Отголоски тишины

Уже не оранжевое, а темно-багровое, почти коричневое солнце скрылось за горизонтом. На то, что оно вообще было и скрылось именно в том месте, указывало лишь зарево. Зарево огненного заката…

– Вот и еще один день прожит. Приятно осознавать, что прошел он не напрасно. Прошел с пользой. Могу с уверенность сказать, что осталось совсем немного и монастырь предстанет во всем своем величии, просто как в свои лучшие часы! И это хорошо!

Засмотревшись на таинство заката, я и не заметил вошедшего настоятеля, непроизвольно вздрогнул, услышав его голос, быстро поднялся.

– Да ну тебя, не прыгай! Напрыгались сегодня. Чай будешь?

Я кивнул. Тут же положил на стол Библию и тот самый вырванный из старинной книги лист. Заметив мой деловой подход, настоятель кивнул и знаком показал – не спеши!

– Вот теперь можно! – он расставил чашки и с видимым удовольствием опустился в кресло.

– Я вот что хотел спросить отче, вы утром говорили о Библии 1751 года. Отсюда вопрос, какое отношение она может иметь к письму, которое, насколько я понимаю, на много лет ее старше?

– Прошу заметить, я говорил не о Библии, а о Елизаветинской Библии. Вижу, ты настроен на серьезный разговор. Так уж и быть устрою тебе небольшой экскурс в историю церкви! Библия, как ты должен знать, пришла к нам давным-давно. И пришла из Греции. Как утверждают, первыми переводчиками библейского текста были сами создатели славянской азбуки и основатели письменности Кирилл и Мефодий. Было это в те далекие времена, когда о книгопечатанье никто даже и не помышлял. Книги тогда переписывались вручную, хлопотное было дело. А особенно, если посмотреть на старинные экземпляры, которые сохранились на сегодняшний день, какие в них гравюры, какие буквицы, какие обложки! На изготовление некоторых томов уходили годы. Но время шло, прогресс не стоял на месте, и вот человечество изобрело печатный станок, книгопечатанье, – не переставая говорить, настоятель пододвинул ко мне чашку. – Про чай не забывай! Как ты должен был знать, хотя бы из школьной программы, первой книгой, которая была отпечатана на наших землях, была «Апостол», издание, содержащее некоторые главы «Нового Завета». Позже, небезызвестный Иван Федоров, первым изготовивший и опробовавший печатный станок, подарил нам всем, пожалуй, самую известную в наше время Острожскую Библию. По сути это было самое первое полное издание Библии на церковнославянском языке. На сегодняшний день в мире их сохранилось порядка трехсот экземпляров. К сожалению, у нас ее нет, но продолжу. Острожскую Библию использовали как официальное славянское издание вплоть до средины восемнадцатого века, когда была подготовлена Елизаветинская Библия, которая, по сути, используется и поныне. Это и есть то издание, о котором я говорил.

Настоятель замолчал, взял в руку чашку, отпил. Со странным, будто окаменелым, выражением лица посмотрел на меня, изрядно озадаченного потоком информации, медленно кивнул и продолжил.

– Эту, говоря современным языком, серию книг начали готовить к изданию еще во времена Петра Великого. Создали авторитетную комиссию, которая сверяла текст Острожской Библии с другими известными на то время экземплярами на греческом языке и латыни. Это оказалось столь трудоемким процессом, так растянулось во времени, что первые экземпляры увидели мир только 1751 году, уже в годы правлении Елизаветы, вот этот наш экземпляр, это, то самое первое издание, – настоятель повернулся к окну и на минуту замолчал. – А вообще, это я к чему? Ах, да. Я же о листе, вырванном из книги. Из книги того самого издания…

– Ну, да, шрифт такой же, да и расположение теста это подтверждает. Я так понимаю, тогда не могло быть стандартных шрифтов и стандартных иллюстраций. Да и просто издание книг – это искусство, а издание церковных книг – это искусство в квадрате, – неожиданно для самого себя тирадой на тираду ответил я, не так пространно, как настоятель, так куда мне! – Но я хотел не об этом спросить. Вопрос вот в чем – ведь если мое письмо зашифровано именно на основании Библии, это не может быть эта Библия, не может быть это издание, ведь его в то время и вовсе не было! Или вы думаете, что интересующие меня стихи сохранились в точности, без изменений?

– Ты слишком многого хочешь от скромного настоятеля. Уверен, ты и сам понимаешь, что вопрос твой риторический, потому и не жди ответа. Скажу по-другому, тот, кто зашифровал послание, не мог пользоваться этим изданием, но мог тот, кто расшифровал, или хотя бы пытался расшифровать.

– Тогда снова вопрос, кто расшифровывал? Когда, зачем? – как-то раньше я и не думал о том, что «мое» письмо может быть не только «моим». Во мне зашевелилось странное чувство, соперничество, ревность?

– Это не вопрос, а целых три вопроса. И ни на один я не могу тебе ответить. Могу предложить только вариант ответа. Помнишь, когда-то давно я тебе говорил о том, что большую часть икон и документов нам возвращают местные жители. Так вот, в то время когда началась массированное наступление на религию во всех ее проявлениях, верующие, кто что мог, прятали и новым властям, национализировавшим монастырь, мало чего досталось. Вот только слава о богатствах и величии Спасовского монастыря уже не одно столетие ширилась степными просторами. О сокровищах, которые хранились за высокими стенами, ходили легенды. А молодой советской стране нужны были деньги. Я бы не удивился, если бы узнал, что кто-то в то бурное время, нашел твою записку и решил, что в этом послании разгадка потерянных сокровищ. Вот он и взялся за расшифровку. В пользу этого говорит и приписка в конце текста, да и то, что книжный лист самым варварским образом был вырван из священного писания. Человек верующий так бы не поступил. Каковы результаты его работы? Не знаю. Может, ему удалось проникнуть в тайну письма, теперь же мы можем лишь проследить за ходом его мыслей, может, не удалось и это просто пометки на полях. Не знаю, да и никто не знает…

Настоятель замолчал и с отрешенностью во взгляде засмотрелся в темный квадрат окна. Я взглянул на его отражение в стекле и вдруг все понял. Неожиданно для самого себя понял – расшифровка письма это моя собственная, неважно почетная или нет, но обязанность. Моя и только моя! Никто мне не поможет, но, с другой стороны, никто и не помешает. Это исключительно моя забота, и результат зависит только от меня. Я вспомнил, что и раньше, стоило мне спросить о чем-либо, касающегося письма-шифровки, отец Александр, нет, не замыкался, не уклонялся от разговора, он говорил, он рассказывал. Рассказывал много, много разного, интересного много, только рассказы его больше походили на лекции по истории, нежели на попытку подсказать, наставить на путь истинный. «Словно со мной разговаривал не отец Александр, а исключительно его сан священнослужителя», – промелькнула нелепая мысль. Вот же сказал! Вот же нагородил! Неважно, как бы там ни было, суть проста – это мое письмо, и мне его читать. Все, точка!

Беседа зашла в тупик. Настоятель внимательно смотрел в темное окно, вглядывался в необозримую даль. Его мысли были чем-то заняты. Конечно же, не мной, да и не моими вопросами.

Так, для поддержания разговора, я спросил:

– Вы говорили – сокровища. А они вообще существуют?

– Сокровища, какие сокровища? – настоятель посмотрел на меня, вернее в ту сторону, где находился я, помолчал, будто пытался вспомнить, о чем шла речь, потом широко улыбнулся и ответил. – Безусловно, сокровища есть. Еще и какие сокровища! Вот, к примеру, наша библиотека, чем не клад? А ведь это еще далеко не все книги. Многие из них до сих пор в сельской библиотеке хранятся, некоторые и в районной, не можем с властями решить вопрос о возвращении. И это несмотря на наши экслибрисы, наши каталоги и массу прочих неоспоримых доказательств. А наш архив! Да там сохранились документы, которым и вовсе цены нет! Думаю, ты сам должен был это заметить. К вопросу о кладах, немалую часть бумаг мы и вправду нашли в подвале, когда укрепляли фундамент, в потайной комнате. Клад, получается. Да и просто – вера, разве это не сокровище! Разве может человек считать себя богатым, коль душа его в нищете? Так что даже и не сомневайся, сокровищ у нас полно!

– Но я не об этом. Любопытно просто, из материальных ценностей, в более приземленном понимании богатства, что-то существует?

Он с улыбкой пожал плечами:

– Не знаю. Мне ничего подобного не попадалось. Но поздно уже для бесплодных дискуссий. Спать пора!

Прежде чем уснуть я еще почти час вертел в руках оба листка (зашифрованный и тот, в котором надеялся найти ключ к шифру), но ничего умного так в голову и не пришло…

Как-то раньше, сколько себя помню, я был «совой», а может просто считал себя таковым. Тем не менее, мне всегда было проще не спать всю ночь, чем проснуться рано утром. А вот в те дни сам начал замечать, что меняюсь, стремительно меняюсь. Я так легко позволил монастырскому распорядку подчинить себя. Как-то само собой это получилось, помимо моей воли, но и не вопреки ней. Я начал жить по расписанию. Научился засыпать в одно время, вовремя просыпаться. Просто сам себе удивлялся! Вот и в тот раз привычка меня победила, веки становились все тяжелее, я почувствовал что засыпаю. Не оставалось ничего более, кроме как отложить оба листка, смачно зевнуть и погрузиться в дружеские объятия Морфея.

Где-то я читал, что человек во сне видит продолжение того, о чем думает на протяжении дня. Читал, будто даже методика существует – как заказать себе сон. Может она и работает, не знаю, никогда не пробовал. Во всяком случае, раньше не пробовал, а вот в ту ночь со мною что-то подобное приключилось.

Продолжая размышлять о скрытом смысле тайного послания, я уснул. Быстро и сразу. Уснул и тут-таки получил сон, длинный, серый, мрачный, непонятный. Всю ночь меня преследовали странные личности в серых, как и весь сон, плащах с накинутыми на лицо капюшонами. Не помню почему, но в первое время я от них убегал, прятался в каких-то развалинах чего-то каменного. Большую часть сновидения они гонялись за мной, искали, звали, неслышными серыми голосами, но я прижимался к холодному камню и испугано закрывал лицо руками. Несколько раз кто-то из преследователей находил мое убежище, я громко визжал просто как ребенок увлеченный игрой в прятки, выскакивал из укрытия и с веселым криком убегал, искал новое место чтобы спрятаться.

Непонятно каким образом (да и как ему быть понятным, сон ведь!), я оказался в комнате с высоченным потолком. Я сидел на очень неудобной скамейке, за еще более неудобным столом. Наверняка была ночь, потому как сквозь узкое окошко в помещение не проникал свет. Для того чтобы я хоть что-то видел над самым столом горела длинная лучинка. Она держалась в странном приспособлении, очень напоминающем клюв цапли. Немного коптила лучина, потому по серой комнате медленно расползался непередаваемый смолистый аромат. Заполнял он каждый уголок помещения, нежил удивительными запахами. Так ярко средь серости сна всплыл в дремлющем воображении костер! Высокий шалаш, сложенный из березовых веток, вокруг и над которым колыхались языки пламени. Луг, высокие травы покачивались в отблесках огня. Так ярко, так сочно, так хотелось променять свой серый сон, на этот, цветной и яркий…

Не получилось сбежать из своего сна – занят я был. Письмом. Да, я писал под диктовку. Того, кто мне диктовал я не видел. Скорее всего, он находился у меня за спиной, а может, его и вовсе не было. В любом случае я написал не менее трех десятков строк. Нет, не каким-нибудь шифром, обычными словами, составленными из самых обычных букв самой обычной славянской азбуки. Старался, не спешил, тщательно выводил каждую буковку. На мгновение замирал, смотрел на свое творчество и удивлялся, оказывается у меня спящего почерк куда лучше, чем у меня же бодрствующего. Вот бы так наяву научиться! Или лучше не надо? Сложный вопрос…

Подчиняясь чей-то беззвучной воле, я отложил перо. Взял листик обеими руками, внимательно в него вгляделся. Каким-то чудом слова, написанные мной, распались на отдельные буквы, те закружились в танце и минутой позже перед моими глазами стройными колонками выстроились литеры. Один в один, как и в моем письме! Шесть колонок с первого взгляда бессмысленных комбинаций букв. Я схватил перо и быстро, пока чары не развеялись, начал записывать то, что видели глаза на чистый лист. Стоило мне закончить, как буквы все тем же веселым хороводом возвратились на свои законные места. Волшебство развеялось.

Кто-то громко произнес: «Вот и хорошо! Всем спасибо, а тебе, кажется, пора?». Лучина погасла. Воцарилась темнота, а с ней ночная прохлада темной комнаты. Моей комнаты, на третьем этаже в монастырской «гостинице».

Глава двадцать четвертая

Глаза медленно открылись. Мигнули. Темнота, но это неважно, я прекрасно понимал, где нахожусь – у себя в комнате. Сижу на диване, вот только не опираясь на спинку, а наклонившись вперед, будто нерадивый школьник за партой, горе-ученик, которого не беспокоит осанка. В руке у меня листик, то самое написанное тайнописью «мое» письмо. Простая бумага казалась подсвеченной, будто переливалась она, заставляя оживать то ли реальные, то ли воображаемые буквы.

Ярко вспыхнул свет, то моя рука нащупала шнурок торшера. Перемена освещения заставила закрыть глаза, но ненадолго. Подгоняло любопытство, подстегиваемое все еще не канувшим в бездну времени сном. Чуть-чуть приподнимаю веки, пытаюсь сфокусироваться на по-прежнему подмигивающем листе бумаги. Получается, вот только…

Да, я проснулся, почти проснулся, но сон не спешил покидать меня. Письмо, составляющие его буквы все еще жили своей жизнью. Они кружили перед моими глазами, вертелись, будто пытались запутать, срывались с мест, перепрыгивали друг через дружку и вдруг собрались в слова, те, в свою очередь, выстроились в предложения, вполне себе осмысленные предложения, текст письма…

В затруднительном положении я оказался, друг мой. На тебя одного уповаю, на твою лишь мудрость и рассудительность рассчитываю. Дочь известного тебе А. Не стану упоминать его имя пусть даже тайнописью, кто знает, куда это письмо попадет, в чьих руках окажется. В эти смутные времена я не могу довериться даже тем, кто обладает знаниями, позволяющими его прочесть. Так вот, дочь его вынуждена прятаться, и скрывается она за стенами нашей обители.

Спросишь, почему? Отвечу вопросом – а что мне оставалось делать? Что я мог сказать ей, молящей об убежище? Особенно после того, как кормилица, единственный близкий ей человек, умерла просто у наших ворот! Что! Что можно было сделать в такой ситуации? Как поступить? Вот и случилось, что теперь я укрываю ее, укрываю и боюсь.

Да, конечно, у нас есть оружие. Да, подвалы доверху заполнены бочонками с порохом. Но братья мои, они монахи, слуги господа, они ведь не воины. В большинстве своем они не в состоянии даже себя защитить, что говорить о ней!

Посоветуй мне, окажи милость, только умоляю, скорее! Я искренне верю, что о ней никто еще не ведает. А что будет, когда узнают?! Боюсь об этом и думать…

– Такая вот записочка. Не могу сказать, что привожу ее дословно, но суть примерно такова. Это и были те слова, над дешифровкой которых я так долго бился и смысл которых мне таким непостижимым образом открылся. Думаю, ты хотел бы спросить, как это я умудрился прочесть письмо, пусть даже и расшифрованное, но написанное на неизвестном мне языке? Нет? Вот и не спрашивай. Все равно я не смогу ответить. Как и на большое количество других вопросов. Нет у меня на то ответов да и быть не может. Я просто смотрел на буквы. Смотрел и видел. Видел то, что тебе процитировал. Каким-то чудом я понимал. А вот как…

– Наверное, это интересно. Допустим, то самое письмо, его текст, не игра сонного воображения, а действительно скрытый смысл тайного послания. Неизвестно от кого и непонятно кому адресованного. Хотя, я уверен, ты считаешь что знаешь, от кого и кому. Допустим все так, но что это доказывает? Только то, что ты и раньше знал. Легенда получила косвенное подтверждение, и какой из всего это вывод?

– Ничего ты не понял. Не было никакой легенды, была лишь моя выдумка или, что куда более вероятно, воспоминание!

– Даже так! Ладно. А что на счет святого Луки?

– Ты о Евангелие? Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам? Думаю это просто напутствие, может даже напутствие мне. Стучите, и отворят, вот я и постучал. Правда, вынужден сознаться, стучал я не очень настойчиво.

– Хорошо, постучал, отворили, а что дальше?

– Дальше? Понимаешь, уже тогда у меня возникла и разрасталась уверенность в том, что меня все время кто-то ведет, кто-то сопровождает, подталкивает. Именно так, кто-то мною управлял. По всему видно – меня в самом буквальном смысле заставили расшифровать это письмо. Сначала подбросили закодированную записку. Затем вручили страницу из Библии, можно даже сказать подложили разгадку (конечно, если это все-таки разгадка!). Наверняка знали, что сам я не справлюсь. Знали, что мне не хватит желания, упорства, а может и ума. Но вот какая штука – я до сих пор не понимаю, кто эти «они»!

Да, я получил разгадку своего таинственного письма. Таким вот непонятным образом. Получил и задумался. Нет, не о способе получения, и даже не о содержании послания. Я вдруг подумал, может весь смысл происходящего со мной сводился именно к тому, чтобы заставить меня поверить – мои видения они не такие уж и видения? Неважно, что они, но они более реальны, чем могло бы показаться.

Долго я размышлял, но ничего стоящего так и не придумал. Легко догадаться – я снова оказался в том положении, в той ситуации, когда не знаю, что делать, как поступить, не знаю, что предпринять. Конечно, со стороны, должно казаться, что я ждал пока кто-то, а может что-то укажет мне верный путь, подтолкнет меня. Пусть так, не стану искать оправданий, особенно учитывая тот факт, что мне опять-таки помогли. Снова непонятно кто, и не совсем понятно как. Но это ладно, тут бы хоть узнать, кто они мои таинственные покровители, друзья или совсем даже наоборот?

Ждать пришлось недолго, всего лишь до следующей ночи…

Днем, уже зная содержание письма, я впал странное состояние полнейшей несобранности. Стал рассеянным, все валилось из рук. Я подсознательно чувствовал, что это еще не конец, что что-то изменится и совсем скоро. Я чувствовал, что что-то случится и не мог понять хорошее или нет. Предчувствия душили меня, прогоняли из головы все прочие мысли. Весь день я был как на иголках. Не мог себя заставить хоть что-нибудь сделать. Не мог уговорить себя даже попытаться что-то сделать. Хорошо хоть брат Кирилл снова куда-то уехал, некому было удивленно на меня смотреть и беззвучно требовать объяснений.

Полный предчувствий, я и не заметил, как очередной день прошел…

Я уже не раз говорил, но повторюсь, за все время, проведенное в монастыре, я заново научился спать. Правильно говорят – режим очень даже полезная вещь. Канули в лету те времена, когда без малого половину ночи я ворочался в постели, гонял в полусонном сознании глупые мысли и ждал когда он придет. Когда придет такой долгожданный сон. Здесь же, в тишине, в спокойствии, подчиненный общему распорядку, я засыпал, лишь только голова касалась подушки. И ночи пролетали как одно мгновение. Казалось, только приляжешь, только закроешь глаза, а вот уже и утро. Новое, свежее утро. А с самого утра я полон сил и энергии, да что там «сил», каждое утро я просыпался с отличным настроением!

Вот только эта ночь была не как все. Вернее, в этой ночи было что-то не как во всех, что были и еще будут…

Неслышно, как и всегда подкрался вечер, обычный, почти ничем не примечательный. Вечер как вечер, вот только отец Александр почему-то настоял на моем присутствии на вечерней службе, а помимо того, что я научился спать, я еще научился и подчиняться. Правда, настоятель по своему обыкновению не приказывал, а лишь просил. Но это был не тот случай, когда между этими, полярными на первый взгляд, понятиями существует разница. Конечно, я пошел. Да и причин отказываться у меня не было.

Вернувшись в комнату, открыл окно, я так делал уже почти месяц. За всю долгую зиму и не особо теплую весну здание изрядно остыло, отопление давно отключили, и, несмотря на то, что за окном было довольно-таки тепло, от толстых стен веяло прохладой и легким намеком на сырость.

Несобранность минувшего дня еще не совсем покинула меня. Минут десять я просто лежал, не раздевшись и не расстелив постели, смотрел в побеленный потолок, который в призрачном свете луны выглядел мертвенно серым. Внезапно его яркость возросла. Вспыхнул он чистым, серебряным светом и тут-таки понемногу начал темнеть, будто тучка полупрозрачная на луну набежала.

Ничего не значащая на первый взгляд деталь заинтересовала меня. Я повернул голову к окну, но ничего не увидел. Перекатился на край дивана, стало лучше (во всяком случае, лучше видно). Маленький краешек лунного серпа проник сквозь окно и заглянул ко мне в комнату. Промелькнула мысль: «Но ведь должно быть полнолуние, а виден только узкий серп. Почему? Непорядок! Мысль немного повисела в сознании и вспыхнула идеей – так сегодня же затмение!».

Не подумай, что я никогда не видел лунного затмения. Видел, и не раз. Просто это такое явление, которое, мало того что бывает нечасто, так еще и на него всегда любопытно посмотреть. Есть в нем что-то таинственное, что-то пугающее, мистическое, а от того манящее.

Я спрыгнул с дивана и подошел к окну. Неудобное оно, узкое, стена толстая, чтобы хоть что-то можно было разглядеть из таинства поглощения лунного лика земной тенью, пришлось почти целиком пролезть в оконный проем.

К тому времени, когда я удобно устроился, луна почти скрылась в тени. Практически весь диск, за исключением тонкой светящейся нити, обозначающей край лунного диска, был залит серым с кровавым оттенком пепельным светом. Завораживающее зрелище!

Секунду я любовался редким природным явлением и тут случилось…

То, что происходило далее, я не понимаю. Узкая полоска лунного блеска погасла. Полутень луны стала гуще, качнулась она, сорвалась с небес и тучей хлынула ко мне в комнату. Темная масса влетела в окно. Толкнула меня. Я съехал по наклонному подоконнику и шлепнулся на пол. Кажется, ощутил ледяное прикосновение лунной тучи, чувствуя, как сознание покидает меня.

Очнулся (а может, все-таки проснулся?) я уже на диване. Удивленно осмотрелся, взглянул на себя, ничего необычного – лежу раздетый, одежда, как и всегда, аккуратно сложена на стуле рядом со мною. Все как прежде. Может и вправду приснилось? В пользу этого свидетельствовало и то, что от затмения не осталось ни следа, лишь полная луна весело проливала свой серебряный свет через открытое окно, вырывая из темноты скромную обстановку и удивительно контрастные стрелки часов. Два часа ночи. Ровно.

Тишину нарушил скрип – закрылась дверь. Нет, не какая-нибудь условная, а дверь моей комнаты! Дальше больше – в коридоре слышались шаги. Опять-таки у моей двери! Даже не так, они не слышались, они звучали, они раздавались! Так ходят, не скрываясь, так ступают с единственной целью – чтобы тебя услышали. Хоть кто-то услышал…

И я услышал. Подбежал к двери, распахнул ее, выглянул в коридор. Там, чья-то высокая фигура, закутанная в серый среди ночной полумглы плащ с капюшоном, закрывающим большую часть лица (просто как те, неизвестные из моего вчерашнего сна), медленно спускалась вниз по лестнице.

Любопытство подгоняло меня или что-то иное, не знаю, но я быстро схватил брюки, одеваясь на ходу, побежал следом. Напрасно спешил, зря боялся упустить незнакомца. Он шел очень медленно, и что меня особенно задевало, даже не думал таиться! Не иначе как чувствовал себя спокойно в помещении монастыря, да просто был как у себя дома! Это безобразие, тут надо разобраться.

По-прежнему не оглядываясь, незнакомец спустился на первый этаж, постоял пару мгновений, будто сомневался, затем проследовал в помещение библиотеки. «Так вот кто подбросил мне ключ от шифра! Сейчас я с тобой поговорю!» – я ринулся следом. Остановился у порога и заглянул в щелку приоткрытой двери. Нет, на этот раз мой стол не заинтересовал полночного визитера, он приблизился к противоположной от входа стене. Остановился. Несколько секунд осматривал лепнину на пилястре, медленно поднял руку, тут-таки до моего слуха донесся отчетливый щелчок, его дополнил тихий шелестящий шум невидимого в полумгле механизма.

В неверном лунном свете, проникающем сквозь цветные стекла узких окон, просто по центру противоположной стены рядом с фигурой незнакомца четко вырисовался ровный прямоугольный контур. Потайная дверь! Конечно же! Я слышал и неоднократно, что в старых монастырях существует обширная сеть подземных ходов, значит, это один из них!

Понятно, это все понятно, но вопрос был и остается, кто этот человек, почему бродит ночью по божьему дому, что ищет, что затевает?

Он все еще стоял рядом с образовавшимся проходом. Я был далеко, да и освещение не позволяло рассмотреть, что именно он там делал, но сейчас я просто уверен – он оглянулся посмотреть, убедиться в том, что я следую за ним! Хотя, может все гораздо проще? Может, его капюшон качнулся, потревоженный легким дыханием?