banner banner banner
Запас прочности
Запас прочности
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Запас прочности

скачать книгу бесплатно


Шурка пожала плечами.

– А ты чего? Первый раз, что ли? Или ты ко мне в такое время не захаживала? Не ночь пока. Сашка на службу собирается, покормить надо. Я кинулась готовить, а соли нет. Вот я к тебе и метнулась.

Она обшаривала Лизу поросячьими своими глазками. Лиза спрятала за спину Колины вещи. Усмехнулась.

– На службу, говоришь, собирается? Мужиков наших ловить? Или, может, немцам сапоги лизать?

Шурка вздохнула.

– Ладно, Лиза, хватит тебе насмехаться. Неизвестно пока, что лучше: по чуланам прятаться или новой законной власти служить. А муж, он и есть муж. Время покажет, кто прав. – Шурка зло взглянула на Лизу. – Так дашь щепотку соли или откажешь подруге? – Она слегка наклонилась к Лизе. – Только вот чего я тебе скажу: кто прав, кто виноват и кто какую власть признает – пусть мужики наши разбираются. А мы с тобой подругами были, подругами и должны остаться.

Хотела Лиза сказать ей, что подругами они никогда не были, разве что учились в одном классе, но смолчала. Сейчас ей нужно было только одно: чтобы Шурка побыстрее убралась.

– Ладно, – сказала она. – Подожди, сейчас вынесу.

Повернулась неловко, пряча Колины вещи от Шуркиных глаз, пошла в дом. Но та ждать не стала – тут же юркнула следом. И, конечно, взгляд ее уперся в Колины сапоги. Она встала как вкопанная.

– Чо, – спросила Шурка ошарашенно, – Димка вернулся?

Лиза застыла. Подумала: «Дура я. С чего я с этой сучкой полицейской цацкаюсь? Нужно было дверь перед ее носом захлопнуть, так нет – неудобно! А теперь думай, как выкрутиться…» Она постояла молча, собираясь с духом, потом обернулась.

– Ты что, сдурела? Дима в Москве, куда ему возвращаться? Сапоги это Мотькины. Раздобыл где-то. Вроде у итальяшек выдурил.

Шурка закивала:

– Ну да. Ну да.

И повернулась, собираясь уходить.

Лиза окликнула ее:

– Ты куда? Или соль уже не нужна? Куда собралась?

Иванкова обернулась. Растерялась, замямлила:

– Я… Да я это… Я это… – Нашлась. – Ты, Лиз, прости меня, дуру. Тут с этими делами, с немцами этими, совсем голову потеряла. Как больная. И с Сашкой тоже: он то валяется в койке по полдня, то срочно ему нужно, как сейчас. Как на пожар. Замоталась я совсем. Прости. Ну соль мне нужна. Конечно, соль. Только быстренько, а то Сашка совсем не в себе. Как бешеный.

Лиза недовольно проворчала:

– Стой здесь, там батя совсем раздетый, купаться собрался. Вынесу.

Она метнулась в комнату, бросила маме:

– Шурка за солью.

Отсыпала соли в кулек, вынесла.

– Бери. Да не переживай. Сейчас все на взводе. Время такое. Корми мужа. – Не удержалась, добавила: – Пусть подавится.

Шурка зло зыркнула на нее и шмыгнула за дверь.

Лиза подождала минутку и побежала в сарай. Бросила все и бегом обратно. Запыхалась.

– Ну все, – сказала, отдышавшись. – Эта сучка полицейская не за солью – на разведку прибегала. Так что некогда Коле ни есть, ни купаться. Сейчас здесь немцы будут. Давай, мам, собирай продукты, я Колю провожу к кому-нибудь из наших. Сейчас сховаться надо побыстрее, все остальное потом. – И к отцу: – Пап, одежку приготовил? Давай быстрее. – Она засуетилась, тело ее била мелкая дрожь. – Быстрее, быстрее, не успеем.

Николай, несмотря на слабость, оделся быстро. Екатерина Ермолаевна собрала в узелок продукты, сунула в руку Коле, и тут силы оставили ее. Она тяжело упала на табуретку, заплакала.

– Коленька, прости, что так выпроваживаю из дома. Прости. – Слезы ручейками стекали из ее глаз. – Прости, родной.

Он подошел, обнял, прижал ее голову к груди. Прошептал:

– Ну что вы, что вы, Екатерина Ермолаевна, не надо. Я все понимаю. Обойдется, будет и на нашей улице праздник.

Екатерина Ермолаевна слегка отстранилась от него, взглянула в глаза, тихонько сказала:

– Не Екатерина Ермолаевна я тебе, а мама. Так и зови меня, сынок.

Вмешалась Лиза.

– Мам, некогда в любви объясняться, бежать надо. Кивнула отцу. – Прощайтесь. Бог знает, когда свидетесь.

Быстренько накинула старенькое свое пальтишко.

– Все. Я выгляну, как там.

Она шагнула в коридор, открыла дверь и… опрокинутая мощным ударом влетела в комнату. Следом, криво усмехаясь, ввалился Степанко. Перебросил винтовку в правую руку, оглядел присутствующих. Увидев Воронкова, разочарованно оскалился:

– А, это ты, комиссар? Я уж думал цыган Лизкин домой пожаловал, навоевался.

Взял винтовку наперевес, почесал за ухом. Бросил:

– Ну да ладно, на худой конец и ты сойдешь. – Кивнул Николаю. – Давай двигай в угол, а то посреди комнаты стрелять неохота – всю хату кровянкой зальешь.

Он повел стволом в сторону Екатерины Ермолаевны, пытавшейся двинуться к нему. Покачал головой.

– И не думай. Пристрелю. Лучше дочкой своей, дурой, займись. – Повернулся к Воронкову. – И ты не думай. – Дослал патрон в патронник. – Лучше, конечно, Димку вашего пристрелить. Да ладно, в другой раз. А ты, кому сказал, двигай в угол!

Николай прошипел:

– Сволочь.

И отошел в угол комнаты, стал там, опустив руки:

– Ну что, здесь стрелять будешь или выйдем?

Лиза застонала, попыталась сесть, встряхнула головой, потерла ушибленную скулу, затылок. Она постепенно приходила в себя, хотя Сашка виделся ей все еще в тумане. Фёдор Николаевич помог ей встать, усадил на стул. Взглянул на полицая и сказал, покачав головой:

– Ну и подонок же ты! Лизу-то за что?

Сашка криво ухмыльнулся.

– За что? Она знает, за что. – Кивнул Николаю. – Ты, я вижу, уже собрался. Давай выходи.

В это время входная дверь открылась. Повеяло холодком, в коридоре застучали сапоги. В комнату ввалились немцы: офицер и два солдата. С ними незнакомый полицай. Тот сразу воскликнул:

– Так вот он, – указал пальцем на Николая. – Мне Сашкина женка так и сказала: здесь он. – Кивнул Сашке: – Здорово, Санек. Ты уже успел! Медаль зарабатываешь? Молодчага.

Офицер с пистолетом в руке приказал Воронкову:

– Хенде хох!

Николай с тоской окинул фашистов взглядом. Рук не поднял. Вошедший с немцами полицай подошел к нему.

– Ну шо, не понял? Давай хендехохай, а то на месте пристрелю, комиссарская морда. – И видя, что Воронков рук не поднимает, ткнул стволом винтовки ему в подбородок. Промычал: – Ну-у-у…

Солдат навел автомат на Николая, передернул затвор.

Екатерина Ермолаевна не удержалась:

– Коля! Коленька, ну подними ты руки, пристрелят ведь, кому лучше?

Степанко тоже не сдержался:

– Ну ты, сучонок! Поднимай руки, поднимай, откомиссарился…

Лиза со страхом и ненавистью смотрела на все это из своего угла. Встретилась взглядом с Николаем. Прошептала еле слышно, кивнув головой:

– Подними, подними, Коленька.

Николай медленно поднял руки.

Сашка осклабился:

– Ну вот, так-то лучше.

Офицер кивнул на дверь:

– Геен. Шнель.

Николай пошел к выходу. Один солдат двинулся впереди. В коридоре Воронков остановился, потянулся за сапогами, но его опередил Степанко. Схватил их, усмехнулся:

– Обувку захотел? Так она тебе больше не понадобится!

Размахнулся и с силой забросил сапоги в комнату, подтолкнул Воронкова к выходу. Сказал с издевкой:

– Сапоги ему, барину, подавай. И без сапог сдохнешь.

Они ушли. Коля Воронков, за ним автоматчик и следом на некотором расстоянии остальные.

Дождь все моросил. Екатерина Ермолаевна и Лиза словно приросли к калитке, глядя вслед печальной процессии и понимая, что Колю они больше не увидят. Понимал это и Воронков.

Отойдя от дома Калугиных метров на двадцать, почти скрывшись за пеленой дождя, обернулся и поднял руку, навсегда прощаясь с любимыми людьми.

Неслышными шажками сзади подошел к женщинам Матвей. Спросил:

– Николая забрали?

Екатерина Ермолаевна с Лизой от неожиданности вздрогнули, как по команде обернулись. Лиза с возмущением накинулась на брата:

– Ты что? С ума сошел? Тут и так коленки ходуном, сердце обрывается! Я чуть не упала! Мало нам фашистов, так ты еще пугаешь! Откуда ты взялся?

– Да здесь я был, за сараем прятался. – Он кивнул вслед ушедшим. – Видать, Сашкина работа? – Вздохнул: – Ничего. За все гад ответит. А как Коля у нас оказался?

Екатерина Ермолаевна взяла его за руку.

– Пошли в дом. Там и поговорим.– И задумчиво, как бы про себя, прошептала: – Сашкина, Шуркина, какая разница? Носит же земля таких тварей… И куда Боженька смотрит…

Она заплакала.

* * *

Издали танк казался не таким уж страшным. Полз уверенно. На броне сидели пехотинцы. Из ствола периодически вырывался сноп пламени, грохот выстрелов тонул в общей канонаде боя. Поляков припал к прицелу ПТРки, но ему мешал дуб, маячивший как раз между ним и танком. Видно было, что дуб еще не окреп, не вошел в силу, однако крона его уже сформировалась, и ствол казался довольно крепким. «Неужели на дуб попрет?» – недоумевал Димка. Федя Ковбасюк, молоденький солдат, второй номер, не мог сдержать волнения и боевого азарта, сменившего страх:

– Товарыщ старшина, ну товарыщ старшина, стрэляйтэ, ну стрэляйтэ, ну шо ж вы? Ну стрэляйтэ…

Поляков повел плечами, процедил сквозь зубы:

– Заткнись…

Он все время держал танк на прицеле, но стрелять не спешил, мешал ему этот самый дубок, одиноко стоявший среди поля. А танк, казалось, специально на него нацелился. Поляков все же решил, что у фашиста крыша не поехала, дубок-то крепкий, объезжать его немец будет, повернется боком, тогда и пальнуть можно.

Прослужив в армии больше двух лет, Димка танк вблизи никогда не видел: какие танки на продскладе? Да и в полку НКВД их не было. Из гусеничных машин он видел только трактора у себя на Донбассе. А те перед поворотом притормаживали и маневр осуществляли почти на месте.

Вот Димка того же и от фашистского танка ожидал. А пока танк двигался по прямой, и этот дуб постоянно маячил между его глазом и танком. Пэтээровец Димка был никакой – это большущее ружье он держал в руках первый раз в жизни. Его хозяин, сраженный осколком, лежал тут же на дне траншеи. Молоденький второй номер, Ковбасюк, оставшись один, совсем растерялся, и Поляков подхватил противотанковое ружье. «Невелика наука, – подумал он, – ружье и ружье, только чуть побольше, справлюсь». Вот теперь и выцеливал он этот проклятый танк, беспокоясь о том, чтобы врезать по цели, а не в дерево.

Танк прибавил ходу, и Димка понял, что лихой фашист сворачивать не собирается – решил подмять дуб своей махиной. «Ну давай», – шептал Димка, теперь уверенно держа его под прицелом. Немцы горохом посыпались с брони, а танк, со всего ходу наскочив на дерево, на какой-то миг слегка вздыбился над ним, тут-то Димка и нажал на спусковой крючок. Танк как будто вздрогнул, на мгновение замер и… взорвался. Башня улетела в сторону, из танкового нутра повалил черный дым. Димка покачал головой, почесал затылок и в изумлении протянул:

– Вот это да-а-а… Неужели я? – Погладил ружье, протянул: – Хороша машинка.

Ковбасюк ошарашенно смотрел на взорвавшуюся махину.

Слева к Полякову привалился подбежавший по траншее капитан, прохрипел:

– С почином, старшина. Молодец. – Кивнул на танк: – Это у него боекомплект взорвался. – Тяжело вздохнул. – Ты только не расслабляйся. Гляди вперед, у них этих коробок с десяток будет. Воюй.

Похлопал его по плечу и рванул дальше по траншее.

А Поляков, дернув затвор, крикнул Ковбасюку: