Тайна Ватикана

– О ком вы спрашиваете, господин правоверных? – озадаченного поинтересовался слуга.

– Я говорю о моем старом верблюде, с которым я прошел немало дорог, в том числе и военных, когда был простым пехотинцем, и который ни разу меня не подвел и всегда был верен мне.

– Господин правоверных, мы посчитали, что жеребец принесет вам радость, – смущенно отвечал слуга.

Халиф отрицательно покачал головой:

– Нет большей радости, чем общение со старыми и верными друзьями. Приведите ко мне моего верблюда.

К халифу Умару подвели пегого верблюда, стоявшего на привязи в оливковой роще. Увидев вдалеке хозяина, животное энергично закачало головой, приветствуя. Мягкими толстыми губами верблюд ткнулся в плечо халифа, выпрашивая лакомство. Вытащив из складок одежды кусок лепешки, Умар протянул его верблюду, и животное, горделиво подняв голову, энергично задвигало челюстями.

Отказавшись от помощи подскочивших слуг, халиф уверенно устроился между двумя горбами верблюда и слегка потрепал его по шее.

– Поспешим, мой друг, у нас длинная дорога.

Верблюд, услышав команду, неторопливо зашагал, увозя на спине драгоценную ношу. Халиф Умар в сопровождении тяжелого конного отряда спускался по накатанной каменистой дороге к гавани, где его уже поджидал корабль.

Некоторое время басилевс смотрел на удаляющегося Умара. Его узкая гибкая спина, то поднималась вверх, а то склонялась в стороны, как если бы халиф раскачивался на волнах. А вскоре частокол из копий, следующих за ним всадников скрыл гавань, а вместе с ней и халифа.

– Что прикажешь, басилевс ромеев? – спросил военный советник.

– Войне конец, – объявил Лев III, – навоевались… Мы возвращаемся в Константинополь.

– И как долго будет мир?

– Хм… Об этом может знать только один Бог. Во всяком случае войны не будет до тех самых пор, пока будет жив халиф Умар. Он из тех людей, что умеют держать слово. Так что давайте помолимся о его здоровье.

ВЕРНУВШИСЬ В ДАМАСК, ХАЛИФ СРАЗУ НАПРАВИЛСЯ В БОЛЬШУЮ МЕЧЕТЬ, где молился более трех часов. Оттуда в окружении стражи он поехал в свой небольшой дом. Дни тянулись размеренно. На границах государства установилось затишье – молитвы халифа достигли ушей Аллаха.

Осенью Умар стал жаловаться на сильные боли в области живота, особенно усиливающиеся после приема пищи. Он потерял аппетит, сильно исхудал, щеки его одрябли и ввалились, кожа на лице пожелтела. Еще недавно полный жизни и цветущий, халиф превратился в ветхого старика.

Через год, чувствуя исход жизни, халиф Умар перебрался в монастырь Симеона Столпника, расположенный в тридцати пяти километрах от Алеппо, где выкупил небольшой участок для могилы.

Здоровье Умара ухудшалось день ото дня: он уже не мог передвигаться самостоятельно, опирался на крепкие руки слуг, которые днем и ночью оставались при своем господине.

В один из ясных весенних дней халиф призвал к себе в монастырь всех приближенных. Обстановка в его комнате была скудной, аскетичной: вдоль холодных каменных стен стояли лавки, на полу лежал небольшой ковер. Халиф Умар расположился в кресле за небольшим столом, на котором лежали пергамент, остро заточенная палочка для писания и стояла фарфоровая чернильница. Невзирая на тяжелую болезнь, халиф продолжал исполнять обязанности главы государства: издавал указы, принимал вельмож, проводил совещания, поощрял подданных, порой находил время и для встречи с друзьями.

Прибывшие вельможи не смели смотреть на немощного халифа. За последние два года из крепкого молодого мужчины Умар превратился в ходячую мумию. С его праведными деяниями следовало жить очень долго, но болезнь, подточившая желудок халифа, теперь отбирала у него последние силы. По щекам вельмож, искренне любивших своего господина, текли слезы, каждый из них осознавал, что халиф Умар доживает последние дни.

Нынешний визит больше напоминал прощание.

Халиф, поддерживаемый слугами, пожелал опуститься на ковер, напротив него полукругом расселились и вельможи.

– Простите меня, если я вас чем-то когда-то обидел, – произнес халиф Умар слабым голосом. – Я делал это не со зла, получалось невольно.

– Повелитель правоверных, – отвечал главный советник, – на свете не было более справедливого господина, чем ты. Мы счастливы, что служим тебе и халифату.

– Придвиньтесь ко мне поближе, я плохо вижу вас, – неожиданно попросил халиф, – а мне бы хотелось заглянуть в ваши просветленные глаза.

Присутствующие пододвинулись ближе. Неожиданно взгляд халифа застыл, крупные запавшие темно-карие глаза в упор смотрели на приближенных. Широкие черные брови сместились к переносице, во взоре появилась нехарактерная для халифа страсть. В молчании прошло несколько долгих минут.

Главный советник, не выдержав направленного на него взора, негромко произнес:

– О повелитель правоверных, мы тебя чем-то прогневали? Ты сердишься на нас? Нам горько видеть твой суровый взгляд.

– Кто вы? – неожиданно отрешенно спросил халиф Умар, посмотрев вокруг.

– Мы твои слуги, повелитель правоверных, – напомнил главный советник.

– Это не так, – едва покачал головой теряющий силы халиф. – Я вижу присутствующих здесь… Но это не люди и не джинны, тогда кто же вы?

Неожиданно тело его расслабилось, и Умар, не дождавшись ответа, опрокинулся на подушки, подставленные под спину, и застывшими неживыми глазами воззрился в потолок.

Главный советник, глотая слезы, закрыл дрожащей ладонью халифу Умару глаза и, обернувшись в сторону Мекки, прочитал молитву:

«Этот дом в будущей жизни Мы даруем лишь тем, кто не стремится к высокому положению на земле, а также к нечестию. Счастливый исход уготован только богобоязненным».

Глава 6

2000 год

Католический богослов

Поднявшись на второй этаж по чугунной ажурной лестнице, гулко отсчитывавшей шаги, глава города пересек приемную, где размещался небольшой стол референта, и спросил:

– Мне никто не звонил?

– Из Москвы сообщили, что Казанский Кремль будет включен в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Осталось подготовить кое-какие документы, они лежат у вас на столе.

– Хорошая новость, – ответил Камиль Шамильевич и прошел в свой кабинет.

Кабинет удобный. С левой стороны на стене висела карта Казани, завешенная серой занавеской. С правой – размещался стол, к которому была придвинута небольшая тумба со стоявшими в ровный ряд телефонами: три белых и один черный. Сразу напротив двери – два больших окна с видом на улицу Кремлевскую.

На рабочем столе посередине, перед креслом, находились аккуратно разложенные бумаги, требующие немедленного рассмотрения. Немного подальше папки с документами, нуждающимися в дополнительном уточнении.

Над входной дверью висели круглые часы с большими черными стрелками. Через пятнадцать минут должен подойти доктор богословия, профессор Гиссенского университета Адольф Хампель. Знакомство с ним произошло на конференции в Казанском университете, с которым университет Гиссена имел длительное партнерство.

Одетый в деловой синий костюм в едва заметную белую полоску профессор производил благоприятное впечатление. Поджарый, сухой, с благородной сединой в густых волосах, он значительно выделялся среди присутствующих. В скупых жестах, в повороте головы чувствовалась природная аристократичность, которую невозможно сыграть, подсмотреть или выработать, ее можно приобрести только генетически. Поэтому не было ничего удивительного в предположении, что его выступление станет запоминающимся. Ожидания оправдались: свое приветствие к собравшимся он произнес на латинском языке.

В дальнейшем разговоре выяснилось, что Адольф Хампель из судетских немцев и прошел длительный и нелегкий путь к русской культуре. Еще со студенчества интересовался русским фольклором и историей, а немного позже всерьез увлекся литературой XIX века. Но первым его увлечением как католика было богословие, по которому он защитил докторскую диссертацию, после чего длительное время работал в Ватикане.

Камиль Исхаков подошел к ученому в перерыве между докладами и, представившись, заговорил:

– Господин профессор, вы говорили на латыни, но у меня есть серьезные подозрения, что вас никто не понял.

Адольф Хампель рассмеялся – он испытал искреннюю симпатию к человеку, которого повстречал впервые в жизни.

– Может, кто-то и понял… В зале сидело немало коллег из Западной Европы, где в гимназиях до сих пор преподают латинский язык. А дело вот в чем… По замыслу руководителей конференции, каждый выступающий должен был поприветствовать слушателей на своем родном языке. Но я ведь из Германии, а на конференции уже дважды звучала немецкая речь, повторяться мне не хотелось, потому я произнес приветствие на латыни. Тем более что я богослов, и латинский язык, можно сказать, мой второй родной язык.

– Я бы хотел пригласить вас к себе завтра в городскую администрацию. У меня к вам будет очень интересное предложение, надеюсь, что оно вам понравится. В десять часов утра вас устроит?

Улыбка у бургомистра широкая, добродушная, обезоруживающая. На сухощавом лице профессора Хампеля промелькнуло нечто похожее на любопытство: «Что же такое мусульманин может поведать католическому богослову?»

– Хорошо, я обязательно подойду.

ПРОФЕССОР ХАМПЕЛЬ ПРИШЕЛ ТОЧНО В НАЗНАЧЕННОЕ ВРЕМЯ. Теперь на нем был серый костюм из мягкой английской ткани, вместо галстука неброская синяя бабочка.

– Присаживайтесь, – показал Камиль Исхаков на свободный стул у стола. – Вы что-нибудь слышали о Казанской иконе Божьей Матери?

– Знаю, что такая икона существует, и она как-то покровительствует России.

– Все так… Казанская икона Божьей Матери – это самая главная святыня нашего города. К сожалению, она пропала… Есть несколько версий ее исчезновения. Первое расследование состоялось в 1904 году, его проводила царская сыскная полиция, которая выяснила, что икона была украдена, затем ее разрубили на куски и сожгли в печи. Есть другая версия, будто бы икону продали за границу в 1920 году. Существует и третья: она пребывает где-то в католическом мире. Никто из православных не верит, что такая значимая икона могла просто исчезнуть. Такие реликвии не пропадают… И я придерживаюсь этого же мнения.

– Можно направить запрос в Ватикан, если эта икона действительно столь ценная, то там должны что-то знать о ее судьбе, – предположил профессор Адольф Хампель.

Бургомистр Исхаков отрицательно покачал головой:

– Для нас это практически невозможно… У России с Ватиканом на межгосударственном уровне почти не осталось контактов. Можно было бы попытаться узнать о судьбе иконы через Православную церковь, но контакты между Католической и Православной церквями также минимальные. А спрашивать о таких серьезных вещах, как Казанская икона, просто недопустимо. Любой наш запрос по поводу православных святынь администрация Ватикана оставит без внимания.

– Соглашусь с вами, это непростой вопрос.

– Я тут немного наводил о вас справки, мне сказали, что вы долгое время работали в Ватикане? Это правда?

– Восемь лет.

– Наверняка у вас в Ватикане остались какие-то знакомые, друзья…

– Конечно, – легко согласился профессор, – я до сих пор поддерживаю с ними самые теплые отношения.

– Не могли бы вы узнать через свои каналы, где могла бы находиться Казанская икона Божьей Матери?

Профессор неожиданно рассмеялся. Его смех был звонким, почти мальчишеским.

– Ха-ха-ха! Вы хотите сделать из меня русского шпиона в Ватикане. Предупреждаю вас, государство Ватикан имеет одну из самых разветвленных и действенных разведок в мире. Через каждую католическую церковь в Ватикан стекается информация и передается в Секретариат Святого престола, где она самым тщательным образом документируется и анализируется. Как ваш шпион я могу провалиться! Наверняка меня будет ожидать заточение в подвалах Ватикана.

Камиль Исхаков широко улыбнулся: «Этот профессор – весьма забавная личность».

– Тогда уж не русского шпиона, а татарского. – Сделавшись серьезным, глава администрации продолжал: – Господин Хампель, правильнее сказать, что вы будете нашим доверенным лицом. Вам предоставляется уникальная возможность улучшить отношения между католиками и православными и внести вклад в примирение двух христианских конфессий, имеющих непростую историю взаимоотношений.

Кажется, я вас понимаю, господин бургомистр. Вы хотите из меня сделать, как там говорят русские, «голубя мира»?

– Если вас не обижает такое сравнение, то можно сказать, что так оно и есть… Если вы сумеете найти место, где в данный момент находится Казанская икона Божьей Матери, и мы с вашей помощью вернем ее на родину, к ее пастве, то Русская православная и Римско-католическая церкви сделают значительные шаги к обоюдному примирению.

Профессор пребывал в хорошем настроении. Ему определенно импонировал молодой независимый бургомистр. Такие люди способны врагов превращать в друзей: противостоять их обаянию невозможно. У них талант располагать к себе. Но самое главное, они умеют добиваться намеченного.

– Понимаю, на что вы меня толкаете. Вы хотите, чтобы я разделил участь Джордано Бруно.

– Сжигать на костре вас не станут, нынешнее время весьма гуманно. Вас даже не отлучат от Церкви.

Но может пострадать моя репутация ученого, – несколько тише произнес Адольф Хампель, неожиданно посуровев.

– Наоборот, вам предоставляется уникальная возможность быть нашим проводником в католический мир. Он нам интересен, но мы о нем мало что знаем. Возможно, что именно это – ваша миссия.

– В России есть католические храмы?

– Есть. Но их очень мало.

– И все-таки почему вы обратились именно ко мне?

– Я слушал ваш доклад, он произвел на меня сильное впечатление. Вы умеете убеждать людей, находить подходящие слова и знаете тему, как никто другой.

– Я бы сказал, что именно у вас настоящий дар убеждения, господин бургомистр. Хорошо. Я согласен, – после некоторого колебания отвечал Адольф Хампель.

– Вы даже не представляете, как нам необходима ваша помощь. Мы ведь не знаем итальянского языка, не знаем католической терминологии, не знаем, как устроен Ватикан изнутри. И в Ватикане никого не знаем… А там ведь тоже существует какая-то политика, табель о рангах… Нам нужно разыскать икону.

– А может, она находится где-то в России?

– Вполне допускаю. Я бы хотел предложить вам как богослову, как человеку, который разбирается во всем этом, проехаться по городам, где она может быть. Мы оплатим вам все расходы, связанные с поездкой и розыском иконы. Только отыщите ее для нас!

– Вижу, что поиск иконы для вас действительно очень важен… Признаюсь, мне никто не предлагал прежде ничего подобного. А ведь русские иконы – моя давняя страсть. Готов вам помочь.

– Вот и прекрасно! – воодушевился Камиль Шамильевич. – Тогда давайте сформируем команду.

– Команду?..

– Так будет даже лучше.

– А когда вы хотите ее сформировать?

– Прямо сейчас! Скажу вам по секрету, она у нас уже есть, – произнес Камиль Исхаков заговорщицким тоном, – и находится прямо в этом здании. Нам не хватает только руководителя. – Подняв трубку, он попросил: – Зайдите ко мне, у меня есть для вас хорошие новости.

Через пять минут в кабинет главы администрации вошли два молодых человека в строгих темных костюмах.

– Знакомьтесь, господин профессор, вот этого молодого человека зовут Ахмет Каримов, – показал Исхаков на худощавого брюнета лет двадцати пяти, с короткой стрижкой, при крупных роговых очках. Затем он перевел взгляд на круглолицего русоволосого крепыша и представил: – А это Дмитрий Хафизов. Оба – мои помощники. А это – профессор Хампель, богослов, ваш руководитель и консультант. Он поможет нам в поисках Казанской иконы Божьей Матери, – хитро заулыбавшись, продолжил: – Вы у меня все спрашивали, когда я вам наконец поручу настоящее дело? Вот я вам и даю то самое настоящее дело. Считайте его своеобразным экзаменом. Если внесете свой значительный вклад в поиски иконы, значит, молодцы, справились, будем вас продвигать дальше, а уж если не справились, – широко развел он руками, – значит, сами виноваты. Эх, за большое дело беретесь, ребята! Я вам даже по-доброму завидую. Профессор, что вам необходимо для начала?

– Для начала мне бы хотелось иметь на руках достоверную четкую фотографию иконы.

– Фотографии у нас есть… И очень хорошего качества. Но думаю, что только одной фотографией в таком большом деле не обойтись. В какой-то степени вам придется проводить исследовательскую работу. – Исхаков подошел к широкому шкафу и, открыв застекленную дверцу, достал из нее объемную книгу. Бережно пролистал, отыскал красочную иллюстрацию, с которой на него скорбно глянули печальные материнские глаза. – Я очень дорожу этой книгой, один из редких экземпляров. Старое издание, очень надеюсь, что она вам пригодится. В книге собраны иконы Богородицы из разных мест России. Вот эта икона из села Богородское под Уфой. Богородица очень похожа на Казанскую, но отличается овалом лица, – отложив несколько страниц, заговорил дальше: – А вот эта – Каплуновская икона Божьей Матери из Харьковской епархии. Ликом очень напоминает нашу Казанскую, но руки у нее скрыты окладом и голова наклонена к Христу пониже, чем у нашей, – перевернув два листа, показал: – А вот эта – чудотворная Вязниковская Казанская икона Божьей Матери. Явлена была в 1624 году, а наша Казанская икона Божьей Матери, по одной из версий, известна еще с марта 1516 года, когда ее из Константинополя в Москву для великого князя Василия III привез его приближенный дворянин Василий Коробов, – протянув книгу профессору Хампелю, добавил: – Работы у вас будет много. Нужно будет посмотреть все списки Казанской иконы Божьей Матери, возможно, что среди них прячется разыскиваемый подлинник.

Глава 7

Восстание богомазов

По возвращении из города Эфеса в Константинополь басилевс Лев III Исавр несколько дней размышлял над словами халифа Умара. Обещание дано, отступить невозможно, как бы того ни хотелось. Многие архиереи думали точно так же, как халиф Умар: каким бы великим талантом ни был бы наделен иконописец, он все равно никогда не сумеет отобразить на полотне даже толику святости, каковой обладают Бог и святые.

А может, все-таки стоит попробовать возразить великому халифу?

Лев Исавр вышел из Тронного зала на террасу, откуда просматривались берег Мраморного моря и гавань с императорскими галерами. Поодаль на волнах колыхались арабские боевые парусники. Если он откажется от прежней договоренности с халифом, то арабы начнут штурмовать город, и тогда уже ничто не спасет империю.

– Позовите спафария Прокопия, – приказал басилевс слуге, стоявшему у дверей.

– Слушаюсь, басилевс ромеев, – отвечал дворцовый слуга и немедленно покинул смотровую площадку.

Вода в море была бирюзовая с синеватой дымкой, расплывающейся на горизонте. Где-то в двух милях от берега стояло несколько утлых рыбацких суденышек, ловивших для кухни императора угрей.

Вернувшись в зал, Лев III Исавр сел на трон.

Спафарий Прокопий быстрым шагом вошел в зал, в глубине которого на трехступенчатом возвышении был установлен мраморный трон басилевса Римской империи. У нижней ступени покой императора охраняли каменные позолоченные львы; по обе стороны от трона, на котором, полный величия, восседал напыщенный Лев III Исавр, еще совсем недавно один из многих военачальников державы, теперь – басилевс Византии, находились статуи Ники с распростертыми крыльями.

Величественный трон был покрыт золотом и украшен изумрудами и сапфирами, сверкавшими в огнях свечей радужным многоцветьем. Над ним возвышался огромный купол, сделанный из чистого золота, подпираемый четырьмя массивными колоннами из ярко-бордового родонита. За басилевским троном находились три двери, открывавшиеся на широкие лестницы и уводившие во внутренние помещения дворца и в личные покои правителя.

Трижды поклонившись, как того требовал дворцовый этикет, Прокопий произнес, глядя в лицо басилевса:

– Явился по твоему приказу, государь.

– Сделаешь для меня вот что, – Исавр вдруг почувствовал, что ему трудно подбирать подходящие слова, – соберешь во всех храмах иконы и сложишь их на площади перед Священным дворцом n сожжешь! Фрески сбить!

Лицо Прокопия оставалось невозмутимым. Он был готов выполнить любой приказ басилевса.

– А как поступить с иконами и фресками в Софийском соборе? Народ волнуется, около храма собралась большая толпа, они готовы защищать свою Софию. В городе могут быть волнения…

Басилевс неожиданно поднялся с трона и медленно подошел к окну, чтобы взглянуть на храм, построенный Юстинианом вблизи Священного дворца. Всякий раз, когда император смотрел на величественное здание, душу охватывал невольный трепет: если такой может быть церковь, то каким тогда выглядит человек перед величием Бога! Трудно поверить, что это грандиозное и невероятно красивое здание было делом рук человеческих. При его планировании и постройке не обошлось без Божьего Промысла. Существует легенда, что однажды ангел показал Юстиниану модель собора Святой Софии, а тот подсказал архитекторам, как следует возводить здание, которому не должно быть равных под небом. Проектировщики и строители – всего-то инструмент в руках божественной силы.

Огромное помещение храма было расписано золотом и серебром; алтарь, кресты, оклады икон были украшены изумрудами, сапфирами, александритами. Мощи святых лежали в золотых раках. Копье, пронзившее Христа, стояло за алтарем в специальном золотом ковчеге. Щепы от Креста, на котором был распят Иисус, и частички Гроба Господня были обрамлены золотом и стояли на небольшом постаменте у восточной стороны церкви за небольшим посеребренным ограждением.

В храм Софии свозилось все лучшее со всей империи: иконы, написанные мастерами прошлых столетий; скульптуры святых, выполненные на заре раннего христианства; изображения Иисуса и Богородицы, написанные апостолами сразу после его вознесения. При храме неустанно трудились самые талантливые иконописцы, художники и скульпторы, снабжавшие иконами и изваяниями святых храмы Византии.

Басилевс Лев III долго смотрел на собор через распахнутое окно, любуясь золоченым куполом Святой Софии, затем, повернувшись к верному слуге, застывшему в смирении в нескольких шагах, негромко распорядился:

– Храм Святой Софии пока не трогать…

– Слушаюсь, мой император, – отвечал офицер и быстрым шагом вышел из Тронного зала.

НА ИСПОЛНЕНИЕ ПРИКАЗА БАСИЛЕВСА УШЛА НЕДЕЛЯ.

Во все концы Римской империи Прокопий отправил многочисленные отряды: вооружившись лопатами, а то и длинными копьями, солдаты сбивали со стен великие творения прошлых эпох, выносили из храмов иконы. Вместо фресок с библейскими сюжетами, ранее украшавших своды, теперь можно было увидеть огромные черные погребальные кресты.

Явившись во дворец, спафарий Прокопий доложил:

– Мой император, приказ твой выполнен. Все иконы, алтари, скульптуры из храмов изъяты, и теперь они большими кучами лежат на площади перед дворцом.

Всего-то секундная пауза, после которой басилевс произнес:

– Прикажи солдатам поджечь весь этот хлам! И никого не пускать к огню! Пусть все ромеи видят, как горит настоящее зло!

– Слушаюсь, император, – сказал Прокопий и широким шагом заторопился из зала.

– Ты отличный офицер, Прокопий, – остановил его Лев III, – что ты думаешь обо всем этом?

Вопрос застал Прокопия врасплох, выждав непродолжительную паузу, он уверенно ответил:

– Я солдат и выполняю приказ императора. – И покинул просторный зал.

Трон у басилевса был широкий – свободно могли бы разместиться два человека, но на нем восседал только Лев III. В будни он обычно занимал правую сторону, оставляя левую для Христа, а в воскресенье размещался на левой. Нынешний день был праздничный – Рождество Пресвятой Владычицы Богородицы, а потому басилевс занял левую сторону трона.

На императоре было шерстяное платье, украшенное красными узорами и расшитое золотыми нитями. Такую одежду Лев III носил в исключительных случаях. Нынешний день как раз был таковым.

Басилевс встал с трона и спустился по ступеням на мраморный мозаичный пол; быстрым шагом пересек просторное помещение и поднялся на второй этаж, где находились императорские покои. С широкой террасы, украшенной нимфами, застывшими в белом мраморе, привезенными басилевсом Константином из Рима, просматривалась площадь. В огромные кучи было свалено множество икон, выносных крестов, книг и других предметов с изображениями святых.

Прокопий уже спустился вниз и с факелом в руках стоял подле поруганных икон. Рядом с ним находились гвардейцы в тяжелых доспехах и ожидали указаний.

Заприметив басилевса, стоявшего на террасе, Прокопий решительно швырнул полыхающий факел на груду поломанных и побитых икон. Им крепко досталось, прежде чем их доставили к Большому дворцу. Не обошлось без столкновений с паствой, не желавшей расставаться со святынями. Более всех упорствовали иноки. Многих бунтовщиков поместили в императорскую тюрьму, где им придется провести годы заточения, других разогнали, третьих, наиболее упорствующих, вышедших с палками в руках, порубили мечами. Без тяжелой пехоты во время мятежа не обойтись.