Медальон и шпага

– За голову Риверса назначено хорошее вознаграждение, – подметил Бредли.

– Я знаю, сэр Ричард, – сказал граф, с трудом сдерживая негодование. – Но это не мешает ему уже четыре года водить нас за нос.

– Надеюсь, отпущенный ему срок истечет еще до завтрашнего утра, – спокойно проговорил Бредли.

– Вам известно, где скрываются заговорщики? – оживился Говард.

– Должен признаться, дорогой граф, пока неизвестно. Я потерял их след недалеко от старого Данфильда. Но думаю, ваш сын мне поможет.

Говард с беспокойством взглянул на генерала.

– Мой сын? – переспросил он.

– Да, я уверен, он знает, куда поскакали его друзья.

– Фрэнсис сейчас в таком состоянии, что вряд ли сможет вам помочь, – холодно ответил граф, начиная понимать намерения Бредли.

– Ему так плохо? – поинтересовался генерал.

– Он без сознания, – ответил Говард.

– Я могу его увидеть? – настаивал Бредли.

– Какой в этом смысл? – возразил граф.

– Иногда в бессознательном состоянии делают такие признания, на которые никогда бы не решились, будучи в здравом рассудке, – сказал Бредли.

Говард опустил голову под пристальным взглядом сэра Ричарда.

– И потом, – продолжал генерал, – мне очень тяжело об этом говорить, но я должен лично убедиться, что ваш сын не в том здравии, когда можно брать под стражу.

Граф ждал этих слов и все же в глубине души надеялся, что Бредли их не произнесет. Но чуда не произошло, и Бредли сказал то, для чего, собственно, он и явился в Говард-Холл.

– Поверьте мне, сэр Ричард, – срывающимся голосом начал граф, – я вас не обманываю. Врач не ручается за жизнь моего сына, хотя… – Говард замялся. – Хотя в его положении печальный конец, возможно, был бы лучшим выходом, – закончил он упавшим тоном.

В комнате снова воцарилось неловкое молчание.

Бредли прохаживался из угла в угол, и тишину нарушало только позвякивание его шпор.

– Пожалуй, я смогу помочь вашему сыну, – произнес сэр Ричард после наигранного раздумья. – Я не хочу, чтобы Фрэнсис предстал перед военным трибуналом по обвинению в государственной измене и покрыл позором ваше прославленное имя.

– Я уже достаточно опозорен, – сказал граф, – если мне приходится думать о спасении своей репутации.

– Очень печально, милорд, что Фрэнсис не оправдал ваших надежд, – продолжал Бредли тоном сурового прокурора. – Но мне всегда нравился ваш сын, и лично я был бы не прочь закрыть глаза на его проступок. Однако не все зависит от моей воли: Фрэнсиса узнал капитан Уолтер. Он до фанатизма предан долгу, и будет не так-то просто заткнуть ему рот. Да и солдаты видели, что уходили четверо заговорщиков. В довершение всех бед один из приятелей вашего сына убил моего офицера – лейтенанта Джонсона. Я покровительствовал несчастному молодому человеку. Это был юноша из хорошей семьи. Мои люди возмущены его убийством, и, как вы понимаете, я обязан довести свои поиски до логического конца.

– Мне не совсем ясна ваша мысль, сэр Ричард, – с недоверием проговорил граф Говард.

– Моя мысль проста, – ответил Бредли, – помогите мне, милорд, и я помогу вам.

– Каким образом?

– Скажите, где скрываются друзья вашего сына, – откровенно потребовал генерал.

Говард побледнел.

– Откуда я могу это знать? – испуганно воскликнул он.

– Полно, граф! – возразил Бредли. – Ваш сын, который должен находиться за сотню миль от Оксфорда и готовиться к длительному плаванию, неожиданно возвращается домой поздним дождливым вечером, раненый, да еще в сопровождении таких сомнительных лиц, как Монтегю и Дуглас. Разумеется, они наплели вам какую-нибудь чушь про бандитов и грабителей с большой дороги, но вас, с вашей проницательностью, не так-то легко обмануть. Вся эта история сразу показалась вам подозрительной. Я верно излагаю события?

– Допустим, вы правы.

– Я никогда не поверю, что вы не попытались докопаться до истинной причины столь странного визита и не вытянули из вашего сына некоторые подробности.

– Сожалею, сэр Ричард, – резко прервал его Говард, – но я ничем не могу быть вам полезен.

Возражение графа не произвело на Бредли никакого впечатления.

– Милорд, – фамильярно произнес он, – ваш неуверенный тон меня не убеждает. Я не сомневаюсь, что вам известно, где прячутся заговорщики.

– Сэр Ричард, – надменно проговорил Говард, – я предпочел бы не обсуждать больше эту тему.

Бредли снисходительно усмехнулся.

– Послушайте, дорогой граф, – продолжал генерал, не обращая внимания на попытки Говарда переменить разговор, – что вам до этих роялистов? Вы десять лет боролись с такими, как они, и я убежден, что при иных обстоятельствах вы без колебаний отдали бы их в руки правосудия.

– Да, сэр Ричард, до участи заговорщиков мне нет никакого дела, и при иных обстоятельствах я первый притащил бы их к эшафоту. Но я не вправе выдавать вам тайны моего сына, потому что они мне не принадлежат, – решительно заявил Говард.

– Однако Фрэнсис вам их выдал. Не так ли? – заметил Бредли.

Говард в негодовании вскочил с кресла и подошел к генералу.

– Вы оскорбляете меня, сэр! – с возмущением воскликнул он. – Как вы только могли подумать, что я соглашусь на донос?

– Воля ваша, милорд, – невозмутимо сказал Бредли, – но если вы откажетесь мне помочь, вам придется расстаться с надеждой увидеть Фрэнсиса адмиралом.

– Я смогу пережить эту потерю.

– Возможно, – равнодушно бросил генерал, – но я не уверен, что вы так же легко переживете потерю единственного сына.

Удар Бредли достиг цели: Говард вздрогнул и отступил от генерала.

– Мне тяжело торговаться, когда на чашу весов положена жизнь моего сына, – подавленным голосом проговорил граф, – но я не желаю, чтобы она покупалась ценой предательства.

– Не горячитесь, милорд, – прервал его Бредли. – Разве можно назвать предательством выдачу государственных преступников?

– Я не узнаю вас, сэр, – возмутился Говард. – Вы разговариваете со мной не как друг, а как полицейский с арестованным.

– Что поделать? – вздохнул генерал. – Вы упорно не хотите меня понять, а я не могу допустить, чтобы из-за вашей неоправданной слабости граф Риверс снова ускользнул из моих рук. Иногда обстоятельства вынуждают нас поступиться некоторыми принципами, и я бы на вашем месте отбросил дурацкие предрассудки.

Говард колебался, боясь сказать то последнее “нет”, которое неминуемо вынесет Фрэнсису суровый приговор.

– Я не вправе использовать признание Фрэнсиса, – нерешительно произнес граф. – У него сильный жар, и он проговорился случайно, не сознавая, что делает.

– Фрэнк взял с вас обещание молчать?

– Нет.

– Тогда что же мешает вам помочь мне арестовать заговорщиков, помочь вашему сыну, который, я уверен, не столь уж и виноват, чтобы кончить жизнь на эшафоте из-за знакомства с негодяем Риверсом?

– Нет, генерал, – покачал головой хозяин Говард-Холла.

– Решайте, у меня мало времени.

– Мой сын проклянет меня!

– Он не узнает об этом, – пообещал Бредли. – И вспомните, милорд, что вам приходилось вытягивать из людей нужные сведения и более жестокими способами.

Последний довод поставил точку в убедительной проповеди Бредли. Сэр Ричард одержал моральную победу над обычно решительным и непреклонным Говардом.

– Что вы хотите знать? – спросил граф.

– Только одно: куда поехали заговорщики?

Граф отвернулся к окну, боясь столкнуться с проницательным взглядом Бредли, и тихо проговорил:

– В Рутерфорд.

– Как вы сказали? – воскликнул Бредли. – В Рутерфорд?

– Да.

– Странно, – задумчиво произнес Бредли. – Неужели и герцог Рутерфорд замешан в этом чёртовом заговоре?

– Эти подробности, сэр Ричард, вам придется выяснять самому, – раздраженно ответил Говард.

– Признаюсь вам, герцога я не подозревал, – нахмурился Бредли. – Насколько мне известно после гибели отца Рутерфорд не вмешивался в роялистские интриги. Впрочем, я могу и ошибаться. Убеждения не меняют, как старые перчатки. Как вы думаете, милорд?

– Я плохо знаю герцога Рутерфорда.

– Я тоже. Но теперь придется познакомиться с ним поближе.

– А что будет с моим сыном? – с беспокойством спросил Говард.

– Я не бросаю слов на ветер, – ответил Бредли, – и сделаю все, чтобы избавить Фрэнсиса от суда. Конечно, если его приятели не проболтаются перед трибуналом. Хотя я не думаю, что они станут давать показания против своего сообщника. Как бы там ни было, эти джентльмены – люди чести. Что касается вас, милорд, вы должны продержать Фрэнсиса в постели как можно дольше и ни при каких обстоятельствах не говорите ему об аресте его друзей.

– Фрэнсис все равно узнает об этом.

– В наших интересах, чтобы Фрэнсис узнал эту новость тогда, когда все уже будет кончено, – сказал Бредли. – А пока прощайте, граф. Надеюсь, через час я буду возвращаться мимо вашего поместья в изысканном обществе высокородных роялистов.

Говард натянуто улыбнулся и пожал на прощанье руку генерала. Ему не оставалось ничего другого, как принять условия игры, навязанной сэром Ричардом, но здравый смысл осуждал его поспешное откровение с генералом как жестокую роковую ошибку.

Бредли догадывался о мучительных сомнениях Говарда. Он и сам испытывал нечто похожее на угрызения совести, хотя и не раскаивался за свою бездушную настойчивость, с которой он вырвал признание у товарища по оружию.

Покидая Говард-Холл, Бредли оглянулся на замок: в освещенном окне темнел одинокий силуэт графа.

* * *

Проскакав в сторону Рутерфордского поместья около двух миль, Бредли подозвал к себе капитана Уолтера и отстал на несколько ярдов от отряда драгун, чтобы никто из посторонних не услышал их беседу.

– Капитан, – обратился Бредли к офицеру, – кто-нибудь из солдат узнал Фрэнсиса Говарда среди заговорщиков?

– Сомневаюсь, – ответил Уолтер. – В доме Монтегю и на улице Ювелиров было довольно темно, и узнать Фрэнсиса мог только тот, кто был с ним хорошо знаком.

– Вы не упоминали имя Говарда при солдатах?

– Я отдавал приказы, не называя никаких имен.

– А при Мейсоне?

– Конечно, нет. С какой стати я делился бы с ним своими соображениями?

– Хорошо, Уолтер, вы умеете хранить тайны, и я думаю, вам будет нетрудно выполнить мою просьбу.

– Я слушаю, сэр.

– Капитан, – начал Бредли доверительным тоном, – никто не должен знать о том, что Фрэнсис Говард был в доме Монтегю вместе с заговорщиками. Никто. Включая следователей и членов суда.

– Почему? – удивился Уолтер.

– К сожалению, капитан, я не могу сейчас объяснить вам причину моей просьбы. Я могу только просить вас оказать мне такую услугу и надеюсь на вашу помощь.

Уолтер на минуту задумался.

– Простите, сэр. – проговорил он после короткой паузы, – но вы ставите меня в очень неловкое положение. С одной стороны, у меня нет повода желать Фрэнсису Говарду зла, но с другой – я обязан выполнить свой долг. Если дело дойдет до суда, а я почти уверен, что так и будет, мне придется давать показания, и я не вправе отказывать трибуналу.

– Вы расскажите все, что видели. Я прошу вас только не упоминать имя Говарда. Допустим, вы его не узнали.

– А если поинтересуются, где четвертый заговорщик? Все мои солдаты знают, что их было четверо.

– Четвертого заговорщика мы не нашли.

– Но это не так, сэр.

– Предположим, что это так, – медленно проговорил Бредли и тихо добавил: – Согласитесь, Уолтер, лучше упустить одного, чем всех четверых.

– Да, сэр, – кивнул капитан, – но пока мы никого еще не арестовали.

– Мы арестуем роялистов через полчаса.

– Где же, сэр? – удивился офицер.

– В Рутерфорде, – ответил Бредли.

– Вы уверены, что они там?

– Уверен, капитан, совершенно уверен и хочу вам признаться, что эта мысль вряд ли пришла бы мне в голову, если бы для начала я не заехал в Говард-Холл.

Капитан Уолтер был далеко не глуп и сразу догадался о скрытом в словах Бредли намеке.

– Я понял вас, сэр, – сказал офицер, сочтя за благо согласиться с командиром без лишних дискуссий.

– Рад, что не ошибся в вас, капитан, – оживился Бредли. – В ближайшие дни я собирался подписать приказ о вашем повышении. Вы заслужили майорскую вакансию, и я надеюсь, вы меня не разочаруете.

Заманчивое обещание Бредли задело тонкие струны коварного честолюбия, живущего в большинстве людей, и подстегнуло сговорчивость Уолтера.

– Ваша просьба – для меня закон, – воскликнул офицер. – Даю вам слово дворянина, что сделаю все, как вы мне прикажите.

– Благодарю вас, капитан, – дружеским тоном проговорил Бредли.

Уолтер почтительно склонил голову. Он был честным и неподкупным офицером, но уважение к Бредли, граничащее с поклонением, и обещанный майорский чин, которого он, бедный офицер, добивался уже многие годы, пробили брешь в его строгих моральных устоях.

Он не смог отказать Бредли и дал ему слово. А слово капитана Уолтера было нерушимо.

Глава 5. Замок Рутерфорд

– Это Рутерфорд! – Капитан Уолтер указал на высокие башни старого замка, взметнувшие тонкие, длинные шпили в темноту вечернего неба.

Окруженный развалинами крепостной стены, замок возвышался неприступной и величественной громадой, напоминая о былом могуществе древнего рода герцогов Рутерфордских.

За долгие четыре столетия своего существования Рутерфорд отразил десятки вражеских набегов, штурмов и осад. Бурные годы феодальных междоусобиц, гражданских войн и религиозных смут оставили на его стенах глубокие незажившие раны. Они зияли на старых камнях немым свидетельством доблестной славы Рутерфорда, ни разу не склонившего перед врагами знамя своего величия. Пронеся через века гордое, неукротимое достоинство, старинный красавец замок вызывал благоговейное уважение, подобно героическим легендам шотландских гор.

В начале 1619 года владелец Рутерфорда – шестой герцог Рутерфордский, лорд Генри Дарвел, – погиб от руки наемного убийцы, подосланного к нему одним из его политических противников. Родовые поместья унаследовал единственный сын герцога двадцатитрехлетний лорд Элджернон Дарвел.

Лорд Элджернон жил в Лондоне. Он уехал туда совсем юным и обосновался при дворе короля Иакова I, который покровительствовал семье Рутерфордов.

В столице молодой человек быстро снискал себе репутацию отчаянного храбреца, неутомимого искателя приключений и безупречного кавалера.

За четыре месяца до трагической гибели отца он женился на известной красавице Элизабет Флеминг. Руки этой очаровательной леди домогались многие знатные джентльмены, чьи денежные состояния могли легко затмить доходы юного наследника герцога Рутерфордского. Но мало кто из них мог превзойти его в остроумии, храбрости и мужском обаянии, и прекрасная Элизабет предпочла лорда Элджернона всем иным кандидатам в женихи.

Получив большое отцовское наследство, новый герцог Рутерфорд купил в Лондоне дом, поражающий красотой архитектуры и великолепием внутреннего убранства. Жизнь молодой герцогской четы соперничала в роскоши с богатейшими фамилиями Англии, и лорд Элджернон больше не помышлял о возвращении в родовой замок, предпочитая блеск и суету столицы грустному прозябанию в провинциальной глуши.

Двадцать три года прожили супруги Рутерфорд в ореоле безоблачного счастья. Небо благословило их брак рождением троих прекрасных детей – сыновей Эдвина и Дэвида и очаровательной дочери Делии. Но, по жестокому закону переменчивой судьбы, никакое счастье не бывает вечным, и начавшаяся в 1642 году гражданская война круто изменила жизнь герцогской семьи.

В январе 1642 года король Карл I покинул мятежную столицу и выехал на север Англии, призывая под свое знамя преданных сторонников короны.

Рутерфорды, не питавшие никаких симпатий к парламентской оппозиции, последовали примеру монарха и оставили Лондон. Супруги решили на время удалиться в родовой замок, надеясь в деревенской тиши пережить сотрясающие Англию политические бури.

Но надеждам на скорое возвращение к прежней счастливой жизни так и не суждено было сбыться. События неумолимо неслись к роковой развязке.

22 августа 1642 года Карл I приказал поднять в Ноттингеме королевский штандарт, официально объявляя войну непокорному парламенту.

Убежденный роялист герцог Элджернон Рутерфорд и его старший сын Эдвин немедленно отправились в армию короля. Для семьи Рутерфордов, впервые разлученной непреодолимыми обстоятельствами, потянулись тревожные будни кровопролитной гражданской войны.

Долгих два года леди Рутерфорд жила в постоянном страхе за мужа и сына. Целые дни она проводила в молитвах, прося Бога сохранить жизнь дорогих ей людей, но страстные мольбы несчастной женщины не оградили ее дом от рокового удара.

В июле 1644 года, после битвы при Марстон-Муре, в ворота Рутерфорда постучался незнакомый офицер королевской армии. Он протянул герцогине письмо, запечатанное личной печатью его королевского величества.

Дрожащими от волнения руками леди Рутерфорд развернула лист бумаги. Строчки слились в единую черную полосу и поплыли перед ее глазами: король лично извещал герцогиню о гибели при Марстон-Муре герцога Элджернона Рутерфорда.

Смерть мужа стала ужасным потрясением для леди Рутерфорд. Тяжелое несчастье безжалостно надломило здоровье хрупкой женщины и обрекло ее на медленное угасание.

Тем временем старший сын леди Рутерфорд – теперь уже новый герцог Рутерфордский, Эдвин, – находился в армии роялистов.

Герцогиня писала ему трогательные письма, орошенные материнскими слезами. Ее мучили предчувствия близкого конца, и она умоляла сына вернуться домой и позаботиться о младшем брате и сестре.

Эдвин был любящим и нежным сыном. Но он воспринял жалобы герцогини как материнскую уловку оградить сына от опасностей войны. Эдвин принял твердое решение до конца выполнить свой долг и остался в армии короля.

Не прошло и года, как молодой герцог глубокого раскаялся в своих опрометчивых суждениях. Леди Рутерфорд не смогла пережить гибель любимого мужа и скончалась незадолго до кровопролитного сражения при Нейзби. Эдвин получил это известие в военном лагере и едва успел к погребению герцогини.

В замке его встретили четырнадцатилетний брат Дэвид и восьмилетняя сестра Делия. Убитые внезапным и непоправимым горем, они казались Эдвину совершенно беззащитными и жалкими.

Когда через день после похорон матери герцог уезжал из Рутерфорда, прощание с Дэвидом и Делией превратилось в мучительную сцену. Юный Дэвид, который все время сохранял удивительную выдержку и старался выглядеть настоящим мужчиной, не смог больше сдерживать чувства, слушая рыдания сестры. Дэвид и Делия умоляли брата не покидать их в таком несчастье, и Эдвину стоило больших страданий оторвать детей от своей груди.

Всю обратную дорогу в военный лагерь перед глазами герцога стояли заплаканные лица сестры и брата. Он представил, какая непростая жизнь ждет их в будущем, если с ним что-нибудь случится, и они лишатся единственного близкого родственника и покровителя. Вспомнив письма матери, Эдвин дал себе слово выполнить ее последнюю просьбу и оставить ради Делии и Дэвида военную службу, если ему будет суждено уцелеть в предстоящем сражении.

Бог внял молитвам герцога Рутерфорда и пощадил его молодую жизнь, но путь домой оказался совсем не таким коротким и простым, как рисовал его Эдвин в своих мечтах.

В битве при Нейзби армия Карла I была наголову разбита парламентскими войсками. Решающее сражений первой гражданской войны стало последним сражением для пяти тысяч сторонников короля, павших от рук своих соотечественников.

Герцогу Рутерфорду пришлось сполна испить горечь жестокого поражения. Волей коварного случая, раненый, Эдвин попал в плен, и наскоро собранный трибунал “круглоголовых” приговорил королевского офицера к смерти.

Главным предлогом для столь сурового приговора послужило письмо герцога, найденное “круглоголовыми” в секретной переписке Карла I. В нем Эдвин благодарил короля за участие, которое Карл I всегда принимал в семье Рутерфордов, и выражал согласие отправиться в Испанию для выполнения секретной миссии его королевского величества.

В этом злосчастном письме герцог позволил себе несколько неосторожных “оскорбительных” выпадов в адрес “круглоголовых”, что привело в ярость джентльменов из трибунала. Не получив от герцога вразумительного разъяснения сути упомянутой “секретной миссии”, они сочли сей предлог как нельзя более удобным, чтобы избавиться от ненавистного роялиста.

Правдолюбивые судьи поднапрягли немного свою ограниченную фантазию и, решив, что речь идет не о чем ином, как о сговоре с враждебной Испанией, обвинили герцога Рутерфорда в государственной измене.

Вина Эдвина усугублялась еще и тем, что он принадлежал к семье католического вероисповедания. По разумению пуританских офицеров, это было не меньшим преступлением, чем участие в войне на стороне короля, и члены трибунала вынесли герцогу смертный приговор с твердой уверенностью в богоугодности своего решения.

Несомненно, приговор был бы приведен в исполнение без всякого промедления. Репутация ревностного приверженца и любимца короля не давала Эдвину повода рассчитывать на снисхождение, но за герцога неожиданно вступились влиятельные аристократы из числа сторонников парламента. Они не могли допустить гнусной расправы над представителем одного из самых знатных родов страны по весьма сомнительному обвинению и добились помилования герцога Рутерфорда.

Эдвина отпустили на свободу. Он вернулся в родовое поместье и посвятил свою жизнь заботам о брате и сестре.

В 1648 году, после трех лет хрупкого затишья, в стране вновь вспыхнули роялистские мятежи, положив начало второй гражданской войне.

Герцог Рутерфорд отказался вступить в армию роялистов, но пожертвовал на нужды восставших значительные суммы денег, вырученные от продажи части родовых земель и фамильного серебра.

Исход второй гражданской войны был решен 17 августа 1648 года. В сражении у Престона войска Кромвеля разгромили главную ударную силу роялистов – шотландскую армию под командованием герцога Гамильтона. Карл I бежал на остров Уайт, но был задержан верными парламенту властями острова и заключен под стражу.

После решения парламента о привлечении Карла I к суду, герцог Рутерфорд вступил в заговор с целью освобождения короля из плена. Однако все попытки роялистов вырвать Карла из рук врагов оказались напрасными.

Морозный день 30 января 1649 года стал самым трагическим днем для сторонников короля. Англию облетела невероятная новость. Это было известие о казни Карла I.

Герцог Рутерфорд воспринял смерть короля как смерть близкого человека. Карл много лет был дружен с его отцом и относился к Эдвину с искренней теплотой. Герцог считал своим долгом отплатить королю за его покровительство и помочь его сыну – принцу Уэльскому Карлу – взойти на престол Англии.

Но, разгромленные в сражениях, уничтоженные морально казнью монарха, разоренные конфискациями, роялисты были не в силах вновь выступить с оружием в руках против доблестных войск парламента. Чтобы оправиться от поражения и уничтожить ненавистный режим, роялистам требовалось время. Но время их триумфа было еще далеко.

Под мрачной тенью гражданской войны проходили безрадостные дни, недели, месяцы…

Делия и Дэвид повзрослели и любили Эдвина как отца.

Дэвид учился в университете и был равнодушен к политике. Начитавшись античных авторов, воспевающих подвиги великого Рима времен Республики, он склонялся к республиканским убеждениям и не горел желанием принести себя в жертву честолюбивым амбициям незнакомого претендента на престол.

У юного Дэвида была иная страсть – он мечтал о море, кораблях и дальних путешествиях. Едва достигнув семнадцати лет, он упросил Эдвина выхлопотать ему офицерский патент, и новоиспеченный моряк покинул старый Рутерфорд.

После отъезда Дэвида единственной заботой герцога Эдвина стала сестра Делия. Она обещала вырасти настоящей красавицей, и в недалеком будущем Эдвин надеялся подыскать ей достойную партию.

Тем временем в стране начал раскручиваться очередной виток гражданской войны.

Сын казненного Карла I, провозглашенный в Шотландии королем под именем Карла II, во всеуслышание заявил о своих намерениях вернуть себе отцовский престол. Его притязания на английскую корону нашли поддержку среди шотландских роялистов и пресвитериан. На защиту интересов Карла II встали шотландские войска под командованием опытного полководца Тридцатилетней войны Дэвида Лесли.

Но попытки Карла II занять английский трон, опираясь на шотландское оружие, закончились столь же бесславно, как царствование его отца. 3 сентября 1651 года в битве при Вустере роковое невезение Стюартов вновь разбивается о счастливую звезду Оливера Кромвеля.

Сокрушительный разгром Карла II при Вустере положил конец жестоким сражениям многолетней войны роялистов и сторонников парламента. Силы роялистов были на исходе. Им оставалось только ждать, пока судьба не отвернется от генерала Кромвеля, и уповать на один из тех случаев, которые так неожиданно приводят к смене правителя.