Губернские бега. Сон русского человека

Матвей взял поводья узды и спросил:

– Помочь тебе сойти с коня?

Даша засмеялась:

– Ну, а как ты думаешь? Я сама вниз головой прыгну.

Матвей смутился. Поближе подвинулся к Даше. Даша, смотря на Матвея, как ребенок потянулась обеими руками к Матвею. Теперь Матвей громко засмеялся:

– Да не так надо слезать.

– А как? – спросила Даша.

– Берись обеими руками за перед седла, – Даша взялась, – приподнимайся на ногах, – Даша поднялась, – теперь ту ногу закидывай сюда ко мне, а на этой стой, – Даша так сделала, – теперь приседай, – она стала приседать, а Матвей взял обеими руками Дашу под подмышки, немного поднял, – ногу вынь из стремени, – она вынула ногу.

И Матвей Дашу опустил на землю. Даша обернулась к Матвею лицом, глубоко вздохнула, улыбаясь:

– Ой, как ноге больно.

– Это сперва, потом будет не больно, – сказал он.

Даша, не спуская с Матвея глаз, спросила:

– Матвей, ты читать, писать умеешь?

Матвей посмотрел ей в глаза виновато, сказал:

– Нет, Дашенька, не умею, правда, буквы знаю, но не все.

Даша торопливо заговорила:

– Ты согласен, я научу тебя читать, писать, и все четыре действия математики. – Матвей стоял, молчал. – Ну как, хочешь уметь читать, писать? – повторила она.

– Я-то очень хочу, – Матвей что-то еще хотел сказать.

– Все-все-все, больше ничего не говори, ставь жеребца в конюшню и прямо приходи ко мне в комнату, нет, нет, – Даша заторопилась, – я тебя буду ждать на крыльце.

И пошла к дому. Матвей стоял, смотрел ей вслед. Матвей ничего не думал, только одному был рад, что его хотят научить читать и писать, и сказал вслух:

– Вот бы хорошо.

Матвей завел жеребца в конюшню, быстро отстегнул подпругу, ловко снял седло, повесил на дощатый забор, завел жеребца в свое стойло, снял узду. Погладил коня по спине:

– Ну, друг мой, отдыхай, ешь.

А сам пошел в свое жилье. Зайдя в свое жилье, увидел, что дядя Семен грустный сидит на краю нар и заботливо, уныло смотрит на Матвея.

– Ты что, дядя Семен, не заболел ли?

– Да нет.

– А что ты такой невеселый?

– Да вот, боюсь я за тебя, если молодая барыня удастся характером в отца, ох, и подлая же будет, прямо змея змеей, – сказал Семен.

– А если в мать будет она, – сказал Матвей.

– Это хорошо бы было, – сказал Семен.

– А она меня, дядя Семен, посулилась выучить читать и писать, и велела сейчас же приходить к ней».

– Ты, Матвеюшка, будь осторожен с нею, не дай Бог, она же тебя и загонит в солдаты.

– А солдатом быть я не боюсь, мне вот только научиться немного грамоте, а она-то мне что – барыня, она и есть барыня, – Матвей эти слова как-то произнес пренебрежительно.

– Ну, ну, ты у меня сынок умный, только не оплошай, не поддавайся ее прихотям.

– Да не бойся, дядя Семен, все будет ладно. Ну, я пошел учиться в школу, – весело сказал Матвей и пошел в дом Даши.

А Даша в это время в комнате матери шумно, радостно махала руками, громко говорила:

– Ты знаешь, маменька, какой Матвеюшка?

– Ну?

– Ну, прямо ангел. Голос, голос у него такой, такой, – Даша каждое слово повторяла два-три раза, – а похож, ну прямо, ой, Господи прости меня, похож он, как у меня на иконе Иисус Христос. Только Иисус Христос такой хиленький, слабенький, а Матвей сильный. Ручищи прямо «во», – показав двумя руками толщиной с бревно, – а жесткие, прямо, как кирпич, а тело – тело твердое, как дерево.

– А откуда ты знаешь, что у него руки жесткие, как кирпич, а тело твердое, как бревно? – хитро, с грустной улыбкой спросила мать.

– Да он подвел коня к высокому чурбану и говорит: «Стань на чурбан и садись в седло». Я посмотрела на чурбан, а он высокий такой, я разве залезу на него. Так Матвей как взял своей рукой мою руку, а она у него, как кирпич жесткая, а потом схватил меня в охапку, бац, меня на чурбан так и поставил на ноги, а тело у него, как дерево. А я села в седло и согнулась, как старуха. Так он мне своей ручищей одной, как нажмет на спину, а другой, как нажал на грудь, так сразу мне выправил спину прямо, – Даша стала немного приукрашивать, – аж, маменька, и сейчас мне спине больно.

Мать, хитро улыбаясь Дашиному вранью, сказала:

– Коснулся твоей нежной спинки.

Даша озорно с улыбкой спросила мать:

– Это откуда ты узнала, что Матвей ладонью коснулся моей спины, а?

– Да я в окно все видела.

– Ой, маменька, как нехорошо подсматривать. А потом, маменька, он меня взял своими ручищами под подмышки, поднял и опустил прямо на землю, как перышко. Маменька, я пообещала его выучить читать, писать и арифметике, он сейчас придет, это я велела сейчас же прийти к нам, – Даша сказала эти слова, вроде оправдывая Матвея.

– Да, – сказала мать, – друзей иметь это хорошо, но друзья бывают разные. Ты думаешь, что он настоящий друг, а он окажется подлец.

Даша выпучила свои глаза на мать:

– Да что ты, маменька, я уверена, Матвейка чистый ангел.

– Это хорошо, – вздохнула мать.

– Я побегу, маменька, переоденусь, а то Матвей сейчас придет.

Даша быстро пришла в свою гардеробную, сняла костюм, надела шелковый цветастый халат, который чуточку не доставал до пола, надела теплые фетровые тапочки, подошла к зеркалу, причесала волосы, еще раз осмотрела себя и осталась довольной. Еще раз зашла в комнату матери и спросила ее:

– Ну, как выгляжу?

Мать посмотрела, сказав:

– Хорошо.

– Эх, маменька, вот бы мне такое крепкое тело, как у Матвея, а то что? – она одной рукой пожала мышцы другой руки, потом пощупала свои бедра. – Ну, прямо как какая-то дрязга.

– Матвей много работает, много верхом ездит, вот у него тело и сколотилось. Вот подойдет посевная, ты пойди, сей хлеб, паши, потом сенокос подойдет, пойди косить траву косой, а когда подойдет уборка урожая, то тут тогда и коси, и снопы вяжи, молоти и ты к осени будешь иметь такое же упругое тело, – мать посмотрела в окно и сказала. – Иди, встречай Матвея, вон идет к нам.

Даша выбежала на крыльцо. Матвей не торопясь шел к крыльцу. Даша подбежала к Матвею, взяла его за руку.

– Идем, – улыбаясь, смотря в глаза Матвея, – сейчас зайдем в нашу столовую, покушаем, – сказала она, – а потом за учебу.

Даша завела Матвея в свою столовую, барыня сидела за столом. Матвей низко наклонил голову вниз, тихо сказал:

– Добрый день, барыня.

Барыня посмотрела на Матвея, как будто впервые видела:

– Здравствуй, Матвеюшка, проходите, садитесь за стол, покушайте, а то устали, наверное.

Матвей посмотрел на Дашу, которая стояла рядом с ним. Матвей покраснел, увидев одеяние Даши, ее матери и свое. Барыня поняла, отчего Матвей покраснел. Заботливо заговорила:

– Садитесь, дети, кушайте, – вставая со стула, подойдя к ним, обоих подталкивая сзади руками, повторила, – кушайте, да вы мне тут не шалите, а я пойду, а то мне некогда.

И ушла. Матвей перекрестился, Даша поглядела на Матвея, тоже перекрестилась, и оба сели за стол, друг против друга. Ели они молча, каждый думал о своем. Даша думала, как начать разговор, чтобы Матвей понял, что она любит его. Матвей же думал, что он крепостной и живет, как скотина. Захотела Даша покататься верхом на лошади, я, Матвей, бегай рядом с ней, как собачонка, захотела в дом его привести и привела, покормила, а захочет выпороть плетью – выпорет. Матвей покушал, поднял голову, глядя на Дашу тяжело вздохнул. Даша уже не кушала, а смотрела на Матвея, в ее лице играла смелость и радость, как это бывает у счастливых и любящих друг друга супруг. Матвей повернулся к образу иконы и перекрестился, а потом повернулся лицом к Даше, низко поклонился и сказал:

– Спасибо, Дашенька.

Дашенька, как вроде бы испугалась этих сказанных Матвеем слов:

– Что ты, Матвеюшка, за что же мне спасибо. Ведь все, что на столе не мною сделано и приобретено.

– Нет, Дашенька, это все твое, а мое дело крепостного, даст хозяин покушать – покушал, не даст и так хорош, с пустым брюхом легче бегать.

Услышав эти слова, Дашу бросило в жар, она не знала, что сказать. Матвей, увидев на лице Даши краску, понял, что обидел ее:

– Ты, Дашенька, прости меня, что такие слова ляпнул.

– Нет, Матвей, ты сказал правду. Я на тебя не обиделась, а мне просто стало стыдно перед тобой.

– Это почему же, Дашенька?

– Ну, вот хотя бы, я смотрю на тебя, во что ты одет и во что я одета, а вот если бы можно посмотреть, – Даша пальцем ткнула себе в лоб, – что тут и что у тебя там.

Матвей улыбнулся, спросил:

– А как ты думаешь, Дашенька?

– Я. Ты, Матвей, не обижайся, если я скажу, а я скажу правду. Ты, Матвей, мне кажется, очень хитрый, я девчонка, ну, дурочка перед тобой.

Даша, улыбаясь, смело подошла вплотную к Матвею, глядя прямо ему в глаза:

– Ну, мы сейчас с тобой проверим, сколько в твоей голове ума, пошли в мою комнату.

Матвей понял, что сейчас будет Даша его учить читать.

– Да я и сам не знаю, есть ли в моей башке ум, – улыбаясь, сказал он.

Зайдя в комнату, Даша показала рукой:

– Вон кресло у стола, садись поудобнее за стол.

А сама пошла к шкафу. Подойдя к шкафу, открыла дверцу, провела глазами по книгам, что стояли в шкафу, вынув одну, протяжно сказала:

– Вот она, моя первая книга, по которой я начинала учить буквы и начинала учиться из букв складывать слова.

Подойдя к Матвею, открыв первую страницу книги, положив ее на стол перед Матвеем, спросила:

– Ну, покажи, какие буквы ты знаешь?

Матвей посмотрел и пальцем указал на буквы Ш-Щ:

– Вот, их не знаю.

– А, – протянула Даша, – я их тоже путала. Щи знаешь?

– Знаю.

– Ну вот, она и есть, – указав на букву Щ, – как просто можно запомнить. А эта, – сказала Даша, – шляпа, – указав тоже пальцем, на букву Ш.

Матвей улыбнулся:

– Теперь, я их не забуду.

Так Даша объяснила все буквы, которые Матвей не знал, и сказала ему:

– Да ты совсем мало не знал букв, а почему же не умеешь читать?

Матвей посмотрел в лицо Даши:

– Да где книжки-то?

Даша, улыбаясь, ткнула пальцем себе в лоб:

– Вот видишь, тут, наверное, у меня пустота. Не сообразила сама, где у тебя книги-то. А где ты выучился знать буквы?

– Да дядя Семен на земле палочкой напишет, вот которые он знал и мне показывал, я запоминал.

– Ну, дружок, теперь давай учиться читать.

Даша вспомнила, как учитель учил ее читать, стала объяснять Матвею.

– А, – протянул Матвей, – понял.

– Понял, – Даша вздохнула, – ну пробуй, смелей, не стесняйся. Я не буду тебе мешать.

Взяв свое вышивание, начала быстро работать иголкой с шелковой нитью. Матвей как-то сначала мучился, не мог понять слова, складывая буквы, даже пот сошел с лица, который он вытирал рукавом рубахи своей. Даша, увидев это, улыбнулась, потом встала, пошла в свою гардеробную, взяла лучший свой полотенец расшитый шелковыми нитями, на концах которого были вышиты красивые парень и девушка, между которых была вышита ветвистая береза, подойдя к Матвею, сказала:

– На, вот полотенце, вытирайся.

Матвей посмотрел на полотенце, которое Даша держала в обеих руках, развернутое так, что вышитые рисунки видно было полностью, потом посмотрел Даше в лицо, удивленный красотой рисунка.

– Нет, – сказал он, – такую вещь я даже в руки свои не возьму, запачкаю.

Даша побледнела, руки ее затряслись, слезы навернулись в глазах. Дрожащим тихим голосом сказал:

– Матвеюшка, я тебе это полотенце дарю на память. Сама, только для тебя, я старалась вышить, – показывая рисунок, – это ты и я стоим у березы дружбы. – Матвей растерялся, глядя то на полотенце, то на Дашу, как вроде бы его кто-то колом ошарашил по голове. – Матвеюшка, не обижай меня, не рви мою надежду, а, – тихим слезливым голосом проговорила она.

– Да-да. Я- я, – заикаясь, не зная, что сказать, – да мне и беречь-то его негде.

Даша прижала руки с полотенцем к пышной своей груди, тихо сказала:

– Вот тут.

Матвей бледный в лице, тихо проговорил:

– Ну, если ради дружбы, то, Дашенька, считай меня своим рабом, что хочешь, прикажи и что будет в моих силах, я буду делать для тебя за нашу дружбу.

Матвей протянул обе руки в сторону Даши, она своими руками положила полотенце на руки Матвея, добавила:

– Ради любимой нашей дружбы.

Матвей как-то с тоской посмотрел на Дашу. Дрожащими руками осторожно сложил полотенце так, что рисунок оказался в середине полотенца. Развязал веревочку, которой был опоясан, засунул полотенце под рубашку поближе к груди и подпоясался опять веревочкой. Поглядел Даше в лицо, увидев в лице Даши радость, сказал:

– Ну, спасибо тебе, Дашенька, покуда не умру, буду всегда носить тебя в своей памяти.

– Ну и хорошо, спасибо тебе, Матвеюшка, что мой труд не пропал, что он попал моему, – Даша запнулась на последнем слове.

Матвей испуганный сказал:

– Даша, Дашенька, неужто, а?

Даша закрыла ладонями обеих рук лицо, прошептала:

– Не неужто, а я давно люблю тебя.

– Это, Дашенька, хорошо, что любишь. Люби себе на здоровье, кому какое дело. Я, может быть, тоже тебя люблю, даже, может быть, в десять раз больше тебя люблю, чем ты меня, но я только сказать не могу. Тебя, Дашенька, не любить нельзя, не потому, что ты барыня или, там, очень богатая, да даже не потому, что ты очень красивая, а потому, что ты уж очень добрая и умная. Твой ум и доброта делают тебя очень красивой.

– Спасибо, Матвеюшка.

– Дашенька, сегодня нам вместе быть уже хватит, ты дай мне эту книгу и позволь уйти.

– Да-да, возьми. Только вот что, Матвеюшка, ты прости, что мы без твоего спроса решили с маменькой, – Матвей насторожился, – ты больше двор мести не будешь, а будешь кучером у маменьки. А за лошадьми ухаживай по своей воли. Да, одежду тебе там должны принести, так ходить больше не будешь.

Матвей низко поклонился и тихо прошептал:

– Спасибо тебе, Дашенька.

Даша сразу же повеселела и громко проговорила:

– Ну, друг мой, давай по-мужски до утра простимся, пожмем друг другу руки, – она, взмахнув весело правую руку, вытянула Матвею. Матвей посмотрел Даше в лицо и не верил, как быстро она переменилась. Матвей легонько взял Дашину руку. – Матвеюшка, я же просила тебя проститься по-мужски, а ты прощаешься по-дамски, – Матвей стиснул руку Даши, она аж побелела. – Вот это да, до утра буду чувствовать твою руку, – сказала она.

– Даша, изволь поцеловать твою руку.

Даша засмущалась:

– Целуй, да чтоб я до утра ощущала твой поцелуй.

Матвей, поцеловал руку Даши:

– Ну, до утра.

– До утра, – грустно сказала Даша.

И Матвей ушел из Дашиной комнаты в свою лачугу. Матвей радостный быстрыми шагами подошел к двери своего жилья, рывком отворил дверь и увидел, в комнате уж очень светло, хотя на дворе уже начинались вечерние сумерки. Дядя Семен, заложив руки назад, спустя голову вниз, задумчивый ходил по комнатке туда-сюда, даже не обратив внимания на Матвея. Матвей стоял, смотрел на него несколько времени, а затем спросил:

– Что с тобой, дядя Семен?

Семен остановился, вытянул шею вперед в сторону Матвея и сердито громко сказал:

– Что-что? Ты зайди в комнату, посмотри, что тут сделали. Вот приедет барин да 25 лет солдатчины влепит тебе, тогда узнаешь что, тогда и помозгуешь своей головой, что будет с тобой, – Семен, пальцем руки указывая на Матвея, еще громче сказал, – с тобой, что будет?

Матвей вошел в комнату, увидел, что стены аккуратно оклеены толстой белой бумагой. На столе разослана чистая скатерть. Матвей с края поднял скатерть, увидел, что стол был вымыт и насухо выскоблен. На скамейке лежала какая-то крашеная дерюга, он поднял немного край дерюги, увидел, что скамья тоже вымыта и насухо выскоблена. Пол, который, как была собрана эта лачуга, никогда не мылся, а сейчас он отражал какой-то желтизной, он был вымыт и насухо выскоблен, стекло небольшого окна переливалось чистотой. На нарах соломы уже не было, а лежала во все нары кошма, на ней были 2 матраца, на них лежали чистые дерюги, на дерюгах были стеганые одеяла, правда, не новые, но еще хорошие, и две подушки с чистыми цветастыми сатиновыми наволочками.

– Ну и что тут плохого? Даже очень хорошо, – сказал Матвей.

Семен, уже разгоряченный, схватил в руку стоящие какие-то яловые сапоги, густо намазанные дегтем, поднял их на уровне лица Матвея и громко, раздраженно сказал:

– А это что!? Что, я спрашиваю тебя!?

Матвей, улыбаясь, тихо сказал:

– Сапоги, и почти новые.

Семен поставил сапоги, где они стояли.

– А вон!? – крикнул Семен, указывая в угол комнаты, где стоял небольшой сундучок, которого раньше не было у них. – Посмотри, что там тебе наложили, а!

Матвей подошел к сундучку, взял за ручку, которая была прикреплена к крышке, поднял сундучок.

– Ого, тяжеловат, – сказал он, поставил на стол, открыл крышку и увидел необычайно блестящую цветную вышивку-рисунок. Матвей развернул – это была рубашка, на груди которой была вышита очень красивая девушка, а ее сверху вниз и обратно вверх обвивал дважды толстый змей, который выходил на воротник рубашки, загибаясь по стоячему воротнику. А с другой стороны разинутая пасть змея, пытаясь кого-то укусить, но девушка своей правой рукой зажала у головы змея, не давая ему укусить. Матвей сразу же понял, если он наденет рубашку и застегнет стоящий воротник рубашки, то змей будет как раз пытаться укусить его в подбородок, но девушка это сделать не даст. Матвей улыбнулся, он был рад и, не зная чем озабочен. Ну, а остальным в ящике были двое брюк, еще рубашка вышитая, чулки шерстяные, полотенце, шляпа черная фетровая. Матвей даже удивился, что в ящике увидел опасную бритву. Он взял ее и удивленно смотрел. Семен злорадно сказал:

– Барыня-то приказала теперь тебе бриться, вон, не видишь, и зеркальце тебе повесили.

Матвей глядя на дядю Семена, улыбаясь, сказал:

– Дядя Семен, ну что ты расстраиваешься, ну что я могу сделать, не учить ее верховой езде, отказаться учиться у нее, сейчас все это дерьмо бросить ей в ноги? Ну, ты скажи, что мне делать?

– Вот я и думаю, – тихо сказал Семен.

– Ну-ну, думай, дядя Семен, а я пока буду исполнять волю барыни.

Матвей подошел к зеркальцу и повел по щекам, по усам и бороде бритвой. Бритва сухой пушок волос с лица просто смывала.

– Хорошая сталь, – сказал Матвей, – на старости пригодится, – и посмотрел на Семена.

Семен немного повеселел:

– Ну, ладно, переодевайся, а я выйду, – и вышел из комнаты.

Через некоторое время Семен вошел в комнату и увидел перед собой, как будто бы не Матвей это, а какой-то господин.

– Ну, прямо господин и все тут, – сказал Семен.

Вдруг отворилась дверь, в проходе стояла Дашенька нарядная, густые длинные волосы распустились ниже плеч по спине, на лице играла веселость и радость. Она быстро подошла к Матвею, не обращая на Семена:

– Ну-ка, ну-ка, я посмотрю на тебя. Матвеюшка, ты или это?

Она провела глазами сверху до низа Матвея, потом обеими руками повернула его к себе спиной, тоже провела глазами сверху до низа, ладонью правой руки провела по сюртуку Матвея, потом расправила ладонями обеих рук сюртук на плечах и повернула Матвея к себе лицом. Улыбаясь, сказала шутливо:

– Берегись, берегись, – повторила она, – а то какая-нибудь барыня вроде меня, как увидит тебя, бац, да и запрет тебя в своей комнате, и прощай, наш Матвеюшка.

Даша засмеялась. Матвей покраснел, смущенно проговорил:

– Спасибо тебе, Дашенька, за все.

Даша, улыбаясь, ткнула пальцем своей руки в щеку:

– Целуй сюда, – Матвей как-то замялся на месте. Даша озорно повторила, – Ну, целуй же. Дядя Семен, – обратилась она к нему, – ну прикажи же ему, ведь он тебе, как сын.

Семену эта забава пришлась по душе, он, улыбаясь, сказал:

– За это, что сделала барыня, не только раз, а даже не знаю сколько раз поцеловать.

Даша, улыбаясь, тыча пальцем себе в щеку, вытянула шею к Матвею:

– Вот сюда, сюда, – повторила она несколько раз.

Матвей клюнул Дашу в щеку, повторил:

– Спасибо, Дашенька.

– Ну, вот и молодец, – сказала она, – а теперь пойдемте ужинать. Тетя Шура-экономка велела приходить, ужин готов.

Все втроем: Даша, Семен и Матвей – вошли в кухню, их встретила экономка тетя Шура, подошла к Матвею радостная, поцеловала его, грустно сказала:

– Что только нельзя с человеком сделать, – потом подошла к Даше, поцеловала ее, тихо прошептала. – Спасибо тебе, Дашенька, умница ты моя, – и прослезилась.

Остальные женщины, а их было человек пять, стояли рядом друг с другом, радостно улыбались. Ведь они вырастили Матвея таким. Когда он был еще маленьким, они кормили его, купали, чем могли, одевали его. Ну, а теперь вон ведь какой парень вырос, даже вон барыня и та завидует. Только стали рассаживаться за стол, вошла Дашина мать. Матвей, наклонив голову:

– Спасибо вам, барыня, за все.

– Ну-ну, – сказала барыня, – вон, – хотела сказать «Дашу благодари», да посчитала за неприличие, и сказала, – тетю Шуру благодари, она тебе вроде матери.

Матвей глянул на тетю Шуру, та фартуком утирала слезы. Матвей, не желая никого обидеть, тихо сказал:

– Спасибо вам всем, что вы вырастили меня и оказывали заботу обо мне.

– Что тут теперь плакать, радоваться надо, – громко сказала Даша.

– Дык, я от радости прослезилась, – сказала тетя Шура-экономка, – о Господи, да давайте, садитесь ужинать.

– Тетя Шура, я с вами буду ужинать, – сказала Даша.

– С нами, так с нами, садись и ты, – ответила экономка.

– Маменька, давай все вместе поужинаем. Ты ужинала? – обратилась Даша к матери.

– Нет, не ужинала, тебя ждала, – ответила барыня и добавила, – давайте, все вместе, оно как-то лучше придает аппетит.

Все сели за стол, кроме экономки. Экономка сама наливала в чашки щи. Потом барыня сказала:

– Матвеюшка, сегодня сделаем день рождения, – а сама посмотрела на Семена.

– Так разве мы супротив такого хорошего дела, – сказал Семен.

– Дашенька, – обратилась барыня к дочери, – принеси бутылочку коньячку, там у меня в шкафу.

– Маменька, – сказала Даша, – можно мы с Матвеем сходим, а то я одна боюсь, уже темно.

Барыня улыбнулась и обратилась к Матвею:

– Матвеюшка, сынок, сходи с Дашей, покарауль ее, а то такую красавицу волки могут унести.

Даша покраснела, только и сказала:

– Маменька!

– Ну ладно, идите, да в темноте не упадите.

– Я им фонарь дам, – поторопилась экономка, быстро найдя фонарь, зажгла его и дала Матвею.

Даша и Матвей быстро пришли. Даша на стол поставила две бутылки коньяку против матери. Барыня встала, взяла бутылки с коньяком и поставила их против Семена.

– По праву, Семен, тебе положено нас угощать.

– Браво, – закричала Даша, – дядя Семен, мы все у тебя и у тети Шуры в гостях.

Семен разлил коньяк в стаканы, поставил их каждому, и Семен не знал, что же дальше делать. Тогда барыня сказала:

– Ну, Семен, говори слово своему приемному сыну.

Семен взял стакан с коньяком в руки и встал, встала и барыня, взяв стакан, их примеру последовали все. Семен заговорил:

– Спасибо вам всем, друзья мои, а особенно вам, барыня, что вы оказали мне и, как вы, барыня, сказали, приемному сыну моему такое торжество. Спасибо вам, что вы все так хорошо помогали мне вырастить такого хорошего, здоровенького малого. Будь, сынок, здоров и счастлив.

Экономка Шура опять прослезилась и фартуком вытирала глаза. Семен больше не говорил. Тогда барыня решила проверить ум Матвея. Обратилась к нему со словами:

– А именинник, что нам скажет?

Матвей, смущаясь, покраснел:

– Да я, что вам скажу, я же при таких вот застольях не только не говорил, а даже не видел, а так спасибо вам всем. Тебе, дядя Семен, спасибо, что ты был и есть мне отец. Вам, барыня, спасибо, я вас считаю матерью, а тетя Шура мне и есть мама, и вы, – обратился он ко всем женщинам, – вам моя сердечная благодарность. Ну, а тебе, госпожа Дашенька, я прямо не знаю, что сказать, – все как-то насторожились. Даша смотрела прямо Матвею в глаза. – Ты, госпожа Дашенька, для меня, как родная сестра. Правда, я не знаю, что такое родная сестра, но сердцем своим чувствую, что, как родная сестра, вот если бы барыня с барином позволили бы мне быть, Дашенька, твоим… – Дашенька испугалась: «Неужто ляпнет «быть твоим мужем». Но Матвей сказал, – Быть твоим братом. Я бы был даже лучше, чем родной брат, спасибо тебе Дашенька.

У всех как будто бы свалился какой-то груз с плеч.

– Ну, давайте, – сказала барыня, – выпьем за здоровье и счастье Матвеюшки нашего.

Даша подняла стакан, обратилась к Матвею, улыбаясь:

– Ну, брат, будь здоровым и счастливым, даю слово тебе, я в этом помогать тебе буду.

Они чокнулись первыми, потом чокнулась барыня и Семен, экономка Шура и все остальные. Матвей поднес стакан к губам, обмочил губы в коньяк, он ему показался слишком горьким и противным, Матвей поморщился. Наклонился к Дашиному уху и что-то сказал. Даша шепнула матери. Барыня улыбнулась, объявила: