Красная Дева

Ариэль всё же выбрала небесно-голубое платье, а её волосы, пятном выделяющиеся на фоне нежного образа, украсили серебряные шпильки. Шершавые пальцы капитана спрятались в атласных перчатках, а лицо скрывала голубая маска, украшенная искусственным жемчугом и несколькими перьями, как на родной шляпе. Маска Теодора была куда проще, но сияющие под ней голубые глаза прибавляли образу загадочности.

– Запомни, мы здесь веселимся, – предупредила Ариэль, когда мужчина у трапа проверил их приглашения. Капитан понадеялась, что интонации, которую она вложила в слово «веселимся», хватит для осознания истинного смысла напоминания. Тихий ответ Теодора потерялся в приближающемся веселье.

На верхней палубе практически никого не было. Лишь несколько нарядных фигур стояли у фальшборта, дыша свежим воздухом. Внутри же корабль гудел и кипел развлечениями. Когда популярность такого способа празднования возросла, в море спустили оборудованные специально для этого суда. Внешне они ничем не отличались от привычных больших кораблей, но на нижних палубах не было отсеков для оружия, пороха или хранения припасов. Такие «плавающие праздники» выходили в море не больше, чем на день, находясь рядом с берегом, поэтому не нуждались ни в пушках, ни в бочках с солониной. Всё место отводилось залу для плясок. Лишь камбуз и капитанская каюта оставались на месте.

Внутри всё сияло убранством, от которого, казалось бы, корабль вот-вот пойдёт ко дну. Палуба гудела от тихих разговоров и лёгкого смеха, проникая в каждую деревянную щель.

Стены были украшены мягкими тканями, драпировками нежных оттенков, мерцающими в свете сотен свечей, расставленных по всей палубе. Их свет отбрасывал причудливые тени, танцующие в такт невидимой мелодии. Повсюду, куда ни глянь, разместили цветочные композиции, аромат которых смешивался с солёным морским воздухом, наполняя пространство неповторимым благоуханием. В углу расположился оркестр, музыканты которого, одетые в нарядные костюмы, настраивали свои инструменты, готовясь оживить пространство мелодиями вальса. Длинные столы, уставленные яствами и напитками, выстроились вдоль стен, предлагая гостям изысканные блюда и редкие вина.

Ариэль молча повела Теодора к угощениям, собираясь утолить не голод, а любопытство. Никто не потревожит человека, занятого трапезой, пока он сам этого не захочет, а значит, у них будет время понаблюдать за всеми со стороны. То, что пираты взошли на борт как Липблауд и его невеста, совсем не значит, что гостям обязательно знать их именно под такими именами.

Окинув взглядом стол, Ариэль потянулась к тарталетке, пока остальные дамы рядом поклёвывали виноград, словно птички. Теодор успел раздобыть два бокала вина, от которых приятно пахло пряностями и цитрусами. Стоило Рохас, пригубив, отставить напиток в сторону, а Тео отвернуться в поисках лакомств для себя, как над ухом Ариэль тихую мелодию прервал грубый, самоуверенный голос.

– Госпожа, – лестно обратился неизвестный мужчина, – вы позволите угостить вас на этом вечере?

Ариэль окинула его прячущимся под убранством маски недовольным взглядом: квадратный подбородок с щетиной, скрупулёзно уложенные волосы и сверкающая золотом маска. Буквально минуту назад она слышала, как этот джентльмен ворковал с девушкой, стоящей неподалёку, но Рохас зацепилась за ту, что робко пряталась за широкими плечами. Теодор даже не успел вступить в разговор, как Ариэль решила его закончить:

– Предполагаю, что вам лучше обратить внимание на девушку, с которой вы сегодня пришли. Разве я не права? К тому же, кажется, всё на этом столе бесплатное. – Улыбка Ариэль резанула незнакомца прямо по его достоинству. – Поэтому возьмите это сладкое пирожное и преподнесите ей в качестве извинения за своё неподобающее поведение. – Она улыбнулась вновь, устремив взгляд за спину мужчине, который не скрывал своего недовольства, скривив губы.

Сминая подол розового платья, «великого джентльмена» ожидала девушка. Её лицо покрылось скромным румянцем, а взгляд, влюблённо и опасливо останавливаясь на спутнике, то и дело уходил куда-то под ноги.

– Хорошего вечера, – неискренне пожелала Ариэль, демонстративно развернувшись к Теодору. На его лице так и читалось: «Что это только что было?», и капитан бросила в ответ лаконичное «манеры», вернувшись к лакомствам и наблюдению.

Как бы ни презентовали светское общество, люди в нём были не лучше рыночных простачков. Отличалась лишь шуршащая обёртка. Желательно с позолотой и атласным бантом на верхушке. Каждый второй среди находящихся здесь имел свои секреты, пряча их за светлым образом, как Маарис прятал кости детей, принесённых в жертву. Не существовало большего рассадника лжи, чем светские вечера и семейные ужины. Не бывало мест притворнее, чем украшенные залы и благоухающие сады.

Ариэль достаточно собственных секретов, чтобы с наслаждением наблюдать за ними здесь. Она никогда не лгала, но и никогда не говорила правду. Ей удалось найти ту золотую середину: полуправду, полуложь. Когда люди сами решали и додумывали, а Красному капитану оставалось только соответствовать рассказам. Просто Ариэль была уверена, что её ложь не причинит никому вреда. Никому кроме неё самой.

– Господин и его милая дама не желают сыграть в «романтика»? – Холёный юноша в светлом костюме и с задорным голосом появился из толпы, как из тумана. Сверкая улыбкой, он вежливо поклонился пиратам. Таких особ ласково крестили зазывалами. Танцы и кушанья не единственное, чем развлекались приглашённые на балу. Между плясками и бокалами находилось время на игры. Взрослые, благовоспитанные люди с удовольствием сочиняли шуточные стихи, разыгрывали сценки, имитировали морские фигуры, а порой доходило до пряток. Именно подобные развлечения ложились на плечи зазывал. Редко когда ими были кто-то из гостей. Куда чаще хозяева вечера приглашали таких людей специально, чтобы те поддерживали атмосферу праздника и развлечений.

– Простите, но мы вынуждены отказаться, – не глядя ответила Ариэль. Возможно, она могла бы согласиться, но игры никак не входили в их планы: лиса во время охоты никогда не отвлечётся на пролетающую мимо бабочку. Обычно, только с виду приставучие, зазывалы отступали при первом же отказе. Их цель – развлекать людей, а не донимать предложением поиграть.

– Мы здесь веселимся, – тихо напомнил Теодор, пряча проказливую улыбку в бокале. Непонятно, что двигало им в тот момент. Тео привык проще относиться к жизни и вести себя соответственно. Возможно, его внутреннего ребёнка зацепил категорический отказ Ариэль танцевать на площади, и он теперь хотел хотя бы немного возродить в ней тот азарт.

Лицо Ариэль скрывала маска, но Теодор и так знал, чувствовал, что под ним скрывается наигранно-недовольное выражение.

Только когда Хэнд начал прогибаться под твёрдым взглядом капитана, она развернулась к незнакомцу. Постукивая пальцем по бокалу, Ариэль подарила зазывале улыбку. Настолько чистую, дежурную улыбку, смазывающую всякое беспокойство, что юноша перед ней растерялся. Немногие предпочитали выпивке и сплетням детские игрища.

– Хорошо, мы сейчас подойдём.

Зазывала откланялся, попутно поправляя складки белоснежного костюма. Дождавшись, пока он уйдёт, Ариэль обернулась к Теодору. Она склонила голову чуть в бок, отчего перья на её маске описали дугу. Пальцы всё ещё размеренно постукивали по бокалу, теперь выбивая не ритм мелодии, а нагоняя лишнего напряжения.

– Теодор, – Ариэль особенно нравилось обращаться к нему по имени всякий раз, – скажи, ты хоть раз играл в «романтика»?

– Нет, – немедля, честно признался он. Посещение светских вечеров не входило в его ежедневный распорядок дня в прошлом. Вся его общественная жизнь на Соддене ограничивалась сборами у костра или гуляниями на собраниях. Но и там, и там игры не были в приоритете. – Я, честно говоря, и не слышал о ней. Что это?

– Игра для маленьких детей. – Ариэль уже приняла свою участь и даже постаралась скрыть лёгкий намёк на заинтересованность, но всё же утомлённо вздохнула. Если и развлекаться, то им стоило найти игру поинтересней. Однако в этот раз игра нашла их сама.

– Тогда почему… – Он не успел закончить свой вопрос, планируя добавить, «здесь в неё играют», как у Ариэль уже был готов ответ.

Она наконец выпустила бокал из рук, оставив его на столе, и, поясняя, попутно высматривала исчезнувшего в толпе зазывалу.

– Потому что все здесь ведут себя как маленькие дети. Когда я говорила «мы здесь веселимся», я имела в виду, что мы делаем так, чтобы остальные думали, что нам весело. – Ей ответ показался слишком грубым, из-за чего совесть больно укусила капитана за язык. Смягчив взгляд, она подозвала Теодора к себе. Ещё ни разу он не делал чего-то Ариэль назло, поэтому она была полностью уверена в чистоте его намерений. – Идём.

Теодор предполагал получить больше удовольствия от маленькой шалости, но остался в подвешенном состоянии. Одновременно ликуя над своей крошечной победой и в то же время переживая, а не перегнул ли он палку? С какой-то стороны он благодарен сам себе, что присутствие Ариэль рядом, обычно, не позволяло ему расслабиться. Иначе бы Тео наговорил несчётное количество глупостей. В человеческих взаимоотношениях же слишком много мелочей, которые только всё усложняли, и которые он не всегда понимал. У каждого из них в голове крутилась своя интерпретация происходящего, пока они прокладывали себе дорогу: «я жду слишком много» и «я позволяю себе слишком много». Каждый всё воспринимал по-своему. И если они продолжат молчать – произойдёт что-то необратимое.

Обойдя следующую группу воркующих, Ариэль с Теодором добрались до обитых бархатом козеток и табуретов, где уже полукругом разместились играющие. Зазывала сидел во главе, а остальные с интересом внимали его истории, которой он развлекал каждого встречного. Когда же пираты заняли свободные места, улыбающийся юноша оказался в своей стихии. Он поправил ворот пиджака, попутно уточнив:

– Итак, все знают правила?

Вся игра строилась на запоминании. Чем больше людей – тем интересней. Игроки должны были в произвольном порядке обращаться друг к другу по именам, стараясь не забыть никого. Главный интерес и, возможно, даже сложность развлечения заключалась в том, что вместо имён гости представлялись названиями растений. Каждый мог выбрать любой цветок: от ромашки до огненной лилии. Тот, кто путался в чужих именах, выбывал из игры до следующего круга. Нередко частью наказания за проигрыш был не просто выход из круга, а любая личная вещь, которую разыгрывали в конце между всеми.

Если уметь играть в «романтика», то потраченного времени вовсе не жаль. Но в большинстве случаев светская забава превращалась в тайные любовные послания или признания в симпатии на языке цветов. Весьма тривиально.

– Прошу, назовите свои цветы, – объявил зазывала, дав играющим немного времени подумать. Со всех сторон полились названия растений. Были и роза с ромашкой, и самовлюблённый нарцисс, и пёстрая хризантема. Каждый последующий придумывал что-то необычное.

Ариэль дождалась, когда основная масса игроков выскажется, а их сидело вокруг с десяток, не считая пиратов, и её выбор пал на прекрасный цветок:

– Пион. – Она хотела уточнить цвет, но подумала, что это будет лишним.

Пион, особенно красный, всегда считался королевским цветком на уровне огненной лилии. Кроме значения «власть и богатство», он нёс в себе символизм благородства и удачи. Его лепестки, бархатистые и насыщенные, играли оттенками вина, одновременно разливая нежный и сладкий аромат. Поэтому пион часто использовали для выражения сильной любви и страсти.

– Лобелия, – задумавшись, выбрал Теодор.

Утончённые и мягкие лепестки лобелии небесного оттенка – это капля в победе над тем, чтобы оставаться теплосердечным. Маленькие нежно-голубые соцветия, как самая чистая и искренняя любовь, как преданность и искренность, развеваются на ветру.

На каждый цветок зазывала, сидящий во главе полукруга, отвечал кивком головы, при этом непрестанно улыбаясь. Он ещё раз повторил имена каждого и начал свой примитивный стишок:

– Я романтиком родился, не на шутку рассердился. Все цветы ей надоели, кроме розы!

Выбор зазывалы пал на ту робкую девушку, которую Ариэль видела у стола с закусками. Проследив за её взглядом, нетрудно было догадаться, какой цветок будет следующим.

– Ох! – Удивлённый вздох был частью игры, но звучал совершенно искренне из уст девушки.

– Что с тобой? – подхватил маленькую сценку зазывала.

– Кажется, влюблена!

– И в кого же?

– В нарцисс, – почти что проблеяла она, пряча застенчивый взгляд.

– Ой, – отозвался мужчина, что ещё не так давно приставал к Ариэль. Уточняющие вопросы от романтика повторились снова. Томная улыбка и абсолютное игнорирование своей спутницы добавили к ответу мужчины неприятное, липкое ощущение. – В пион.

– Ой, – ответила Рохас. Нарочито безэмоционально. Она медленно взглянула на мужчину, словно натягивая тетиву лука. Тот горделиво улыбался, не прочитав посыла. От праведного убийства взглядом Ариэль остановил вопрос от романтика.

– Что с тобой?

– Кажется, влюблена.

– И в кого же?

На секунду от осознания, что она занимается полной глупостью, скрещивая цветочки, у Ариэль запекло от раздражения. Но лишь на секунду. В следующий миг Рохас назвала имя своего «возлюбленного»:

– В лобелию.

«Ой» вырвалось у Теодора само по себе. Ариэль не смотрела на него, но умудрилась застать врасплох. Когда зазывала спросил, что с ним, Тео мысленно спросил себя об этом же, не ведая, что ответит внутреннему «я». Теодор всячески старался не концентрировать свои мысли на Ариэль, но каждый раз приходил к одному и тому же. Она, как солнце, на которое неизбежно посмотришь, подняв глаза к небу. Жаль лишь, что оно привыкло светить всем, а не ему одному.

Откровенные и даже эгоистичные мысли сбили его с толку, и игра окончательно превратилась во что-то шумное и сумбурное. Пираты продержались ещё несколько однотипных раундов и откланялись. Оба пришли к выводу, что ближайшее время в сад – ни ногой. Благоухающие алкоголем цветы с бала пока достаточно разнообразили свободное время. Зазывала долго не хотел отпускать пиратов, предлагая играть на что-то более существенное, будто знал, кем они являлись. Но ни платочек скромной барышни, ни перстень ловеласа не смогли их заинтересовать. К тому же Теодору не хотелось отдавать свои новые запонки, а Ариэль и вовсе не планировала проигрывать.

Отойдя от играющих, они снова оказались в движущейся толпе. Создавалось впечатление, что занятые собой барышни в пышных платьях, семенящие за кавалерами, собьют их с пути и даже не додумаются извиниться. Но, к счастью, их тяжёлые подолы только шуршали рядом.

– Действительно детская игра, – признал своё поражение Теодор, когда они отошли к стене.

Ариэль ответила ему триумфальным взглядом. Она не переставала удивляться той простой жизни, которая течёт на Соддене. Всегда казалось, что раз уж континенты находились столь близко друг к другу и поддерживали связь, то культура везде должна быть одинакова. Но нет. Даже если праздники выпадали на один день, они обрастали совершенно разными традициями. Так предстоящий час нового начала в сезон бурь сильно отличался от дня последнего огня на Солярисе или от Йоля на Соддене. Карнавал Лун Хуа на Поднебесном континенте и вовсе казался чем-то непостижимым.

– Во что же ты тогда играл? – спросила Ариэль, подойдя ближе к Теодору. Музыканты играли слишком звучно, заглушая голоса гостей вокруг, поэтому говорить приходилось или громко, или на ухо.

Теодор невольно нашёл плещущее закатное море в глазах Ариэль за маской. Ему нравились такие простые и глупые разговоры, когда можно не задумываться и говорить, как есть.

– В рыцарей и пиратов.

Он играл во много игр со своими сверстниками, но почти все дети придумывали на ходу. Как и правила к ним, отчего игры нередко заканчивались драками. Но вот в рыцарей и пиратов, когда одни догоняли, а другие убегали, играли везде.

Услышав ответ на свой вопрос, Ариэль просто отвернулась, наблюдая за громко хохочущей полной дамой неподалёку. Почему-то именно рядом с Теодором ей хотелось говорить и задавать вопросы. Но что самое странное, Ариэль хотелось на них отвечать. И каждый раз, когда Тео проглатывал своё любопытство, ей приходилось искать, за что зацепиться, лишь бы диалог не оборвался. Ариэль нравилось общаться с Теодором. Пусть они и звучали, как из разных миров, но всё равно находили способ заговорить снова.

– «Угадай парус»,– бросила Ариэль, машинально собрав руки у груди в защитном жесте.

Теодор расслышал её слова. Он всегда слушал Рохас внимательно, даже когда она не говорила. Но сейчас Тео потерял смысл сказанного. Пришлось аккуратно переспрашивать:

– Что?

– Игра, которую я любила в детстве, – пояснила Ариэль. – «Угадай парус». Мы с моим другом выходили к морю и спорили, какой корабль войдёт в гавань первый.

Сдержав довольную улыбку, Теодор не упустил возможность узнать чуточку больше:

– Наверняка приходилось долго ждать.

– Интерес был превыше всего. – Она пожала плечами, отчего серебряная цепочка на шее немного съехала. – Особого разнообразия парусов не было, поэтому мы ограничивались белыми и голубыми.

– Всё равно, это интереснее, чем «романтик».

Ариэль скривила губы, безмолвно соглашаясь с Теодором. Угадывание парусов казалось ей интересным лишь из-за воспоминаний из детства. В остальном же, признаться честно, игра недалеко уходила от «романтика». Вот только если цветочные признания в любви были общепринятой игрой, которой любили развлекать себя взрослые, то угадывать цвет парусов пришло в голову двум детям. Им стоило внести игру в общество. Кто знает, может, сейчас бы на балах дамы и их кавалеры угадывали цвета миниатюрных парусов? Вроде того кораблика в бутылке, что теперь стоит у Ариэль на столе.

– Может, мы как-нибудь сыграем? – наивно предложил Теодор, самостоятельно расценив сказанное как очередную глупость. Но если бы не спросил – не успокоился бы.

Ариэль нахмурилась, будто почувствовала, как Теодор медленно переступает проведённую между ними черту. Больше всего Рохас не хотелось отталкивать помощника кока резким отказом, как она сделала бы с остальными. Вместо этого Ариэль выдержала достаточно напряжённую паузу и переспросила:

– В «угадай парус»?

– Да.

– Пожалуй, мы уже слишком взрослые для таких игр. – Она отвела взгляд и больше к диалогу не вернулась, хотя чувствовала зудящее ощущение сожаления от осознания собственных слов. Ариэль больше никогда не будет сидеть рядом с ворчащим Генри и ждать следующего корабля, заходящего в гавань. Это одновременно печалило и радовало, ведь иначе «угадай парус» стала единственной вещью, связывающей её с морем.

Только когда фоновая музыка оркестра сменилась на пробирающую до мурашек ностальгическую мелодию, Ариэль оживилась. Прокручивать такт в голове последние вечера и, наконец, услышать истинное звучание – оказалось чем-то утешительно приятным. Атмосфера на палубе сразу же переменилась: с расслабленной до предвкушающей и суетливой.

– А теперь узнаёшь мелодию? – лукаво спросила Ариэль. Теодор в ответ горделиво кивнул, подтверждая, что уроки танцев не прошли зря.

Стоя в сторонке, пираты наблюдали, как центр палубы превращался в пустое пятно посреди яркого и живого вечера. Люди сами по себе стекались к столам и диванчикам, оставляя пространство для танцоров. Суматошная волна окатила гостей бала, и тогда к центру корабельного зала начали подходить парочки. Девушки порхали, искрясь от радости, мужчины с чувством выполненного долга вели своих спутниц. Лишь некоторые лица в оставшейся на галёрке толпе омрачали предвкушение танца. Многие из присутствующих ждали его больше, чем представления «Сердца моря», и немногие остались разочарованы предательством своих партнёров или тайных возлюбленных.

Теодор наблюдал за всем этим и за Ариэль, затаив дыхание. Им совсем необязательно было танцевать, но Хэнд был убеждён в обратном.

– Мы… Могу я пригласить тебя на танец? – Теодор протянул руку. Она показалась ему одновременно невесомой и тяжелее целого корабля. Только когда тонкие пальцы в атласе перчаток скользнули в его ладонь, Тео поднял взгляд на Ариэль. Тёплый свет ламп и отблески чужих драгоценностей делали её волосы ещё ярче на фоне серебряных украшений, а нежно-голубая ткань платья напоминала закатное небо.

Музыка постепенно становилась веселее, требовательно призывая всех к движению. А вместе с ней в пляс пускалось и сердце Теодора. Он думал, что ничего волнительнее тренировки на палубе, залитой лунным светом, не будет. И всё же танец на глазах у десятка человек казался непреодолимой преградой. Даже если другим нет дела до них, ведь именно для Теодора «они» значили куда больше.

– Возможно, – уклончиво ответила Ариэль, хотя её жест, её взгляд и дразнящая ухмылка выразили беспрекословное согласие. Это ведь всего лишь традиция, которой все должны придерживаться. По крайней мере, до тех пор, пока Рохас будет игнорировать сковывающее чувство в груди. Так что, почему бы и нет?

Понимая, что волнение Теодора достигло пика, и он и шага с места не сделает, Ариэль требовательно потянула его на себя. Оба с запозданием осознали, что уже стоят среди других пар. Поклон – и их руки сплелись как виноградные лозы. Куда изящнее и чувственнее, чем скрещённые в бою мечи. Вместо искр от металла блестели глаза из-под тени масок, как два моря, сливающихся в опасное течение. Чёткие силуэты друг друга граничили со смазанным восприятием реальности вокруг, так же, как и восторженный гам толпы уходил далеко на второй план. Ариэль оказалась увлечена не столько танцем, сколько Теодором, ловящим все её движения. Удивительно, насколько мальчишка с Соддена вписался в помпезную атмосферу вечера.

Ему же казалось, что он видит Ариэль впервые. Такой по-настоящему живой, наслаждающейся моментом. Он видел маленькую девочку, которую капитан так старательно от всех прятала. Теодор чувствовал её лёгкость, как будто она была создана для этого танца, для этого мгновения. В движениях Ариэль была грация, мягкость и в то же самое время едва уловимое превосходство. Хотелось снять маски, чтобы в полной мере насладиться улыбками, блеском глаз и теплым румянцем.

Перо кружилось в танце вместе с платьем. В белом шуме толпы слышался звон украшений и перешёптывания других пар. Ариэль с Теодором в словах не нуждались. Они чувствовали друг друга, двигаясь в унисон.

Последняя высокая нота, как выстрел или звон колокола, известила об окончании танца. Расслабившись в объятиях Теодора, Ариэль позволила ему подхватить себя в финальном движении и склонить над деревянным полом в нежных объятиях. Толпа зрителей взревела, поднимая щекочущее чувство эйфории из глубины души. Они находились невероятно близко, чувствуя, как вздымается грудь от быстрого темпа танца. Рохас всё ещё крепко держала Теодора за руку, обнимая его второй за плечо. Его ладонь, поддерживающая Рохас за талию в лёгком состоянии невесомости, скользнула чуть выше по спине, едва не задевая ленты корсета, чтобы помочь Ариэль вернуться в вертикальное положение. Прикованные друг к другу взгляды, горящие гордостью и удовольствием, сияли в прорезях масок, не требуя слов.

Они бы простояли так вечность, если бы не тишина, прерываемая хвалебными хлопками. В вышедшем мужчине все безошибочно узнали хозяина вечера. Его облик и поведение кричали об этом. Высоко поднятая голова и вальяжный шаг нельзя спутать ни с одним гостем. Рядом с ним плыла женщина в до безумия прекрасном тёмно-синем платье, напоминающем ночное небо. От перелива блёсток, как от звёзд, невозможно было оторвать взгляд. Открытые плечи украшало массивное ожерелье из обсидиана. Пыль от таких обработанных камней пираты использовали в качестве чёрных меток, ведь что-либо ещё из обсидиана они позволить себе не могли. Почти никто не мог. По белоснежной коже плеч струились иссиня-черные волосы, частично собранные в прическу. Спутница хозяина выглядела словно королева ночи. Притягательная и опасная.

Ариэль догадалась почти сразу: вот сейчас и начнётся то, ради чего она сюда пришла. К всеобщему удивлению, вынесли лишь небольшую чёрную бархатную шкатулку. Пока хозяин вечера распинался, рассказывая, каких трудов и денег стоила ему добыча драгоценности, «сундучок с сокровищем» покоился на высоком, круглом столике с ажурной ножкой, который вынесли специально для шкатулки. Спутница нависла над украшением, как мать-орлица над птенцом.

Когда Ариэль узнала о причине праздника, ей почему-то представилось целое выступление, которое устроят ради «Сердца моря». Она бы не удивилась, если бы равендорские актёры воссоздали историю о погибшей принцессе в своей излюбленной похабной манере. Однако в действительности всё оказалось куда проще.

Открытие шкатулки зрители сопроводили восторженными охами. Внутри, на подушечке из белого атласа, сияло «Сердце моря». В легенде говорилось, что на цепочке крепился кулон в форме сердца с драгоценным камнем по центру. Сейчас же он выглядел как брошь; крупная, сияющая невероятным отблеском брошь. Голубизна и глубина «Сердца моря» предавали ему таинственности, будто перед ними лежал магический артефакт, а не дорогое украшение.