Зеркало Умбры

скачать книгу бесплатно


Вербовой говорил странные вещи. В его сознании мой образ явно смешался с чем-то другим, а может, я сама чего-то не помню. Надо выяснить, что видел Вербовой. И о какой Умбре он говорил.

Умбра.

Черная роса в воздухе. Его описания совпали с тем, что я сама видела во время концерта в «Клетке». И пусть Иван Вербовой запросто мог бы оказаться выходкой моего вредного мозга, проверить стоит.

Все равно Саня будет еще какое-то время настраивать дорожки.

«Отлучусь на пару минут, – пишу в блокноте. – Вы тут пока подготовьте все».

Прежде чем Ткач успел высказаться против, я оказалась в приемной и нырнула за дверь с надписью Google.

Лифт мигом доставил меня к пункту назначения в обход целой вселенной информационного шума всех цветов и мастей. Здесь я планировала выяснить, что за письмо попало к нам в руки. А для этого первым делом требовалось проверить единственную догадку.

Я подошла к поисковой строке и ввела «Эмма Хоук». Надеюсь, память не подводит.

Ура!

Поисковик тут же подтвердил подлинность воспоминаний. Женщину, которая писала своему избраннику из психиатрической лечебницы, действительно звали Эмма. И ее письмо до боли напоминало то, что Юджин нашел под нашей дверью.

– Здесь совпадения быть не может, – шепотом проговорила я, пытаясь распробовать это утверждение. Вслух многие убедительные вещи звучат совершенно абсурдно. Может ли так статься, что схожесть наших писем случайная?

Если принять во внимание тот факт, что я верю исключительно в случайности, то вполне. Тем не менее что-то внутри упорно противилось данной мысли.

«Herzensschatzi komm», – писала страждущая Эмма. – «Сердечко, приди».

«komm, komm, komm, komm, komm, komm».

Мое собственное сердечко неумолимо сжималось при разглядывании этих наслаивающихся строк. Ни единого сантиметра белой бумаги. Она, вне всяких сомнений, чудовищно мучилась.

Текст моего письма, хоть и не читался, тем не менее все более четко проступал в сознании. Нет, это не каракули. Но и не слова.

Больше того, мне уже приходилось видеть где-то похожие символы. Но где?

Гугл-картинки результата не дали. При попытке распознать файл поисковик выдавал всю ту же несчастную Эмму. Вздохнув, я решила отложить пока этот вопрос и пощупать следующий.

Тот, что мог проясниться на седьмом уровне. В пространстве, которые мы называем «Чешир».

Я вновь очутилась в утробе мира — в месте, важность которого невозможно переоценить.

Чешир совершенно не изменился с моего последнего визита. Здесь мириады тончайших струн памяти формировали настоящее в точке пересечения с плоскостью пола. Они как будто ждали зрителя, способного оценить по достоинству это величайшее архитектурное творение.

Как мы, Чеширские Коты, находим нужную линию среди всех остальных? Вряд ли смогу достоверно объяснить. Безусловно, есть какие-то научные механизмы тропности и всего такого, но у меня это получается на уровне инстинкта. Знаете, как среди очень правдоподобно собранных кукол мозг безошибочно находит живого человека. Моя линия будто тянется ко мне, будто чувствует родственную связь.

И сейчас я поднимаю руку вверх, туда, где должно находиться вчерашнее утро. Меня интересует Иван Вербовой, а именно — его природа. Настоящий ли он человек, или выдумка расшалившегося мозга?

Если настоящий, я смогу отследить его маршрут, заглянуть внутрь его существа и разобраться, что же с ним произошло на самом деле.

Пульсирующее удовольствие от синесцены. Чуть раньше. Ссора с Юджиным — болезненно-тянущее событие. Еще раньше.

Я встаю на цыпочки, чтобы дотянуться. Здесь бы не помешала стремянка или хотя бы стул. Обувь на высокой подошве в Чешире не работает — какую бы платформу я ни надела, она просто провалится внутрь пола, оставив меня с тем ростом, что дан от природы.

А вот и купание. Забавно, что все эпизоды прекрасно сохраняются в Чешире. Я могу снова почувствовать холод и боль в области шеи. Жаль только, что вид всегда от первого лица: кроме темноты моря, ничего не разобрать.

А вот и кровавая надпись на камне.

Volume 29

S[нечитаемо] 3

W[нечитаемо] 2

Я так и не рассказала о ней Юджину, но за ночь волны наверняка уже сделали свое дело.

Зато контакт с линией Вербового я нахожу практически сразу.

У него есть линия. Струна с начинкой из памяти. Это означает, что Вербовой как минимум представляет собой самостоятельный живой организм, не зависящий от моего воображения.

Вот только его линия бьет током — не настоящим, конечно, метафорическим.

Это неприятное ощущение возникает в мозгу, когда чужая линия отвечает на попытку в него залезть. Так далеко не всегда, а лишь с теми линиями, которые, так сказать, слишком разнятся с твоей собственной.

Эмпатия — это когда ты можешь мысленно встать на место другого, почувствовать то же, что и он. Разделить тоску друга, которого бросил любимый человек, ведь с тобой тоже такое случалось. Или порадоваться вместе с отцом повышению на работе, которое чем-то похоже на победу в школьной олимпиаде.

Способность к эмпатии определяет количество доступных состояний в чужих линиях, которые ты можешь увидеть. Хороший эмпат способен проникнуть практически куда угодно, в то время как однобоким эгоистам даже в себя иногда пробиться нелегко.

У меня с эмпатией все более чем прекрасно. Иными словами, раньше я не встречала серьезных преград в своем изучении Чешира. Однако в случае с Вербовым…

Его линия активно сопротивлялась, нападая на меня словно электрический скат.

Мой эмоциональный опыт не содержал ничего, что могло бы сейчас открыть запертую дверь.

Ничего не оставалось, кроме как проследить за линией Ивана в поиске других контактов. И я принялась прощупывать ее, то и дело отдергивая пальцы.

Иван Вербовой не врал насчет пребывания в Сети. По крайней мере до визита к нам он совершенно точно находился где-то не в привычной человеку реальности.

Я это чувствовала всей поверхностью кожи. Особенно в те короткие секунды, между вспышками отторжения, когда осколки ужаса и боли все-таки получалось уловить.

Судя по всему, Иван забрался гораздо, гораздо глубже меня. В какой-то момент линия перестала отторгать, видимо, ощутив «родство». Но тут возникла другая проблема. Понять, что именно я вижу, не представлялось возможным.

Сплошные помехи, пропитанные дезориентацией и паникой. Именно так выглядит безумие. Именно так они мучаются перед инъекцией галоперидола, когда граница между явью и вымыслом окончательно стирается.

Нечто подобное я переживала в клубе «Клетка», когда опустила руки и не могла больше сопротивляться. Неконтролируемый страх, полностью осознанное понимание того факта, что бежать некуда, утрата связи с путеводным огоньком в чаще сумрачного леса. Умбра.

Что-то мелькнуло перед глазами.

Коридоры книг. Книги с моим лицом.

Книги, в которых есть тайные вкладки, ведущие куда-то за пределы памяти. Коридор, обитый старой, местами отколовшейся плиткой. То, что я ищу, должно быть где-то здесь.

Влившись в память Вербового, словно вода в чернила, я следовала по пройденному им маршруту. Он тревожится, почти паникует. Все двери, одна за другой, оказываются закрыты.

Я двигаюсь быстрее. Чеширская память хороша тем, что ее можно ускорять и замедлять как видео. Наконец, я нахожу то, за чем пришла.

Старая операционная комната. Ни дверей, ни окон, ни каких-то источников освещения. Только сплошной красный цвет, льющийся со всех сторон. По периметру — кафельная плитка, в центре — что-то типа гинекологического кресла, привинченного к полу, плесень у потолка. Пол сырой от воды и каких-то неопознанных жидкостей.

Краем ума я заметила, что угол наклона камеры специально выбран так, чтобы тени наслаивались друг на друга, скрывая часть изображения. Однако при всем своем старании я так и не смогла разобрать, что это за место — настоящая комната, оставленная кем-то на видеозаписи, или фрагмент страшного сна, не имеющего ничего общего с реальностью.

Через несколько минут сбоку появился чат. Зрители настойчиво требовали стартовать стрим, периодически перекидываясь невинными фразами и мемами. Некоторые из них я даже знаю. Кто бы мог подумать!

Само действие началось минут через десять. И тогда я поняла, почему Вербовой решил, будто я как-то с этим связана.

В комнату вошли двое. Мужчина в маске из бычьей головы и юная, совсем хрупкая девушка без одежды. Если идентифицировать мужчину не представлялось возможным никак, то девушка действительно оказалась дико похожей на меня. Такие же длинные светлые волосы, собранные моим любимым способом — в два низких хвоста. Такая же угловатая фигура, худые колени и просвечивающие ребра. Только татуировка на груди в виде какого-то абстрактного то ли цветка, то ли черепа, сложно понять. У меня такой нет. Жаль, Вербовой не додумался спросить об этом.

Глаза у девушки завязаны, и она, судя по всему, не представляла, что ее ожидает. Она хихикала и роняла игривые фразочки, подразумевая, видимо, какую-то игру или порносъемку. Я попробовала подойти поближе, чтобы как следует ее рассмотреть, но тут мужчина резко повернулся в мою сторону.

Это произошло достаточно резко, чтобы я отшатнулась. Нет, он не мог видеть меня сквозь пласты памяти чужого человека, сквозь слои прошлого. Как минимум потому что это невозможно. Больше того, его маска выглядела абсолютно цельной. Создавалось впечатление, будто это настоящая бычья голова, из которой выскребли все содержимое. В ней не было ни прорезей для глаз, ни каких-либо фиксирующих ремней. Я вообще не понимала, как в такой маске возможно что-то делать, однако его жест с поворотом выглядел настолько естественно, что мне стало не по себе.

Невольно я сделала несколько шагов назад. Туда, где, по моим расчетам, должна была находиться камера.

Зрители на тот момент уже изнывали от напряжения. В адрес девушки сыпались оскорбления и проклятия с призывами расправиться с ней как можно изощреннее. Каждый считал своим долгом предложить свой способ или сценарий к действию, но от того, с какой скоростью шли сообщения, большая их часть исчезала, не успев появиться.

Тогда мужчина вернулся к делу — подхватил жертву на руки словно пушинку и усадил на кресло. Зафиксировал ее руки и ноги, затянул ремни, настроил высоту. И только потом снял с ее глаз повязку.

Выражение невинного девичьего лица красочно продемонстрировало мне то, что сама я видеть не могла. То, что находится за моей спиной, за кадром. Блондинка занервничала, принялась за попытки высвободиться, но, разумеется, безуспешно. Мужчина прошел сквозь меня туда, где находились камера и стол, взяв оттуда нечто вроде хирургических щипцов.

Он что-то сказал. Закричала и девушка. Но я ни слова не могла разобрать. Их голоса доносились до меня словно из-под слоя белого шума. Так бывает, если вести запись на очень плохой диктофон. Качество изображения при этом оставалось достаточно хорошим.

Я закрыла глаза.

Качество изображения хорошее? Если меня начинают посещать подобные мысли, значит, надо сваливать. Чеширские струны умеют затягивать как воронки. Иногда настолько мощно, что отделить свои собственные эмоции от чужих становится нереально.

Я смотрела на происходящее с ужасом, принадлежащим, несомненно, Ивану Вербовому, но при этом и с упоением. Уходи, Кира. Дай еще минутку. Всего одну минутку! Спасайся, Кира. Да-да, сейчас.

Мужчина принялся за дело. Чат разрывался от количества участников.

Почему я не вижу здесь зрительный зал? Обычно метафорическая проекция чата выглядит как университетская аудитория, полная желающих высказаться. Здесь же я видела только быстро сменяющийся список сообщений.

Девушка кричала так, что мне начало казаться, будто бы я сама чувствую ее боль. Кровь заливала хромированные ножки кресла и ботинки палача. Он орудовал щипцами и чем-то еще, чем-то, что из-за хитрого расположения теней я разглядеть не могла. Это не было похоже на обычный акт насилия, пусть изначально именно он подразумевался в качестве основы. У меня не осталось ни малейших сомнений.

Однако то, что происходило в этой комнате, представляло собой какой-то совершенно иной, непонятный мне способ уничтожения человеческого существа. Я смотрела во все глаза, силясь распознать в череде красно-черных пятен и попыток жертвы спастись хоть какой-то смысл.

Но вместо этого жертва продолжала молить о помощи, извиваясь покалеченным телом в неумолимых руках палача. Именно в тот момент я и заметила, как в нее медленно заползает что-то. Какое-то инородное существо, похожее на огромную сколопендру, принятое мной вначале за половой орган насильника. Мужчина контролировал процесс, прижимая девушку к креслу, пока она не перешла с простого крика на душераздирающий визг. Его нависающая тень и угол камеры не давали разглядеть никакой конкретики.

Но я видела ее глаза, в которых не осталось ничего, кроме фатального, беспросветного безумия. И множество глаз со всех сторон. Сотни, тысячи глаз, от которых не скрыться.

В какой-то момент я поняла, что уже серьезно так слилась с линией Ивана, причем сама не заметила, как это случилось. Воронка готова была в любую секунду захлопнуться над моей головой.

Я решительно рванулась наружу и тут же едва не ослепла от нахлынувшей Чеширской белизны. Мягкой и спокойной. Непоколебимой как сама пустота.