Губернские бега. Сон русского человека

– Да оно что, гуси еще сидят, все почитай, на гнездах, а кур пускать рано.

– А много у вас кур-то? – спросил Матвей.

– Да всегда велено пять-сто оставлять, так оно и есть.

– А сколько наседок посадили-то в этом году?

– И наседок всегда велено пять-десять сажать.

– Бабуль, а по сколько под каждую наседку яиц-то кладете?

– Всегда по пятнадцать штук, чтобы легче считалось управляющему, – сердито сказала бабка.

– Бабуль, ты никак сердишься на меня, что я тебя спрашиваю?

– Эх, Матвеюшка, разве я на тебя серчаю. Но как ведь мы стараемся, растим цыплят-то, как малых ребят. Выходим их, а он, этот, как все его зовут, Боров осенью приедет с коробами да больше половины курочек, петушков, да гусей и индюшек погрузит и поехал. Ну, там для барина, это дело другое, он наш хозяин. А то какой-то там. Да что там, вор он, да и все тут.

– Да вы бы не давали ему, – вставил Матвей.

– Не дам, а плеть-то видел у него на руке, всегда висит, попробуй, не дай. Ведь, он всем завладел. Барин дома не живет, а барыня сама боится его, а молодая барыня еще дите. Вот он боров-то и лютует. Да разве он только птицу берет, все он берет, и овец, и коров, а уж свиней-то и вовсе, – бабка вроде одному Матвею сказала. – Говорят, Матвеюшка, этот Боров имение построил такое, все из жженого кирпича, дворец, говорят, и все. Все, говорят, построил на барина деньги. А нас с голоду заморил. Да ты и сам видишь, какие крепостные, как вроде все чахоточные, Господи, в чем только наши души держатся, – Матвей глянул на Дашу, она стояла бледная, ее как вроде бы трясла лихорадка.

Бабка, поняв, что довела барыню до зла, сразу же переключилась на другой разговор:

– Значит, – сказала бабка, – это твоя невеста, дай-ка я посмотрю.

Подойдя ближе к Даше, бабка перекрестилась:

– Господи, святая Мария, – упала на колени перед Дашей, – никак барыня Дашенька, прости, что я тут наболтала.

Даша подошла к бабке, поднимая ее, трясучим голосом заговорила:

– Встань, бабушка, встань, милая, ты же правду сказала.

Бабка, вставая с помощью Даши, крестилась и повторяла:

– Истинную правду, как пред Богом.

– Ну, хорошо, – сказала Даша, – Мы с Матвеюшкой никому не скажем, да и ты помалкивай.

Даша спросила:

– А где вы кушаете?

– Да с общего котла, там, на скотском дворе, ай, хочешь посмотреть, сейчас будут варить ужин и завтрак, – сказала бабка.

Даша обратилась к Матвею:

– Ну что, по-моему, хватит смотреть свое хозяйство, а вот, что варят на ужин и завтрак надо глянуть.

– Гляньте, гляньте, милые, – сказала бабка, – он все норовит нас всех отравить, а мы ведь русские, живучие, все живем. Господи, – бабка опять перекрестилась, – если этими харчами накормить немца или француза, так два дня не проживут, как муха помрут. А вот мы живем.

Матвей и Даша попрощались с бабкой, пошли на скотный двор. Матвей подумал, как еще Даша отнесется к этому разговору с бабкой, заговорил, смягчая действия управляющего:

– Конечно, управляющий жулик большой, но хозяйство он содержит в исправности.

Даша перебила:

– В исправности, под палкой и бичом, ради своего обогащения готов всех в могилу загнать.

Они вошли в скотный двор. С противоположной стороны двора, под навесом в какой-то печи горели дрова, сверху тяги был вставлен большой котел, из которого шел пар и издавал тухлый, вонючий запах. У котла появилась повариха Фекла. Фекла, увидев Матвея и молодую барыню, пошла им навстречу. При встрече Фекла низко наклонилась, крестясь, прошептала:

– Милости просим, барыня.

Матвей, шутя, сказал:

– Тетя Фекла, да это же не барыня, а моя невеста.

Фекла сначала смутилась, виновато сказала:

– Оно невеста, может и правда, а вот, что барыня, я сразу узнала.

– Тетя Фекла, ты, что это варишь-то?

– Как что? Ужин да сразу завтрак.

– Кому?

– Как кому? Всем мужикам, бабам и детям – кто кормится у нас во дворе. А что? – переспросила Фекла.

– Да какой-то запах идет от котла нехороший, – сказал Матвей.

– Да капуста в кадушках задохнулась, вот и воняет.

– А ты всю капусту заложила в котел иль осталась еще?

– Есть еще на два дня.

– Ну-ка идем, покажи капусту, какая она у тебя там.

Фекла завела Матвея и Дашу в небольшой сарайчик, где воздух от прокисшей и тухлой капусты, да гнилой картошки был невыносим. Даша закрыла рот и вышла из сарайчика. Матвей подошел к кадушке, большим черпаком зацепил капусты и вынес на улицу.

– Смотри, Даша, капуста-то вся сплеснивала, зеленая. Люди-то могут отравиться ее.

Фекла аж испугалась слов Матвея, стала говорить:

– Нет, не отравятся, мы уже две недели едим и ничего. Я сначала несколько раз помою, а потом в котел с водой, как вода покипит немного, я эту воду-зелень солью, а потом новой воды налью для варева, и ничего, никто не умер.

Даша стояла ни жива, ни мертва, лицо еще больше побледнело, тихо, но со злостью сказала:

– Хватит, Матвей, мне и этого знакомства с моим хозяйством, – повернулась и пошла со двора.

Матвей подошел к Фекле, почти шепотом сказал ей и пальцем погрозил:

– Смотри, никому не слова, что мы тут были. Поняла?

Фекла перекрестилась:

– Ни-ни, Матвеюшка.

Матвей догнал Дашу у калитки. Даша обернулась к Матвею лицом:

– Позор! Свинство! Хуже, чем скотину, кормим людей.

– Ты, Дашенька, подожди, успокойся, люди знают, кто в этом виноват.

– Ну, я знаю, ты сейчас скажешь, Боров виноват. А где я, а? Почему я до сих пор позволяю этому наглецу издеваться над людьми? Скажи, Матвей, ты хоть сколько-нибудь уважаешь меня, а?

– Что ты, Дашенька, да я хоть сейчас с тобой в Сибирь пойду.

– Я верю тебе, Матвей, помоги мне эту тварь наказать.

– Дашенька, да его разоблачить очень просто можно, что он вор и жулик.

– Ну, как скажи, Матвеюшка.

– Вот что, давай, Дашенька, на хоровод не пойдем, а поедем в Тулу к лавочнику, заберем у него книги учета. Лавочник учет точно вел. Боров ему воровать не давал ни копейки. По этим книгам мы точно узнаем, сколько получил Боров и сколько положил в кассу барина. Учет-то у писаря есть.

– А если писарь скажет Борову?

– Нет, не скажет, он, наоборот, будет помогать нам. А тебе, Дашенька, придется с писарем разок поговорить поласковее, тогда он и сам всю грязь выложит.

Даша улыбнулась.

– Хорошо, – сказала Даша, – поехали в Тулу к лавочнику.

Пришли обратно к себе во двор.

– Ну, – Даша сказала, – запрягай самую сильную лошадь в пролетку, а я сейчас переоденусь.

Матвей быстрым шагом пошел в конюшню. Не сказав Семену, вывел серую кобылу, надел хомут и уже запрягал лошадь в пролетку, когда подошел Семен:

– Это вы куда собрались?

– Да так, барыня хочет прокатиться, – сказал Матвей.

Семен подозрительно посмотрел на Матвея и ушел в конюшню. Через некоторое время из дома выбежала Даша легко одетая. Матвей посмотрел на нее, спросил:

– Это так и поедешь?

– Да, – ответила она.

– Нет, Дашенька, обратно будем ехать ночью, холодно так.

И Матвей увидел экономку, которая несла легкое с соболиным воротником пальто и шерстяную шаль.

– Ну вот, это дело другое, – сказал Матвей.

Даша уже сидела в ходке. Матвей взял у экономки одежду, аккуратно свернул и положил рядом с Дашей. Даша засмеялась, смотря на Матвея, сказала:

– А ты, где сядешь? Кобыле на хвост?

– Нет, Дашенька, придется рядом с тобой, да поплотней.

Матвей поднял сверток и сел рядом с Дашей, а сверток положил себе на колени. Экономка отворила ворота, и они поехали. Проехав немного, Даша правой рукой обняла Матвея за талию:

– Вот так удобней. Ну и тело у тебя, Матвей, тугое, как дерево.

– А что, – сказал он, – может быть, вернемся?

– Нет уж, Матвеюшка, я согласна все боли перенести от тебя…

– Ну, договаривай, Дашенька, что ты замолчала, а, – сказал Матвей.

Но Даша молчала. Они выехали на большую дорогу, ведущую в г. Тула, и Матвей тронул лошадь, та пошла быстрой рысью. Даша прижалась к телу Матвея, тихо сказала:

– Вот так бы, Матвеюшка, я бы ехала и ехала с тобою рядом без конца.

– И куда мы с тобой приехали? – спросил он.

– Не знаю, Матвеюшка, но мне так хочется все время рядом быть с тобой. А ты песни умеешь петь? – спросила Даша.

Матвей глянул в Дашины сияющие глаза, улыбнулся, ответил:

– Умею.

– Спой, а, Матвей.

– Спеть, говоришь? Ну, слушай.

Матвей запел озорно звонко, как поют пьяные:

– Когда б имел златые горы, реки, полные вина, все отдал бы за ласки, взоры, и ты, Даша, владела мной одна.

– Матвей, скажи мне, только честно, почему, чем больше я прилагаю усилий быть ближе к тебе, тем больше ты удаляешься от меня, делаешься осторожней?

– Дашенька, слишком мы молоды, а перед нами такая пропасть, что мы не в состоянии ее перепрыгнуть. Вот как только мы с тобой повзрослеем, возмужаем, поумнеем, только тогда можно решить эту труднейшую задачу. Правда, мы уже взрослые, но мы еще настолько зеленые, даже, если попробовать на вкус, то будем кислые.

– А мне кажется, что я уже переспела, и боюсь, как бы все это не перегорело, – грустно сказала Даша.

– Нет, Дашенька, мы начинаем только первые делать шаги в своей жизни. А жизнь длинная, большая, и нам многому надо учиться. Вот мы сейчас вдвоем, давай будем говорить без всяких намеков, согласна? – Матвей спросил у Даши.

– Конечно, говори.

– Ну, хотя бы объясни, что такое любовь, а?

Даша подумала. Потом сказала:

– Ну, я, правда, точно выразить не могу, но я убедилась, что я тебя люблю давно. Я мучилась долго, молилась на коленях перед иконой Иисуса Христа, чтобы выкинуть тебя из головы, но чем больше я молилась, чем больше я просила, тем больше ты занимал мои мозги и душу. Теперь, когда я с тобой, я никого не замечаю, и время летит так быстро и радостно. Но как только я остаюсь одна, так одна мысль – встретиться бы с тобой быстрее, один ты только и царствуешь в моих мозгах и сердце. Обыкновенно девушки скромничают перед парнями. Пожилые предупреждают девушку. Я, например, с тобой куда угодно и когда угодно тебе, туда и пойду. Да и не только это, я на что угодно соглашусь с тобой. Вот, я так понимаю свою любовь.

– Мне кажется, это пройдет у тебя, Дашенька.

– Ну, почему вы все вроде бы хотите, чтобы у меня все это прошло?

– Да потому, Дашенька, ты кроме меня из ребят никого не видела. А вот повзрослеешь, знаешь, сколько к вам, вроде бы невзначай, будут заезжать, осматривать тебя.

Даша еще крепче прижалась к Матвею.

– Ты знаешь, Матвеюшка, этот пес-боров завтра пообещал маменьке приехать к нам с женой и двумя сыновьями, знакомить своих отпрысков со мною, ну, я их встречу, – Даша эти слова сказала так презрительно, – Матвей посмотрел Даше в лицо. – Да ты не беспокойся, я дам им ответ.

– Нет, ты уж, Дашенька, по-хорошему, раз мы начнем дело делать, так надо до конца довести.

– Мы и доведем, – подтвердила она.

Они всю дорогу говорили, позабыв обо всем. Лошадь шла ровно и быстро, они не заметили, как подъехали к окраине города.

– Ой, – крикнула Даша, – уже город.

Проехав несколько перекрестков, улиц, Матвей свернул к одним из ворот лавки. Как отворял ворота, увидел бегущего им навстречу лавочника. Лавочник торопился к пролетке, где сидела Даша. Лавочник, задыхаясь, торопливо говорил:

– Господи, да какими судьбами вас Бог послал к нам? – беря лошадь под уздцы, повел во двор дома-лавки. – Матвеюшка, милый, распрягай, а я барыню отведу.

– Да нет, подожди, дядя Ваня, распрягать лошадь не надо, мы сейчас поедем домой.

– На ночь-то глядя вы поедете? – спросил отупевший лавочник.

Даша, улыбаясь, сказала:

– Надо ехать домой. Мы по делу, дядя Ваня, именно к тебе.

– Ко мне, – растерянно сказал лавочник.

– Именно к тебе, дядя Ваня.

– Ну что ж, прошу.

– Дядя Ваня, нам ведь надо с тобой поговорить по секрету, и чтобы ты нам кое-что показал.

– Понимаю, понимаю, – смущенно проговорил лавочник.

Лавочник завел Дашу и Матвея в маленькую комнатку, вроде конторки, поставил два стула:

– Прошу, – сказал он.

Даша села на стул и придвинулась к столу. Лавочник переспросил Дашу:

– Государыня вы наша, правда-ль, что вы сейчас же уедете?

– Да-да, дядя Ваня, как можно скорее.

– Я сейчас скажу своим бабам, чтобы не канителились и не мешали нам, – лавочник быстро вернулся и озабоченно спросил. – Ну-с, чем могу вам, барыня, быть полезным?

Даша прямо спросила:

– Вы ведете учет, что вам привозят для продажи продукты, выручку?

– Да, барыня, до одной копейки.

– А где эти книги? – спросила Даша.

– Пожалуйста, – сказал лавочник и добавил, – за какой год?

– А с того времени, как вы здесь работаете.

– Я работаю уже 20 лет.

– Вот, за 20 лет и покажите нам эти книги.

Лавочник открыл дверцу большого шкафа, и Даша увидела толстые журналы учета прихода и расхода. Лавочник вынул одну книгу-журнал, развернул корки и положил перед Дашей.

– Я понял, что вам надо. Смотри, Дашенька, – и лавочник все по порядку разъяснил Даше, а затем спросил. – Вам, что подсчитать, сколько мною выручено и сколько сдано денег за год, а то у меня отчет за месяц.

– Да нет, я хочу забрать книги и сама хочу подсчитать.

Лавочник с любопытством смотрел на Дашу.

– А ведь неделю тому назад, – сказал лавочник, – он просил меня отдать эти журналы учета ему.

– Кто это он? – спросила Даша.

– Да кто? Управляющий, – сказал лавочник.

Даша встала:

– Неужто почувствовал своим собачьим носом?

– Да он с год как почувствовал, все пугал меня вами, барыня.

– Дядь Вань, я эти журналы возьму. Хочешь так отдайте, а хочешь – я вам расписку напишу?

– Дашенька, государыня моя, да я разве против, я чист, как зеркало. Возьмите, это вам документ хоть куда, там, ведь, и его роспись за каждый взятый, т.е. полученный от меня рубль.

– Ну, поторопитесь. Книги-журналы в мешок, – сказал Матвей.

В два куля уложили книги, потом уложили в пролетку. Даша и Матвей сели на книги и хотели было отъехать, но лавочник сказал:

– Минуточку, – и бегом побежал в комнату, и почти тут же выбежал с ружьем, – вот вам на всякий случай.

И сунул еще несколько патронов. Матвей поблагодарил лавочника и тронул лошадь. Выехав из города на прямую дорогу, лошадь прибавила рысь, как будто поняла, что нужно торопиться домой. Тарантас резче затрясло, и Даша ухватилась обеими руками за туловище Матвея, сильно прижалась своим телом к нему. Нет, не потому, что она теперь этого хотела, а потому, что ей неудобно было сидеть на этих папках, которые лежали в мешках. Матвей и Даша ехали молча, каждый думал о своем. Только Матвей иной раз спрашивал Дашу, не холодно ли ей. Даша сильнее прижималась к Матвею, тихо, еле слышно отвечала:

– Нет. А тебе не холодно?

– Нет, – говорил он да, шутя, добавил, – Ты же греешь меня.

Домой приехали, как им обоим казалось, быстро. Подъезжая к воротам дома, Матвей и Даша увидели в потемках три человеческих силуэта. Это стояли барыня, экономка и Семен, ждали и гадали, куда подевались Даша и Матвей. Подъехали к воротам, барыня бросилась к тарантасу и запричитала, как можно так долго ездить без спроса.

– Успокойся, маменька, – сказала с усмешкой Даша, – вот, смотри, я жива и совсем невредима.

Матвей спрыгнул на землю с тарантаса, уверенно сказал:

– Дядя Семен, отведите лошадь, а я вот эти два мешочка отнесу барыне Даше в комнату.

Матвей помог Даше сойти с тарантаса. Даша став на землю, держась о материнское плечо, сказала:

– Ой, как ноги отекли, прямо совсем не могу ими шевелить.

Матвей, взяв мешки в разные руки, пошел в дом. Экономка шла за ним. Матвей даже не обернулся назад, идет Даша или нет. Матвей, глядя на экономку тетю Шуру, тихо, вежливо сказал:

– Теть Шура, ты ничего не видела, ничего не знаешь, иди милая, спи спокойно, у нас все в порядке.

Она озабоченно посмотрела в лицо Матвею, ничего подозрительного не увидела, ушла к себе в комнату. Вскоре вошли в комнату мать и дочь. Матвей, увидев лицо барыни, слишком озабоченное, как-то смирно, уверенно сказал:

– Барыня, ничего такого дурного мы с Дашей не сделали, а проверить – это дело не плохое. Даже барин и то одобрит наше дело, но покуда надо держать в тайне. А то может оказаться, отчет в порядке.

Даша перекрестилась:

– Вот, голова моя с плеч, если он сто, а то и больше украл.

Барыня то на Дашу, то на Матвея смотрела испуганными глазами. Матвей подошел к барыне и, как провинившийся сын, тихо, но убедительно сказал:

– Барыня, матушка моя, идите в свою комнату, успокойтесь, а нам с Дашей надо поговорить.

Барыня виновато посмотрела на Матвея:

– Ну-ну ладно, посоветуйтесь.

Даша с любопытством смотрела то на Матвея, то на мать. Потом подошла к матери, поцеловав ее в обе щеки, обняла:

– Идем, маменька, нам, правда, надо теперь с ним договориться, что дальше делать.

Даша, проводив мать в ее комнату, сказала:

– Мам, я к тебе скоро зайду, как провожу Матвея.

Даша вернулась в комнату, Матвей сидел в кресле задумчивый. Не успели еще и слова сказать, как в комнату вошла экономка с накрытым подносом, заговорила:

– Да вы же голодные, покушайте, а что не скушаете, пусть стоит до утра.

– Спасибо тебе, теть Шура, – сказала Даша.

Экономка ушла. Матвей тревожно заговорил

– Дело мы, Дашенька, с тобой начали очень щекотливое, и я прямо скажу, Дашенька, опасное. За долгую службу управляющим, он хапнул очень много у барина, а эти бумаги дают возможность разоблачить его. Поэтому нам с тобой надо как можно быстрее увериться в его воровстве и изолировать Борова, не дать возможности до приезда твоего папеньки ему что-то сделать в свое оправдание. Завтра, как ты говоришь, приедет Боров к тебе со своей семьей смотрины тебе делать. Так ты скажешь маменьке, что ты заболела и не можешь выйти. А мы с тобой отдохнем и с утра пораньше засядем за эти бумаги. Тебе, Дашенька, придется прямо сейчас пожить в комнате с маменькой, а я, покуда Борова не спрячешь ты в амбар, поживу в твоей комнате. Ты понимаешь, если Боров узнает, что эти бумаги здесь, то он пойдет на все, чтобы завладеть ими.

– Матвеюшка, делай все, как ты считаешь нужно, я буду на все твои решения отвечать согласием, я тебе мешать не стану, а буду помогать.

– Вот и хорошо, давай, и правда, покушаем, Дашенька.

Покушав, Даша ушла в комнату матери, а Матвей остался в комнате Даши, закрыл дверь изнутри. Вскоре кто-то тихо постучал. Матвей подошел к двери, тихо спросил:

– Кто?

– Я, – ответил Семен.

Матвей отворил дверь и в комнату вошел Семен. При свете свечи он увидел ружье, лежащее на столе. Матвею пришлось все рассказать подробно дяде Семену. Семен внимательно выслушал Матвея. Долго ходил по комнате Даши грустный, задумчивый, то глаза поднимал вверх, то опускал вниз, то разводил руками. Потом тихо сказал Матвею:

– На черта это тебе все нужно, сколько этот ворюга украл. Ну, какая тебе разница, кто больше пользуется трудом крепостных, управляющий или барин – оба же они жулики и мошенники.

– Неужели тебе, дядя Семен, не понятно. Барина я никак наказать не могу, какой бы он ни был мошенник. А этого жулика мы можем законно наказать до приезда барина.

– Дело-то слишком опасное, – сказал дядя Семен. – Ну ладно, ложись, спи, а я покараулю, а то тебе завтра работать надо с этим ворохом бумаг, – сказал Семен.

– А где ложиться-то? – спросил Матвей.

– Где-где, вон койка-то, привыкай к барской постели.

Даша с матерью в эту ночь долго не спали, хотя и лежали в постели вместе, обнявшись, как было это раньше, когда Даша лежала своей головой на груди у матери, быстро засыпала. Теперь же Даша не могла уснуть, ей хотелось рассказать все свои чувства матери, относящиеся к Матвею. Восхваляла Матвеев ум, красоту, совесть и такую притягательную силу, что готова пойти на все, чтобы овладеть Матвеем, чтобы он был только ее.

– Маменька, почему ты молчишь, не возражаешь и не одобряешь?

– А что тут, доченька, говорить, я же вижу, ты действительно любишь его.

– А он, маменька, как ты думаешь?

– Никак, доченька, не разберусь. Или он, если не любит, то уважает тебя, или хуже всего, это он делает потому, что боится тебя. Мне очень жаль Матвея, боюсь за него, погубишь ты, доченька, его.

Даша слезливым голосом сказала:

– Не говори мне, маменька, больше так.

В это время, когда Матвей с Дашей ехали в г. Тула к лавочнику за книгами учета, господин управляющий ехал домой и думал:

– Нет, липовая барыня, я завтра со своей семьей на смотрины твоей доченьки не приеду, ты еще попляшешь у меня со своей дочкой. Я теперь за эти 100 тысяч золотом да за 50 тысяч бумажками не таких себе снох куплю, – управляющий вспомнил свои расписки, которые подписывал в журналах учета. – Надо бы их взять у этого лавочника, – потом подумал. – Да кто может об этом догадаться? Барин что ли, куда ему пьянице. Ну, приедет, я ему раз 5 тысчонок, и он рад будет, опять в Москву махнет.

На второй день, как только стало в комнате светло, Матвей проснулся, вскочил с постели, увидел дремлющего Семена, сидячего в кресле:

– Дядь Семен, иди, отдыхай, а я начну книги-журналы разбирать.

Вошла экономка, поздоровавшись, стала со стола убирать посуду.

– Теть Шура, разбуди, пожалуйста, Дашу.

– Хорошо, Матвеюшка, разбужу, – и она вышла.

Семен ушел в конюшню. Матвей взял один журнал и на корке прочитал: «Учет поступающего товара и отчет денежных средств за 1803 год». Год за годом Матвей складывал на стол журналы, и последний журнал был за 1822 год.

– Так, значит, – сказал Матвей, – сейчас идет 1823 год. Этот журнал у лавочника, он его никому не даст.

Матвей не стал перечитывать, сколько поступило товаров-продуктов к лавочнику, а стал смотреть расписки, даденные управляющим в получении суммы у лавочника. Оказалось, деньги получал только сам управляющий. Матвей подумал:

– Да это же так легко можно посчитать, какую сумму получил за год управляющий у лавочника.

Матвей, переворачивая лист за листом журнала, записывал указанные суммы денег в расписках на отдельный лист. Матвею показалось, что он так быстро перелистал журнал, и на отдельном листе увидел свою запись – столбец цифр. Он стал эти цифры складывать, получилось число 48850 рублей.

– Что это такое, не понятно, неужели это выручка только за один год?

Матвей еще раз пролистал листы журнала и сверился, правильно ли он записал.

– Нет, все верно, нигде не ошибся. Так значит, 48 тысяч 850 рублей было получено управляющим от лавочника за 1822 год.

Матвей подумал:

– А за 10 лет управляющий почти полмиллиона получил. Это такие деньги.

И Матвей, не веря себе, стал озабоченно ходить по комнате. Как в комнату вошла Даша, Матвей не слышал. Матвей, ходя по комнате, думал об одном и том же:

– Зачем это мне нужно, какая мне разница, кто владеет этим богатством, управляющий или барин. Верно, мне сказал дядя Семен. Кто бы этим богатством ни владел, а я, Матвей, как есть крепостной, так и буду.

Даша подошла к Матвею, уцепившись обеими руками за плечи Матвея, стала испуганно смотреть в глаза Матвея:

– Что с тобой, Матвей?

Матвей уставился в глаза Даши, потом обеими руками взял Дашу за талию, не сознавая, что делает, заговорил:

– Дашенька, я даже испугался, когда просчитал одну книгу учета за 1822 год. Боров украл, по моим подсчетам, примерно более 30 тысяч.

Услышав это от Матвея, Даша как-то сразу изменилась в лице:

– А ты не ошибся, Матвеюшка?

– Нет, Даша, я дважды проверял, и все то же получается.

Даша подумала, Матвей хочет бросить эту затею. «Нет, – подумала она, – что бы ни стоило мне, надо Матвея заставить довести дело это до конца».

– Матвеюшка, – ласково проговорила она, – ты устал, милый мой, идем ко мне в уборную. Вот, умывайся, а я пойду, скажу, чтобы завтрак принесли нам. Хорошо, а?

– Ладно, – сказал он.

Даша быстро вошла в комнату матери и повелительно заговорила:

– Мама, если ты поможешь мне, то я, твоя дочь Даша, через несколько дней буду самая богатая невеста из семей помещиков всея Руси великой. Да, да, я не шучу. Я прошу тебя, нет, я требую от тебя, запомни, мама, с этой вот минуты, ты должна никого, кроме тети Шуры, которая будет нам с Матвеем приносить обеды, повторяю никого, даже к двери не подпуская ни днем, ни ночью. Сейчас не спрашивай меня, что и почему. Поняла? – грозно спросила Даша.

Мать только и сказала:

– Да.

– Ну, вот и хорошо, а сейчас пойди, распорядись, пусть тетя Шура несет нам завтрак. Ни о чем плохом, мама, не думай, все будет хорошо.

Даша крепко обняла мать и почти бегом побежала в свою комнату. Вскочив в комнату, Даша увидела, Матвей вытирал полотенцем все свое тело до пояса. Рубашка лежала на кресле. Даша подскочила к рубашке, взяла ее и тут уже в ход пошла женская хитрость и мудрость: