скачать книгу бесплатно
– Это был я! – резко повторил он. – Я сделал Пьетро Носквера пророком, а тебя – святой. Я играю вами, как куклами. Вы – мои произведения: глыбы глины, в которые я вдохнул жизнь.
Тереза смотрела на него, как бы читая его мысли.
– Ты хочешь уйти? – спокойно спросила она.
– Тебе нет дела до того, остаюсь я или ухожу. Но, раз ты спрашиваешь, могу ответить тебе: послезавтра, в два часа дня, я уезжаю с почтой.
Она спокойно улыбнулась.
– Почта уйдет послезавтра, но ты не уедешь!..
Она повернулась к присутствующим и, повысив голос, приказала:
– Вы слышите? Он не должен уезжать. Передайте всем в деревне, что он не может уехать!
Фрэнк схватил руку Терезы и начали её трясти:
– Что? – закричал он. – Я не поеду? Нет, я поеду!
– Пусти руку, ты делаешь мне больно, – сказала она и вновь повторила: – Нет, ты не уедешь. Ты принадлежишь мне.
Фрэнк рассмеялся ей в лицо.
– В самом деле? А я-то всё время думал противное.
Она спокойно взглянула на него.
– Замолчи лучше. Что ты хочешь сказать: что я была твоей любовницей?.. Кому ты это скажешь: мне? – я это знаю. Другим? Но в деревне это каждому известно. Я лежала в твоих объятиях – и не отрицаю этого; не отрицаю и более важного: что это ты указал мне путь, ведущий к Богу. И Пьетро так же, как и я, не станет этого отрицать. Скажи это ему сам, брат…
Американец помедлил немного, затем громко начал:
– Да, он указал мне дорогу.
– Ты слышишь? – сказала Тереза. – И я тоже скажу, что ты сделал. Ты водил меня к пророку, хотя знал, что я не хотела этого; ты говорил мне о вещах, о которых я раньше ничего не знала. Мы хорошо знаем, что Бог послал тебя! Но мы знаем также, что ты сам не веришь в Его мощь. Ты был лишь орудием, но считал себя мастером…
Её слова звучали пророчески.
– Труден путь, усеянный терниями и камнями. Шипы колют босые ноги, и кровь бежит яркими струйками… А я продолжаю идти, и сверху льётся яркий свет. Туда стремится мой взгляд, не замечая змеи, ползущей меж камней. Она должна ужалить меня, но ноги несут меня все выше, выше!.. Эта змея – ты! Ты ужалил меня. Но вот кончено последнее мучение; плоть побеждена, и душа блаженно упивается, а ты стоишь там внизу, смотришь сюда, и червь обиды пожирает тебя… И вечно ты будешь пресмыкаться на этой грязной земле, бродя по всем странам одиноким, без друзей. Вот ты бежишь и несёшь на своих плечах вечную смерть… через моря и горы, через глубокие долины и далёкие равнины… Вон я вижу тебя – ты сидишь в отдалении, и белый мрамор отбрасывает солнечные лучи. Кругом возвышаются огромные дворцы, а ты неподвижно уставился в землю. Кто-то назвал твое имя… ты слышишь мой голос. А тучи закрывают солнце…
Он схватил её руки.
– Дальше, Тереза, скажи, что ты видишь ещё?
– Я не знаю… не знаю. О, как я устала! Проводите меня домой. Покойной ночи, братья! Покойной ночи, сестры! Молитесь обо мне.
Фрэнк Браун медленно направился к выходу.
Весь дом был окружён крестьянами.
Под его окнами стоял Скуро. Они посторонились и дали ему дорогу.
– Итак, вы пускаете меня в дом, но выйти я не имею права?
– Нет, вы можете и выходить куда угодно… в деревню или в сады, даже на озеро… Только за вами будет следовать двенадцать человек…
* * *
Крестьяне сдержали слово. Они окружали его дом по ночам, сменяя друг друга каждые три часа. Несмотря на это, Фрэнк мог бы легко ускользнуть. Но что-то удерживало его здесь: не то любопытство, не то алчная потребность дождаться чего-то, что должно случиться. Он не мог найти покоя: то катался по озеру, то ходил по садам; потом снова часами валялся в траве и мечтал.
Никто из стражи не разговаривал с ним; это его мучило: ему нужен был кто-нибудь, кто бы его слушал.
Тогда он прибег к маленькой хитрости.
Каждый раз, когда вся деревня приходила к святой, он уходил из дому. Он устраивал тогда самые дикие прогулки, мчался, как пуля, по долине, и парни гнались за ним. Тогда к нему приставили самых ловких крестьян. Это лишило их возможности присутствовать на собраниях и бесило их всех, особенно Ульпо.
Однажды Фрэнк предложил Ульпо такое условие: он будет ходить с ними на собрания, когда им угодно, так что им не придется бегать за ним по пятам, но они за это должны отвечать на его вопросы.
Парень не знал, что сказать. В это время вышла Тереза.
– Святая сестра, – заявил ей Ульпо, – господин хочет пойти на собрание…
– Пусть придет, – ответила девушка.
С тех пор Фрэнк вечера проводил на собраниях мистера Питера, а днём разговаривал со своей стражей.
Пророк сделал некоторые особые приготовления к новой битве. На этот раз Фрэнк Браун сильно опоздал. Молитвы, пение и исповедь приходили уже к концу. Пророк встал и благословил вино. Все теснились около чаши и жадно глотали напиток.
Фрэнк Браун взглядом окинул собрание. Здесь были все, кроме Раймонда со слугой и старой Сибиллы Мадруццо.
Фрэнк вспомнил, что не видел её последние дни на собраниях. Не заболела ли она?
Наконец, Ронхи ударил о пол палкой, и началась музыка. Музыканты и хор трижды исполнили великопостную молитву, после чего им стали подтягивать все остальные.
Они ударяли в ладоши и отбивали такт ногами. Пение становилось все учащенней и принимало все более дикий и возбуждённый характер.
Тогда пророк встал и обратился с речью к присутствующим. Он сказал, что нужно бороться с сатаной истязаниями.
Двенадцать парней поставили на пол свечи, сбросили пиджаки и рубашки и сняли плети, розги и кнуты. Затем они разом подняли руки, музыка заиграла, и плети опустились на голые спины; никто не бил сам себя, каждый опускал свою плеть на тело другого.
Тереза приподнялась на месте, чтобы не упустить ни малейшей подробности этих истязаний.
– Бейте сильнее! – кричала она. – О, раны! Раны… Раны!
Другие присутствующие также бросились на подмостки, разделись и смешались с первыми.
Матильда Венье была первой из женщин, вступившей на подмостки; за ней поднялись ещё несколько. Возле Терезы раздевался Джироламо Скуро. Он свернул в узелок рубашку и пиджак и сел на него; потом он снял сапоги, встал и спустил штаны. Совсем голый, он снял со стены плети и начал стегать налево и направо: куда попадала его плеть, там кожа срывалась кусками.
Тереза смотрела нерешительно вокруг себя. Вдруг взгляд её упал на Джино, забравшегося под её стул, когда хватали детей; здесь его никто не заметил. На его теле не было ни капельки крови; оно было нетронуто, без единого пятнышка.
Глаза Терезы засияли.
Она сделала знак мальчику, который выполз из-под стула и ласково прижался к ней. Она взяла его на руки, подняла и горячо поцеловала, затем усадила его на стул, а сама стала перед ним на колени.
– Хочешь ли ты отдать свое тело за Того, Кто умер за нас на кресте? – громко спросила Тереза и пальцами пояснила глухонемому ребенку, о чем его спрашивает. Мальчик понял слова её, но не понял их смысла. Он почти радостно кивнул головой.
Тогда Тереза снова заключила его в своя объятия и покрыла лицо мальчика горячими поцелуями.
– Джино умрет за вас! Его избрал Господь! – Она поднялась, держа на руках мальчика.
– Подайте мне гвозди и молот!…
Ронхи принес ей полную горсть больших, длинных гвоздей и тяжелый молот.
Тереза взяла за руку мальчика и опустилась с ним вместе пред иконой Христа. Тотчас же пророк упал на колени, а за ним и все остальные.
Тереза показала мальчику мягким, нежным прикосновением, чтобы он лёг на спину. Она распростерла в обе стороны его руки, ладонями кверху, и скрестила ему ноги. Джино лежал весёлый, словно играя, не подозревая, что с ним сейчас случится. Тереза поцеловала открытую ладонь мальчика и сделала знак слуге.
Скуро взял молот и, став на колени, приставил длинный гвоздь к руке мальчика. Джино мгновенно отдёрнул руку и обнял Терезу, которой удалось успокоить его; она целовала и ласкала мальчика и снова вытянула его руки в обе стороны. Она ещё ниже склонилась к ребенку, так что он видел только Терезу.
Окончательно успокоенный, мальчик позволил Скуро прижать к земле его левую руку. Тереза слегка повернула голову и, увидав, что гвоздь касался середины ладони, закричала: – «прибей!», – затем с криком бросилась на тело Джино, целуя его и впиваясь зубами в тонкие губы ребенка. Молот опустился и прикрепил к полу детскую руку.
Мальчик правой рукой оттолкнул Терезу, жалобно закричал и старался подняться. Невыразимый ужас был на его лице; своими слабыми силенками он хотел вырвать левую руку, но попытками этими лишь усиливал свои страдания.
Святая вскочила, грудь её часто вздымалась. Матильда Венье крепко держала мальчика за ноги. Скуро схватил его правую руку.
– Кончайте скорее! – кричала Тереза. – Кончайте скорее! Скуро, разбей ему череп!
Рука Джироламо тяжело опустила молот на голову мальчика…
Тереза на коленях подползла к своему стулу, сложила руки и долго молилась. Голова её бессильно опустилась. Все её тело конвульсивно вздрагивало.
Маленький трупик был отнесён в угол, где лежали все свечи. Снова заиграла музыка, все снова запели песнь. А пока они пели, чаши наполнились вином.
Фрэнк Браун встал со скамьи. У него так болела голова, словно он сам получил удар, размозживший голову мальчику. Шатаясь, как пьяный, он вышел на улицу подышать свежим воздухом… Он видел людей, идущих с собрания в одиночку и группами. Они не говорили между собой ни слова, ни разу даже не пожелали друг другу спокойной ночи. Они шли с своими детьми, избитыми и иссечёнными, но все же живыми! – и Фрэнку Брауну казалось, что в этот вечер они больше любили своих детей и нежней прижимали их к себе.
Только Джино остался там; маленький глухонемой пастушок, дитя деревни, он не имел ни отца, ни матери, никого, кто позаботился бы об его бедненьком, худеньком тельце.
«Бедный маленький мальчик!» – подумал Фрэнк Браун.
Последними вышли пророк и его домочадцы. Кармелина Гаспари делала усилия, чтобы поддержать Терезу, но сама не выдержала и свалилась наземь. Скуро хотел заменить её, но при его приближении Тереза вскрикнула и оттолкнула его. Её поддержал Американец.
Медленно передвигая ноги, они пошли к дому.
Фрэнк Браун встал и пошел по пустынным, безлюдным улицам. Придя домой, он выглянул из окна своей комнаты: в этот вечер за ним не было стражи.
Он разделся и лёг. Однако заснуть не мог: события последнего вечера проносились перед ним.
Почему он не вмешался, когда Тереза призвала детей? Когда её плеть рассекала до крови маленькие, тщедушные, голые тела? Когда она искусала губы Джино? Когда Скуро, эта пьяная скотина, пригвоздил ручку ребенка? Что его удержало?
– Это ни к чему не привело бы, – сказал он со вздохом. – Что мог я один сделать против всей этой массы безумцев? – Фрэнк прекрасно сознавал, что лжёт самому себе. Нет, не страх удержал его, а нечто другое. Его удержало на скамье вечное проклятие отцов, которого не мог избежать ни один смертный… Его удержала всепокоряющая власть крови…
* * *
На следующий день Фрэнк поздно сошел вниз.
Хозяина нигде не было. С трудом он дозвался слуги.
– Где хозяин? – спросил Фрэнк.
– В городе.
– Уехал или пешком?
– Нет, с почтой. Сегодня почтовый день.
– Почему же ты мне не сказал? Я бы тоже поехал…
В эту минуту раздался пронзительный рожок автомобиля.
– Когда он вернётся назад?
– После обеда. Солнца уж не видать, но ещё совсем светло.
– Прекрасно. Значит, он возвращается около 5-ти часов. В 4 часа, когда солнце будет там, над Монте-Алмего, ты снесешь мой сундук на шоссе… Но ты должен сделать так, чтобы никто тебя не заметил. – Вот тебе 10 крон… когда я буду в экипаже, – ты получишь ещё столько же…
Фрэнк медленно пошел по деревне. Нигде не видно было ни души; пустынной и вымершей казалась деревня. Только у ручья он заметил кого-то; то был Джиованни Ульпо, который усердно растирал грудь и спину каким-то зловонным салом. Его рубашка, выстиранная в ручье, сушилась тут же на дереве.
– Почему никого нет на улицах?
– Все сидят теперь дома: готовятся и надевают праздничные платья.
– Разве сегодня праздник?
– Да, – ответил спокойно Ульпо. – Праздник Терезы. Она взойдёт сегодня на небо.
– Что же будет?
– Не знаю. Сначала похоронят Джино. Будет процессия. Больше я ничего не знаю.
Фрэнк Браун повернулся, намереваясь уйти.
– Ах, да. Вы что же, забыли меня? Или пророк снял с меня охрану по случаю торжественного дня?
Ульпо с ужасом посмотрел на Фрэнка. В одну секунду он вскочил и, не говоря ни слова, побежал в дом пророка.
«Я сделал большую глупость!» – подумал Браун.
Когда он вернулся домой, под его окном стояли Ульпо и ещё пять парней. Они были усталы и разбиты, но взгляд их показывал, что они не собираются оставить свой пост.
