скачать книгу бесплатно
АЛЕНА. Он хочет истребить тех, кто у нас в каждом кабинете. И чего он на
них взъелся?
ВАЖАНОВ (понизив голос). По-моему, Сталину, это как раз и нравится в
товарище Гитлере. Знаешь, а мне нравится, как ты муженька своего бывшего
защищаешь.
АЛЕНА. Я благодарна ему.
ВАЖАНОВ. Интересно, как ты ему объяснила, откуда три языка знаешь…
АЛЕНА. Сказала, что родители были гувернерами.
ВАЖАНОВ. Красота ослепляет. А любовь ненасытна.
Важанов встает из-за стола, закрывает дверь на ключ и подходит к Алене с
явным желанием наброситься на нее. Она тоже смотрит на него распаленно. Они
заходят за шкаф и предаются торопливой страсти.
АЛЕНА. Прямо в Кремле, рядом с кабинетом самого Сталина… Как это
стыдно!
ВАЖАНОВ. Как это возбуждает!
Пылко отдавшись друг другу, они приводят себя в порядок. Важанов
проворачивает ключ в замке двери.
ВАЖАНОВ. Сталин хочет, чтобы ты сама вручила ему перевод. Видно, слышал,
какая ты красотка.
АЛЕНА. Как вести себя с ним?
ВАЖАНОВ. Товарищ Сталин любит абсолютное подчинение, но… не
терпит его. Редко говорит, что нужно конкретно делать. Только дает понять, и нужно
правильно догадаться. Требует, чтобы ему смотрели в глаза, но сам при этом только
поднимает взгляд и тут же опускает. Но этот взгляд как раз и нужно выдержать, не
отводить глаза. Товарищу Сталину не нравится, когда люди скрывают свои естественные
слабости и недостатки. (после короткой паузы) То, что он поручил тебе перевод, для
меня загадка. Насколько я знаю, ему уже перевели «Майн кампф». Твой перевод – это,
как минимум, всего лишь предлог…
Коридор в Кремле. К секретариату подходят двое молодых мужчин и женщина около 40 лет. По виду иностранцы. Заглядывают.
ДЖОЗЕФ ДЭВИС. Интересно, как отбирают сюда людей. Наверно, здесь только дети пролетариев. Но эта работа требует, как минимум, грамотности.
НЭНСИ АСТОР. Не смешите меня, Дэвис. Вы все-таки неисправимый идеалист. Бьюсь об заклад, здесь большинство – детки чекистов и самых фанатичных большевиков. Это такая большая секта. Зачем им грамотность? Им вполне достаточно преданности своей безумной идее.
Важанов и Алена сталкиваются в коридоре с этими иностранцами. Важанов останавливается, а Алена идет на свое рабочее место.
ДЭВИС. О, Борис! А мы вас поджидаем. Пришли чуть раньше назначенного времени. Это Нэнси Астор. Она …
ВАЖАНОВ. Кто же не знает мисс Астор!
ДЭВИС. А это мистер Нэльсон. Бизнесмен.
ВАЖАНОВ (Нэльсону). Хотите первым открыть свой бизнес в СССР?
ДОНАЛЬД НЭЛЬСОН. Хотелось бы. Но у меня к вам конфиденциальный разговор. Три минуты, не больше.
ВАЖАНОВ. Это потом, а сейчас – к товарищу Товстухе. Давайте сюда. Вот его кабинет.
Важанов и зарубежные гости входят в приемную Товстухи.
ВАЖАНОВ. Иван Павлович, американцы хотят…
ТОВСТУХА. Ясно, чего они хотят. Пора, господа янки, давно пора. Но мы дольше ждали. Так что придется подождать.
ДЭВИС. Время – деньги, товарищ Товстуха.
ТОВСТУХА. А вот у товарища Сталина нет времени. Побеседуйте пока вот… с его помощником, товарищем Важановым. Вождь прочтет запись беседы и, возможно, уделит вам пять минут, если сочтет нужным. Иначе никак.
НЭНСИ АСТОР. Ну, понятно. Мы для товарища Сталина – не тот уровень.
ДЭВИС. Наш уровень – товарищ Важанов. Хорошо. Мы согласны. (Важанову) Назначайте время, Борис.
ВАЖАНОВ. Можно сегодня вечером.
ТОВСТУХА (Важанову). Борис, звонил Паукер. Твой доклад товарищу Сталину переносится на завтра.
ВАЖАНОВ (иностранцам). Тогда давайте поговорим прямо сейчас.
Важанов идет с иностранцами в свой кабинет. Алена возвращается на свое рабочее место. Снимает трубку телефона.
АЛЕНА (в трубку). Важанов почему-то не дал мне зарегистрировать письмо из Саратова. (выслушав ответ) Хорошо, иду.
Алена направляется к кабинету Товстухи. Входит. Садится у телефона, надевает наушники. Товстуха садится рядом.
Важанов и иностранцы входят в кабинет Важанова. Важанов зажигает примус, ставит на него чайник, достает из шкафа кусковый сахар и сушки. Садится за стол, открывает блокнот, берет ручку.
ДЭВИС (по-английски). Я однажды видел близко Сталина во время какой-то демонстрации. Он стоял возле мавзолея. У него карие глаза и необычайно добрый, даже кроткий взгляд. Будь я ребенком, я бы захотел забраться к нему на колени.
Алена в кабинете Товстухи переводит сказанное Дэвисом.
НЭЛЬСОН (по-английски). Согласен. Мистер Сталин – простой парень и, кстати, очень дружелюбный. И он, похоже, человек слова и дела. С ним приятно иметь совместный бизнес. Вы не забыли о моей просьбе, мистер Важанов? (Важанов в ответ склоняет голову)
Алена в кабинете Товстухи переводит сказанное Нэльсоном.
НЭНСИ АСТОР (Важанову на ломаном русском, саркастически). Я тоже очарована вашим вождем. Будь он американцем, он легко выиграл бы президентские выборы. А позвольте узнать, Борис, как вы стали самым первым помощником Сталина?
ВАЖАНОВ. Господа, по заведенному правилу, я буду вести запись нашей беседы и прошу вас говорить по-русски.
АЛЕНА (Товстухе). Я больше не нужна?
ТОВСТУХА. Нет, побудь на всякий случай. Вдруг они снова заговорят не по- нашему.
ВАЖАНОВ. Итак, мой ответ на вопрос мисс Астор. Я написал новую редакцию партийного устава. Показал Кагановичу. Каганович повел меня к Молотову. Тот заинтересовался еще больше. Пошли к Сталину. Сталин прочел устав и тут же позвонил Ленину. Сказал, что устав партии устарел, надо менять. Ну, и завертелась работа.
НЭНСИ АСТОР (с усмешкой). Как, оказывается, легко у вас проникнуть в святая святых. Нет, тут что-то не так, Борис. Вы чего-то недоговариваете.
ВАЖАНОВ. Не думаю, что выдам какой-то секрет. Просто старый устав помогал партии придти к власти, а новый устав помогает эту власть удерживать.
НЭНСИ АСТОР. Теперь понятно – вы сработали за дьявола.
ДЭВИС (укоризненно по-английски). Ну, мисс Астор…
НЭНСИ АСТОР. Ну, вот такая я невозможная. Но я вижу, мистер Важанов, не обиделся. Зачем вы это сделали, Борис?
ВАЖАНОВ. Это было в голодный тысяча девятьсот двадцать третий год…
НЭНСИ АСТОР (Дэвису и Нэльсону). Как у них все просто: проголодался – пошел и продал душу. (Важанову) Тот-то, я смотрю, вы даже манерами и стилем речи похожи на своего хозяина.
Важанов делает над собой усилие, чтобы пропустить мимо ушей этот грубый выпад.
ДЭВИС. Почему ваш босс всегда побеждает?
ВАЖАНОВ. Я сам об этом думал. Видимо, тут не обходится без магии.
НЭНСИ АСТОР. Я ж говорю, у них все просто. Магия. А откуда у мистера Сталина такая ненависть к Европе, вы можете объяснить?
ВАЖАНОВ. Это чисто бедняцкая неприязнь к сытым и богатым.
НЭНСИ АСТОР. То есть вы всегда будете ненавидеть нас?
ВАЖАНОВ. Ну, почему? Станем богатыми, может, и полюбим.
НЭНСИ АСТОР. Передайте вашему боссу, Борис. Как творец вашей новой жизни, он никогда не сделает вас богаче нас. Это невозможно. Да это и не нужно ему. Ему нужно, чтобы вы все время боролись, все время преодолевали трудности и происки врагов. Так вами проще манипулировать. Странно, что даже вы это не понимаете? Или вы только делаете вид, что не понимаете?
ДЭВИС. Нэнси, прекрати. На самом деле ты сама кое-чего не понимаешь. Коммунисты, действительно, магически мыслящие люди. Они живут своим идеализированным будущим. Им нравится быть первопроходцами и героями нового строя. Для них повседневность – это борьба, которая напоминает бескровную войну…
НЭНСИ АСТОР. Ну почему же бескровную? Сколько людей они уже отправили на тот свет ради своих прекрасных идеалов? Причем, лучших людей своего времени, которые посмели пойти против них. Простите, Дэвис. Продолжайте. Я забыла, что до того, как заняться дипломатией, вы были практикующим психиатром.
ДЭВИС. Итак, мистическая идея… Мистическая власть… Значит и вождь – личность мистическая. Все сходится.
НЭНСИ АСТОР. Скоро в Германии к власти придет еще один мистик- романтик. Может, лучше им посотрудничать, а нам посмотреть, что из этого получится?
НЭЛЬСОН. Нэнси, какая муха вас сегодня укусила?
НЭНСИ АСТОР. А я уже не американка. Я – гражданка Великобритании. А «англичанка всегда гадит». Так, кажется, говорят, русские.
ВАЖАНОВ. Мисс Астор! Боюсь, что ваша русофобия и стала причиной того, что товарищ Сталин не принял вашу делегацию.
НЭНСИ АСТОР (зло). Тогда передайте ему, что я его раскусила. Он никакой не интернационалист. Он обычный русский шовинист, только от его русского шовинизма больше всех страдают и будут еще сильнее страдать как раз русские. Конечно, он изображает из себя интернационалиста. Вдруг получится стать вождем всемирного пролетарского государства.
ВАЖАНОВ. Господа, по-моему, вам давно пора сообщить мне о том, что вы хотели сказать товарищу Сталину, о чем спросить его.
НЭНСИ АСТОР. У меня к нему один вопрос. Я хочу сказать: господин Сталин, когда вы прекратите убивать своих людей?
ВАЖАНОВ (Дэвису.) А вы, сэр? У вас какой вопрос?
ДЕВИС. Борис! Мы, американские демократы, считаем, что республиканцы засиделись в Белом доме. Через год мы их точно вытурим оттуда. И наш Франклин Рузвельт, став президентом, еще через полгода возобновит с Россией дипломатические отношения. Думаю, это хорошая новость для товарища Сталина, которую я готов изложить ему более подробно.
ВАЖАНОВ. Я понял вас, мистер Дэвис. (Нэльсону) А вы, мистер Нэльсон? Вы настаиваете на конфиденциальном разговоре?
НЭНСИ АСТОР (Дэвису) Выйдем Джозеф.
Дэвис и Астор, а следом и Алена, выходят.
НЭЛЬСОН. Мистер Важанов, я уполномочен передать мистеру Сталину информацию о судьбе царского фонда индустриализации России. Иными словами, о русских активах в швейцарских банках. Речь может идти о миллиардах в любой из западных валют. Ведь вам крайне нужны деньги для вашей индустриализации, не так ли? Вот письмо с предложением посредничества. (подает красивый конверт) Как видите, я уложился в одну минуту, и вторая минута едва ли потребуется. Хотя… Еще десять секунд. Чуть не забыл: независимо от реакции Сталина, вам гарантируется поддержка, всемерная и всесторонняя, поскольку вы отныне посвящены в секрет мировой важности. Если вам будет грозить опасность, сообщите вот по этому телефону или по этому адресу. Но если вы вдруг исчезнете, не успев предупредить, наши люди немедленно отреагируют на дипломатическом уровне.
Важанов дописывает сказанное Нэльсоном. Нэльсон протягивает Важанову что-то вроде визитки. Важанов кладет в карман.
ВАЖАНОВ. Этак вы превращаете меня в своего агента.
НЭЛЬСОН. Агент работает против интересов своего государства. О вас, я уверен, это никак нельзя сказать. Я не ошибаюсь?
Товстуха в своем кабинете силится понять, что могут означать последние слова американца.
ТОВСТУХА. Я не слышу ответа Бориса.
АЛЕНА. Я тоже.
Дача Сталина в Зубалово. Ночь. Где-то далеко лает собака. Но обитатели дачи безмятежно спят. Свет горит только в одном окне. Это кабинет Сталина. Вождь что-то пишет. Встает, ходит по комнате, посасывая трубку, и снова садится, чтобы что-то написать. Его знобит, он обматывает шею шарфом. Ему мешает сосредоточиться лай собаки. Он крутит ручку патефона и ставит пластинку с его недавним выступлением.
ГОЛОС СТАЛИНА. Товарищи! Слишком много говорят у нас о заслугах вождей. Им приписывают почти все наши достижения. Это, конечно, неверно и неправильно. Я вспоминаю случай в Сибири, где я был одно время в ссылке. (появляется крупное изображениевыступающего Сталина, голос его усиливается). Дело было весной, во время половодья. Человек тридцать ушло на реку ловить лес, унесенный разбушевавшейся громадной рекой. К вечеру вернулись в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, равнодушно ответили, что тридцатый «остался там». На мой вопрос: «как же так остался?» с тем же равнодушием ответили: «чего ж там еще спрашивать, утонул, стало быть. И тут же один стал торопиться, заявив, что «надо бы пойти кобылу напоить». На мой упрек, что они скотину жалеют больше, чем людей, он ответил при общем одобрении остальных: «Что ж нам жалеть их, людей-то? Людей мы завсегда сделать можем. А вот кобылу … попробуй-ка сделать кобылу».
