скачать книгу бесплатно
– Ты поедешь со мной в Фанагорею? – спрашивает он с надеждой.
– Разумеется! Ткач без конца говорит, что мне надо почаще гулять.
– Ну раз Ткач говорит!
– Ешь давай лучше, – улыбаюсь я. – Завтра нас ждет мертвый город!
__________2. СКЕТЧБУКИЗВАВИЛОНСКОЙБИБЛИОТЕКИ
Наверняка в те времена, когда Фанагорею еще не успели покинуть, это был чудесный город. Прямого выхода к морю нет, потому что склон перпендикулярно от застройки практически отвесный — к нему не подступиться.
Мы не исследовали побережье в этом месте даже с катера. Волны сильные, а рельеф дна близ скалистой гряды ничего хорошего не предвещает. Правда, говорят, там прямо в камне затесались покои неких богачей, что приезжают иногда летом. Но даже если это так, проверять мы не особенно стремимся.
Нас гораздо больше интересует сам город. Точнее, то, что от него осталось.
Крупный торгово-развлекательный центр «Посейдон», если верить карте, находится к востоку от моря. На въезде останки здоровенного и даже местами рабочего аквапарка. Мне нравится это место — я даже думала обустроить жилье здесь, а не внутри тесного маяка, но по соображениям безопасности идея не получила развития.
А на севере — самое интересное: жилой массив.
Кроме того, чуть в отдалении, за небольшой лесополосой раскинулся практически нетронутый и запечатанный, словно военный объект, легендарный Винодельческий завод Фанагореи.
Все это я пытаюсь рассказать Юджину с заднего сиденья байка, на котором мы въезжаем в город. Мой дружок-пирожок, впрочем, разбирается в топографии получше меня. Стоило проехать несколько узеньких жарких улиц, как мы остановились возле заправки. В топливе у нас нет нужды, да и вряд ли тут найдется хотя бы капля бензина. Мы с Юджиным придумали кое-что другое, дабы хоть немного иметь представление о ситуации.
Жить рядом с заброшенным городом далеко не так романтично, как кажется на первый взгляд. Это главным образом означает, что туда в любой момент могут нагрянуть мамкины сталкеры, ищущие острых ощущений. Или простые мародеры вроде нас самих.
Как несложно догадаться, первыми под удар попадают наиболее колоритные местечки типа водолечебниц, аквапарков, торговых центров, больниц и школ. Автозаправка же, на которой мы остановились, — один из первых перевалочных пунктов, где можно отдохнуть, перекусить и наметить маршрут. Поэтому именно здесь (а также еще в двадцати трех местах) мы с Юджиным разложили приманки.
– Кира! – кричит Юджин из разбитого окна. – Всё на месте.
Я очень не люблю, когда возникает ненужный шум, поэтому скорее осматриваюсь и спешу скрыться в тени бывшего призаправочного мини-маркета.
– Не кричи, – говорю. – Думаешь, тут только люди могут представлять опасность?
– Опять тебе отовсюду опасность мерещится!
– Береженого Бог бережет, – говорю, а сама иду мимо рядов давно опустевших стеллажей.
– Бога нет, – парирует Юджин, и на это мне уже нечего ответить.
На самом деле подискутировать никогда не поздно, а вот проверить приманку надо сейчас, чтобы дальше уже спокойно бродить, не беспокоясь о незваных гостях.
Наши приманки — это слепленные на скорую руку «артефакты». По нашему расчету они должны привлекать искателей всякого незамысловатого хабара, чем те себя и выдают. Такие вещи обычно не остаются на прежних местах, если их заметили. А мы разложили все именно так, чтобы заметить смог даже слепой.
Здесь, например, я в прошлый раз оставила якобы тех времен синий скетчбук с кучей всяких загадочных картинок и записок о странных звуках/голосах. Учитывая легенду этого города, паломники за такой скетчбук руки друг другу поотрывают. Поэтому, обнаружив его в том же месте, где и прежде, я выдыхаю спокойно.
Здесь практически наверняка никого не было.
Юджин не столь заморачивается, в частности потому, что к творчеству душа не лежит. Он оставил здесь несколько пачек сухарей и мармелада — якобы часть нерасхищенного товара, что раньше продавался в мини-маркете. Но и они нетронуты.
– Напомни, почему мы выбрали именно эту заправку? – я оборачиваюсь к Юджину, который уже заводит байк.
– Потому что она единственная в округе и потому что здесь есть крыша. На въезде в город таких объектов больше нет.
– Это не единственный въезд в город, – говорю я и открываю карту. – Их как минимум четыре, не считая дороги к отвесному склону.
– Кира, – Юджин щурится от солнца, но не заметить раздражение в его взгляде я не могу. – Успокойся, пожалуйста. Мы как будто кого-то выслеживаем. Тут уже два года никого нет. Да и, походу, не было. Хочешь поиграть в охотника за головами?
Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но мозг не успевает сгенерировать колкую фразочку, красочно пояснившую бы моему оппоненту, почему он не прав.
Вместо этого мы с ним одновременно вздрагиваем и поворачиваем головы к дороге.
Сложно сказать, что именно мы услышали. Ни я, ни Юджин уже через секунду не могли объяснить друг другу, что заставило нас обернуться.
– Ладно, поехали, – говорю. – Не забывай, что мы не на экскурсии.
Говорят, природе требуется всего сто лет, чтобы полностью уничтожить всю городскую инфраструктуру: начиная от фундаментов и заканчивая коммуникациями. Здесь прошло два года, но такое чувство, что все пятьдесят.
Мы рассекаем расплавленный воздух меж двух каменных оград, за которыми когда-то бурлил быт, а теперь — непроходимые джунгли. Война с плющом, борщевиком и полынью — еще одно противостояние, которое человеку никогда не выиграть.
Асфальт настолько горячий, что на его поверхности виднеются миражи — узкие полоски зыбкого текучего стекла, исчезающие, когда к ним подходишь. Но самое нереальное зрелище, отсылающее к мыслям о бутафорной природе всех этих декораций, — отсутствие машин. Если с неухоженными заборами и оглушающей тишиной еще можно как-то смириться, то отсутствие машин на гладких асфальтированных дорогах выглядит совершенно немыслимо.
Фанагорея погружена в глубокий наркотический сон. В ее размякшем теле не осталось ни единого рефлекса, и мы ползаем по нему словно любопытные насекомые.
Когда на горизонте показывается верхушка ТРЦ «Посейдон», солнце уже не щадит. На обочине мусор и камни, среди которых только маленькая ящерица не спешит укрыться в тени.
Краем глаза я замечаю домик с выбеленными стенами. Там побиты все стекла, а в большом распахнутом окне на втором этаже виднеется мольберт с холстом.
– Давай постараемся управиться до четырех, – говорит Юджин, проносясь мимо. – Не хочу возвращаться по темноте.
– Слушай, а мы могли бы прицепить к байку тележку или что-нибудь такое? – спрашиваю через несколько секунд.
– Зачем? – моему другу эта затея не слишком по душе. – У нас же есть все необходимое.
Не хочу говорить ему про мольберт. Опять начнет ворчать. В конце концов, самостоятельно добраться до Фанагореи я вряд ли смогу, а Юджина отличает такое перманентное состояние, как лень в терминальной стадии. Он бы не решился на поездку в Фанагорею, будь какой-то иной способ заполучить пару красных носков.
Наконец, последний отрезок дороги остался позади, а мы поставили байк в тень столба у въезда на подземную парковку. Юджин сразу кивнул головой в сторону неработающих круговых дверей, где покоилась очередная наша приманка. Разорванный лиловый рюкзак, который якобы зацепился за торчащую из стены металлоконструкцию. Судя по количеству бесхозных вещей внутри, торговый центр явно был эвакуирован, пусть и не ясно почему. Я положила рюкзак таким образом, чтобы вещи выглядели посыпавшимися из него. В числе первых, конечно же, очередной синий скетчбук.
Согласитесь, догадаться о рукотворной природе этих обманок несложно, однако человек, столкнувшийся с ними впервые, будет как минимум заинтригован.
Все лежало на своих местах — там, где и в прошлый раз. Мы уже здесь бывали, даже сделали несколько фотографий, дабы впоследствии сравнивать. Правда, тогда мы добрались до «Посейдона» уже к темноте, а сейчас стоял жаркий полдень.
Я завороженно наблюдала, как беспечные пылинки нежатся в невесомом солнечном столбе. Стеклянная крыша ТРЦ прекрасным образом уцелела и теперь обеспечивала сохранность всему, что осталось внутри. Знаете, такие крыши еще бывают в оранжереях. Это место действительно скоро будет напоминать оранжерею: лозы плюща уже пробрались к неподвижным эскалаторам. Как и изумрудный мох на затененных стенах. По его расположению можно определить, куда здесь днем не попадает свет.
– Кира! – Юджин как раз сделал круг по первому этажу и вернулся с пустыми руками. – Походу, мы зря решили здесь искать. Все же вывезли подчистую, даже зеркала в туалетах поснимали.
– Надо пройтись по жилым домам, – говорю. – Я как раз видела один без окон. Там внутри наверняка полно вещей.
– Пойдем на втором этаже еще глянем, раз уж приехали.
Пока мы поднимаемся по эскалатору, я продолжаю недоумевать — неужели страха, сплетен и предрассудков достаточно, чтобы все вот так взять и в одночасье бросить? Дома, в которых, возможно, выросло несколько поколений, работу, земельные участки, карьерные достижения… Чем больше мы исследовали Фанагорею, тем иррациональнее выглядел тот факт, что абсолютно здоровый город с таким приятным климатом и развитой инфраструктурой абсолютно пуст.
Словно человек, убитый заклинанием Авада Кедавра.
Солнце трогает застекленную крышу жадными щупальцами, пытаясь добраться до нас, и мне кажется, на моей коже танцуют крошечные приведения. Над нами величественно вздымается ничем не заполненный воздушный столб из света и элементарных частиц. Монументальный безжизненный аквариум.
Такие вещи как бы должны сыграть на контрасте, делая маленького человека еще меньше, а огромный торговый центр еще огромнее.
Несмотря на жаркие инфракрасные потоки, здесь холодно как в кессоне.
– Если мы явимся сюда через полгода, я уверена, увидим цветы и виноградные лозы. Птицы будут вить гнезда на бывших электрокоммуникациях и в вентиляционных трубах.
Я и не рассчитываю, что Юджин услышит. Он пытается поднять двери-жалюзи на тех закрытых торговых отделах, где это не успели сделать до него.
Основную массу брошенного города растащили еще в те времена, когда жители не успели окончательно уехать. Кое-кто до последнего не собирался покидать Фанагорею, но в конечном итоге не стало даже их.
Чуть позже город обрел популярность на тематических сайтах и сюда хлынули паломники со всех уголков страны. Правда, буквально в течение месяца-двух эти рейды прекратились так же внезапно, как и начались. Я об этом читала, да и Ткач много рассказывал. Он все-таки родился в Краснодарском крае. Это совсем близко.
Почему так случилось — никто не может толком рассказать. Сколько я не искала информацию, ничего вразумительного не нашла, списав в конечном итоге все на суеверность нашего народа.
Теперь Фанагорея негласно принадлежала Юджину и мне. По крайней мере до тех пор, пока наши «артефакты» не сдвинутся с места.
Второй этаж торгово-развлекательного центра «Посейдон» мало чем отличался от первого. Разве что мусора здесь гораздо больше — все-таки рядом ресторанный дворик.
Его мы в прошлый раз обыскивали первым делом. Но самой ценной находкой стала пачка бумажных стаканчиков Pepsi, которыми мы пользуемся и по сей день, чтобы меньше мыть посуду.
За две недели мало что изменилось, и Юджин уже направился к выходу.
Однако я — нет: там, в глубине, ближе к кинотеатру, на полу лежит синий скетчбук. Один в один как те, что я сама везде нараскладывала, но… не здесь.
Единственный скетчбук в этом ТЦ — на входе, якобы выпал из рюкзака.
Какая-то необъяснимая сила заставляет меня медлить. Вряд ли это предчувствие или интуиция.
Просто его здесь быть не должно.
Я хочу позвать Юджина, но прекрасно понимаю, что сейчас ни звука из себя не выдавлю.
Синий цвет — моя большая страсть. Не просто синий, а такой бирюзовый, цвет морской волны, яркий-яркий. Этот цвет я выбрала специально, чтобы все мои скетчбуки в Фанагорее выглядели единым концептом. Некоторые лежат на виду, другие же надо постараться, чтобы отыскать. Часть из них — приманка для новичков, приехавших сюда впервые, часть — для тех, кто вдруг решит провести здесь больше времени и увлечется поисками. Тогда понять, что синие скетчбуки — это чей-то хитроумный квест, будет несложно, однако для случайного гостя находка не покажется сфабрикованной.
Ладно, Кира. Взяла себя в руки и подошла.
С каждым шагом я все более убеждаюсь, что это моей руки почерк. Здесь, в проходном коридоре между рядов опущенных жалюзи, отсутствует прямой солнечный свет, отчего глазам приходится напрягаться.
Я останавливаюсь над синей книжечкой в мягкой обложке, напоминающей искусственную кожу, и решительно поднимаю ее с пола.
В этот же момент в глаза почему-то бросается стеклянная стена в конце коридора. Буквально метрах в двадцати от меня. Часть стекла закрыта обвалившейся лампой с потолка, но в том, что видно, отражается моя худая фигура. Угловатый силуэт: резко вырезанное темное пятно на фоне солнечно-воздушного пузыря позади.
В скетчбуке несколько хаотичных записей, вне всяких сомнений, написанных моей рукой. Начертание буквы В отличается от обычного, ведь я сначала рисую нижний кружок, а уже потом верхний. Петелька У и Д имеет два острых угла, наклон почти всегда разный, как и расстояние между буквами. Я свой почерк из тысячи узнаю — он хаотичный, но при этом до тошноты разборчивый.
Вот только ЭТО я не писала.
«Древние шумеры, жившие в Междуречье в III тысячелетии до нашей эры, использовали систему счисления, алфавит которой состоял из шестидесяти знаков. С помощью нее можно было пронумеровать секунды в минутах, а минуты – в часах».
Я чувствую, как перед глазами темнеет. Жар медленно подступает к вороту футболки, завоевывая территорию под волосами.
Эта заметка есть у меня в телефоне, но я никогда, НИКОГДА не выносила ее в письменный вид. Если это сделал Юджин, чтобы подшутить надо мной, я его убью!
Но это не может быть Юджин. Он стакан рисует с плоским дном, а здесь глаза, нос, тени и рефлексы — мой портрет, нарисованный рукой человека с художественным образованием. Так, как рисую только я.
– Что это за херня, – слов не слышу, но тело (в частности — пальцы) уже сбросило оковы сознания и действует по-своему. Несколько страниц переворачиваются, чтобы я могла увидеть следующий рисунок. В событиях которого сама принимала сегодня участие в свои вечно пятнадцать.
Мои растрепанные волосы, белеющие на фоне темной шевелюры Юджина, позади. Он держал меня за волосы в тот момент, а я кричала и била его ногами, пока он в ответ не ударил меня лбом о металлический поручень кухонного шкафчика. Надо признать, мне тогда повезло: я почти ничего не помню. Когда очнулась, все уже было сделано.
Об этом никто не знает, кроме нас двоих. И никогда не узнает. Мы дали друг другу слово молчать.
Мне становится дурно, причем на этот раз совершенно обоснованно. Юджин не умеет рисовать так. Но, кроме него, никто не мог это сделать.
Я переворачиваю еще несколько страниц.
Тонким черным лайнером изображен байк на фоне маленькой автозаправки, из окна которой Юджин кричит мне, что всё на месте.
Мелкие символы, как в загадочном письме, занимают почти всю страницу, но я понятия не имею, что они означают. Это не код и не адрес. Скорее чья-то идиотская шутка…
Тут везде я. Сейчас — худощавая, с волосами по пояс, в детстве — вечно расцарапанная и чумазая. Это я: с дурацким бантом, который мама неизменно заплетала мне в косу. Узнаю его, хоть ночью разбуди. Это мои разорванные учебники и мокрый портфель, найденный за школой. Это мои драки и мои обиды, слишком точно переданные в грифельном черно-белом калейдоскопе. Это мои пальцы подбирают звуки так, чтобы картина получилось гармоничной. Это мои бессонные ночи, кончающиеся появлением очередной порции ужаса и любви в звуковом эквиваленте.
Это мои ссоры с отцом. Это я и моя сестра, на которую я смотрю за секунду до того, как закрывается крышка гроба. Это мои друзья и моя проездная карточка, которой я стучу по стеклянному столу, чтобы осыпались белоснежные кристаллы. Это мой первый вход в трип. Первый вход в Чешир. Моя первая синесцена.
Я и Юджин.
Я и Ткач.
Я и Зеркало.
Палец цепляется за следующую страницу, и в какой-то момент я чувствую непреодолимое желание сразу пролистнуть в конец.
Сердце стучит как бешеное где-то в ушах сквозь пелену звона, но, прежде чем я успеваю принять решение, мое собственное отражение в дальнем зеркале коридора срывается с места и бежит прочь.
Я вскрикиваю. Скетчбук падает из рук, а потом я уже ничего толком не осознаю.
Ноги сами несут меня по ступеням к выходу, да так, словно позади пожары, обвалы, бомбардировки.
Позже я этот момент много раз воспроизводила в памяти, но никаких зацепок найти не смогла. Меня переполняла иррациональность. Паника. Я выскочила на улицу как ошпаренная, добралась до байка и буквально заставила Юджина срочно рвать когти.
– Да что случилось-то?! – Юджин ненавидит меня за такие вещи, впрочем, я и сама ненавижу. Но после пережитого сложно вести себя иначе. – Ты привидение увидела?
– Дома расскажу, – мне даже представить сложно, как об этом рассказать, и я вновь выбираю молчание. Юджин задает вопросы, но по обыкновению ни на один из них ответов у меня нет.
__________3. ВШИВАЯ
