Медальон и шпага

– Я ей не сказал, – признался молодой человек. – Пока не сказал.

Бредли на минуту задумался, внимательно глядя на Дэвида.

– Возможно, вы правы, – медленно проговорил он. – Я имел честь познакомиться с леди Дарвел и, признаюсь вам, восхищен ее умом и красотой. Но вместе с тем у меня сложилось мнение, что порой она склонна к весьма неосмотрительным, рискованным поступкам. Леди Дарвел очень впечатлительная девушка и легко поддается чувствам, забывая о всякой осторожности и последствиях необдуманных решений.

– Делия еще не освоила науку лицемерия и лжи. Она искреннее и доброе создание, которому будет очень трудно жить в этом жестоком и продажном мире. Я с радостью пожертвовал бы своей жизнью, чтобы оградить ее от всех несчастий, но, к сожалению, моя смерть не спасет Эдвина и не вернет нам Рутерфорд.

– Сэр, когда одну жизнь спасают ценой другой жизни – это очень скверный обмен, – заметил Бредли, берясь за перо. – Я напишу коменданту тюрьмы, чтобы он разрешил вам увидеть герцога. Попытайтесь убедить вашего брата подать прошение Кромвелю.

– Я должен встретиться с ним наедине, – попросил Дэвид.

– Разумеется, капитан, – ответил Бредли.

Закончив писать, он поставил свою печать и протянул письмо Дэвиду. Молодой человек взял письмо и нерешительно взглянул на Бредли.

– Ваше превосходительство, – тихо произнес Дэвид, – я осмелюсь обратиться к вам еще с одной просьбой.

– Я слушаю, вас, капитан.

– Если… если казнь завтра все же состоится, -срывающимся голосом начал Дэвид, – я хотел бы быть там.

– Вы просите у меня позволение присутствовать на казни вашего брата? – спросил Бредли.

– Да.

– А вы когда-нибудь были на подобных церемониях?

– Сэр, я – боевой офицер, – возразил Дэвид, – и видел смерть в морских сражениях.

– Смею вас заверить, капитан, что это далеко не одно и то же. Вы уверены, что сумеете сохранить спокойствие, хотя бы внешне?

– Слово чести, сэр, – ответил Дэвид.

– Хорошо, капитан, я отдам приказ пропустить вас в крепость Сент-Джеймс.

– В крепость Сент-Джеймс? – переспросил Дэвид.

– Да.

– Но там обычно расстреливают по приговору военного трибунала.

– Ваш брат и его друзья сами просили меня об этом. Они хотят умереть как солдаты.

– Да, я понимаю, – прошептал Дэвид.

– Могу я еще чем-нибудь вам помочь? – спросил Бредли.

– Нет, – ответил лорд Дарвел. – Единственный человек, который мог бы мне сегодня помочь, – это лорд-протектор. Но зовется он Оливер Кромвель, а не сэр Ричард Бредли.

* * *

В тюрьме Дэвида проводили в ту же самую комнату, где Делия встречалась с герцогом Рутерфордом. Офицер охраны предложил капитану подождать и оставил его в одиночестве.

В нетопленной комнате было не намного теплее, чем на улице. Пахло сыростью и трухлявым деревом. В холодном камине гудел ветер.

Закутавшись в плащ, Дэвид беспокойно ходил из угла в угол, как измученный бездействием арестант. Короткое ожидание казалось ему бесконечным.

Герцог Рутерфорд вошел без сопровождения охраны. Комендант не осмелился нарушить приказ Бредли и позволил братьям побеседовать наедине.

– Эдвин, – еле слышно проговорил Дэвид, чувствуя, как позабытые с детства слезы наворачиваются на глаза и перехватывают дыхание.

Эдвин ободряюще улыбнулся брату и протянул ему руку. Молодые люди бросились друг к другу в объятия.

– Я уже не надеялся тебя увидеть, – с легким укором сказал герцог.

– Ты мог подумать, что я не приеду? – воскликнул Дэвид.

Взгляд герцога помрачнел.

– У меня появились такие сомнения, – проговорил он. – Я был крайне удивлен, что ты, мой брат, которого я всегда любил, так и не пришел ко мне в тюрьму до моей казни. Я не мог объяснить твое отсутствие иначе, как твоим нежеланием видеть меня. Но я не осуждал тебя. Ты семь лет прослужил во флоте, где господствуют отнюдь не роялистские убеждения. Я подозревал, что ты считаешь меня виновным в измене и чувство возмущения заглушило в тебе иные чувства.

– И ты сумел бы меня простить, если бы я равнодушно остался в Портсмуте?

– Простил бы, Дэвид. Ты имеешь полное право выбирать свой путь.

– Эдвин! – взволнованно воскликнул лорд Дарвел. – Никакие убеждения не заставят меня отречься от моей семьи! А приехать раньше я не мог из-за досадного стечения обстоятельств. Когда Бернард Гейдж привез в Портсмут письмо Делии, я был в Дюнкерке по поручению командира эскадры. Я вернулся в Оксфорд только в день суда и, узнав о смертном приговоре, немедленно отправился в Лондон к Кромвелю.

– Зачем?

– Я… я просил помилования, – смущенно ответил Дэвид.

– Помилования?! – с негодованием переспросил герцог. – Как тебе могла прийти в голову такая идиотская мысль?

– Я хотел спасти тебя, – сказал молодой человек.

Эдвин презрительно улыбнулся.

– Судя по твоему лицу, твои старания не увенчались успехом, – безжалостно проговорил он.

– Да, – признался Дэвид, – но Кромвель не отказывается рассмотреть твое прошение, и я умоляю тебя: напиши ему письмо.

– Дэвид, – проговорил герцог, пристально вглядываясь в глаза брата, – неужели ты уважал бы меня по-прежнему, если бы я, герцог Рутерфорд, как жалкий трус, стал выклянчивать себе жизнь у самозваного протектора?

– Тебя оправдывают обстоятельства, – неуверенно возразил капитан.

– Замолчи, Дэвид, – надменно произнес герцог, – никакие обстоятельства не могут оправдать добровольного унижения. После моей смерти ты станешь герцогом Рутерфордским, и я прокляну тебя с того света, если ты позабудешь о достоинстве нашего рода.

– Разумом я согласен с тобой, Эд, но сердцем не могу примириться с тем, что тебя завтра казнят!

– Это справедливая кара за мое отступничество, – сказал герцог.

– О каком отступничестве ты говоришь? – удивился Дэвид.

– Ты знаешь, что я всегда оставался убежденным роялистом и ненавидел порядок, который установил Кромвель в Англии. Но у гроба нашей матери я поклялся позаботиться о тебе и Делии, и эта опрометчивая клятва заставила меня покинуть армию короля. Одному Богу ведомо, каких сил стоило мне не примкнуть к войскам роялистов! В тот день, когда казнили короля, я был готов пустить себе пулю в лоб, только бы избавиться от моральных мучений! Я презирал себя. Я считал себя ничтожной, недостойной личностью. Я завидовал герцогу Гамильтону, графу Кейпелу и другим роялистам, сложившим головы вместе с его величеством. Да, я завидовал им! И теперь ты просишь меня, чтобы я принял помилование от человека, обагрившего руки кровью моих единомышленников? Нет, Дэвид, я не настолько страшусь смерти, чтобы покупать жизнь такой ценой.

Дэвид, слушавший Эдвина с тем восторженно-благоговейным вниманием, с которым войска внимают словам любимого полководца, подошел к герцогу и обнял его, не скрывая волнения и братской любви.

– Я восхищаюсь тобой, Эд! – воскликнул он. – Я горжусь, что ты мой брат, и будь я на твоем месте, я поступил бы так же, как ты!

– Спасибо, Дейви, – улыбнулся Эдвин. – Я надеялся, что ты меня поймешь и простишь за то горе, которое я причиняю тебе и Делии.

– Ты не должен просить у меня прощения, – возразил Дэвид.

– Нет, я виноват перед вами. Я разорил вас: Рутерфорд конфискуют, и вам придется покинуть наш дом.

– Не беспокойся, Эд, я позабочусь о Делии.

– Но ты не сможешь вернуть ей прежнюю жизнь, – вздохнул Эдвин.

Дэвид не ответил и с горькой улыбкой посмотрел на черную решетку на узком окне.

– Эд, – задумчиво проговорил он, – а тебе не приходила мысль, что несчастья преследуют наш род не по воле случая, а по воле необъяснимой закономерности?

– Я не совсем понимаю тебя, – ответил Эдвин.

– Я хочу сказать, что наш род обречен на жестокие удары судьбы.

– Обречен? Что ты такое говоришь?

– Вспомни, Эдвин, у всех наших предков были удивительно похожие судьбы.

– Чем же похожие?

– Тем, что все, кто носил титул герцога Рутерфорда, умерли не своей смертью.

Эдвин вздрогнул, а Дэвид продолжал:

– Наш прадед пренебрегал дружбой могущественных особ и сложил голову на плахе. Наш дед отказался от примирения со своим политическим противником и погиб от кинжала наемного убийцы. Наш отец пал на поле боя, сражаясь за убеждения, которые он считал единственно правильными. Странные совпадения, не правда ли? Словно над нашим родом тяготеет зловещее проклятие, и проклятие это – наша непримиримая фамильная гордость.

Эдвин резко изменился в лице.

– Следуя вашей логике, милорд, – надменно проговорил он, – и меня привела на эшафот неразумная гордость? Кажется, так вы изволили выразиться?

– Вы меня неверно поняли, – возразил Дэвид.

– Нет, Дэвид, смысл ваших слов был примерно таким. Мне горько слушать вас, но по нравам нашего времени вы, возможно, и правы, – усмехнулся герцог. – К сожалению, правы!

– Эдвин! – воскликнул молодой человек. – Я не хотел тебя обидеть или бросить тень на память наших предков, но я не могу смириться с твоей казнью! Не могу! Прости меня, но это выше моих сил! Я презираю себя за то, что не могу тебя спасти, не могу отомстить за тебя, не могу найти предателя, который направил Бредли в наш замок!

– От кого ты узнал о предательстве? – встревоженно спросил герцог.

– От Бернарда Гейджа. Он был в гостиной, когда Монтегю рассказывал тебе о бегстве из Оксфорда.

– Дэвид, меня никто не предавал, потому что я не был причастен к заговору, – решительно возразил герцог.

– Хорошо, допустим, что предатель сводил счеты только с заговорщиками, но он не мог не знать, какому риску подвергает вас как хозяина замка.

– Участь этого человека решит Бог, – сказал Эдвин.

– Бог только выносит приговор, но исполнить его он поручает людям, и я готов продать душу дьяволу, лишь бы этот выбор пал на меня, – заявил Дэвид.

– Замолчи! – прервал его герцог. – Поклянись, что не будешь никому мстить.

– Я не дам такой клятвы, – твердо ответил Дэвид.

– Не забывай, что у тебя есть сестра и ты обязан обеспечить ей достойное будущее!

– Я помню о Делии. Но если случай отдаст мне в руки мерзавца, который предал вас, я расправлюсь с ним так, что, прежде чем умереть, он проклянет тот день, когда родился.

– Дэвид, – возмутился герцог, – вы офицер, а не палач. Неужели вы хотите уподобиться бандитскому сброду без совести и чести?

– Я отомщу негодяю, – упрямо повторил Дэвид.

– Вы отказываетесь выполнить мою последнюю просьбу?

– Вы просите меня о невозможном, – бесстрастно возразил молодой человек.

Глаза Эдвина помрачнели.

– Ну что же, – высокомерно проговорил он, – мы сказали друг другу все, что хотели, и не будем затягивать прощание. Поцелуйте за меня Делию и утешьте ее, если сможете. Как сказано в Писании: “День смерти лучше дня рождения”.

– С каких это пор вы стали цитировать Писание?

– Вы правы, Дэвид, я никогда не был примерным христианином и не проявлял должного почтения к библейским заповедям, но в том, что смерть не худшее из зол, я с Писанием абсолютно согласен, – сказал Эдвин и постучал в дверь.

В комнату вошли тюремный охранник и офицер, сопровождавший Дэвида.

– Джентльменам что-нибудь угодно? – осведомился офицер.

– Нам угодно сказать, что свидание окончено, – ответил Эдвин.

Он подошел к Дэвиду, посмотрел на него задумчивым, непривычно холодным взглядом, потом быстро обнял его и, покинув комнату, скрылся в темноте тюремной галереи.

* * *

Через час после свидания с братом Дэвид возвращался в Рутерфорд. Он миновал рощу и подъехал к поместью Говардов. Ажурные, остроконечные башенки замка сливались с серыми облаками, тающими в осенних сумерках.

Дэвид свернул с главной дороги и поскакал к замку. Обитатели Говард-Холла еще издали узнали в приближающемся всаднике лорда Дарвела. Граф Говард послал слуг встретить своего соседа, проклиная в душе этот неожиданный визит.

– Милорд! – воскликнул он, когда Дэвид вошел в гостиную. – Я не думал, что вы так скоро вернетесь из плавания! Как долго вы пробудете в Рутерфорде?

– Я не был в плавании, – ответил Дэвид. – Обстоятельства заставили меня на время покинуть службу.

– Я догадываюсь, что это за обстоятельства, – проговорил граф. – Мне известно о несчастье, постигшем вашу семью, и я искренне вам сочувствую. Конечно, с моей стороны было бы лицемерием утверждать, что я питал к герцогу Рутерфорду дружеские чувства. Между нами стоят более, чем серьезные разногласия. Но когда я узнал о приговоре, вынесенном вашему брату, я был потрясен до глубины души. Поверьте мне, милорд, я сожалею о случившемся.

– Я верю вам, граф, – кивнул Дэвид, – и в свою очередь тоже вам сочувствую.

– Сочувствуете? Мне? – переспросил граф.

– Да, я знаю, что Фрэнсис ранен, и как только представилась возможность, я приехал справиться о его здоровье. Фрэнсис – мой лучший друг, и я беспокоюсь о нем, как о родном брате.

– Кто вам сказал, что Фрэнсис ранен? – с подозрением спросил граф.

– Командир эскадры адмирал Престон. Офицеры желают Фрэнсису скорейшего выздоровления, и, если позволите, граф, я передам ему пожелания друзей.

На лице Говарда отразились недовольство и испуг.

– Видите ли, милорд, – неуверенно проговорил он. – Фрэнсис еще очень плохо себя чувствует.

– Его рана в самом деле так опасна? – с беспокойством спросил Дэвид.

– Да, почти месяц он находился между жизнью и смертью.

– Теперь я понимаю, почему вы не сказали моей сестре о ранении Фрэнка, – произнес Дэвид, внимательно глядя на графа, но тот сумел не выдать лжи.

– Милорд, в тот день, когда Делия приехала в Говард-Холл, я узнал об аресте вашего брата. Эта новость ошеломила меня, и я не посмел нанести леди Делии еще один удар. Для меня давно не секрет, что Фрэнсис и ваша сестра влюблены друг в друга.

– Неужели Фрэнсис так плох, что не в состоянии со мной поговорить? – спросил Дэвид.

Граф Говард не решился отказать лорду Дарвелу. Он понимал, что ограждая сына от посещения даже близких друзей, он скорее вызовет ненужные толки и подозрения.

– Фрэнк будет счастлив видеть вас, милорд, – сказал Говард. – Ваш визит для него лучше всяких лекарств, но прежде, чем вы пойдете к нему, я хочу попросить вас об одном одолжении.

– Я слушаю, граф.

– Не говорите Фрэнсису об аресте заговорщиков. Монтегю был другом моего сына, а герцог Рутерфорд обращался с ним как с младшим братом. Если Фрэнк узнает, что им вынесен смертный приговор, это известие станет для него страшным потрясением, а вы понимаете, как опасно сейчас для Фрэнсиса любое волнение.

– Не беспокойтесь, милорд, – ответил Дэвид. – Я ему ничего не скажу.

– Вы обещаете?

– Разумеется, обещаю, – подтвердил Дэвид, которому просьба графа показалась вполне естественной.

Слово Дэвида немного успокоило Говарда, но не избавило от сомнений. Он знал, что молодой человек никогда не изменял своим обещаниям, и все же опасался, как бы, разговорившись, юноша случайно не обмолвился об аресте роялистов.

Комната Фрэнсиса находилась на втором этаже. Дэвид бесшумно подошел к его дверям и тихо постучал.

– Войдите, – услышал он спокойный голос Фрэнка и вошел в апартаменты своего друга.

Полупрозрачные шелковые занавеси, собранные в пышные оборки, закрывали окна и не пропускали в комнату вечерний свет. Спальня освещалась двумя большими канделябрами в форме танцующих сатиров.

Лорд Фрэнсис лежал на широкой кровати, облокотившись о подушки. На атласном одеяле были разбросаны раскрытые книги и листы бумаги, исписанные ровным почерков молодого человека.

Увидев Дэвида, Фрэнсис улыбнулся радостной, по-детски восторженной улыбкой, и его похудевшее лицо озарилось искренним, счастливым удивлением.

– Глядя на тебя, можно подумать, что уже завтра ты собираешься вернуться на корабль, – сказал Дэвид, подходя к другу и присаживаясь на край его кровати.

– Если бы так, – вздохнул Фрэнсис, – но, похоже, это случится не скоро.

В голосе лорда Говарда прозвучало глубокое отчаяние, взволновавшее Дэвида.

– Тебе очень плохо, Фрэнк? – заботливо спросил он.

– Довольно скверно, – мрачно ответил лорд Говард. – Порой мне кажется, что я никогда не выберусь из этой спальни.

– Глупости, Фрэнк, – возразил Дэвид, утешая друга. – Ты вовсе не выглядишь больным.

– Не лги мне, Дейви, – печально улыбнулся лорд Говард. – В замке достаточно зеркал, чтобы я мог увидеть, во что я превратился, провалявшись два месяца в постели.

– Как же тебя так угораздило? – поинтересовался Дэвид.

– Как? – замялся Фрэнк. – Да очень просто; возвращаясь из Оксфорда в Говард-Холл, я наткнулся на шайку вооруженных бандитов.

– Вероятно, ты хлебнул лишнего, раз позволил какому-то сброду продырявить себе шкуру, – заметил Дэвид.

Фрэнсис покраснел и опустил голову.

– Мне неприятно вспоминать об этом, – сказал он.

– Как хочешь. Но скажи мне, если не секрет, какого черта тебе понадобился отпуск за неделю до отплытия эскадры? Ты уехал, даже не соизволив попрощаться со мной, а раньше ты ничего от меня не скрывал.

– Прости, но нам уже не пятнадцать лет, и я не обязан ни перед кем отчитываться о каждом моем шаге, – раздраженно возразил Фрэнсис.

– Спасибо за доверие, – съязвил Дэвид.

Фрэнсис, не привыкший ссориться со своим лучшим другом, смутился и поспешил сгладить неприятное впечатление от своего резкого ответа.

– Пойми, Дейви, – примирительным тоном произнес он, – я не мог посвятить тебя в мои дела, потому что дал слово молчать.

– Тогда меня это не касается.

– Ты обиделся?

– Я? – пожал плечами Дэвид. – Нет, но обижен кое-кто другой. И не просто обижен, но и возмущен, что ты забыл отдать визит вежливости.

– Леди Делия? – оживился Фрэнсис.

– Угадал.

– Я не успел посетить Рутерфорд: меня ранили в первый же день моего отпуска.

– А какое это было число? – поинтересовался Дэвид.

– Двадцать третье августа, – ответил Фрэнсис.

Дэвид вздрогнул, услышал дату ареста своего брата.

– Ты был в тот день в Оксфорде? – спросил он.

– Да, – подтвердил Фрэнсис.

– И ничего странного там не произошло?

Лорд Говард отвернулся от Дэвида и зарылся в свое пышное одеяло.

– Кажется, нет, – промямлил он.

– Ты не видел Кларенса Монтегю?

В глазах Фрэнсиса появилось недоумение, смешанное с испугом.

– А что случилось с Кларенсом? – спросил он, вытирая манжетой холодный пот.

От Дэвида не ускользнула странная перемена в лице Говарда, но он отнес это на счет его болезни.

– Ты задаешь мне интересный вопрос, – проговорил Дэвид. – По-моему, это ты ходил в близких дружках милейшего сэра Кларенса и вдруг, вернувшись в Оксфорд, обделяешь его своим вниманием?

– Но разговор о Монтегю завел ты, – заметил Фрэнсис, с подозрением глядя на Дэвида. – Может быть, ты что-то от меня скрываешь?

– Ничего.

– Значит, о Монтегю в Оксфорде не говорят?

– Почему о нем должны говорить?

– Ну… возможно, он опять что-нибудь натворил, – нерешительно произнес Фрэнсис. – Например, учинил дебош в таверне или затеял уличную драку?

– Я не собираю уличные сплетни, – ответил Дэвид.

– А какие новости в Рутерфорде? – тихо спросил Фрэнсис. – Меня здесь держат в полном неведении.

– Никаких новостей нет, – солгал Дэвид.

– Делия расспрашивала обо мне?

– Разумеется; и она очень огорчена, что ты не известил ее о своей болезни.

– Как только смогу сесть на лошадь, сразу же поеду в Рутерфорд просить у Делии прощения. Надеюсь, она простит меня за мое молчание.

– Делия тебе все простит, – усмехнулся Дэвид. – У того, кто влюблен, в голове мало здравого смысла.

Фрэнсис приподнялся на кровати и придвинулся к Дэвиду.

– Признаюсь, Дейви, я чувствую себя очень виноватым перед твоей сестрой, – вполголоса проговорил он.

– За что?

– Она искренне влюблена в меня, а я…

Фрэнсис замолчал, не решаясь сделать признание.

– Что ты? – переспросил Дэвид.

– Я с некоторых пор сомневаюсь в своих чувствах к леди Дарвел, – ответил Фрэнсис.

– Вот так новость! – присвистнул Дэвид. – Еще летом ты обхаживал Делию с самым угодливым видом, и я почти был уверен, что в этом году ваши воздыхания наконец кончатся свадьбой.

– И я так думал.

– Ты что же, завел себе новую пассию на стороне?

– Нет.

– Тогда в чем дело? Неужели ты посмел морочить голову моей сестре без серьезных намерений? – возмутился Дэвид.

– Нет, конечно, нет! – запротестовал Фрэнсис. – Я знаю Делию с детских лет. Я влюбился в нее, но это была первая юношеская влюбленность.

– А теперь ты Делию больше не любишь? – гневно спросил лорд Дарвел.

– Не знаю, Дейви, – ответил Фрэнсис растерянным и виноватым голосом, – но мое чувство уже не то, что раньше.

Дэвид встал, прошелся по комнате, облокотился о столик с канделябрами и несколько минут неподвижно смотрел на пламя свечей. Потом погасил рукой один из трепещущих огоньков и повернулся к Фрэнсису.

– Ты никогда не любил Делию, – мрачно проговорил он.

– Дэвид! – воскликнул Фрэнсис, но лорд Дарвел жестом прервал его.

– Ты не любил Делию, – повторил молодой человек. – Вас связывала многолетняя дружба, и вполне естественно, что ты принял юношескую привязанность за любовь. В конце концов, должен был настать день, когда бы ты понял, что обманываешься, и этот день пришел.

– Я выгляжу в твоих глазах подлецом?

– Другой человек на моем месте счел бы твое признание оскорблением семьи, но я хорошо тебя знаю и не допускаю мысли, что ты способен на подлый поступок. Ты не виноват в том, что разлюбил Делию, и я постараюсь убедить ее обратить свой благосклонный взгляд на какого-нибудь другого поклонника.

– Нет, Дейви, – поспешно возразил Фрэнсис, – не говори Делии о нашем разговоре!

– Почему?

– Я совсем запутался в своих чувствах. А вдруг это только временное сомнение? Ведь так бывает, Дейви?

– Не знаю, – ответил лорд Дарвел. – Я никогда не любил по-настоящему.

– Но, если ты передашь Делии наш разговор, она мне этого не простит.

– Возможно, – равнодушно бросил Дэвид.

– Ты презираешь меня?

– С чего ты взял?

– Я прекрасно понимаю, что моя нерешительность не делает мне чести.

– Согласен, но я пришел к тебе совсем не для того, чтобы разбираться в твоих любовных прегрешениях. Я надеялся, что мой визит хоть немного тебя развеселит.

– За время проклятой болезни, я отвык от веселья, – вздохнул Фрэнсис. – Каждый день одно и то же – врачи, лекарства… Ты даже не представляешь, как мне хочется вернуться на корабль! Никогда раньше так не хотелось! Кажется, я готов пойти простым матросом, только бы выбраться отсюда!

– Имей терпение, Фрэнк: рано или поздно любая рана заживает.

– Я предпочел бы, чтобы это случилось побыстрее.

– И я тоже, – сказал Дэвид.

Искреннее сочувствие лорда Дарвела придало Фрэнсису смелости. Он посчитал их дружеские отношения полностью восстановленными и решился задать вопрос, который разъяснил бы истинную причину внезапного визита Дэвида.

– А почему ты не в плавании? – спросил он. – Я думаю, что ты приехал в Оксфорд не только ради меня?

Дэвид растерянно замолк. По необъяснимому легкомыслию он не придумал заранее благовидного ответа на подобный вопрос, хотя и знал, что Фрэнсис непременно поинтересуется его неожиданным возвращением из Портсмута.

– Я попросил отпуск, чтобы помочь Эдвину уладить кое-какие семейные дела, – неуверенно произнес Дэвид.

Он понимал, что сказал глупость, которая вряд ли может служить достойным объяснением, но Фрэнк поверил его словам. Он не мог представить, что его лучший друг способен ему солгать.

– Эдвин всегда и во всем с тобой советуется, – заметил Фрэнсис. – Тебе очень повезло со старшим братом. Обычно эти близкие родственники – жуткие скряги, от которых не дождешься лишнего пенса.

– Да, повезло, – вздохнул Дэвид и поспешил закончить разговор, грозивший снова вернуться к судьбам арестованных роялистов. – Я вижу, наша болтовня тебя утомила, да и время уже позднее, – сказал он. – Меня ждет Делия.

– Завтра ты приедешь ко мне? – поинтересовался лорд Говард.

– Завтра? – переспросил Дэвид. – Завтра я не смогу.

– А когда?

– Не знаю.

– Я буду ждать тебя каждый день.

Дэвид взял руку Фрэнсиса, пожал ее и посмотрел на молодого человека теплым взглядом.

– Прощай, Фрэнк, – тихо проговорил он.

– Прощай, – ответил лорд Говард, удивленный странным поведением друга.

* * *

Делия сидела в гостиной и вместе со служанкой разбирала цветные шелковые нити, в беспорядке разбросанные на ковре. Она собиралась вышивать ковер с идиллической сценой из жизни древних греков. Эскиз будущего шедевра лежал тут же на полу, и Делия заставляла служанку прикладывать к нему нити, составляя наилучшие сочетания цветов.

Увидев Дэвида, она не бросила своего увлекательного занятия и, продолжая возиться с рукоделием, недовольно спросила: