Психея

– МОЯ? – Вопросительно смотрю на незнакомца и переставляю буквы.

– Проговори это, поднеси к губам и прочти то, что там написано, вслух, – говорит он и указывает на предмет в моих руках.

– Моя Психея, – тихо шепчу я и наблюдаю, откроется ли артефакт.

Ничего не происходит, и я начинаю переставлять буквы, снова все смешивая и соединяя.

– Почему ты никак не поймешь? – спрашивает старик. – Не бойся произнести это вслух.

Я хмурюсь, на языке крутится только одно, и я снова приближаю к губам артефакт и едва слышно выдохнув, произношу:

– Моя Душа! – То, что происходит дальше, едва не заставляет меня выронить артефакт. Металлические створки раскрываются, и изнутри появляется золотое свечение, заставляющее меня прикрыть глаза от яркости. Озарив своим божественным светом всю комнату, я обнаруживаю внутри шара золотую бумагу, свернутую несколько раз.

– Бери же, чего ты ждешь? – подбадривает старик, и я дрожащими пальцами вытаскиваю рукопись.

Мое сердце бьется, как сумасшедшее, готовое пробить грудную клетку насквозь, адреналин толкает кровь по венам еще быстрее до головокружения, заставая меня врасплох. Трясущимися пальцами разворачиваю рукопись и читаю то, что написано внутри:

Без исключения каждый век,Когда в одно единое мгновениеДве чистые души в момент,Сольются нитями, гоня смятение.Но тяжелей задачи, просто нет,Ловя украдкой тепло дыхания.Узнать друг друга им табу, запрет,Но оттого сильнее их желания.Соединению двух сердец,Помехой станет третий лишний.Чтоб не настал всему конец,Найдёшь к ключу ты элемент.Но будь готов лишиться жизни…

Все, что было до этого в моей голове, стало таким ненужным, таким далеким. Единственное, о чем я думала, о том, кто именно лишится жизни. То есть, получается, что мои родители были правы. Я подвергла всех опасности, сделала их мишенью только ради своего тщеславия и желания разгадать загадку, которая, в итоге, убьет нас. И пусть это буду я, раз сама заварила эту кашу.

Опускаю рукопись на стол, свечение начинает тускнеть, бумага чернеть и на наших глазах превращается в пепел, разлетающийся по комнате и оседающий на полу.

– Лишиться жизни? – Грант проводит пальцами по столу, проверяя не почудилось ли ему произошедшее. – Ты готова к этому?

– А ты? – оборачиваюсь к нему лицом, с вызовом задаю ему тот же вопрос.

– Я способен на благородство, если ты это надеешься услышать. Но ты не узнаешь, пока не проверишь. Ты мне доверяешь? – Я не успеваю ему ответить, старик громко ставит на стол кружку и начинает кряхтеть, снова надевая верхнюю одежду. – Вы уже уходите? Там ведь метет.

– Пора уже, устал. Отнесите на место, и забудьте о нем.

Он открывает дверь и покидает домик. Огонек на свече дергается едва не погаснув. Я делаю глубокий шумный вдох и задерживаю дыхание, когда Грант, явно настроенный на свою волну, надвигается на меня с вызовом. Я вынуждена пятиться, пока моя спина не упирается в бревенчатую стену жилища, его мускулистые руки оказываются по обе стороны моей головы.

Задрав вверх подбородок, я кажусь себе загнанной в угол, вынужденной выставить перед собой обе руки и коснуться его твердого тела. Он наклоняется и без лишних слов целует меня так, что на моих ногах подгибаются пальцы. Твердые губы с привкусом перечной мяты и истинным ароматом этого мужчины проникают в меня, оставляя позади все воспоминания о других. Он стирает все мои ошибки и победы одним поцелуем, затуманивая разум и искушая повиснуть на его шее, ответив на сладость, которой он со мной делится. Мускулистое тело вдавливает меня в стену, один толчок, и я чувствую его возбужденную плоть, не двусмысленно доказывающую, что не одна я хочу заняться с ним сексом. Жадные поцелуи превращаются в святой обряд, подношение меня, как жертвы, добровольно отвечающей и вторящей его губам и языку. Я задыхаюсь в его руках и готова распластаться на грязном полу, предложи он мне больше. Но мужчина отрывается от меня, тяжело дыша, и облизывает припухшие красные губы.

– Я подумал, что если одному из нас суждено погибнуть в этой пещере, – он сжимает мои щеки и прикусывает сначала верхнюю, потом нижнюю губу, – мы обязаны испытать это. Мое воображение и фантазии о тебе даже близко не оказались правдивыми к описанию того, что произошло сейчас. Все чувственно и по-настоящему.

Я остаюсь стоять столбом, когда открывается дверь, и в хижину заходит Джаред, громко сбрасывая дрова на пол. Мне не предоставляется возможность слышать его возмущение и болтовню о чем-то. Он стал фоном, пустым гулом в моих ушах. Все, что сейчас для меня существовало, это горящая после прикосновений Гранта кожа и пульсирующая от возбуждения кровь, и он, удаляющийся от меня все дальше. На его губах все еще горят мои поцелуи, именно поэтому он проводит пальцами по ним.

– Дом не успел остыть, ты быстро вернулся, – грубо произносит Грант, сверкая глазами в сторону Джареда.

Мой друг выпрямляется, швыряя полено в печку, его лицо становится заостренным и жестким.

– Кто бы сомневался. – Он закидывает еще поленья. – У Андреа нет стандартов, что валяется то подберет. Главное без обязанностей, да?

Отвернувшись от него, ложусь на кровать и накрываю себя пледом по самую голову.

Глава 21

Утро началось с ругани. Я не собиралась просто так оставлять оскорбление Джареда, обида нанесена и обычно за нее расплачиваются.

– У меня есть стандарты, просто ты не подходишь под них. – бубню себе под нос заканчивая с завтраком.

– Ты должна уметь делать выбор! – Джаред все еще доволен своим идиотским поступком.

– Какой еще выбор? Я тебе открытым текстом сказала – все кончено. – Поднимаю с пола свои теплые штаны и натягиваю поверх термобелья. – Ты меня на понт берешь или что?

– Да какой понт, солнце? Я знаю тебя, как себя. – Грант бросает взгляд на нас двоих и выходит за двери. – Ты не выберешь ни одного из нас. Представь, это надо жертвовать своим временем, постоянно уступать, советоваться. Если со мной у тебя некоторые моменты пройдут гладко, с этим оленем сомнительно. Он же привык есть из серебряной ложки.

Я застегиваю штаны, трижды подпрыгнув, чтобы утрясти плотный подклад. Мне надо уже позаботиться о новом наборе, этот никуда не годится.

– Очень живописно, олень с серебряной ложкой. Ты бы говорил за себя. – Подтягиваю подтяжки и застегиваю пуговицу.

– Просто тебя бесит, что я прав. Ты не знаешь слова жертвенность. Вообще, оно стерто в твоей голове, есть только ты и твои желания. – Он указывает на меня пальцем, и это начинает выводить меня из себя.

– Что ты этим хочешь сказать? – выдавливаю из себя, готовая дать ему хороший отпор. – Это мерзко звучит, ты сейчас ищешь виноватых и не можешь определиться, зачем тебе такая стерва, как я, нужна. А я не могу сообразить, какого хрена слушаю тебя.

– Ты не дала мне второго шанса, сразу начала пускать слюни по костюмчику. – Из моего горла вырывается громкий нечленораздельный звук.

– Да что ты? – Подхожу к нему ближе и хватаю за палец, все еще направленный на меня. – Хочешь услышать это снова? Я. Не. Прощаю! Даже не стану делать вид, что я мать Тереза, и гладить тебя по голове. Хочешь услышать откровение от Луки? Тряпкой обычно пол вытирают, запомни и перестань вести себя подобным образом.

– Дешевкой обычно пользуются, как только ее купят, и сейчас ты подтверждаешь это мнение. – Он хлопает по моей руке и отходит в сторону, тоже одеваясь в комбинезон.

Он пытается меня унизить каждый раз, когда чувствует свою уязвимость. На самом деле Джаред не думает так. По крайней мере, я надеюсь на это. Конечно, во многом он прав, я не сижу в обнимку с возлюбленным на диване, не таскаю ему тарелки со свежеприготовленной пастой и тарелки с кулинарными изысками, мне так удобно. Партнер, именно так я предпочитаю называть их в лицо. А за глаза все они обычные постельные клопики с небольшой разницей в размерах пениса. Так вот когда все становится не интересным для меня, я не скрываю того факта, что мне наскучили наши встречи. Эгоистично? А по мне так честно и открыто, зачем навязывать себя и делать вид, что тебе это нравится? Мне казалось, именно за прямоту все меня ценят и принципы, которым придерживаюсь…

– Я больше не хочу об этом разговаривать. Ты либо сейчас находишь свою мошонку и проверяешь на наличие двух овальных яичек, либо собираешь вещи и возвращаешься домой. Я больше не буду с тобой препираться. И мне все равно, что ты будешь мне говорить. – Застегиваю куртку на замок и звучно нажимаю на кнопки. – И да, я спасать буду всегда прежде всего себя! И спать с теми, с кем хочу.

– Это вдвойне странно, ведь еще не прошло двадцати четырех часов, как я вытащил тебя из снежной бури. Но забудь, это был добрый жест исключительного человека.

– Господи, это уже смешно, – желаю, чтобы он, наконец, отстал от меня и прекратил набивать себе цену.

– Я для тебя должен быть исключительным, или ты забыла об этом, встретив расфуфыренного осла? – Двери открываются, и заходит Грант, он, молча, собирает все свои вещи, заглядывает в печку и тушит огонь. На его скулах вырисовываются желваки, он зол, и я понимаю его. Сколько уже можно доставать друг друга этими разборками.

– Этот старик, он как сквозь землю провалился, искал его вокруг. – Наконец Грант поднимает глаза, заканчивая с вещами, трет большим пальцем немного отросшую темную щетину.

Я действительно эгоистка, ведь только что мы все сидели за столом, незнакомец помог мне открыть артефакт, и нет тревоги, что человек пропал в лесу.

– Да и кому он на хрен нужен? Пусть топает. Моралист чертов. – Я удивленно смотрю на Джареда. – Ему бы еще псалм в руки. Чувак явно пыхнул и забежал на огонек.

Я качаю головой, это глупо вот так обсуждать человека за его спиной. И артефакт открыла я, благодаря старику, но Джареду об это знать не нужно.

– Ты не мог бы заткнуться? – Грант достает из рюкзака нашу еду, жестяные банки с фасолью, тушенкой и делит ровно пополам.

– И что, по-твоему, мы будем есть там? У меня нет крыльев, чтобы спуститься с такой высоты так скоро и добыть себе еду. – Грант переглядывается со мной, ставит банки в шкаф и закрывает его ветхой деревянной дверцей.

– Туда, куда мы идем, нельзя назвать «Высотой». И ты вчера, как только мы пришли, съел все запасы, оставленные другими путниками. Чтобы следующие не остались в ловушке голода и мороза, мы обязаны приготовить дрова и еду, поделиться, – он выделяет последнее слово.

– Каждый заботится сам о себе. – Он вытаскивает две банки тушенки из раскрытого рюкзака Гранта и кидает к себе. – Энди явно дала понять, что мы все сами по себе. Правда, солнце? Будем все эгоистами.

Я натягиваю шапку и через силу закидываю рюкзак на спину. Моя рука немного болит, но я не стану жаловаться на жизнь. Джаред умеет вывалить свое дерьмо перед всеми, только для чего он разбрызгивается вокруг, вот вопрос. Грант поднимается и, не позволяя закрыть замок на сумке Джареда, вытаскивает у него одну из банок с едой и закидывает назад себе.

– Ты забываешь то, о чем я только что сказал. Учись делиться. Ты же не один. – Выразительного взгляда достаточно, чтобы взбесить Джареда, он с остервенением дергает на своей шее шарф, едва не свернув ее, и пинком открывает дверь, проговаривая нечто вроде: «Они все в сговоре». Я смотрю ему вслед, поправляя лямки рюкзака на плечах.

– У меня не выходит из головы, как артефакт мог выпасть? – спрашивает Грант, и я пожимаю плечами.

– Да обычно, раскрытый замок и все. Тут моя ошибка. – Он становится рядом со мной и поправляет мой капюшон, вывернувшийся наружу. – Интересней, как в такой метели его нашел старик.

Теперь наступает очередь Гранта поджать губы и приподнять брови, согласившись со мной.

– Странно, верно. Но даже если предположить, что он просто выпал, тогда почему замок был на нем закрыт? – Я растерянно щупаю дно рюкзака, вывернув, как могу, руки назад. – Вот о чем и речь. Он целый. – Грант слегка наклоняет голову, дает мне пищу для размышления и выходит на улицу.

Я выхожу следом за ним, плотно закрываю двери и навешиваю сверху засов. Ноги утопают в толстом слое снега, первый раз провалившись по колено, я громко охаю. Это какой нюх нужен или чуткость, чтобы найти артефакт, погребенный под этой толщей? По колено! Я останавливаюсь и достаю из рюкзака мини лыжи, креплю их на ботинках и ползу к дороге, которая кажется мне более плотной. Очень осторожно перекатываюсь и встаю прямо, достаю палки и распрямляю их. Резко дернув рукой, чувствую в ней боль, отдающуюся на всю правую сторону, боюсь, что добраться до пещеры будет нелегко. Не получи я травмы, это не было бы проблемой, но сейчас у меня ныло место удара веткой, даже не представляю, сколько она была килограмм, раз повалила меня на землю. Все равно, что человек огрел меня с размаху доской. Дурная мысль, бестолковая и не в ту минуту появившаяся. Отдергиваю себя, не позволяя себе развивать эту тему. Это, мать вашу, смешно, я только что практически обвинила одного из этих двух.

Сосредотачиваюсь на дороге, ведущей в пещеру, нам оставалось совсем немного, солнце светило ярко, и была безветренная погода. Может, случилось что-то, что благоволило этой поездке. В смысле, мы должны были пройти какой-то отрезок пути через тернии, и потом нас ждала ясность и благословение. Не знаю, почему моя голова забита этим мусором? Может причина кроется в двух мужчинах, идущих спереди? Или это все вековые деревья, бесшумно наблюдающие за нами? Или старик, сделавший из меня избранную?

Его слова и то, как мне стало плохо только от его прикосновения. Эти ощущения, непередаваемы. Словно мое тело и душа разделены, и мне пришлось смотреть на себя со стороны в одно мгновение, а в другое – меня ждала реальность.

Я шла, наблюдая только за дорогой, за следом лыжни Гранта и Джареда, бесконечно прокручивая слова, въевшиеся в меня. Я интерпретировала их по-разному, иногда мне казалось, что речь идет о паре, которая никак не может встретиться, чтобы их души, наконец, соединились. Возможно, это аллегория с более глубокой мыслью, что чистая душа бывает только у рожденного ребенка, как только он перестает сосать материнскую грудь, и требовать свое – он перестает быть в этой категории. И если это все-таки возлюбленные, тогда почему им нельзя встретиться? Из-за другого мужчины? Это что-то вроде того, что я стояла в шкафу с Джаредом и чуть не кончила при виде Гранта?

Я поправляю шапку на голове, задерживаю ее рукой на лбу и начинаю с остервенением чесать его. Шерсть как раздражитель, пока ты не войдешь в экстаз после большого почесона, жизнь не имеет никакого смысла. Удовлетворенно вздохнув, я поправляю шапку и выставляю руку, как козырек, над глазами. Холм полностью покрыт снегом, где-то проклевывается зеленая трава, затоптанная непогодой. Нам надо просто обогнуть это место, и пещера будет перед нами. Ускоряю шаг, чтобы догнать всю команду, которая оторвалась от меня на приличное расстояние. Все эти сказки со вторым дыханием, не срабатывают, задыхаюсь, но уверенно скольжу по лыжне. Где-то на деревьях сидят вороны и громко каркают, звуки леса, разговор животных и птиц – в этом особенная романтика подобных мест. Природа пытается наладить с нами контакт при помощи посторонних звуков, но человек, как только научился жить в цивилизации, перестал понимать тайны леса. Или не захотел? Грант маячит впереди меня, выставляет одну палку перед собой и резко тормозит перед ямой, образовавшейся от резко таяния.

– Осторожней. – Он спасает меня от очередного падения. – Дальше пойдем в кошках.

Я снова снимаю с плеч рюкзак и меняю снаряжение, тщательно проверяя на наличие артефакта, который чуть было, не потеряла. Стоит мне вытащить его на свет, он начинает переливаться от преломления света. Укладываю его назад в рюкзак, предварительно проверив дно несколько раз как параноик.

Громкий свист приводит меня в себя, я вздергиваю голову в направлении звука, Грант, который еще недавно был рядом со мной, уже стоит около подъема, размахивая руками. Убираю все назад и бегу к нему со всех ног, каждый шаг дается мне немного тяжелей, чем раньше. Но это временная проблема, которую мне придется решить в ближайшее время. Стоит мне приблизиться к мужчинам, они стоят оба, выравнивая дыхание, и я не вижу на их лицах удовольствия от находки.

– Вход завален, – коротко говорит Грант и расстегивает куртку.

Джаред сдвигает назад шапку, она остается свисать на его затылке, странно оттопыривая уши. Обращаю внимание на скальную породу, которой перекрыт ход, по которому мы проходили с Грантом. Задираю голову вверх, и там нет ни единого скола. Это не выглядит обвалом, Грант наклоняется, берет в руки маленький осколок, странно затесавшийся среди гигантских глыб.

– Это не та порода. – Он перетирает в руках другой камень, принадлежащий скале, внутри которой мы были, и наблюдает за Джаредом, ходящим вокруг с открытым ртом.

– Кому придет в голову завалить вход и зачем? – Я качаю головой в отрицании. – И ты представляешь, сколько ему это будет стоить, чтобы гнать из деревни машину?

Грант задумчиво смотрит на меня, затем упирает руки в бока и начинает искать другие варианты. У меня пропадают какие-либо идеи, и поэтому я просто стою рядом с глыбами, пытаюсь устроить свою ноющую поясницу, оперевшись хоть на что-то. В небе пролетает птица и громко кричит, обращая на себя внимание. Подобные птицы символ свободы, независимости…

– Я нашел! – орет Джаред издали и спешно идет к нам. – Там есть вход. – Он странно смотрит на меня. – Но забираться придется с альпинистским снаряжением. – Он вытягивает руку вверх и указывает на примерную точку на скале. – Вот туда. – У меня открывается рот от удивления. – Или ты передумала возвращать все на место?

Еще раз, проследив точку восхождения и острые камни с выступами, в голове я прикидывала, с какого ракурса и стороны нам следует сделать восхождение, не особо обращая внимание на вызов, посланный мне от Джареда.

– Когда я пасовала перед трудностями? – Снимаю с себя в очередной раз рюкзак. – В чем подвох?

Глава 22

Многие люди в окружении моей матери считали, что трудности, это когда ты не можешь подобрать сумочку в тон платья, или форма ногтей не соответствует ладони. У меня в данный момент были не просто трудности, а катастрофа мировых масштабов, и я не знала, какое из наших мнений лучше. Моей мамы, будучи ходячей и с двумя рабочими руками, делающая из мухи слона. Или мое – той, которая слона-то и не заметила.

– Внизу ущелье! И если свалиться в него без вариантов ты труп, – говорю я Гранту, подойдя к краю выступа на который мы только что забрались. – Издали казалось, что тут плоскость.

Мужчины меня не слушают, разложив перед собой все снаряжение, готовятся к восхождению.

– Вы вдвоем останетесь здесь, я заберусь первым, спущу вам страховку, и тогда вы подниметесь. – Грант стягивает с моего плеча рюкзак и вешает себе за спину, поверх своего.

– Если бы ты лучше знал ее, то понял, что она, если решила, ее и цунами не остановит. – Я слушаю, как они препираются, и скручиваю эластичный бинт, размотавшийся до самой земли. Ладонь, которую я поранила в машине, была сущим кошмаром, то есть в данный момент этот эпизод с восхождением выбивал меня из игры. Беру медицинский ящичек и достаю ампулу, зубами распаковываю шприц, и втягиваю жидкость. Глядя в глаза Гранта, колю себе обезболивающее.

– Здесь примерно двадцать футов, – делаю вид, что меня не цепляет происходящее, я снимаю солнцезащитные очки и шапку с головы. Солнце начинает припекать, будто еще вчера не было этой ужасной метели. Сверху на нас капает талый снег, превращая крутые скалы в оледенелые и крайне опасные. Но я не хочу показаться трусихой или человеком, которого возможно этим удивить, – бывало и хуже.

– Что за жизнь без синяков и шрамов, правда, Андреа? – Грант, кажется, не собирается обсуждать со мной план дальнейших действий, его серые глаза строго смотрят на меня, предупреждая. Но эффект совершенно обратный, тон его голоса с этими властными нотками вызывают во мне нечто иное, скорей это возбуждение, и в тоже самое время желание поспорить. – Джаред, ты останешься здесь с девушкой, когда я скину веревку, привяжи ее так крепко к себе, как можешь. – Он оборачивается к моему другу и держит его на прицеле несколько коротких минут, пока я жду эффект разорвавшейся бомбы.

– Я без тебя не мог бы решить эту проблему, не так ли? Кем ты сейчас себя возомнил? Решил взять ветку первенства и распределить роли? – Джаред скидывает рюкзак с плеч и воинственно становится нос к носу с Грантом.

– Если я правильно понимаю, она тебе дорога и отпустить девушку первой с травмой руки означает ее верная смерть. А еще, что мы все свалимся с этой скалы, так как будем идти друг за другом. А таким образом ты сможешь подстраховать ее и поставить себе жирную галочку в досье, изменив отношение к себе после петушиных игр в курятнике. Считай, я оказал тебе услугу. – Серые глаза блестят от негодования точно так же, как и мои. – Если ты так уверен в себе, полезай первым, но тогда тебе придется поднять мой вес, который больше твоего, и еще ее. В таких местах нужен опыт, а не везение, или на что ты там надеешься. – Мощные плечи поднимаются и опускаются, когда он глубоко вдыхает горный воздух.

Джаред вытягивает шею и наклоняет голову в бок, прикидывая, такая ли здесь высота, затем, будто сдавшись, он отступает в сторону и начинает вытаскивать толстые веревки, и сворачивать их для удобства. Я ни разу не ставила свою жизнь под угрозу намеренно, и нехорошая наледь вместе с толстыми пластами снега не внушают никого доверия.

– Хорошо, иди первым, – мне показалось, что тон Джареда был спокойным, то есть он вроде как ждал, что будет подобное предложение, потом на его лице появилось какое-то странное и неведомое до этого времени выражение, смутившее меня.

Грант протягивает мне веревку, отвлекая от подозрений.

– Твой люксовый лифт. – Я отвлекаюсь от своих размышлений, когда Грант начинает дергать на моей талии широкие ремни пояса и затягивать до предела, защелкивая все защитные механизмы. – Раздвинь ноги. – Мне приходится моргнуть, это прозвучало так интимно, что повергло меня в эротический шок и заодно в транс. – Ты не сможешь зажать этот замок с больной рукой. – Он, кажется, понял, что сейчас во мне плещутся волны возбуждения только от одного его тембра голоса. Места, где он прикасается, горят огнем, и я делаю глубокий вдох, не отводя от него взгляд. – Все, теперь ты готова. Держись, пожалуйста, крепко и постарайся не попадать в неприятности, – эти слова он произносит очень тихо, но от них волосы на затылке становятся дыбом.

– Ну, раз вы закончили с милостями, я, пожалуй, предложу тебе начать восхождение. – Джаред топчется рядом с нами уже полностью экипированный и готовый.

Грант со своей спокойной миной резонирует с диким сексуальным блеском в глазах, разворачивается к нам спиной и вонзает ледокол в скалу. Его мощное натренированное тело с перекатывающимися мышцами скрывает дутая куртка, но я не могу остановить себя думать о том, как он выглядит без одежды. Лед очень плотный, каждый раз, когда острие вонзается в него, на нас сыпятся маленькие кусочки, и мы вынуждены отойти в сторону.

– Меня раздражает то, как вы разговариваете. – Джаред становится так, чтобы я перестала пялиться сосредоточенно на Гранта, аккуратно взбирающегося на скалу.

– Это не твое дело. Раньше ты был не раз свидетелем моих интрижек и ничего страшного не происходило. Я присутствовала при твоих «ухаживаниях» и не сошла с ума. Расслабься и не порть момент.

– Я ревную, понимаешь? Вот в данный момент мечты о том, чтобы он свалился оттуда и разби… – говорит он и я со всей дури бью по его щеке, даже не подумав о своем поступке заранее, это был правильный импульс. – Ты боишься за него! Он нужен тебе! Это ваша тупая бабская месть? Или особенно извращенное желание выделиться? Что ты делаешь, Энди?

Он приподнимает своими ледяными пальцами мой подбородок и наклоняется все ниже. Все, о чем думаю, это ощущения от его касаний – они мертвые, ледяные и ничего не значащие. Меня не цепляют его терзания. Жалость сидит в сторонке и улыбается одной из своих фирменных улыбок, наплевав на него. Сверху доносится звук срывающегося тела и глухой рык, я отталкиваю Джареда и смотрю на Гранта, повернувшегося к нам лицом. Он с остервенением вонзается ледорубом в скалу, оставив мне напоследок смертоносный взгляд, зацепивший все мои чувства, вынуждая взбунтоваться против меня, вопреки холоду, даря яркий румянец на щеках.

– Это, черт возьми, глупо, – возмущается Джаред, – я стою рядом! Это я тебе пытаюсь признаться в любви! Я открыто тебе говорю, а ты краснеешь от того, что этот придурок чуть в штаны не наделал, увидев со своего вороньего гнезда, что я собираюсь тебя поцеловать?

– Ты хочешь разобраться прямо сейчас? – Импульсивно я надвигаюсь на Джареда, подвожу его вплотную в скале, идя по узкой дорожке, так, будто мы собираемся совершить променад, огибая ее. Мне необходимо, чтобы нас не видел Грант. – Я тебе постоянно твердила, миллион раз, что я люблю тебя, как друга! Всегда! Всю свою сознательную жизнь! Наш секс случился по причине отсутствия интересных вариантов и абсолютно невменяемого состояния. И на этом все. Ты не оставил рану в моей душе, не растерзал мое сердце, не унизил меня притащив через несколько часов девушку в номер. Ничего, понимаешь?