Идка

На этот же базар мы бегали отцу за семечками. Папа решил бросить курить (не помню год), тягу к папиросам заглушал семечками. Он тогда их столько лузгал, что подъел один зуб передний, короче стал, но никогда не болел. Отец, человек слова. Один раз сказал во всеуслышание – брошу. Ни разу больше не закурил, мужики его соблазняли всячески, даже в подпитии. Позже не выносил табачного дыма. Вот что значит, один раз сказал, повторять не буду.

Отступ в сторону или некоторые характеристики. Вообще зубы у него крепкие, 26 января 1995 г. умер, был запломбирован один какой-то зуб. Дед наш крепкий. Не болел. Как-то пошёл в туалет по большому, а с него кровь полилась. Маму позвал, она скорую вызвала, ему было 72 годочка. Когда ему сделали операцию, вместе с ним в палате лежали молодые, умирали. От желудка оставили кусочек с напёрсток, маме сказали, готовиться к худшему рак. Он об этом не знал и выжил. Ел в первое время по столовой ложке протёртой пищи и бульон, потом по две, добавляя постепенно. Мне об операции не сообщали, пишу по рассказу. Узнала об этом по приезду в отпуск. В итоге стал, есть нормально, и попивать с мамой самогон (готовили сами) и водочку в компании с сыновьями. Прожил после операции ещё 7 лет.

Я гостила у них в 1995 году, начале января. Уезжая от них, сказала Фильке: «Смотри, отец скоро умрёт, чтоб мама не сидела рядом с покойником, (она же не ходила, в туалет опралялась, в "утку", а умывалась над тазом, отец ей на руки поливал), а то будешь гулять и вовремя не зайдёшь». Так он каждый день к ним забегал. Когда на похороны приехала, он спрашивал, откуда я знала, что папа должен умереть скоро. Как на это ответить не знала, сказала по глазам увидела.

Продолжая про отца припишу, если куда-нибудь были приглашены, обязательно надо быть в означенное время и не минуты опоздания. Мама порой пыталась задержаться, но смирилась с данным положением.

Несколько слов о речи. За всю свою жизнь я ни разу не слышала от отца матюга, ни в каком его состоянии, слово самое ругательное – сволочь. Бывало, сидят на крыльце бабы, мужики, присказкой к разговору матюг. Отец шикает:

– Ребятишки кругом!

Мужики возмущаются:

– В забое ты первый матершинник, так заворачиваешь, мы диву даёмся на твою изобретательность, вычурности матюга, а тут – тише.

– Там детей и женщин нет.

Мама себе позволяла завернуть матюшок, уши заворачивались, но не при отце.

Глава 9

Животинки и игрушки.

Когда я пошла в первый класс, мама принесла махонького, любопытного котенка, у него только начали открываться глазки. Котеночек получил кличку-имячко Муся. Была она тёмно-серой с проступающими ещё более темными полосами, не пушистая, но с плотным мехом. Кошечка выросла крупной, любопытной и бесстрашной. У нас с ней обоюдная любовь. Вопреки отцовым запретам: «Звери на кроватях не спят», она ухитрялась ночью прийти ко мне. Действительно последующие кошки никогда ни днём, ни ночью на кроватях не бывали. Муся летом большую часть времени проводила на улице, живя свободной, двери же нараспашку. Если её донимали собаки, безжалостно с ними расправлялась. Охотницей была отменной: каждый день с добычей, крысы и мыши, и птицы все в её лапах. Один раз в год приносила двух котят, мама их убирала. Как-то в холодное время года, была с пузочком, вечером отпросилась гулять, ждали её, ждали, звали, не отзывалась. Утром нашли на соседнем крыльце, банда собачья разодрала. Слёз у всех нас надолго хватило. Ей было восемь лет.

Когда она жива была, появилась у нас ещё одна кисуня. Отец стоял у окна в кухне и увидел, что пацаны кошку мучают. Позвал меня:

– Идка, иди, отними, неси домой. Принесла маленькую кошечку разноцветную с курносым носом, но не котенка, прожила тоже долго.

Была у нас собачка Бобик черный, маленький. Жил он на коврике у двери вне квартиры, почему-то не любил её, заходил только жрать. Пёс интересный такой – в квартиру посторонних запускал, а из неё без проважатых не выпускал. Откуда он у нас взялся не знаю, всегда был. Не любил он соседа по площадке, не гавкал, не бросался, но рычал на него. Чувствовал видимо гадскую сущность мужика. Он свою семью держал на кулаке, говорили он из бандеровцев, а почему свободно жил, не понимаю. Однажды утром собачки у двери не стало. Подозрения у всех жителей подъезда были на него, но не пойман не вор.

У Фили была галка. Птенца он нашёл, видно из гнезда выпал, ещё плохо оперился. Филя кормил его и поил изо рта, назвал Галей. Выкормил. Галя от него ни на шаг. Скажет: «Галя, га», она в ответ кричит и бегом к нему. Подросла, он её выпустил. Филя на балкон или на улицу выйдет, крикнет: «Галя, га», она прилетит к нему, на руку садится, поговорит с ним, улетает.

Коля однажды крота притащил, миленький зверёныш. Таз большой набили плотно землёй, его посадили не неё, он мгновенно в землю ушёл, так и бегал, выскочит из земли и снова роет новый ход. Чёрный сам, мех блестящий, гладишь его, он гладкий, не кусается. Наблюдать за ним интересно, сядем в кружок у таза и подглядываем за ним. Прожил несколько дней, Коля унёс на волю.

Жил у нас и ёжик. Говорят, колючий ёж! Когда свернётся клубочком, тогда колючий. Привык к нам, бегает, ночью топот стоит, кушает, гладишь от головки, иголки не распускает они мягкие и гладкие. Жил какое-то время, отец принёс, отец и отнёс туда, где взял.

Был у нас и аквариум, особенное отношение к макроподам, к их пузыристым домикам для икры, к заботливому отцу. Он и дом строит, и от мамы икру охраняет и мальков. За радужной стайкой гуппёшек, можно часами наблюдать. Драчливы и переливчаты петушки. Восхищают чёрные муллинезии и ракушки, и сомики.

Из игрушек помню неваляшку красного «Ванька-встанька», дудочку, волшебный калейдоскоп, шашки, домино. Бубен, губную гармошку, юлу, кубики, конструктор, голышку пупсика, балалайку. Пуговицу на нитке жужжалку, отец накручивал. Он же на большой картонке вычерчивал большой квадратный крест, к нему делал деревянный кубик, выжигал на нём гвоздём, на каждой стороне точки – 1,2,3,4,5,6. У каждого играющего свои фишки. Играли с нами родители. Это любимая игра! Сюда же относится лото: в него игра с присказками и на копеечки. Накручивала из тряпок куклы. Вырезала их из бумаги. Покупной не помню, может и была, в памяти не сохранилась. На балалайке и на губной гармошке, так никто и не научился играть. Занимались лепкой из пластилина, в этом отличалась мама. У неё получались зверушки очень похожими, с картинок лепили. Мы пытались её обскакать, но, увы, не получалось.

Собирала фантики от конфет, большей частью на улице. Все девчонки этим занимались. У каждой были свои секретики. Рыли ямки в земле, туда клали фантик, прикрывали его стёклышком и опять зарывали. В мирное время показывали друг другу, сравнивали, чей лучше и красивее. Потом разоряли их друг у друга. Чей секретик дольше не находили, та и победитель. Хвастались друг перед другом фантиками, у кого был самый редкий, та была на высоте, задавака (сейчас бы сказали, самая крутая), считали и пересчитывали, разглаживали и менялись, в коробочках хранили. Были у всех и скакалки, а ещё играли в классики.

Обжирательство. Продукты домашнего свиноводства. Яша, извини, пожалуйста, если затрагиваю, твои вегетарианские чувства.

Зимой мы живём с мясом – забита свинья. Расскажу в подробностях, как мы изготовляли пельмени. Мясо на пельмени отделялось сразу при разделке свиньи. Мама клич кинет – завтра делаем пельмени.

– Ураа! Делаем пельмени! – Это мы отвечаем.

Мама замешивает тесто с яйцом, отец режет мясо на кусочки. Электромясорубки нет. Ручку мясорубки, со спором, крутят желающие, от лука, чеснока – слёзы. Фарш готов. Мама его солит, перчит, разводит, добавляя тёплой воды или молока. Отрезает от буханки кусок хлеба, пальца на полтора толщиной, на него кладёт фаршу пальца на два толщиной. Ест с удовольствием, приговаривает – аххх, как вкусно, мы не соблазняемся:

– Фу, он сырой!

Иногда к ней присоединятся папа. Однажды и я попробовала маленький кусочек, действительно вкусно, но больше я не ела. После съеденной закуски, мама разделывает тесто на колбаски, их режет на кусочки. Кусочки раскатывает на лепёшечки-сочни, они у неё получаются кругленькие, ровненькие один к одному. Папа начинает лепить, у него пельмень выходит красивым, с аккуратными складочками, ставит его на доску, покрытую белой тканью или посыпанную мукой. Стоит пельмень коронкой, горка сочней увеличивается, приступаем и мы к производству. Тут уж не до красоты, кладём на другую, меньшую доску (доски сделаны на заказ). Отец учит, как правильно держать сочень и защипывать. Лучше всех получается у Витьки, потому что сердце его лежит к тесту, любит стряпать. Пельмени лепим большие, как вареники. Делаем их много, замораживаем на балконе, он ещё на зиму не заделан. Замороженные пельмени, ссыпаем в наволочку и за окно. По мере надобности варим. Варит, кто-нибудь из родителей. Сварившиеся пельмешки выкладывают на большущий зелёный в темных крапинках поднос. На этот же поднос летом резался огромный арбуз, если средний, два и дыни тоже. Едим со сметаной, маслом сливочным, мама ещё и с перцем, отец с уксусом и черным перцем. Коля ел только сочни, мясо оставлял. Поэтому, кроме пельменей, делались ушки, вроде как для Коли, но любили их все. Ушки, это сочень, защипнутый в середине, этакий бантик тестовый. Пельмени очень сочные, иногда кто-то просит с бульоном. Обязательным к пельменям был хлеб, поджаривалась буханка в духовке до хруста.

Запас пельменей пополнялся несколько раз. Готовились вареники с картошкой, капустой. Сладких не помню.

Мама бутерброд с сырым фаршем ела только из мяса своей свиньи. Знала, как и чем свинья выкормлена, что ничем не болела. Когда забивали свинью, сразу подрастала другая свинушка, к следующей осени. Отец кормил её по-своему, были у неё летом разгрузочные дни на воде и траве, потом на сырой картошке. Зимой примешивал несколько дней к варёной толченой картошке и хлебу, кильку. Запаривал комбикорм, добавлял мелкие кусочки угля. Мясо получалось, поэтому вкусным.

К обжорному ряду отношу ещё копчёный окорок. Сначала его засаливали, в засолке он находился до двадцатых чисел декабря, потом он недолго висел на крюке, в кладовке под лестницей в подъезде, была такая в общем пользовании. После нового года отец относил его на копчение к куму. Кум строил фигвам , халабуду из снега в своем дворе. В этом сооружении и коптилось мясо несколько дней. Окорок замечательный на вкус и аромат, ну разве не обжирательство на ломоть хлеба. К вареной картошечке, объедение. Тушёная квашеная капуста, с куском окорока, в придачу к толчёной картошке с жареным луком, а? Сказка!

Готовили ещё колбасу. Это делали в первые два – три дня после забоя. Сначала солилось сало – мясо для лета. Потом промывали и очищали кишки, замачивались в каком-то растворе, чтобы удалить весь запах. Для меня эти дни – жуть страшенная. Запахи не выношу, рвёт. Когда кишки подготовлены, готовится фарш со специями. Потом к мясорубке прикрепляется какое-то приспособление, на него надевается кишка, крутится ручка мясорубки и кишка заполняется фаршем. Кусок нужной длины перевязывается нитками-шпагатом, отрезается, и так далее.

Вытапливалось сало на жир, получалось молочная фляга, иногда и больше. Отдельно топилось внутреннее сало, половина эмалированного ведра. Выжарок получалось ведра полтора. Выжарки вкуснятина. Поджаренная картошка на свином жире, когда она уже готова, сверху кладёт мама выжарки, закрывает крышкой, через несколько минут сковорода большущая на стол. Вкуснооо! А ещё молотые выжарки на хлеб, чуть подсолить, поперчить. Бутерброд на большой палец!

Иногда готовились штрудли – тесто, как на пельмени, раскатывается большая лепёшка очень, очень тонко, смазывается жиром, заворачивается в рулон, режется на отдельные кусочки, отваривается в подсоленной воде, с добавлением небольшого количеством жира. Тушится по отдельности картошка и капуста. Штрудель выкладывается в общую тарелку, служит вместо хлеба. Ещё готовились штрудли из дрожжевого теста. Тесто разделывалось на маленькие кусочки, немного давали подняться, они увеличивались в объёме. На плите котёл с кипящим жиром и небольшим количеством воды. В этот бульон кладутся пышечки, котёл закрывается крышкой. Крышка по краю обёртывается свёрнутым мокрым полотенцем. Как только почувствуется запах поджаренного теста, крышка открывается. Вода выкипела, остался жир, в котором теперь жарятся пампушки, их перемешивают большой лопаткой-вилкой (сделана на заказ, на шахте в кузнице). Как только пампушки поджарятся, выкладываются на тарелку. К ним тушёные картошка, отдельно капуста с мясом.

Пекла мама вкусные пироги – с зелёным луком и яйцом, пирог с рыбой палтусом и другие. Иногда, особенно к праздникам, папа просил: «Мам, приготовь кухо». Мама пекла. Это пирог сладкий, но без начинки, с посыпкой сверху. В духовке готовила картошку с мясом, в противне с высокими бортиками, его отец заказывал на шахте. Больше никогда такой картошки не ела, картошка по-французски рядом не стояла. Для такой картошки нужна свинина, выращенная любящими руками, печь с особенным противнем, ребятишек полный дом и желание вкусно поесть.

Конечно же, ели такое не каждый день. Были простенькие супчики без мяса, чаще всего хлеб с маслом. Картошка отварная с поджаренным луком, макароны, заправленные поджаренными хлебными крошками и раскрошенным яйцом. Просто хлеб с молоком. Мама вообще-то готовить не очень любила, да ты и сам это наблюдал.

Такие вот кулинарные изыски нездоровой пищи в моих извилинах.

В памяти моей не сохранилось ни одного дня голода.

Извини, Яша за кулинарную немудрёную летопись.

Ты теперь скажешь – хватит, скучно, нудно! Но это было тогда, когда я там жила и росла, и уже не изменишь.

Глава 10

Почему же так скудны воспоминания о ребятах? Наверное, потому что они были малы, разница с тройкой малых от 9 до 12 лет, так ведь и двух старших ну никак не помню, с этими–то, 4 и 6 разница или мозги толечко о себе любимой пекутся, стараются. Показывают – вот ты, какая памятливая, тебе автобиографию о себе же заказывали, ты и поёшь дифирамбы в адрес свой. Ни-че-гооо, чуток пошевелю ими, извилинами в одну прямую, тудэма-сюдэма, пусть немного, но, как сборную солянку, насобираю. Может это ещё от того так получается, что летом 1964 уехала из дома и практически видела и ощущала детвору наездами, не знаю.

Ну, уж, коль скоро об отъезде сказала, так и подведу сначала к нему, к отъезду, но эта песня долгая. По мере писания и о ребятах что-то всплывёт. Однако вернуться придется в 1958 год. Стоял на дворе может быть, ноябрь, тогда не было задачи запоминать даты и месяцы, но по некоторым расчётам выходит, так как пишу.

Балкон уже закрыт на зиму, заклеены, замазаны щели, тепло берегли, оставалась одна форточка открытой. Через неё лазали за мясом, квашеной капустой, салом. Природный холодильник для нужд семьи.

Мы в зале, отец на работе. Слышим стук в окно, глядим, синичка в окно стучит, заметила, что мы её увидели, стукнула ещё разок и улетела. Балкон снаружи открыт, залетай хоть стая. Мама говорит, что не к добру птица в окно стучит. Сразу переживания за отца – под землёй денежку зарабатывает. Постоянный страх прячется, где-то внутри – в сердце ли, в душе ли, а малейшее напоминание «не к добру», и вот он, страх, голову поднял, торжествует. Мол, я тут никуда не делся, вас не покинул. Денька через три, отец на работе (работа по неделе в три смены, первая, вторая и третья), зимой темнеет рано, мы как всегда все в зале, смотрим телевизор без света. Вдруг такой звук, будто что разбилось. Включили свет (значит – лампа цела, она под оранжевым абажуром с бахромой), искать стали, что же могло дзенькнуть. На часах стекло целое (висели на стене большие с заводом на неделю, большим ключом, заводил их и смазывал только папа). На дверях стёкла целы. Нашли. Оконное стекло треснуло. У мамы паника – стекло треснуло к покойнику, от часов глаз не сводит, и мы туда же. Паника заразна, похуже гриппа будет.

На следующий день в обед приносят телеграмму, что умер дедушка. Летом мы с Витькой у них гостили. Папа уехал на похороны. Вернулся оттуда не один. В поезде, в одном купе с ним, парень в г. Актюбинск ехал, завербоваться на шахту работать. Ехал, если верно помню, из Сталинграда, а сам он башкир, родом из Башкирии, Борис Монафович Фаезханов. Отец ему говорит:

– Что у тебя есть там родственники?

– Нет.

– Так поехали со мной. У нас на шахте всегда требуются работники, первое время будешь жить у нас, потом получишь место в общежитии.

Вот и приехали вместе. Был он ростом выше вас с Толей. В фуфайке серой, в шапке ушанке серой с суконным верхом. Жил у нас он в зале, на раскладушке спал, устроился на работу, столовался у нас же. Увидела девчонка Идка двенадцати лет, красавца дядьку и влюбилась навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Жил у нас до тех пор, пока не получил место в общежитии, к нам заходил почти каждый день. Папу почитал за отца. Называли мы его с детьми дядя Боря, он 1938 года рождения.

Я сначала и не подозревала, и не знала, что Господь наградил меня удивительным чувством любовь. Как увижу его, воробьём, в груди сердце бьётся, относила к тому, что высокий, что красивый взрослый человек. Я тогда ведала любовь к родителям, к сестре, братьям, а может и не любовь то была, а жалость ко всем и к себе тоже. Мала ведь, чего понимала-то? В то время не было у меня понятия о любви, как у теперешних девчонок двенадцатилетних. Говорили тогда девчонки, что нравится мальчик, пройдёт небольшое время, а он уже разонравился, нравится другой. У меня не было того мальчика, который нравится.

Училась, пролетели пятый, шестой класс, в летние каникулы вдруг пришло в голову – никакой он мне не дядька. Сказала ему:

– Больше я не буду говорить тебе дядя. Ты для меня Борис.

– Почему вдруг? – удивляется.

– А не хочу называть дядей и всё.

Поняла сопля Ида, что любить дядьку невозможно! А так по имени, без дяди, можно, как будто он не дядька. Подружке Галке нашептала про свою любовь.

Мама летом 1960 г., когда Коле исполнилось два года, устроилась на работу в 25-ю школу техничкой. Дежурила по сменам, а убирать выделенный участок надо каждый вечер после уроков, (я уже упоминала об этом), с этой поры я должна постоянно ей помогать. В каждом классе 20 парт поднять, помыть под ними пол, снова их поставить на место, каждую протереть внутри и снаружи. Привести в порядок доску, учительский стол, стенные панели, окна, полить цветы, если требуется. Лестничные пролёты, панели и ступени помыть. Эта моя работа продолжалась вплоть до окончания школы.

И все годочки любовь моя не проходила. А мы его уже в Армию проводили, служил, в танковой части в Белоруссии, г. Борисов, у него там была девушка. И здесь в посёлке оставалась девица – красавица, высокая, статная (очень похожа на звезду того времени Аллу Ларионову), она ровесница ему, может на год моложе. Оставалась, но не дожидалась, училась в медучилище в одной группе вместе с моей подружкой Галкой. Вышла замуж, родила сына, развелась. Я ему написала, что Галина в разводе. Он нам писал письма и приходил на побывку. После армии он женился на ней, усыновил её ребёнка, потом родился его сын. Окончил заочно челябинский горный институт. Позже, они уехали в Воркуту, там родился ещё один сын. Мама говорила, что уехали, чтоб никто не сказал ребёнку, что он ему не родной. Когда в одноклассниках, мне ответил Андрей, на фото он очень похож на Галину, на мать свою, работал в администрации города Днепропетровска. Сейчас его родители живут в г.Кинешма Ивановской области.

Но, никогда Борис не знал и по сю пору не знает, как цвела моя любовь.

Когда училась в десятом классе, в новой школе, (теперь далеко от дома, из окна кладбище вдалеке видать), у мамы стала болеть рука, правая. На пальцах образовывались нарывы, один палец несколько раз изрежут до кости, вычистят, другой эстафету подхватывает уже на ладонь стали перебираться. Врач её направил к бабке, адрес дал, иначе, говорит, руку отнимем, а у тебя детей столько. Поможет бабка, не бойся. Мама ходила, бабка у неё из руки вылила из ладони и из пальцев несколько чёрных волос. Посещала её несколько раз, после посещения ходила на приём к врачу, он же больничный вёл, стали раны засыхать, один пальчик остался тоньше всех и был, слегка к ладони согнут. Вылечила бабка.

А мне всё это время учиться надо, по дому дела на мне, мама же ничего делать не может. За маму в школе весь участок сама мою. Ей хотелось деньги получить и за больничный лист, и за уборку. Отработанные мной часы ставили сотрудницам, а деньги ходила получать мама, за вычетом налога. Уставала я как цуцик, спала мало. Уроки почти все не учила, отвечала, что на уроке муха сонная запомнила. Экзамены на носу. Сказала дома, что бросаю школу и на занятия больше не пойду.

Мама ходила к классному руководителю, я об этом узнала позже, сама, мол, не могу её уговорить не бросать, объяснила, почему у меня появились двойки (я к доске не выходила, если не выучила, говорила, что я не готова отвечать). Просила, чтоб Нина Николаевна поговорила со мной. Мама мне говорит: «Видела сегодня Н.Н, она сказала, чтобы мы с тобой в школу пришли». Я пошла с ней. Стали меня они уговаривать, я в рёв, мол, позориться на экзаменах не хочу, лучше школу оставить, слёз, соплей море. Мама плачет, Нина Николаевна очки сняла, глаза вытирает. Уговорили.

Сдала экзамены на тройки, сейчас уж не помню, по каким двум предметам отвечала со второго билета. Подниму один билет, прочту его у стола, говорю – не знаю, они – бери другой, опять читаю – не знаю. Иди, садись и думай, знаешь. Тройки заработала. Ещё, вдогонку говорят, с первого надо было думать, четвёрка была бы.

Десятилетка окончена. Поступать никуда не собиралась, знания-то, какие? Дрянные.

После выпускного вечера, я пошла, искать работу. Нигде, не нужны такие специалисты как я. Сказала маме, что ищу работёнку, но, увы.

Она пошла в ателье, знакомая у неё там работала, договорилась, что возьмут, посмотрят, как справляться буду, на участок, где шьют юбки. Пока без зарплаты, потом примут ученицей швеи. Юбки изготовляли гофрированные, плиссе (для этих юбок специальные формы были, растворы и печи), и юбки простые разного фасона.

Шум от швейных машин, оверлоков, в цеху стоит ужасный, от печей и утюгов жара невыносимая, кропотливая ручная работа с подшиванием раскроенной ткани. Укладыванием в форму и так далее, а ещё едкий запах. Приходила домой с головной болью, рвало меня, притом, что работала четыре часа (несовершеннолетняя). Недели не выдержала, ушла.

Тогда комсомольцам светил ещё БАМ. Родители вдруг решили, что я не должна искать работу, а надо уехать в деревню к папиной сестре. Мотивировали тем, что чем ехать на комсомольскую стройку незнамо куда, неизвестно как придётся жить, лучше к родственникам, тётя Алида не обидит. Я согласилась.

Дело оставалось за малым, сняться с комсомольского учёта в горкоме комсомола города. Написала заявление, документы в зубы и вперёд. Выстояла очередь, зашла всё рассказала, объяснила, дописала в заявлении адрес куда уеду. Они посовещались, сказали: «Колхоз, деревня – это тоже хорошо». Ведь никто добровольно туда не едет, с учёта сняли, так сказать благословили на труд.

Деревня

Билет был куплен до г. Соль-Илецка, он находится в 77-ми километрах от Оренбурга. Оренбург был сначала образован в 1735 году, потом перенесён на новое место. С 1743 г. стоит на территории, занимаемой им по настоящее время.

В Соль-Илецке меня встретила папина сестра, тетя Гильда. Двор у них большой, есть конь, огромный бык, корова, телёнок, свиньи, овцы. Двор с секретом, слева какой-то холм (типа природное ограждение) заросший травой, от него начинается забор, в нём ворота, из них можно выйти на территорию пустынную, без построек. По этой территории проходят отары овец с пастухами, собаками, конями, ишаками.

Около холма притулилась большая собачья будка, пёс большой и очень злой, к нему подходит только хозяин, муж тёти Гильды, дядя Мартын. Построена будка хитро, она прикрывала дверь в холм. В холме был сарай, в нём ворованное сено, увязанное в плотные брикеты, комбикорм и всякое такое, что хозяин воровал со склада, где работал. Куркуль и жадина ужасный. Тётя Гильда отчитывалась перед ним, за каждый продукт израсходованный. Была она маленькой, тоненькой. У них два сына – Яша и Саша.

Чтобы зайти в дом нужно очень согнуться, такие низкие были двери. Прожила у них дня три, потом за мной приехал дядя Антон и увёз к себе.

Дядя Антон ходит на костылях, он инвалид, у него одна нога. В молодости попал ногой в какой-то агрегат сельскохозяйственный (названия не помню), они с тётей Алидой тогда ещё не были женаты, так сказать дружили, собирались пожениться. После несчастного случая с женихом, отец ей запретил его в больнице навещать, о замужестве с ним забыть, но напрасны были запреты, любовь оказалась сильней всего. Был у него и протез, но надевал он его очень, очень редко. При мне Лилька уговорила отца один раз на Новый год надеть его, в клуб на ёлку мы всей семьёй пошли. Статный, симпатичный мужчина, лет 45-ти.