скачать книгу бесплатно
Р о з а н о в. Мстит. Но ведь я тоже даю повод. Рано или поздно она узнает, что я обвенчался тайно…
М и х а и л. Как?! Уже обвенчался?
Р о з а н о в. Мамочка уговорила друзей отца, тоже священников. Ей не терпелось. (После короткой паузы) Ты можешь сообщить об этом Полине. Но знай: она меня не тронет, пока она с тобой. И, возможно, она даст мне развод, пока она с тобой. То есть ты меня сейчас очень порадовал.
М и х а и л. Но, Вася…я вовсе не собираюсь… с ней…всерьез…
Р о з а н о в. Это понятно. Но потяни с ней, сколько можешь.
М и х а и л. Конечно, я кину ее, как только Таня что-то заподозрит. Или даже раньше. Или даже у меня с ней ничего не будет. Я еще не знаю, смогу ли я противиться ей. В ней есть что-то колдовское.
Розанов издает стон. И тут же нервно смеется.
Р о з а н о в. Как же к тебе бабы льнут. Я знал, что Таня в конце концов будет твоей.
М и х а и л. А может, и Тане тоже нужен то гений, то зверь? Я этого уже боюсь.
Р о з а н о в. Нет, Таня слишком разочаровалась во мне. (Улыбается своей мысли) Полина нас с тобой породнила, мы теперь, как братья.
М и х а и л. Тогда я тебе по-братски скажу. Ты, Вася, личность уже историческая. Тебя покупают, тебя читают. Я, как продавец твоих книг, уже за твой счет живу. Я вроде бы помалкивать должен. Ну, как хочется тебе жить, так и живи. Но я думаю: его ведь потомки судить будут. Почему он это не учитывает?
Р о з а н о в. Вот, чтобы не осуждали, подскажи Суслихе, чтобы дала мне развод. Тогда и нечего будет стыдиться.
М и х а и л. Вася, неужели еще раз под венец пойдешь? Или незаконное венчание станет законным? (Розанов озадаченно молчит) Вот она уже Суслихой для тебя стала. Зачем же так, Вася? Ты ж любишь, когда тебя барином считают. А барин не будет вот так любимую женщину, пусть даже бывшую… Ты уж прости, что я тебе выговариваю. Но ты ж сам любишь правду. Или любишь в зависимости от обстоятельств?
Р о з а н о в. Экий язычок у тебя отрос! Жалишь. Кусаешь. А как ты ведешь себя по отношению к Тане? (после паузы) Молчишь? То-то же! Запомни, Мишенька: никто никого и никогда не имеет права осуждать и тем более презирать, ставить ниже себя. Кто так делает, тот намного хуже того, кого осуждает и презирает.
М и х а и л. Сколько лет прошло, а до сих пор не могу понять, зачем ты настоял на венчании? И как она могла согласиться? Это, как ты говоришь, ноуменально. Непостижимо.
Р о з а н о в. Знаешь, правильно говорят, женщину невозможно переубедить, но ее можно уговорить. Вот я и уговорил. И отчасти запугал. Я говорил, что женщина без детей – грешница. И за это ее душа обязательно поплатится. Я внушал ей элементарное, чем обычно пугают попы. Что нас постоянно окружают бесы, мешая задумываться о своей душе, единственно выделяющей нас, людей, из всех живых существ. Бесы же мешают человеку различить добро и зло. А после причастия все это проходит.
Полина говорила мне, что у нее нет ни малейшего желания причаститься. А я говорил в ответ, что это как раз признак того, что ей мешают бесы. Она говорила, что не сможет исповедаться священнику. Да и каяться ей не в чем. Ну, однажды хотела убить человека. Но ведь не убила же.
М и х а и л. Это она испанца Сальвадора хотела убить?
Р о з а н о в. Не только. Она пришла к Достоевскому. Хотела, чтобы он помог ей справиться с соблазном убийства. А он начал ей выговаривать. Мол, она загрязнилась этим чувством к испанцу. Уму непостижимо, как можно было такое сказать?! И вот после этого у Полины место Сальвадора, как жертвы, занял Достоевский. Он поселил в ее душе беса убийства, хотя бы тем, что сам хотел убить ее, она это чувствовала и видела. Прочти в его романе «Игрок», как главный герой Алексей Иванович, этот альтер эго автора, говорит о своем чувстве к Полине. «И еще раз теперь я задал себе вопрос: люблю ли я ее? И еще раз не сумел на него ответить, то есть лучше сказать, опять, в сотый раз ответил себе, что я ее ненавижу. Да, она была мне ненавистна. Бывали минуты, что я отдал бы полжизни, чтобы задушить ее…»
Р о з а н о в (продолжает). И она это, повторяю, чувствовала и даже видела, потому что он не умел это ловко прятать. И ловко хитрить тоже не умел. Он же после истории с Сальвадором предлагал ей быть братом и сестрой, а сам постоянно домогался. Чего он добивался этой отвратительной игрой, тут можно строить разные предположения. Но я повторяю, именно он поселил в ее душе беса. Я выведал у нее, она поведала мне все свои приключения, все свои интрижки, все увлечения и разочарования. Не было ничего, даже приблизительного ее отношениям с Достоевским. Но с каждым новым мужчиной ее бес становился все бесцеремоннее и злее.
М и х а и л. Ты хочешь запугать меня?
Р о з а н о в. Думай, что хочешь. Я устал.
М и х а и л. Я предложу ей назвать ее автобиографические записки «Годы близости с Достоевским». И попрошу, буду умолять ничего не скрывать. (после паузы) Вася, как же ты до сих пор любишь ее. И как она любит тебя.
Р о з а н о в (в зал). Неужели вся жизнь легкомыслие? Наверное, только перед смертью человек бывает по-настоящему серьезен, когда все уже позади?
Как же меня начинает томить моя неправильная жизнь. И не в смысле, что мало насладился, это совсем не приходит на ум, а в смысле, что не сделал должного.
И ведь не для кого-то не сделал должного, а для себя. Для себя! А все почему? Потому что мужского у меня – только брюки? «Я смешон и гадок», – писал о своей молодости Достоевский. Я в точности такой же. А кто не такой?
Но хотел ли бы я быть только хорошим? Было бы скучно. Н чего бы я ни за что не хотел бы – это быть злым, вредительным. Тут я предпочел бы умереть.
Один умный человек сказал мне: не в намерениях моих, не в идеях, но как в человеке во мне есть что-то нехорошее, что-то мутное в крови.
Ну, правильно. На мне и грязь хороша, потому что это я, подумал я тогда.
Может, это оттого, что благородное у нас всегда в унижении. Свинство почти всегда торжествует. Оскорбляющее свинство.
Поэтому удобнее не быть только благородным. Не выделяться.
М и х а и л. Вася, а вот если бы Суслова сказала тебе, что она жить без тебя не может. Если бы предложила сойтись? Как бы ты поступил?
Р о з а н о в. Это невозможно. Суслиха – бес в юбке. Зачем мне бес?
М и х а и л. Для электричества.
Р о з а н о в. Какого еще электричества?
М и х а и л. Ты ж с Варей, как при лампаде живешь. Нет, при лучине! Вон Мережковский с Гиппиус, как с электричеством живет.
Р о з а н о в. Ага. А Толстой со своей Софьей, если тебя послушать, жил при лучине. А сколько сделал!
М и х а и л (шутливо). Софья – керосиновая лампа.
Р о з а н о в. Вот зачем тебе этот разговор?
М и х а и л. Томит меня твоя неправильная жизнь.
Р о з а н о в. Это только я так могу сказать о себе.
М и х а и л. И я – на правах друга. Вася, мы так устроены. Нас обижают и оскорбляют одни, а вымещаем мы свою обиду на других. Кто ближе, на ком безопаснее это выплеснуть.
Р о з а н о в. Хочешь сказать, я должен был все стерпеть от нее. Я и терпел. О, сколько я терпел!
М и х а и л. Но ведь при этом добавлял обид! Скажи, как на духу, разве ты ни разу не изменил ей? Ну, скажи! И положи руку на сердце, и перекрестись! (Розанов виновато молчит) Ну, вот. Теперь посчитай, сколько бесов ты ей добавил.
Р о з а н о в. Душа есть страсть. А талант нарастает, когда нарастает страсть. То есть и талант есть страсть.
М и х а и л. И что ты с этой ее страстью сделал? Она ж наверняка хотела вырасти в писательницу.
Р о з а н о в. Да, она втайне завидовала Достоевскому, и он это отмечал. И мне завидовала. И до сих пор завидует. И это тот случай, когда зависть оправданна. И все же ты не целиком прав. В ней много дурного. Дурное в нас есть рок наш. Но нужно знать меру этого рока. А она меры не знает.
М и х а и л. Она женщина.
Р о з а н о в. Чего ты от меня сейчас хочешь?
М и х а и л (с расстановкой). Ни-че-го. Хотя нет. Хочу, чтобы ты перестал на нее злиться. Вот совсем. И чтобы она это почувствовала. Ты как-то сказал, что душа твоя сплетена из грязи, нежности и грусти. Вот перестанешь злиться, и грязь сойдет, и останется только нежность и грусть. (После паузы) Думаешь, я на нее не злюсь? Кого она во мне видит? Игрушку? Но я не игрушка.
Квартира Голдиных. Здесь Михаил и Софья.
С о ф ь я. Мишенька, отчего Полина перестала бывать у нас? Я скучаю. Скажи ей, что я редкая подруга, я не ревную.
М и х а и л. Как я могу сказать? Я тоже не знаю, куда она пропала.
С о ф ь я. Как странно. И даже немножко страшно.
М и х а и л. Мне тоже. Героиня ее автобиографических записок утопилась.
С о ф ь я. Она уже передала тебе рукопись?
М и х а и л. Нет, мне Василий сказал. Он читал. Он тоже в тревоге.
С о ф ь я. Притворщик, я ему не верю.
М и х а и л. Зачем ты думаешь о нем плохо? Он искренне переживает.
С о ф ь я. Ну да. Он в самом противоположном искренен. Не хочу о нем говорить. Хотя подозреваю, что она из-за него, а не из-за тебя исчезла. Он – проклятие ее.
Г о л о с С у с л о в о й. Отчасти ты права.
Суслова входит неожиданно в открытую дверь, ошеломляя Михаила и Софью.
С у с л о в а. Ты, Сонечка, права, но это проклятие, кажется, повернулось на него.
На сцене легкий гвалт. Михаил и Софья говорят вразнобой, Софья им отвечает. Наконец, возникает пауза.
С о ф ь я. Ну, рассказывай же!
С у с л о в а. Я съездила в Брянск, где раньше жила его мамочка. Бутягины там известны. Мамочка, оказывается, будучи еще тринадцати с половиной лет, влюбилась во взрослого, годящегося ей в отцы Бутягина. Родителям пришлось увезти ее в другой город. Но она все же добилась их благословения и вышла за него. А через два года он, никогда и ничем не болевший мужик, неожиданно ослеп, лишился дара речи и умер.
Софья и Михаил с нетерпением ждут продолжения.
С у с л о в а. Вот, собственно, и все. Хочу знать, что вы об этом думаете.
Софья и Михаил озадаченно молчат.
С о ф ь я. Не знаю даже, что сказать. Ты видишь в этом какой-то рок?
М и х а и л. Василий знает об этом. Он мне говорил. Не понимаю, в чем тут рок.
С у с л о в а. Разве симптомы вам ни о чем не говорят? В некоторых губерниях целые деревни этим болеют. Эта мамочка опасна для Васи. У меня нехорошее предчувствие.
М и х а и л. У меня сейчас одно в голове. Зачем вы поехали в Брянск, Полина Прокофьевна? Какая у вас была цель? Зачем вы в следователя обратились? Лучше бы рукопись свою завершали.
То, что говорит пасынок, нравится Софье. Она не без злорадства следит за выражением лица Сусловой.
С у с л о в а (переходя на вы») Михаил, не пойму, в чем вы подозреваете меня.
М и х а и л. Ответа у вас нет. Точнее, есть, но вам неловко признаться. Тогда я скажу прямо. После этого вашего сообщения, я просто обязан сделать выбор между вами и моим другом Розановым. Я выбираю моего друга.
С о ф ь я (делая вид, что хочет его остановить) Михаил!
Михаил с непреклонным видом выходит из комнаты.
С о ф ь я. Поля, я очень сожалею.
С у с л о в а. Да, конечно. Мне пора. (На выходе из квартиры) Ну, вот и все. Теперь я совсем одна. Отлично! Замечательно! Как это волнует кровь! Одна против всего мира. Мегера. Фурия. Они ничего толком не поняли, но я в их глазах фурия. Прекрасный зверь ничего не понимает, но сердцем он не со мной. Ну и ладно. Хорошо, что это определилось сразу сейчас, хуже, если бы потом. Кому Миша сделал плохо? Не мне, а ему. Я-то уже хотела, уже уговорила себя дать ему развод. Но теперь – никогда! Пусть рожает еще. Но ни один не будет носить его фамилию. Никогда! И пусть меня судят, осуждают, презирают. Презренье всего мира мне – по колено.
Дом Розанова. Розанов говорит с женой Варварой. Но вовсе не обязательно ее появление на сцене. Достаточно ее силуэта и ее голоса.
Р о з а н о в. Ну, Варя, сажусь писать.
В а р в а р ы. Бог благословит! Бог благословит! Бог благословит!
Большим крестом она кладет три православных пальца на лоб, грудь и плечи мужа.
Р о з а н о в (в зал). И когда вот так, выходит лучше, выходит весело, и хорошо на душе.
Розанов доволен своей судьбой, но чего-то не должно хватать зрителю в этой, вроде, благостной картинке его быта.
Громкий стук в двери. Голоса.
М у ж с к о й г о л о с. Именем закона. Отворяйте немедля!
Розанов открывает с испуганным видом. Входят жандармы.
Ж а н д а р м. Кто будете? Розанов?
Р о з а н о в (нервно). Так точно-с. Розанов. А что за оказия?
Ж а н д а р м. Имею поручение провести досмотр бумаг. Извольте предъявить.
Р о з а н о в. Что ж. Прошу-с в мой кабинет.
Вводит жандармов в свой кабинет. Варвара остается в коридоре. Осеняет себя крестным знаменем. И прислушивается, кто тому, что происходит в кабинете.
Ж а н д а р м. Извольте показать вашу переписку.
Розанов кладет на стол перед жандармом пачки писем.
Ж а н д а р м. Покажите письма Голдина.
Розанов показывает.
Ж а н д а р м (читая письма, что-то находит глазами). Ну, вот. Стало быть, никакого навета. Неподобающие слова. Критика высочайшего имени. Крамола. А вы, Розанов, стало быть, укрыватель крамолы. Детей хотите осиротить?
Р о з а н о в. Господин Голдин критиковал систему образования, а не лично Его величество. Да ведь и когда это было. Сколько лет прошло.
