющееся волнение под кожей. Мне было двадцать, когда стихотворение, которое я собиралась прочесть, появилось на свет.

Его даже вспоминать не пришлось. Строки возникали в голове сами собой, как будто складывались заново. Или словно зажигались, как свечи в темноте комнаты. Я всем сердцем любила это стихотворение. Уютное, живое, теплое. Оно дышало моими чувствами и искренностью. Состояло из них. Из них и из любви.

Это стихотворение было желтого цвета.

В той квартире пахло лимоном,Не могу это все передать,Терпкой мятой, слегка кардамоном…Этот запах не мог не пленять.По-мальчишески мне улыбнулся,Приглашая присесть, помечтатьО прекрасных цветках незабудки,Что положишь к любимой в кровать.Рассказал мне, игриво-веселый,Как ты будешь ее целовать.И какой из тебя непутевыйДля кого-то получится зять.Рассказал мне о первом свидании,Как прекрасна она и легка,Как настанет момент расставанияИ ее не отпустит рука.Как ты будешь робеть перед мамой,Когда в гости ее позовешь.Она будет чертовски упрямой,Но нежнее ее не найдешь.Рассказал о цветках незабудки,Что тонули в прекрасных глазах,А мои были преданно чутки —Я боялась уйти вся в слезах.В той квартире пахло лимоном,Не могу этот запах забыть,Терпкой мятой, слегка кардамоном…Пахло всем, чтоб тебя полюбить[3].

Я открыла глаза, едва договорив последнее слово. Саша молчал, опустив голову и сунув руки в карманы брюк. Он кусал губу и рассматривал мыски своих белых кроссовок. А может, просто задумался, провалившись взглядом в вязкое пространство перед собой.

Прежде чем он взглянул на меня, приподняв подбородок, прошла целая минута. Ну, или около того. Все это время я смотрела на него и чувствовала, как мое сердце бьется где-то в горле.

Не знаю, почему мне было так важно услышать его мнение об этом стихотворении. Может, потому, что он один из немногих, кто знал и помнил о моем увлечении? Или потому, что рождал во мне какую-то непонятную реакцию, которую я уже не могла не замечать. На его присутствие, действия, слова. Он был… особенным для меня?

Я хотела знать, что он думает. Не только о стихотворении, а почти обо всем, о каждой теме, так или иначе мелькнувшей сегодня в нашем разговоре.

Когда Саша поднял глаза, я уже и не надеялась получить ответ. А может, надеялась не получить. Я столько замков сегодня успела построить: воздушных, теплых, невесомых. И каждый из них теперь был развеянным по ветру пеплом – практически ничем. Пустотой.

Так ли нужно мне знать, что он скажет?

Саша слегка улыбнулся. На гладкой щеке привычно появилась глубокая ямочка, но теперь она не казалась мне очаровательной. Улыбка в этот раз получилась какой-то невеселой. Еще несколько секунд он молчал, глядя мне в глаза с каким-то странным сожалением, а потом, наконец, заговорил.

И в этот самый момент, на одну крохотную секунду – или даже меньше – в моей голове возник вопрос, ответ на который я, пожалуй, не узнаю никогда: будет ли Саша вспоминать и размышлять о нашем сегодняшнем разговоре? Лежа в своей постели поздно ночью, потягивая горячий кофе прохладным утром, шагая по улицам города с извечными руками в карманах и легкой ухмылкой на лице. Будет ли он вспоминать о нас в один из этих будничных моментов?

Я не знала.

А Саша тихо произнес:

– Я не помню, как пахнет кардамон.

Глава одиннадцатая

Четверг

– Ты же меня любишь?

Стоило ли мне поразмышлять над этим, прежде чем дать ответ?

– Люблю, – осторожно ответила я спустя пару секунд, не понимая, почему Гита вдруг решила задать мне этот вопрос. Я чувствовала, что она спрашивает не просто так.

– Замечательно! – послышался из трубки ее восторженный возглас. Я не сомневалась, что в этот момент она подпрыгнула на месте от радости. – Тогда все подробности отправлю сообщением. До встречи!

И раздались короткие гудки.

Внезапный звонок разбудил меня, и я все еще не понимала, что происходит и не приснилось ли мне это. Отняла от уха телефон и открыла историю вызовов, но нет: последний звонок действительно был от Гиты, и завершился он только что.

Это было странно и забавно одновременно. Усмехнувшись, я отложила айфон на письменный стол и поправила волосы, взъерошив их пальцами после сна. А потом неожиданно уловила запах свежескошенной травы – и все мысли разом вынесло из головы.

Повернулась к окну, наполовину закрытому плотными шторами. Из образовавшегося проема на пол, стену и часть потолка падал поток сияющего солнечного света, заставляя меня щуриться. А из приоткрытой форточки тянулась утренняя прохлада, смешанная с тем самым запахом, знакомым каждому с детства.

Я подошла к окну и распахнула шторы, замечая двоих дворников с газонокосилками на другой стороне улицы через дорогу. Они прервали свою работу и о чем-то увлеченно переговаривались, но большая часть газона уже была приведена в порядок. Я невольно улыбнулась и прикрыла глаза, глубже вдыхая самый летний на свете аромат, желая оставить его в себе всегда.

Свежесть нового дня. Яркий свет солнца сквозь прикрытые веки. Раскачивающееся умиротворение под ребрами. Прекрасное состояние после хорошего отдыха. Несмотря на странный звонок Гиты, я была спокойна, безмятежна и счастлива.

Звук нового уведомления наполнил комнату, отскакивая от стен. Затем еще один. И еще. Было несложно узнать Гиту по ее манере отправлять несколько сообщений подряд. Я открыла глаза и посмотрела на светящийся экран.

Это точно все не просто так.

* * *

А я ведь сразу догадалась, что это все не просто так. Что нужно было подольше подумать, прежде чем отвечать Гите «люблю». Или хотя бы поинтересоваться, что стояло за ее неожиданным вопросом.

– День семьи, любви и верности? Ты шутишь, должно быть. Он был неделю назад.

– А картины можно отправлять вплоть до конца месяца. Лиз, прости! Просто мы вчера с моим преподавателем поговорили и решили, что определенно стоит изобразить пару. А мне удобнее рисовать с натуры. Ну, всем удобнее рисовать с натуры, но не суть. Я показала твою фотографию, и преподаватель согласился, что ты идеально подходишь!

– Ладно. Хорошо. Я не против. А он тоже идеально подходит? – прошипела я, искоса поглядывая на сидящего рядом со мной Воскресенского, который уже пристроил свою руку на моем плече в подобии… – как там сказала Гита? – «нежного объятия».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

14 июля неофициально считается в России Днем смородины. По большей части он известен садоводам и огородникам, которые в этот день проводят конкурсы и фестивали, посвященные смородине.

2

Отсылка к песне «Cold Coffee».

3

Авторство принадлежит Ходыревой Дарье, моей дорогой подруге(прим. автора).