Отголоски тишины

Внезапное прозрение заставило меня забыть обо всем на свете. Я вдруг понял что, если верить другим часам, электронным, настольным, то через десять минут у меня свидание, а добираться мне до места встречи, минут сорок, никак не меньше…

Трудно сказать, что тому причина то ли я был плохого мнения о женщинах, то ли недооценивал свое обаяние, но я был твердо уверен, что она меня не дождется. Так оно и понятно. Вот это кавалер называется, пригласил девушку, а сам явился на сорок пять минут позже ним же назначенного времени! Потому увидев одинокую девичью фигурку в свете вечерних фонарей, я искренне удивился. Только теперь вспомнил о цветах, хорошо одна старушка еще не собрала свою передвижную оранжерею, сидела на лавочке, словно дожидаясь меня.

Далее ничего интересного. Даша отчитала меня за неджентльменское отношение к даме, хотя в глазах светилась радость. Интересно, почему? Потом посидели в кафе, полакомились мороженым, поговорили. Наверное, это и называется «хорошо провели время». Далее я проводил ее до общежития. Сам же вернулся домой с двойственным чувством, будто мне с ней было интересно, но при этом она сама меня совсем не интересовала, разве только имя…

Опять рабочая неделя, бешеный полет времени. Как-то не успел и оглянуться, а вот уже и четверг. Утром позвонила Даша и извинилась – она должна была на выходные уезжать, следовательно, поход в театр субботним вечером не состоится. Кстати извинилась не одними лишь словами, а еще и интонацией.

Если совсем честно, то я не очень-то и расстроился. Хотя нет, было, чуть-чуть. Поначалу. А потом подумал, мол, что делать, придется скоротать выходные в обществе пива, лежа на диване перед телевизором! Разумная мысль тут-таки развилась и трансформировалась в не менее логичное решение, я пожал плечами и пробормотал: «Чего ждать выходных, если можно начать уже сегодня?». Словом, проходя мимо гастронома, прихватил две бутылки хмельного напитка и уже дома удобно расположился на диване…

Люблю, знаете ли, вот так полежать на диване, побездельничать, выпить холодного пива под какой-нибудь фильм без претензий на интеллектуальность. Просто посмотреть, а уже через час и не вспомнить о чем было кино. Забросив ноги на спинку дивана, я уже собирался сделать первый самый аппетитный глоток, но не успел. Зазвонил телефон.

Номер не определен.

– Алло, это Сергей?

Незнакомый женский голос. Кто бы это мог быть?

– Не знаю, может и я, нас, Сергеев, много развелось…

– Меня попросили позвонить вам. Я медсестра Кировоградской областной больницы. Дело в том, что ваш друг сейчас у нас, он в тяжелом состоянии. Просит приехать.

– Так это, а что, собственно, случилось? – растерянно спросил я, но связь уже оборвалась, вопрос повисел немного и растворился в пространстве.

Глава двадцать шестая

Вернувшись на малую родину, первым делом я попытался осмыслить то, что произошло со мной за последнее время. Правда, без какого-либо результата. Как бы я не старался, ни на одной более или менее разумной версии, объясняющей произошедшее так и не остановился. Одно не вызывало сомнений – кто-то и уже далеко не первый год руководит, управляет мною, заставляет поступать так как он считает нужным. И я почти не сомневался в том, что к этому, не спрашивай как, но причастен Спасовский монастырь, во главе с его настоятелем…

Нет, но разве могло быть иначе! То, через что меня провели в монастыре, уверен, было чем-то сродни посвящению. А если так, то событие подобного масштаба ну никак не могло произойти без участия всех живущих в святой обители и лично отца настоятеля. Убежден, именно отец Александр и был тем, кто заманил меня в потайные помещения. В зал, в котором собирались последователи некого тайного… нет, не так! Конечно же, все кого я видел в подземелье – монахи того самого монастыря! Факт! Похоже на то, что именно они, все они – последователи какого-то ордена. Древнего сохранившегося до наших дней тайного общества. Их исчезновения в часовне тоже как-то с этим связаны. И еще одна занятная деталь, я почти убежден в том, что видел далеко не всех монахов. Там, наверху, на поверхности. Правда! Как бы я ни старался, как ни напрягал память, она выдавала не более пяти-шести лиц. Одних и тех же лиц.

Тут же из небытия всплыло множество странностей, к примеру, трапезная. Уж очень просторная она, а сколько раз я заходил, заняты были лишь два-три столика. А еще вспомнились горы грязной посуды…

– Слишком высокие горы для нескольких человек! И не только это, вот даже в библиотеку наведывались только двое, нет трое. Словно чередовались. Кажется, даже книги они спрашивали одни и те же. Странно, как я раньше не замечал! – теория разрасталась подробностями просто на глазах. – Да и просто подумать, размеры помещений, уборка, содержание, не говоря уже о ремонте и строительстве, этот огромный объем работ, все это должны были делать монахи, их должно быть не десятки, а, как минимум, сотни. А что если монастырь это именно те тоннели? Тогда все что видно над землей своего рода маскировка.

Конечно, то был лишь полет фантазии, размышления, ничем не подтвержденные размышления…

Тогда я отмахнулся от глупых мыслей и попытался собрать воедино то, что хоть немного походило на факты. Выглядело все это (в моих глазах, конечно) примерно так – настоятель, отец Александр, лично, а может через кого-то из братьев, подбросил мне зашифрованное письмо. К примеру, это очень легко мог провернуть брат Кирилл! Целью, предположим, было заинтересовать меня. Далее, увидев, что остатки моей заинтересованности тают на глазах, а результата нет – он подбросил мне ключ. Попытался заставить меня самого все понять, все постичь, но снова промахнулся. Я упорно сопротивлялся. Он заставлял, я упирался. Теперь же остается только приплюсовать тот весьма сомнительный факт, что в довершение всего он пробрался в мой сон, с целью заставить меня расшифровать-таки это злосчастное послание. Имеем диагноз, мой диагноз…

Да. Нет. Отвлекаюсь…

В общем, когда я расшифровал письмо, именно так, я должен был сам его расшифровать, пусть с подсказками, пусть с тыканьем меня носом в ответ, но сам, меня провели через какой-то обряд. Осталось только сказать, что в результате проведения этого самого обряда я стал тем, кем стал, только сам не понимаю кем именно. Превосходно! Что еще добавить…

Студент:

А ты уверен, что тебе не приснилось? Я учусь на историческом, но не о чем подобном не слыхивал. Даже в глубинах прошлого. Что говорить о нашей прагматичной современности!

Пелея:

Точно не скажу, но, кажется, я что-то подобное читала, по-моему, именно так выглядело посвящение в Тамплиеры! Точно читала, в романе каком-то. Словом, ты рыцарь! Все, ищи белого коня и срочно приезжай. Я буду ждать тебя!

Студент:

Ага, в высокой белой башне с платочком и вся в слезах. Хорошо хоть я не рыцарь, очень надо по стенам лазить!

Пелея:

Фи!

ВиТек:

Причем тут рыцари, Тамплиеры, каким боком? Пелея, ты завязывай женские романы читать, на классиков переключайся. И вообще, если хочешь рыцаря заполучить, то воспитай его сама. Так сказать, из того что под рукой. Это будет правильно, а то привыкли на все готовенькое!

Пелея:

Мизогины вы, все до единого, вот вы кто! Даже помечтать девушке не дадут. Все! Пойду спать! Одна, без рыцаря! Цем-цем!

Алекс12:

Народ, я так понимаю, нас послали. А кто-нибудь понял куда именно?

ВиТек:

Завтра у нее спросишь. Хотя, если не сможешь уснуть не разобравшись, могу порекомендовать спросить у Яндекса. Он много чего знает!

***

Далекий горизонт, ровную линию которого прерывали многочисленные высотки, начинал краснеть. Где-то там вдалеке занималось зарево утренней зари. Пламя, бушующее в недрах солнца, выплескивалось на восходящие потоки воздуха и окрашивало восток в багровые тона. Вот уже несколько самых ярких и самых смелых лучиков пробились сквозь завесу редкой облачности и пытались загасить яркую утреннюю звезду. Ее белый с примесью синевы свет тускнел, еще несколько секунд ей суждено было оставаться ярчайшим объектом утреннего неба, но скоро и она потерялась на фоне кроваво-красного небосвода.

Легкий утренний ветерок усиливался. Он покачивал тонкие веточки тополька, который каким-то чудом пророс на крыше девятиэтажки. Тонкие корни молодого деревца вцепились в небольшую грудку земли, нанесенной ветрами, просочились в трещину бетонированного перекрытия…

Я стоял на плоской крыше многоэтажки, опираясь о невысокое металлическое ограждение. Стоял и смотрел в том направлении, где совсем недавно, да буквально мгновение тому назад блистала Венера. Вот ее блеск померк, после и вовсе погас, а с ним погас и мой интерес к таинству восхода солнца. Мой взгляд опустился вниз.

Странно, столь ранний час, лишь около пяти утра, а у входа в подъезд весьма многолюдно. Вон две бабульки уже заняли свои места на лавочке у входных дверей и, как казалось сверху, увлеченно делились свежими новостями. Удивительно, какие могут быть новости в такую рань? Откуда?

В направлении открытых дверей неуверенной походкой брел мужчина. Сверху он казался матросом, который в шторм пытается пройти по палубе, а она так и норовит уйти из-под его ног. Бабушки притихли, ожидая пока тот зайдет в подъезд, проводили взглядами, синхронно покачали головами, еще минуту глядели вслед «матросу», а после вернулись к оживленной беседе.

Похоже, самое подходящее время. Помню, читал где-то, или слышал – пик суицидов припадает именно на раннее утро…

Нет, я не из тех, кто в попытке изменить мир приходит к мысли о том, что тот будет без него лучше. И не из тех, кто пытается отомстить судьбе за неласковое к себе отношение, или не судьбе, или не отомстить… и еще, я не считаю, что умею летать. Да и просто, я не собираюсь сводить счеты с жизнью, мне нужно проверить одну гипотезу, все не выходят из головы слова об «избранном», ведь если это правда, то я… так похоже на попытку оправдаться. Да, еще и очень похоже!

Надо решаться. Перебрался через невысокую ограду, поднял левую ногу, она зависла над пропастью. Я физически ощутил пустоту, бездну, которая разверзлась просто у меня под ногами. Инстинктивно ухватился за решетку, пальцы намертво сжали холодную сталь, глаза непроизвольно закрылись, сердце бешено забилось.

Глупая была идея! Вернусь лучше я домой пока не поздно…

Послышался металлический скрежет. Легкий толчок. Я с трудом заставил приподняться отяжелевшие веки. Дальше все словно в замедленной съемке. Вот секция ограждения выгибается. С левой стороны тонкая железная пластинка, которой совсем недавно укрепили ограждение, отходит от угольника. Вот уже на сантиметр, на два…

Все еще сжимая пальцами холодную сталь переплетенных прутьев, которые призваны были уберечь людей от падения, я полетел вниз. Кажется, за что-то зацепился, еще раз, снова. Сильно дернуло за руки. Железка осталась вверху, я же летел дальше. Еще несколько раз что-то сильно ударило меня по ногам, по спине, в конце концов, сильный толчок лишил сознания, вслед за ним исчезла и боль…

– Я, я все видела! Он упал, прямо с крыши упал, просто чудо, что живым остался. Скорее всего, оперся об ограждение, вон на седьмом этаже с балкона ее куски свисают. Ага! Вот я и говорю, не выдержала решетка, и давно говорила – ремонтировать надо, а они все языками да языками. Ничего путного сделать не могут, вот помниться раньше… Да, нет же, нет! Так все и происходило. Как иначе? Да ему еще повезло, что веревки для белья на каждом балконе висят, вот и падал, от балкона до балкона…

Глава двадцать седьмая

Медленно взмахивая огромными крыльями, стервятник пролетел мимо меня. Тот самый, старый знакомый! Узнаю его повадки. Вон как морду отворачивает, еще и демонстративно так! Или нет, не морду, как интересно эта часть тела у птиц называется? Может просто голова? Не совсем одно и то же, но ничего, сойдет! Голову значит, отворачивает, мол, знать тебя не знаю, и не заслуживаешь ты моего внимания! Дожил, какая-то птица, падалью питающаяся, и та меня игнорирует! Ну и ладно, переживу.

Я тоже отвернулся, пусть знает, что и он меня не интересует!

Как-то я сразу растерялся, нет, не в птице дело, а в ощущениях. Что-то было не так, изменилось что-то, более того, изменилось настолько кардинально, что сразу и не разобрать! Большое что-то, а то и вовсе глобальное! Понять бы только что…

Ну, конечно же, освещение, как я сразу не догадался! Темнеть начало.

Знакомая местность, даже в сумерках легко сориентироваться – памятное место. Тот же пейзаж, да и лица те же. Все по-прежнему. Оба воителя все так же спокойно стоят перед своими армадами. Как и раньше опираются на воткнутые в землю мечи, буравят друг друга глазами. Не иначе как ждут чего-то. Интересно чего?! Воевать надо, а они выжидают, глазки друг другу строят. Непонятно, а оттого скучно. Динамики не хватает. Движения. Статичная картинка. Что может быть интересного в наблюдении за неподвижными фигурами? Совсем как шахматы смотреть по телевизору. Нет, не хочу. Не хочу и не буду. Менять буду. Все и сразу…

Я вспомнил о монастыре, призрачной серой громаде, все еще виднеющейся на заднем плане у линии горизонта. А почему бы и нет?! Слетаю я туда! Отдохну, развеюсь.

Позади меня растворился в сумерках густой лес. Подмигнул он быстро так, еле заметно, будто за доли секунды несколько раз менял зелень летней листвы на огненные краски осени. Будто двигался я не столько сквозь пространство, сколько сквозь время. Но так было мгновение. Скрылись деревья, некоторое время еще виднелся арьергард одной из армад, несколько вооруженных копьями воинов. Кажется, они все еще смотрели мне вслед, точно смотрели, внимательно так, не мигая, но я не стал тратить на них время. И так столько уже за ними следил! Махнул лишь рукой в сторону, где стояли друг напротив друга оба великана, мол, они главные, пусть они и разбираются. Сам же спустился ниже.

Очень скоро просто передо мной материализовались из сумрака огражденные высоченной стеной строения монастыря. Изначальная призрачная их полупрозрачность быстро обрела форму. Здания стали зданиями. Стены стенами. Проявился весь архитектурный ансамбль. Отчетливо, во всей своей красе. Довершая его великолепие, выросла высокая колокольня, увенчанная огромным куполом с крестом. Чуть ниже нее, не иначе как на полированной бронзе колокола отразился лучик. Словно искра, он несколько мгновений тлел средь унылой серости камня и вдруг ярко вспыхнул. В долю мгновения разгорелся и молнией влетел мне в глаза.

То, что виделось искоркой, обернулось яркой кварцевой лампой, направленной прямо мне в глаза. Даже не одной, множеством ламп, освещающих хирургический стол. Лучик потемнел, померк, из стерильного света выплыл силуэт – женское лицо. Призрачная женщина посмотрела на меня и что-то произнесла. Добродушно улыбнулась. Задорно подмигнула. Боль на мгновение отступила но только для того чтобы вернуться с новой силой, вспыхнуть в сознании куда более яркой вспышкой. Погасли в ее свете стерильные лампы, растаял стол, тонкие приятные черты женского лица потеряли четкость, а мгновением позже и вовсе исчезли.

Несколько секунд я пытался уговорить непослушную руку протянуться навстречу тающей улыбке, но так и не понял, удалось мне это или нет. Последний огонек сознания вспыхнул, померк и погас…

Молоденькая медсестра, быстро переступая обутыми в мягкие тапочки ножками, вела меня по лабиринту больничных коридоров. Я молчал, лишь рассеянно поглядывал по сторонам. Она же говорила, тихим шепотом, частым, как и ее шаги. Говорила, ни на мгновение не умолкая, перечисляла всевозможные «нельзя», «запрещено» и «не положено». Инструктировала:

– Вообще-то больничные правила запрещают. Только родственникам позволительно проведывать, но я все понимаю, вы ведь издалека приехали. Не иначе как всю ночь в поезде тряслись. Понимаю, понимаю. Конечно же, я вас пропущу. Как иначе, ведь он действительно хотел вас видеть. Очень хотел! Надеюсь, это отразится на выздоровлении, благоприятно отобразится. Но только смотрите мне! Не подведите. Он всего два дня как вышел из комы, он очень слаб. Делайте что хотите, но он не должен волноваться. Прежде чем что-то сказать, не забудьте подумать хорошенько! Никаких цветов, продуктов. На цветы или там фрукты может быть аллергия, – она внезапно остановилась и испытующе посмотрела на меня. – Надеюсь, вы не додумались принести чего-то горячительного? Не делайте удивленные глаза, все вы понимаете! Никаких этих ваших «дружеских» штучек! Алкоголь для него все равно, что яд. Нет? Хорошо, поверю. Да, и еще одно, постарайтесь недолго. Если кто-нибудь из врачей увидит, мне не поздоровится…

Она густо покраснела, виновато улыбнулась и толкнула дверь палаты.

– Я здесь подожду, – она погрозила пальчиком и добавила. – Недолго!

Я заглянул в приоткрытую дверь. Нерешительно переступил через порог. Огляделся, в просторной палате был только один пациент. Он полусидел на больничной койке, глядя на белую стену перед собой. Скрип открывшихся дверей, как и мои шаги, никак не отобразились на его поведении, похоже, все, что происходило вне его сознания, нисколько его не беспокоило. Я подошел ближе и остановился в шаге от кровати. Никакой реакции. Сквозь меня, расплывчатые, как и раньше, смотрели глаза столь пустые и лишенные всякого выражения, что становилось по-настоящему страшно.

Пока я решал, как начать разговор, его зрачки медленно сфокусировались на моем лице (неужели не происки воображения?), на мгновение мне даже показалось, что удастся увидеть больше, пусть не черты, пусть лишь глаза, пусть одно лишь их выражение, тень осмысленности средь общей нечеткости. Нет, показалось, как и то, что его губы расплылись в грустной улыбке. Показалось…

Он попытался подняться, но сил не хватило, потому ограничился лишь тем, что качнул головой и прошептал:

– Привет дружище!

– Привет, ты как?

Вопрос, конечно, риторический. Люди, у которых все хорошо в больнице не лежат. Не дожидаясь ответа, я продолжил:

– Что собственно произошло? Сестра сказала, что ты был в коме.

– Летать учился.

– И как?

– Больно. Зато несколько секунд я все-таки пролетел!

– Ты так говоришь, будто хочешь повторить попытку.

– Летать, нет. А вот… Что ты знаешь о клинической смерти? Можно как то самому вызвать подобное состояние? Препаратами…

Я удивленно посмотрел на него.

– Нет, не подумай, я не сумасшедший. Но тут такое дело…

– Свет в конце тоннеля?

– К черту свет, тоннель туда же. Знаешь, так бывает, ты спишь, тебе снится сон. Приятное яркое цветное сновидение, а вдруг просыпаешься. Помнишь свое видение до мельчайших подробностей, и так бесконечно жаль, что проснулся!

– Так что же тебе снилось?

– Не буду рассказывать это надолго, а говорить больно, – он оглянулся, посмотрел в сторону двери, убедился, что кроме нас двоих в палате никого нет, достал из-под подушки толстую тетрадь и передал мне. – Прочти, когда будет время. И очень прошу, сохрани!

– Где ты тетрадку раздобыл?

– Леночка принесла, сестричка, наверняка ты ее уже видел. Хорошая девушка, советую, присмотрись!

– А сам, почему не присмотришься?

– Прочтешь – узнаешь!

Ему тяжело было двигаться. На то, чтобы передать мне тетрадь ушли все силы. Страшно представить, как он мог еще и писать!

Он откинулся на подушку. Я наклонился над ним, он медленно кивнул и прошептал:

– Леночка права. Мне надо отдыхать. Увидимся еще!

В дверь легонько постучали. Беззвучно, ступая на носочках, в палату вошла сестра, укоризненно покачала головой, пальчиком поманила к себе. Я покорился и вслед за ней вышел в коридор.

– Так все-таки, что с ним случилось? – вряд ли можно было не задать этот вопрос.

– То ли упал с высотки, то ли спрыгнул. Точно не знаю. Да и никто не знает, разве только он сам. К нам же доставили с внутренним кровоизлиянием и сотрясением мозга. Удивительно, но обошлось без переломов. Констатировали состояние клинической смерти, спасли. Затем кома. И вот…

– А как сейчас?

– Выздоравливает, во всяком случае, физически, но Николай Николаевича волнует душевное состояние. Оно и понятно, друг ваш все рассказывал о монастырях каких-то. Долго не хотел верить в то, что сейчас двадцать первый век. Потом замкнулся в себе, попросил тетрадь принести и ручку. Врач не запрещал, правда и не разрешал, но я все-таки решилась, принесла. Ведь все и так понятно – человеку надо было выговориться, пусть лишь довериться бумаге!

– Но эта его болезнь, она может иметь серьезные последствия?

– Я всего лишь медсестра. И вопрос ваш не по адресу. Но даже и я понимаю – ничто не проходит бесследно…

Глава двадцать восьмая

Никогда не видел столько снега! Помнится, дедушка рассказывал, будто в часы его детства было нечто подобное. Помню, говорил, бывали такие зимы, что даже из дому не могли выйти! Метель наметала огромные сугробы, такие, что под ними целые дома скрывались. Говорил, утром собираясь идти в школу, подбегал к двери, дергал за ручку (хорошо хоть внутрь открывалась!), а снаружи сплошная стена снега. Понятное дело никто на учебу уже не шел, все дружно брались за лопаты и принимались сугробы разгребать. Собственно, не столько разгребать, сколько ходы в снегу прокапывать, траншеи рыть, да снежные баталии разыгрывать. После, когда вволю накопаются, в снежки наиграются, хватали саночки и давай с крыш съезжать. Взберешься, говорил, на верхушку сугроба, оттолкнешься от дымохода и вниз! Где на санках, а где и кубарем. Весело было! Даже жаль, что я этого не застал. Нагревается планета, все чаще на Новый год дожди и слякоть.

А тут такое! Широкое бескрайнее поле снега, ровное-ровное, гладкое-гладкое, только местами редко-редко над снежным покровом пробиваются верхушки самых высоких деревьев. Любопытно, вот если стать на эту белоснежную пустыню, я провалюсь? А если провалюсь, то смогу ли выбраться? А вдруг ничего не случится, вдруг я по ней скользить буду, не оставляя следов? Надо бы проверить да страшновато немного…

Я лежал на краешке одинокого белого облачка, которое медленно путешествовало по небу. Не понимаю, неужели для того чтобы облако плыло ему не нужен ветер? А может он был, но я его не чувствовал? Может, как это, скорость воздушного потока уравновешена скоростью движения облака? Не знаю, да и неважно это, ведь красота вокруг! Надо мною весело светило солнце, яркое, но не горячее летнее, а еле-еле теплое, зимнее. Украшало собою небосвод. Удивительный цвет неба, темный, густой, насыщенный, так смотрел бы и смотрел, но ведь внизу картина не хуже! Там белоснежная равнина, что нежила взор стерильной чистотой и захватывала дух просто-таки нереальной бесконечностью. Так сразу и не разберешь, где краше, где лучше.

Скорее всего, внизу. Я так думаю. Внизу красивей, а еще спокойнее, как минимум устойчивее. Ведь что ни говори, пусть летать это здорово, но место человека на земле. Не зря же ему крыльев не дано!

В общем, определился. Решил – склонюсь к тому, что лучше внизу. Ведь там и погода отличная. Пейзаж удивительный, морозный с солнцем. И мороз, наверняка, очень даже немаленький…

Одна досадная мелочь портила настроение – я не мог себя рассмотреть, как-то не получалось, не видел себя и все тут! А увидеть хотелось. Как я выгляжу? Что на мне, как смотрюсь на фоне неба и облака? Нет, конечно, я одет, должен быть одет, наверняка во что-то теплое, ведь зима все-таки. Холодно должно быть, а мне нет. Вполне комфортно. Кроме всего прочего – кто я? Как, опять-таки выгляжу, что здесь делаю? И самое главное – невозможно лежать на облаке, потому как облако это всего лишь водяной пар! Каждый школьник об этом знает. Вот, что-то я таки понимаю или помню? Неважно, попробую еще…

Ага, кое-что вспомнилось: «Пульс! Адреналин! Разряд!». Это не из этой жизни, интересно откуда? Не знаю, но, кажется, что-то подобное действительно было: операционная, яркий свет, не знаю что за свет, может тот, что указывает путь, ведет в последнее путешествие? Может. Тогда, все свидетельствует в пользу того, что я все-таки умер, а это оказывается занимательно! И невразумительно. Непонятно. Вопросы. Масса вопросов. Вот, к примеру, что я здесь делаю, кажется, я об этом уже думал… хорошо, а где это «здесь»? Ведь если верить материалистическим теориям, то меня и вовсе быть не должно, нигде. А если христианско-религиозные, то почему лежу, чего жду, особого приглашения? Вставать самое время, да на Страшный суд топать, или, если на западный манер, в Чистилище! Не помню, у них Чистилище, оно до суда, или уже после, так сказать, по приговору…

Не успел я и подумать о том, что богохульствую, как все изменилось. Разом. Во-первых, я замерз. Даже не замерз, а промерз весь насквозь, до костей и даже вглубь них. Кроме того, промерз мгновенно. Будто в жидкий азот нырнул (сам раньше не пробовал, но должно быть похоже). Во-вторых, белоснежная пустыня, которая простилалась далеко внизу начала стремительно приближаться. «Или все с точностью до наоборот? Может, это я падаю? – поползли замерзшие мысли. – Скорее всего, так оно и есть. Точно, вот с восточной стороны в мою сторону быстро приближается каменное сооружение, почти полностью заваленное снегом. Лишь местами сквозь толщу белого покрывала проглядывают участки стены, а поверх снегового купола торчит огромный черный крест. Хоть бы в него не врезаться!».