Айр'Калет

Вжух! Что-то пронеслось рядом. Лёгкий щелчок. Орк дёрнулся. В его плече оказалась стрела. Вторая вспыхнула из ниоткуда, и вонзилась в его руку. Он зарычал, отпуская Лоринтара, который сразу же отпрыгнул назад.

Из леса с воинственным криком вылетели люди. Тёмные силуэты, чёткие, быстрые, выстроились в полукруг. Во главе было знакомое лицо Гаррика. Его лицо суровое, сосредоточенное, тетива уже вновь натянута. Его воины окружали орка, сужая кольцо. Орк теперь дышал тяжело, всё в его позе кричало о боли и отчаянии. Он знал, что это конец.

– Тебе конец. – выдохнул я. И гром над головой ударил с жуткой силой.

Гром прогремел в последний раз, как удар гонга после битвы, и вслед за ним, на головы всех нас хлынул настоящий ливень. Ни каплями, а целым потоком. Струи воды, тяжёлые и настойчивые, как руки разъярённого духа, обрушились на землю, сразу начав тушить пламя, что ещё минуту назад плясало среди травы. Дым взвился, змеясь вверх, растворяясь в буром, пепельном небе, и запах гари начал уступать свежести дождя. Земля под ногами заскользила, превращаясь в грязь. Я поднял голову, и капли хлестнули по лицу, смывая пот и кровь.

Орк метался, ошарашенный, окружённый и явно не ожидавший такого поворота. Он глядел по сторонам, и страх в его глазах теперь был явным. Он сделал движение назад в попытах сбежать, повернувшись, чтобы рвануть прочь от нас. Но не успел. Лоринтар оказался быстрее. Он почти скользнул по грязи, и в два быстрых, точных движения, нанёс удары. Один в подколенное сухожилие, второй чуть выше бедра. Орк осёкся, взвыл от боли, и упал на колени, сотрясая землю своим весом.

И прежде чем тот успел рявкнуть или двинуться дальше, Лоринтар одним отточенным движением перерезал ему горло. Быстро, точно и смертельно. Громила схватился за горло, булькнул, захрипел, как умирающий зверь, и с грохотом повалился лицом в грязь. Кровь текла в перемешку с дождём, а вода уже заливала мёртвые глаза.

Молчание повисло над поляной. Даже ливень, шумный и яростный, не мог заглушить этой странной, густой тишины. Все смотрели на Лоринтара. Он стоял спокойно, беззвучно, взмахнул своими клинками, скинув с них кровь, и медленно, с точностью, убрал их в ножны. Его лицо было каменным, ни следа эмоций. Я выдохнул. Шея горела от напряжения, плечо всё ещё ныло, и только теперь я понял, как сильно устал.

Я сунул меч в ножны и шагнул к Гаррику. Он стоял с тетивой в руке, щурился сквозь ливень, усмехаясь краем губ.

– Вы как раз вовремя. – сказал я, тяжело дыша, но с лёгкой улыбкой. – Чуть позже и пришлось бы звать нежить на помощь.

– Ты теряешь форму, Калдрин. – отозвался Гаррик, приподнимая бровь. – Что это такое? Два орка, а ты весь в грязи и крови. Ещё бы немного и сам бы в ножны лёг.

– А кто бы говорил. – хмыкнул я. – Сам-то где был? Пропустил двоих орков. Может, тебе больше заниматься надо, а не шутки шлифовать.

Мы оба усмехнулись. Лёгкий, почти братский смех пробился сквозь усталость, и на какое-то мгновение всё вокруг снова стало нормальным. Люди Гаррика рассредоточились, оглядывая местность, некоторые переговаривались между собой, кто-то проверял тела. Дождь всё не утихал, поливая с прежней яростью, с желанием смыть с этой поляны и нас, и битву, и саму память о случившемся.

К нам подошёл Лоринтар. Его белокурые волосы прилипли к лицу, а кожа блестела от дождя и крови. Он взглянул на меня, затем на Гаррика, и сказал коротко:

– Стоит укрыться. До того, как кто-нибудь промокнет до костей и начнёт бредить о славе.

– Хорошая мысль. – кивнул я и повернулся к остальным. – Давайте за мной. Наши лошади вон там. Разведём костёр, отогреемся и уже там поговорим.

Мы двинулись, сквозь мокрую траву, между деревьями, которые теперь казались чище. Я шёл немного впереди, а когда обернулся, бросил последний взгляд на поле боя. Там, где недавно бушевал огонь, теперь оставалась только мокрая земля и клубы едва видимого пара. Природа, как всегда, стирала следы нашей жестокости быстрее, чем мы успевали о ней пожалеть.

Мы вернулись к лошадям без лишних слов. Всё-таки сражение, даже короткое, выбивает силу не только из мышц, но и из языка. Несколько человек из отряда Гаррика ушли в заросли за своими лошадьми. Я уселся на бревно, но сразу понял, что не всё так просто. В плече снова прострелило болью. Вывих. Я попросил одного из стражников помоч, и он, молча, с почти тревожной заботливостью, встал за моей спиной, упёрся коленом в мой бок, и с быстрым щелчком вправил сустав обратно. Я выругался, не очень громко, но со всей душой. Звук хлопка сустава на место и боль, разлившаяся на мгновение огнём, дали понять, что теперь будет лучше.

Мы с остальными нашли несколько сухих веток. Под массивным дубом, его корни и крона уберегли кое-что от дождя. Листья сдержали поток, и там, где ствол расходился в четыре грубых корня, осталась почти сухая полость. В ней, как будто сама земля давала нам передышку, нам удалось разжечь примитивный костёр. Лоринтар помог сложить ветки. Вскоре огонь заиграл, сначала лениво, неохотно, а потом, почувствовав вкус сухой коры, оживился, начал дышать жаром. Мы подтянулись ближе, плечами друг к другу, грея руки и лица. Дождь всё ещё капал по листве над головой, но уже не лил как прежде. Теперь это был отголосок шторма, не более. Один за другим возвращались воины Гаррика, кто с конём, кто с добычей, и вскоре нас стало больше. Кольцо людей вокруг огня, шепоты, тихий гул голосов, звон клинков и посвисты костра.

Лоринтар сидел чуть в стороне. Он вытащил один из своих тонких, изогнутых клинков и чистил его. Не просто как солдат, торопливо, а как мастер, почти как жрец. Он достал плотную, неожиданно чистую ткань, и с какой-то священной строгостью стирал с металла бурые разводы орочьей крови. Движения его были размеренными, как дыхание, как ритуал. Я тоже достал свой меч, прочистил клинок, проверил остроту. Лезвие поймало отблеск пламени. Люди Гаррика болтали, кто-то смеялся. Видимо, рассказывали байки, отгоняя напряжение. Я не вслушивался. Глаза устали, но слух всё ещё улавливал каждое движение.

Гаррик, разминая пальцы и оглядывая костёр, вдруг повернулся ко мне и спросил:

– Всё же, Калдрин… как это вы вдвоём справились? Два орка это тебе не прогулка по лугу.

Я махнул в сторону Лоринтара:

– План был его. Я просто следовал.

Гаррик прищурился. Медленно перевёл взгляд на Лоринтара и, слегка насмешливо, но с подспудным недоверием, спросил:

– Так это ты поджёг поле?

– Да. – спокойно ответил Лоринтар, даже не поднимая глаз. Он всё ещё занимался клинком. – План был мой.

– Прекрасный план. – голос Гаррика стал холоднее. – Ты в курсе, что если бы не ливень, пламя могло добраться до ближайшей деревни? Или города?

– Знаю. – ответил тот так же спокойно. – Как и знал о дожде.

– Рисковал слишком сильно. – Гаррик недовольно цыкнул языком. – Я бы мог прямо сейчас схватить тебя и бросить в темницу. Но вы загнали орков, разоривших Хэдсвор. На этот раз прощаю, но следующего раза не будет. Надеюсь, ты усвоил сказанное.

Я вмешался. Меня самого грызло непонимание, но сдерживать напряжение уже не было смысла.

– А всё-таки, зачем? – спросил я, поворачиваясь к Лоринтару. – Я понимаю гром, молнии, они бы отвлекли орков, испугали. Но зачем поджигать равнину? Я так и не понял.

Он наконец отложил клинок, вздохнул, и на мгновение посмотрел прямо мне в глаза. Голос его был твёрд, но не раздражён. Просто объясняющий, как учитель ученику.

– У орков отличное обоняние. Но вот слух у них хуже. Особенно на ветру. Мы подошли ближе не потому, что были тихими, а потому, что они не чувствовали нашего запаха за дымом. Это был единственный способ подойти вплотную. Огонь не для устрашения, а для маскировки.

Я кивнул. Да, всё становилось на свои места. Простая, но гениальная логика. Подобраться к хищнику, затмив его основное чувство, вот в чём была суть. Но всё же, в глубине меня что-то оставалось неуютным. Не от плана, не от Лоринтара, а от того, как легко он шёл на край. Ради победы.

Огонь потрескивал, бросая пляшущие тени на лица. А дождь над нами всё ещё шелестел по листве, как далекий шёпот забытых богов.

Гаррик сидел у костра, лицо его было залито тусклым отблеском пламени. Он смотрел в огонь, но взгляд был устремлён не туда, он словно пробирался сквозь пламя, вглубь себя, туда, где сплетаются страх и вина. Я знал Гаррика. Мы сражались бок о бок уже давно. Он был твёрд, как молот кузнеца, справедлив, как закалённое лезвие. Но сейчас в нём что-то трещало. Я решил не тянуть и спросил прямо:

– Как ты, Гаррик, мог пропустить двух орков в эти земли? Ты ведь не сопляк. Ты чувствуешь тревогу, ещё до того, как её начинает слышать ветер. А тут орки. Среди холмов, вблизи ферм, почти у самого Сореллина.

Он не сразу ответил. Подбросил в огонь ветку, сухую, хрупкую, как старые кости. Огонь принял её с радостью. Только тогда он заговорил:

– Я-я… – протянул он. – знал. – его голос был хрипловат и сух. – Были следы. Были… Знаешь, мелочи. Всё указывало на орков, но мне запретили говорить. – сказал он со всей серьёзностью. На его лице промелькнуло частое выражение, когда происходит что-то непонятное. Он это знает, но не скажет даже если начать пытать. – Если бы я сказал… началась бы паника. Крестьянки побросали бы детей и скот. Купцы заперлись бы в трактирах. Старики начали бы молиться, и, может, даже начали бы казнить каких-нибудь несчастных обвиненяя их в колдовстве. Это ведь юга. Здесь страх рождает глупость.

Я слушал молча. Уверен, эти слова были лишь долей правды. Гаррик был человеком службы, и старался в точности исполнять приказ. Даже если я сейчас спрошу правду, он лишь сделает вид, что не понимает о какой правде речь идёт.

Лоринтар, что сидел напротив, вдруг подался вперёд, прервав размышления:

– Всё бы нашлось. – его голос был холоден, как лезвие в снегу. – Просто вам не хотелось искать. Это ведь тяжело. Следить. – кинул он обвинение. – Стража ведь предпочитает сидеть у ворот, пить мёд да щёлкать костяшками.

Гаррик вскинул глаза. Он не закричал, но в его лице отразилась волна гнева. Он почти зашипел:

– Ты, хренов тёмный, учишь меня, как служить родной земле?!

Я видел в его лице, в его взгляде, не только ярость. Там было и другое. Понимание. Горькое, как несвежий клевер. Он знал, что что-то упустил. Что-то проспал. И, быть может, если бы тогда послал отряд дальше, Хэдсвор был бы жив.

Я протянул руку и положил ладонь на его плечо и просто взглянул на него. Он кивнул еле заметно. Всё понял.

И вдруг кто-то из стражников, молодой, горячий, с ярким взором, как у лисёнка в первый день охоты, обратился к Лоринтару:

– Слушай, ты ведь видел их. Орков. Они ведь груда мышц, а? Легенды гласят, что с одного удара камень ломают. Почему же они такие тупые и трусливые?

Глупый вопрос. Но в каждом глупом вопросе – росток истины.

Прежде чем Лоринтар успел что-либо ответить, второй стражник, что постарше, с шрамом, что шёл от щеки к подбородку, прервал его резко:

– Заткнись, Трин. Не говори с этим… с ним. – и бросил на Лоринтара взгляд, в котором не было ничего, кроме отвращения.

Я заметил, как Лоринтар чуть напрягся. Не вздрогнул, не обиделся. Он, скорее всего, привык. У них, у тёмных эльфов, кровь холодная, как сама их подземная родина.

Тёмных эльфов здесь не любят. И я понимал почему. В их взгляде гордость. В походке надменность. А в бою жестокость, что не нуждается в пощаде. Они не молятся богам людей. Они не склоняют головы перед королями. Они считают себя выше этого. Странно, что своим поведением, Лоринтар отличается от других тёмных. Обычно они не жалеют сил, лишь бы в рабство взять или жертвоприношение сделать. Вечно агрессивные, гордые, тщеславные, и все остальные плохие качество присущие тёмным.

И всё же… Лоринтар спас мне жизнь дважды. А Гаррик бы уже умер, не окажись тот рядом с нами на равнине.

Я откашлялся, пытаясь спокойным голосом прервать назревающий конфликт:

– Хватит. Сегодня мы выжили. Хоть и Хэдсвор пал. И я не позволю, чтобы мы начали точить кинжалы друг на друге. И неважно, кто к какой крови принадлежит, если он держит клинок за тебя.

Мы остались на ночлег на этом же месте. Земля, напитанная дождём, стала мягкой, как чьё-то забытое одеяло. Туман полз по земле, сливаясь с дымом от костра, что уже выдыхался в ночи. Всё было сыро, и даже щепки неохотно шли в пламя. Но никто не жаловался. После недавнего боя молчание давало больше, чем разговоры. Каждый переваривал своё, страхи, сомнения. Мы разложились по краям. Я лежал, вглядываясь в листья старого дерева, и слушал, как потрескивает пламя. Где-то за спиной Гаррик тихо переговаривался с одним из своих. Лоринтар держался обособленно. Он спал с открытыми глазами. Или просто не спал. У тёмных эльфов трудно сказать наверняка.

Утро было ясным, как хрусталь. Воздух свежим, с привкусом хвои и мокрого камня. Дождь, что хлестал по нам вчера, отступил, оставив после себя чистоту, которой не хватает городам. Я потушил костёр, проверил седло и подтянул ремни. Остальные, не нуждаясь в команде, действовали так же. Мы все были привычны к дороге, к выживанию, к маршрутам, где карта лишь иллюзия порядка в хаосе.

Гаррик, уже в латах, подошёл ко мне, его лицо было собрано, глаза ясны, хоть и усталы.

– Я иду с вами. – сказал он, глядя прямо. – До Бримура. Надо предупредить соседние города, разобраться, откуда эти твари повыползали.

Я кивнул, не сомневаясь ни на миг. Гаррик был нужен. Его опыт и репутация, да и просто его меч, всё это весомо.

– Втроём веселее. – сказал я, подмигнув, больше себе, чем ему.

Лоринтар не отреагировал. Он просто поправил плащ, не выразив ни согласия, ни возражения. Ему и правда было всё равно.

Гаррик отдал чёткий приказ: половина его людей возвращается в Глимур с вестью. Он оставил с нами только двух: Эдроса – сухопарого, как нож, и Берлина. Того самого, что вчера злился на Лоринтара, но теперь был тише воды. Мы выступили. День ясный, солнце пробиваясь сквозь облака, играло бликами на доспехах стражников.

Когда мы миновали место вчерашнего боя, гарь, кровь и порванные тела орков всё ещё были там, а от пламени и след остыл. Гаррик остановил лошадь и спешился. Его глаза задержались на одном из трупов. Большом, с рогатым шлемом, что всё ещё лежал с распоротой шеей. Кожа орка была пепельно-зелёной, с серым оттенком, что больше напоминал болезнь, чем жизнь. Его лицо грубое, с выступающей челюстью и клыками, загнутыми вверх. Глаза тёмные, когда-то горящие дикой яростью. Одеяние на вид самодельные, из грязных тряпок и костей. Кажется… человеческих…

– Перетащите их тела в лес. – велел Гаррик своим двум людям. – Спрячьте. Может, похороните, если будет нужно. Когда закончите – догоните нас.

Они кивнули и сразу принялись за дело. Не спорили. Это тоже было частью службы. Убирать за смертью. Встал только вопрос как именно они хотят перетаскивать такую груду мяса. Я не успел задать этот вопрос Гаррику, как он отчаянно вздохнул, взглянув в мои глаза и покачав головой, хлопнул поводьями.

Оставшись втроём, мы продолжили путь.

Мы двигались молча. Лошади, как и мы, чувствовали прохладу после дождя, вдыхали утренний воздух и шагали вразвалку. Дорога уходила вперёд, прямая и влажная, с лужами, что отражали ясное небо, как треснувшие зеркала. Гаррик шёл впереди, привычно осматривая местность и время от времени бросая короткий взгляд на горизонты ожидая чего-то. Может разведчика, может знака, или дурного предвестника.

Я повернул голову, глянул на Лоринтара, что ехал чуть позади. Он сидел ровно. Без движения, без колебаний. Как будто не чувствовал усталости вовсе.

На языке так и крутился вопрос о орках. Я поторопил лошадь, и, догнав эльфа, негромко спросил:

– Слушай… а орки… они что, теперь переселяются в наши земли? Или я чего-то не понимаю?

Он чуть повернул голову, взгляд его остался впереди. В голосе никакой удивлённости. Лишь тот спокойный, тягучий тон, как у учителя, что объясняет глупцу, почему небо синее.

– Если ты про ту деревню, что мы нашли… – начал он. – то вряд ли. Орки не из тех, кто уходит со своих земель. Их племена редко покидают территорию, которую считают своей. Это ведь не просто земля. Для них это кость предков и кровь прошлого. Они будут умирать за каждый камень. Переселение? Нет. Это не в их природе.

Я кивнул, глядя на него краем глаза, и, чуть насмешливо, но без яда, добавил:

– Как и тёмных эльфов тут не часто встретишь.

Он чуть приподнял бровь. Но усмешки не последовало.

– Я прибыл сюда на корабле. – просто сказал он. – Как и многие из нас. По делам. Да и… – он слегка хмыкнул. – мой народ ведь не единственный, кто держит рабов, Калдрин.

Наступила тишина. Но она была не глухая, скорее была наполнена мыслями. Мне не надо было спрашивать, о чём он. Торговля жизнью это тень, которая сопровождает почти любой порт. Мы все это знали. Кто-то молчал, кто-то участвовал, кто-то просто отворачивался.

Он добавил через пару ударов сердца:

– Когда я покидал свои земли, в порту были контрабандисты. Из вашего народа. Они закупали орков. Отдельных особей. Конкретно рабов. Думаю, кто-то прикупил эту парочку, да не сумел совладать. Вот и разбежались по округе.

Это был… разумный вариант. Даже слишком. Горькая правда, которая на вкус, как тухлое вино. Греет, но оставляет в горле плесень. Возможно, где-то ещё бродят эти рабы. Потерянные, голодные, обозлённые. Но ведь, существуют некоторые законы, запрещающие торговлю… определёнными рабами.

Ветер усилился, прохладный и свежий. Я потянулся к седельной сумке, достал трубку, прямо на ходу набил её ароматной смесью. Щёлкнул огнивом. Искра, затяжка, и тёплый дым наполнил рот и лёгкие. Он тянул за собой покой. Я медленно выдохнул, глядя, как дым стелется к Лоринтару.

– Знаешь, – проговорил я, почти лениво. – я ведь встречал тёмных эльфов… но таких, как ты, ещё не видел.

Он вздохнул. Не раздражённо. Скорее… надеялся, что этот вопрос никогда не поднимут. Взгляд его попрежнему оставался вперди, но голос, хоть и тихий, прозвучал отчётливо:

– Что именно ты имеешь в виду?

Лошадь шагала медленно, почти лениво. Дорога всё так же тянулась между холмами, и в лёгком свете полудня равнина по сторонам казалась не мрачной. Я молчал не из осторожности, а потому что мысли плавали, как дым из моей трубки, виляя, тая и сливаясь в странные образы. Лоринтар ехал рядом, и, чем дольше я на него смотрел, тем больше в нём меня что-то задевало. И не в плохом смысле. Просто… странно было видеть тёмного эльфа, не желающего воткнуть тебе нож в спину после первой же улыбки. Обычно их взгляды, как кинжалы. А у этого… у него была тяжесть. Словно он носил на себе больше, чем казалось снаружи.

Я прищурился, затянулся, выпустил тонкую струйку дыма и лениво бросил:

– Обычно… ваши, куда агрессивнее. Я бы даже сказал, к другим расам относятся с презрением, если не хуже.

Он чуть повернул голову. Медленно. Похоже, взвешивал, стоит ли отвечать, или оставить мои слова висеть в воздухе. Но всё же ответил. Без раздражения. Просто спокойно:

– Понимаю. Но, пожалуй, не стану рассказывать тем, кому я плачу, о себе и своём народе.

Я усмехнулся, откинувшись чуть назад в седле, покачался на крупе лошади и выдохнул в небо остатки дыма.

– Ну, это и не моё дело. – бросил я беззлобно. – Я просто так спросил. От скуки в дороге, не более. Язык, он сам порой живёт своей жизнью. Случается.

Он ничего не ответил. И я вернулся к теме, что зудела у меня в голове с самого утра, как заноза под ногтем.

– А ты слыхал… – начал я, словно с собой разговаривая. – что раньше орки держали в страхе весь мир? Были сильными, магию знали, армиями ходили. Страшные были времена, по легендам. Так вот… что с ними стало?

Спросил я как бы случайно. Но слова повисли в воздухе, как тени на стенах. Легко, но тревожно. Я не ждал ответа. Обычно такие разговоры просто гаснут, или в молчании, или в насмешке. Но Лоринтар кивнул себе под нос и произнёс негромко:

– Хранили бы вы свои истории, знали бы.

Он замолчал. Я подумал, что на этом всё. Но спустя несколько мгновений, он продолжил. И голос его стал другим. Тише, но весомее.

– Если говорить кратко, то орки действительно были сильны. Не просто дикие племена. Они шли ордами. Сметали всё. Их маги были жестоки, их вожди безумны и умны. Мы долго сражались с ними. И в конце… мы сделали то, что было нужно. Мой народ поработил их. Это было более десяти тысяч лет назад. Мы изменили их… с помощью магии. Сломали. Переписали. Сделали их проще, глупее. Слабее. Они остались зверями. Их магия исчезла. Разум – притуплён. Сейчас они просто ходячие инстинкты. Просто животные с дубинами, что живут в грязи и кличут друг друга хрипами.

Я долго молчал. Дым в трубке почти угас, но я и не подумал его подновить. В голове крутились обрывки его слов. А именно, как он это сказал. Без гордости. Без сожаления. Просто… как о факте. И снова как сказочник…

Я усмехнулся, с лёгкой иронией подбросив:

– Ну, если так, то выходит, тёмных эльфов стоит благодарить. Не презирать, как карликов из подземелий, а чествовать. Мир ведь обязан вам своей безопасностью?

Он не ответил. Не бросил колкости в ответ, не усмехнулся. Только чуть поторопил коня.

Я смотрел ему в спину и подумал, что, возможно, задел что-то. Что, быть может, это не гордость была в его словах, а… боль. Память. Или же вина. Кто знает, что чувствует народ, способный сотворить такое? И что чувствует тот, кто несёт за собой их прошлое?

Я затянулся снова, выдохнул в небо и откинулся назад. Мир, подумал я, полон теней. Но одни скрываются в лесах… а другие – в памяти.

Дорога к Бримуру всё тянулась. Временами она казалась живой, петляла, извивалась между холмами и зарослями, и не хотела пускать нас туда, куда мы направлялись. Утро сменялось полуднем, полдень серыми сумерками.

Первые дни шли сквозь прибрежные холмы. Ландшафт был мягкий, почти уютный. Ветер тут был солёный, с привкусом моря, и пах мхом. Птицы кричали с обрывов, где гнездились, отчего мне казалось, что они бранят друг друга. Мы с Лоринтаром почти не разговаривали. После того разговора об орках повисло молчание, которое не требовало извинений. Мы оба просто приняли его, как часть пути.

Потом холмы исчезли, земля стала плоской. Трава здесь росла рыжая, как выжженная. Воздух стал суше. Далеко, по обе стороны от тракта, стояли редкие искривлённые деревья. Мы встретили караван с торговцами. Лоринтар молча обогнал их, не пожелав даже обменяться вежливым кивком. Я поздоровался, из вежливости. Старые привычки не умирают. Один из торговцев поглядел на Лоринтара с опаской, и они быстро скрылись за нами, не желая делить дорогу.

На четвёртый день небо потемнело. Пыльная буря пришла с юга. Она не была злой, но и доброй не назовёшь. Ветер нёс песок и тонкий белый прах, от которого першило в горле. Мы натянули капюшоны, шли, пригнув головы. Я и Гаррик кашляли, бранились, плевались пылью. Лоринтар не проронил ни слова, только двигался вперёд. В тот вечер мы вошли в заброшенное святилище старого бога, имя которого стерлось с табличек. Плоские камни, обросшие мхом, и трещины, куда могла влезть рука. Там мы и заночевали.

На следующий день тропа привела нас в старый перелесок. Лес был молодой, но густой. Деревья тянулись вверх, жадно хватая небо. Под ногами чавкала гниль. Дорога исчезла вовсе, и пришлось скакать в обход. Я не любил леса. В них всегда что-то прячется. И это что-то, не всегда из плоти. Один раз я увидел, как между деревьями скользнула тень. Я схватился за меч, но Лоринтар остановил меня жестом. Просто кивнул: не надо. И мы проехали дальше. До сих пор не знаю, что это было. Иногда лучше не знать.

Наконец, ближе к шестому дню, пошли первые признаки приближения к Бримуру. Земля стала влажнее. Речки пробегали поперёк тропы. Камни были поросшие лишайником. Туман стелился низко, как одеяло. Далеко на горизонте виднелись башни. Я не сразу их заметил, принял за голые скалы. Но это были сторожевые посты. Сам форпост, как говорил мне один старый пьяница в таверне, будто врос в скалы. Его стены сделаны не столько из камня, сколько из самой горы. Бримур не для красоты. Он не сияет башнями, не блещет шпилями. Он угрюм. Массивен. Безмолвен, как могила.

Я почувствовал, как спина у меня взмокла от напряжения. Мы приближались. Каждый шаг, каждый удар копыта о землю, всё ближе. Там нас ждали. Или смерть, или золото. Или что-то хуже.

Мы приблизились к Бримуру ближе к вечеру, когда солнце уже начинало тонуть в закатной дымке, окрашивая всё вокруг в тусклое золото и ржавую медь, воздух здесь был плотный. Форпост действительно врос в гору, как старый струп, застывший на теле земли. Стены высились грубо, без излишеств, но с уверенностью, что выдержат любую осаду. Камни были серо-черные, местами с белыми прожилками. Где-то высоко, на одной из башен, трепыхался выцветший флаг, и даже он казался уставшим.