На грани вымирания

Заплаканными глазами глядя на представший перед собой кошмар наяву, о котором раньше не мог даже предположить, Кэрнил не говорит ни слова. Даже не пытается пошевелить губами или как-то спастись. Он остолбенел, продолжая лежать, опираясь на локти.

Всего мгновение, а для него вечность. Девочка в одну секунду, неожиданно, раскрывает свою чёрную пасть с торчащими передними пожелтевшими зубами. Она срывается с места, намереваясь накинуться на застывшего парня и оторвать кусок живой плоти. Насыщения она не получит, но необъяснимый инстинкт тянет её к живым и к их… мясу, тёплой крови, текущей по сосудам, словно томатный сок. Сплошной ходячий деликатес: ароматный, пахнущий страхом и потом. От кого-то ещё может нести мочой или дерьмом.

Время вернуло свой ход, жизненные часы сдвинулись с замершей точки. Подняв руки, опускаясь полностью на спину, Леон прикрывает глаза, отворачиваясь, уже готовый к худшему, как слышит оглушительный выстрел, просвистевший над головой.

Тяжело дыша, стоя в боевой позиции, Деймон, увидев всю картину, без раздумий, наставил винтовку и спустил курок. У него не было сомнений: или выстрелить в заражённого ребенка, или умереть от его рук. Он выбрал первое. Без задних мыслей или уколов совести. Сделал выбор, чтобы спасти своего Леона. Чтобы спасти в очередной раз.

Дёрнувшись, скрючив в неестественной позе руки, заламывая пальцы, заражённая с пробитой головой падает в подвал. Следом слышится глухой удар.

Опустив дуло винтовки, Фрай срывается с места, подлетая к младшему брату, кладя оружие рядом. Сев на колени, обхватывая подрагивающие от всхлипов плечи, Деймон прижимает к груди натянутое, как струна, тело Леона, начиная нашёптывать успокаивающие слова: не переживай, всё хорошо, я рядом. Поглаживая по спине, сильнее прижимая к себе, он даёт Кэрнилу возможность прийти в себя, когда знакомый и родной запах, словно спирт, проскальзывает в ноздри, ударяя в голову.

Не осознавая всей ситуации, Леон резко дёргается, пытаясь вырваться, но когда понимает, что находится в объятиях Фрая, тихо утыкается в его грудь, продолжая шмыгать носом. Тянет руки, обхватывая талию старшего в ответ, сжимая мятую грязную футболку. Ему тяжело совладать с эмоциями, невыносимо сложно противостоять своим страхам, чтобы стать сильнее, но он хочет обратного. Всем сердцем желает перестать дрожать, реветь и ничего не делать, но так сразу не может. Это происходит неосознанно. Психологический щит, не позволяющий выбраться из кокона, поглощает его целиком, топя в своих кошмарах.

– «Я смогу…», – проносится в мыслях Леона, когда он, продолжая стискивать в руках крепкое тело брата, открывает заплаканные красные глаза, смотря вглубь лесной чащи.

Кэрнил всей душой жаждет справиться со своим телом, разумом и тревогой в опасные моменты, потому что, не будь Фрая рядом, он бы сейчас не сидел на полу старого трактира; его бы не обнимали за плечи, прижимая к себе и успокаивая ровным, родным голосом. Не будь Деймон так мнителен к осторожности, переживая за неуклюжего него, всё давно бы закончилось плачевно.

– «Смогу… стану лучше», – Кэрнил даёт себе слово. Он всем сердцем хочет сдержать его и показать Деймону, что может постоять за себя. Пусть не сразу, а со временем, но он обязательно постарается воплотить это в жизнь. – Прости… – он уже не маленький мальчик, чтобы попусту лить слёзы и дрожать от страха. – Я…

– Молчи, – спокойно, ровно, резко.

– Но я… – Кэрнил, снова сдерживающий с большим усилием новый поток слёз, левую ладонь кладёт на грудь Фрая, сжимая одежду.

– Молчи.

Поджав губы, готовый снова расплакаться от того, как грубо Деймон говорит, Леон сглатывает скопившийся ком в горле, отстраняясь.

– Нормально?

Кротко кивнув, Кэрнил отворачивается, подолом футболки вытирая щёки и глаза, высмаркиваясь. Сочувственно окинув его взглядом, Деймон опускает голову, зачёсывая пятернёй волосы. Тяжело выдохнув, Фрай проводит рукой по шее, заламывая её – слышится характерный хруст суставов. От этого звука Леона передёргивает: он терпеть не может, когда кто-то так делает, потому что ощущает себя омерзительно. Усмехнувшись, прекрасно зная отношение брата к такому, берёт в руки винтовку, вставая: осмотр территории ещё не был до конца завершён. По крайней мере, ему предстояло еще спуститься в подвал.

– Сиди тут, на страже, я спущусь.

Выставив дуло оружия перед собой, Фрай подходит ко входу в подвал, вытаскивая из кованной подставки на стене рядом факел. Ступив на первую ступень, он останавливается, услышав дрогнувший голос Леона:

– Я… Я с тобой.

– Нет. Я сказал – сиди на страже. Тем более, с ногой спускаться будет тяжело.

Снова поджав губы, обиженно опуская голову, Кэрнил тихо угукает, проводя ребром ладони по носу, шмыгая.

Вздохнув, устало моргая, Деймон продолжает спускаться по деревянным ступеням, издающим противный скрипучий звук – для них незваный гость явно был тяжёлой ношей. Остановившись на последних двух, не ступая на пол, он сглатывает ком в горле, видя тело ребенка, которого убил. Фрай понимает, что это уже не человек и слабину давать было нельзя, но в тот момент у него была лишь цель спасти, а сейчас, видя дело собственных рук, желудок немного скручивает. Это не первое его убийство, но первое, когда он видит недруга столь отчётливо.

Убрав руку от ствола, отпуская оружие висеть на плече, Деймон прикрывает рот, сдерживая рвотный позыв. Больно. Скривив лицо, когда невыносимая боль пронзает тело в районе желудка, закрывает глаза, пытаясь прийти в норму.

От тошноты начала кружиться голова, сердце быстрее забилось, а перед глазами заплясали белые мушки.

– Эй, Дей-Дей, ты в норме? – Леон, услышав странные звуки, издаваемые братом, обеспокоенно интересуется, заглядывая в подвал.

– Да, – сглотнув подступившую к горлу рвоту, Деймон быстро отвечает, отнимая руку от лица, снова обхватывая винтовку и наставляя дуло.

– Ладно, я, если что, тут сижу. На страже, – обиженно булькает, снова отползая от хода на нижний уровень, продолжая осматриваться по сторонам, пытаясь совладать со страхом перед темнотой леса.

Кашлянув, прочищая глотку, Деймон становится на пол, обходя труп заражённой, отбрасывая собственную кривую тень. Подвал представлял собой совсем маленькое обтёсанное брёвнами помещение: в одной стороне старые бочки из-под пива или чего покрепче, а с другой – полки, на которых раньше, в пылу жизни этого заведения, хранили продукты. К глубокому сожалению Фрая, сейчас они были пусты: лишь редкие чёрствые крошки говорили о том, что на этой полке лежали буханки хлеба или другие хлебобулочные изделия.

Услышав урчание, Деймон обречённо опускает голову. Он хотел верить, что хоть что-то сохранилось, но было пусто. Собираясь подниматься обратно, к Леону, Фрай цепляется взглядом за странный тёмный брусок, торчащий в самом конце помещения, из-под одной бочки. Выставив факел чуть вперёд, Деймон осторожно подходит ближе.

Сжав челюсти, скрипя зубами, Фрай почти стеклянными глазами смотрит на представшую картину: мужчина, видимо, отец этой девочки, сидит, вцепившись в чёрный старый рюкзак. На его лице застыла гримаса ужаса, пустой взгляд, смотрящий в никуда. Ребенок, заразившийся этой болезнью, стал его проклятьем, но чтобы не становится монстром, он перерезал себе горло, обрамляя песочного цвета куртку багровой вязкой жидкостью.

Опустив голову, не понимая, где он по своей линии судьбы ступил не туда, Деймон подходит ближе к начавшему разлагаться трупу, закрывая его глаза. Смотреть в них ему было невыносимо. Фрай не видел раньше столько мертвецов, сколько ему пришлось лицезреть на протяжении последних нескольких суток. Жители деревни, родители Леона, заражённый, которого испугалась лошадь, эта маленькая девочка и её отец… Каждая увиденная смерть не наполняет его душу силой воли, а лишь пугает, заставляя становится более равнодушным: будь он слишком мягким, давно бы стал таким же хладным трупом.

Сглотнув слюни, Фрай решает, что нужно просмотреть содержимое рюкзака в поисках хоть какой-то пищи, воды или иных необходимых для выживания предметов.

Аккуратно отводя винтовку за спину, поднимая факел над головой, Деймон хватается левой рукой за тканевую ручку, начиная вытягивать из цепкой хватки мертвеца. Приложив немало усилий, выдернув достаточно тяжёлый рюкзак, он отшатывается, резко вставая с корточек. Пальцы отца девочки, до этого державшие свою сумку, обламываются, хрустя, руки опадают по бокам, а лицо поворачивается в сторону.

Тяжело дыша, ощущая на себе склизкие, противные щупальца холодной смерти, Фрай идёт к выходу из подвала, быстро поднимаясь по ступеням, громко топая. Швырнув рюкзак на пол, рядом с ногами Леона, Деймон вставляет факел обратно, обходя дверцу и захлопывая проход на нижний уровень.

Два трупа останутся там теперь навсегда.

– Ч-что там? – Кэрнил, испугавшийся столь резкого появления, поджимает больную ногу к груди, через толстую кожу ботинок сминая ноющее место.

– Не знаю. Загляни, – отвечает коротко, отворачиваясь, поднося руки к животу – Деймон в собственной тени смог различить, как они дрожат.

Он живой человек. Ему не нравится убивать и, тем более, быть убийцей, но первый павший от его рук заражённый оказался ребенком… Фрай понимает, что иного выбора не было, и поэтому пытается мысленно доказать себе, что он из-за этого рокового выстрела не стал преступником. Подбородок слегка трясется, челюсти сжаты, в глазах можно разглядеть боль и отчаяние.

Он хотел убить.

В тот момент, когда мыслить было невозможно, он желал только смерти нападавшей девочке, но сейчас, и после, когда светлый разум возвращается, понимает обратное. Боль, пляшущая в глазах, означает его нежелание убивать, а отчаяние – что рука в такой момент не дрогнула, и он стал убийцей монстра.

– Не верю… Дей-Дей, тут консервы.

Деймон вздрагивает, когда Леон резко решает нарушить тишину радостным возгласом, в котором проскользнули нотки недоверия. Придя в себя, потирает ладони друг о друга, унимая мелкую дрожь.

Повернувшись обратно к Кэрнилу, Фрай видит дно рюкзака, полностью набитое консервами. Видимо, отец с девочкой попали в нелёгкое путешествие, но она была заражена, и он решил, что их могилой станет старый трактир. Убить собственного ребёнка отец не смог, поэтому избавил себя от мучений, наложив руки.

– Давай разведём огонь и, наконец, отдохнём? – Фрай старается забыть то, что видел минутами ранее, тепло улыбаясь всё ещё красному от слёз лицу Леона, протягивая руку.

– Это я и мечтал услышать, братец, – Кэрнил принимает помощь Деймона, позволяя себя поднять с пола.

– Дерева тут много, мы точно найдём, что можно подпалить, – приобнимая Леона за талию, Фрай тихо смеётся.

– Я был бы рад спалить полностью это место, но, увы, нельзя, поэтому ограничимся малым… Да! – последнее слово слетает с его уст громким победным кличем.

Широко улыбаясь, ощущая в себе прилив сил и энергии, держит в руке тяжёлый рюкзак. Он так долго жаждал поесть и сейчас, когда всё почти готово к тому, чтобы передохнуть, парни останавливаются, слыша откуда-то слева хруст ветвей.

Выйдя с задней стороны трактира, где напрочь отсутствовала вся стена, они не успели пройти и несколько шагов, как послышался звук из кустов. Деймон, напрягшийся в одно мгновение, отпускает талию Леона, снимая с плеча винтовку, направляя ту прямо в кустарник, из которого донеслось странное шевеление.

Показав Леону жест «тихо», Фрай мягко ступает по твёрдой почве, целясь. Он готов в любой момент спустить курок и выстрелить: в кого – неважно, главное, лишний раз обезопасить себя.

– Н-не надо! – доносится громкое из кустов, когда источник шума следом вываливается, падая и сдирая кожу на и так израненных ладонях.

Изумлённый увиденным, полностью опешивший, Деймон медленно опускает дуло, когда Леон, резко пришедший в себя, произносит:

– Ты?!

***

Мысли в голове путались. Мучали жажда, голод и усталость. Ноги отказывались идти вперёд. Было просто невыносимо.

Дорога оказалась длиной, одинокой. По пути выбросив окровавленный клочок ткани, проверив предварительно, не течёт ли больше из саднящей ранки на губе, Мерелин изо всех сил старается держаться, не сходить с тропы и просто идти. Идти туда, где будет крыша над головой или хотя бы что-то на неё похожее.

Думать сложно. Анализировать или строить какие-то планы – ещё тяжелее. Мозг просто отказывается принимать в этом бардаке участие. Он хочет, чтобы Колинс закрыла свои глаза, опустилась в тёплую воду, позволяя телу расслабиться. Мерелин действительно хотела бы сейчас залезть под горячие струи, смывая с себя все события прошедших дней, забываясь в паре и боли, которая пронзит тело после соприкосновения с каплями желанной влаги. Она не хочет больше чувствовать того, что пришлось, и не желает видеть то, что уже было увидено: осознание смерти родных, уход из жизни близкой подруги, убитой на глазах, встреча с тем ужасным чудовищем… Волк. Мерелин навсегда запомнит его скалящуюся пасть и злые глаза, которыми он смотрел прямо в душу. Заражённые люди просто ничто по сравнению с ним. Он озлобленный, мутировавший зверь. Хищник, жаждущий только свежей крови, тёплой плоти и чувства насыщения от набитого брюха.

Передёрнувшись, Колинс воротит от воспоминаний того дня. Если бы сейчас ей пришлось идти среди толпы людей, многие сочли бы её странной, так как она слишком резко и неожиданно проделала эти движения.

Устало прикрыв глаза, ощущая, как гудят ноги, а в особенности пятки, на которые Мерелин при ходьбе наступает с большим усердием, будто пытаясь создать землетрясение или, будь под ногами замёрзшая лужа, проломить её.

Морща лицо, запрокидывая голову, Колинс двумя руками проводит по спутанным светлым волосам, доходящим до лопаток. Раньше бы она не стала задумываться о том, что их следует отстричь. Но сейчас, находясь посреди лесной глуши, чувствуя себя словно брошенным котёнком, оставшимся один на один с жестокой реальностью, Мерелин думает об этом. Ей кажется, что такие волосы, не собранные, неряшливые, будут лишь мешать. Возможно, сделать высокий хвост или заплести их – хорошее решение, но она всё ещё сомневается в том, что будет правильным и как действительно лучше поступить. Оставить или проститься.

Вцепившись на ходу в спутанные пряди, Мерелин оттягивает их в стороны, протяжно крича. «Не лучшее решение», – проносится в мыслях, когда она умолкает, понимая, что натворила. Просто взяла и закричала посреди лесной глуши, ловя на своём лице последние лучи заходящего солнца и медленно, постепенно погружаясь в темноту. Мрак её пугает, и всегда пугал. В детстве старший брат, которого она не совсем хорошо помнит, защищал её и рассказывал сказки, тайком проскальзывая в комнату и укладываясь рядом. Захаживал в обитель младшей сестры в тайне от родителей, потому что отец считал, что мальчик и девочка не могут дружить так, как дружат по отдельности каждый со своими. Пусть даже они будут являться кровными родственниками. Их родитель был суровых взглядов, но каждого любил своей отеческой любовью. В особенности – дочь.

Благодаря старшему брату спать по ночам было не так страшно, но сейчас, когда рядом никого не осталось, детский кошмар возвращается, став реальностью, забирая с собой в свои мрачные пучины. Сморгнув подступившие к уголкам глаз слёзы, крепко обнимая себя за подрагивающие от прохладного ветра плечи, Мерелин продолжает идти несмотря ни на что. Сейчас только страх остаться посреди этой тропы, среди деревьев, кустарников и насекомых пугает её больше всего, подгоняя.

Ускоряя шаг, не взирая уже на усталость или пульсирующую в ссадинах боль, Колинс постоянно оборачивается, боясь увидеть, что там кто-то бежит за ней или идёт.

Страшно. Безумно страшно. Звёзды, слабо освещающие путь, большие кроны, загораживающие бо́льшую часть неба, ненавистная темнота и звуки леса. Хочется укрыться одеялом, закрыть уши руками, глаза и напевать под нос песенки, пытаясь уснуть, чтобы поскорее прекратить всё это. Шмыгая носом, Мерелин прибавляет шагу. Подбородок дрожит от слёз, уже стекающих кривыми линиями, кончик носа подрагивает.

Сейчас в синих глазах плещется лишь ужас. Лицо краснеет, покрываясь пятнами. Колинс не любит плакать, потому что всегда выглядит в такие моменты отвратительно, но на данном этапе своей не столь длиной жизни ей плевать уже на эти тонкости: в каком она виде, что о ней подумают или скажут другие. Чтобы выжить, ей придется стать лучшей версией себя и перестать думать о тех, кто того не заслуживает. Пусть хоть все ненавистники этого мира будут сказывать о ней всякие гадости, Мерелин будет выше них хотя бы на одну голову, а в лучшем случае – на две.

Срываясь на бег, заливаясь слезами от собственных фантазий о том, что может скрываться в лесной глуши и находиться позади неё, Мерелин надеется лишь на конец этой ночи.

Споткнувшись, чуть не полетев на землю, получая ещё больше увечий, Колинс выравнивается, начиная снова бежать. Сейчас её не волнует ничего, кроме того, что необходимо добраться до конца этой тропы и найти хоть что-то, что сможет укрыть от всего.

Вздрогнув, резко остановившись, Мерелин замирает. Она услышала выстрел совсем рядом, где-то там, куда только что неслась сломя голову. Дрожа всем телом, широко раскрыв глаза от нарастающего чувства страха в груди, Колинс присаживается на корточки, сжимая черепную коробку, зарываясь руками в волосы, оттягивая их. Это действительно успокаивает её.

Обрамляя землю крупными слезами, Мерелин не понимает происходящего и не знает, что ей делать дальше. Идти назад нет смысла, нестись в разные стороны – бессмысленно, потому что там страшно: там нет ничего, кроме зарослей и деревьев со своими обитателями. Там нет тропинок или указателей, что можно тут пройти и добраться до пункта назначения. Для Колинс остаётся только один вариант: проверить, что ожидает впереди. Хотя нет… Есть ещё – остаться посреди тропы и не двигаться никуда.

Перебирая дрожащими тонкими пальцами сальные волосы, наощупь больше походившие на маленькие колосья пшеницы, Мерелин решается встретиться со своими страхами лицом к лицу. Выбор не особо велик, поэтому она думает, что это наименьшее зло, которое может быть.

Встав с корточек, опуская руки, Колинс закрывает глаза, начиная идти. Не видя дороги, пугаясь так ещё сильнее, она все же срывается с места, подбегая к указателю.

– «Трактир тётушки Роуз», – мысленно прочитывает, ладонью проводя по хлипкой дощечке, смахивая пыль и грязь.

Противный скрип заставляет Мерелин сморщиться, кривя лицо.

– «Выстрел… Он… Когда он прозвучал?» – Колинс резко вспоминает о том, что её так сильно испугало. Это был шум. Очень громкий шум. Оглушительный.

Осторожно осматриваясь, подмечая пляшущий огонь внутри трактира, Мерелин сходит с тропы, прячась в кустах. Сейчас её мало волнует то место, где она скрывается: главное остаться незамеченной.

Медленно пробираясь сквозь кустарники, отодвигая мешающие ветки, хлестая себя ими, Колинс по периметру обходит здание, замечая движение у его задней части.

– «Нужно посмотреть, кто там», – всё внутри кричит ей о том, что туда соваться не следует, но желание выжить гораздо сильнее, поэтому Мерелин подкрадывается, согнувшись, пытаясь рассмотреть тех, кто там бродит.

С задней стороны выходят двое, но зрение Колинс оставляет желать лучшего, поэтому она пытается осторожно подойти ближе, чтобы увидеть их лица или понять, кто это. Главное, чтобы не заражённые.

Подступая, не смотря под ноги, Мерелин чувствует под ботинком в самый последний момент ветку. Хруст сухой палки с потрохами выдает её местоположение. Тихо ахнув, прикрывая рот грязными руками, Колинс испуганно смотрит на людей, услышавших её. Один парень остаётся стоять на месте, цепляясь ладонью в бедро, держа на весу рюкзак, а второй – начинает идти в её сторону, направляя огнестрельное оружие.

– «Это они…», – Мерелин чувствует в груди теплящуюся надежду на возможное спасение, потому что прошлой ночью уже видела их и знает, что без причины они не тронут. Не станут иметь с ней дело – самим бы спастись.

Зародившееся в сердце тепло на шанс остаться ещё несколько часов живой подталкивает Мерелин сдаться им добровольно.

– Н-не надо… – резко вывалившись из кустов, запутавшись в своих же ногах, Колинс падает на землю, сдирая кожу на и без того израненных ладонях.

Подняв свои синие глаза на парней, смотря в упор, чувствуя, как волосы по краям спадают, обрамляя лицо, Мерелин морщит брови, раскрыв рот, пытаясь дышать спокойно.

– Ты?!

Он узнал её. Этот возглас и замешательство второго дают ей возможность облегчённо выдохнуть, осторожно приподнимаясь с земли. Возможно, верить первым встречным не самое лучшее её решение, но сейчас оно единственно верное.

***

Отбрасывая пляшущие тени, огонь, кроваво-оранжевый, греет присевших подле него путников. Перескакивая с одной сухой ветки на небольшие брёвна, демонстрирует своеобразный танец. На некоторые вещи можно смотреть вечно, в особенности – на костёр. Он завораживающий, притягательный, но в тоже мгновение опасный и жестокий. Не обложи Деймон основание камнями, найденными по всей территории вокруг трактира, пламя пошло бы дальше, в лесную чащу, опустошая зелёное убранство природы, уничтожая всё на своём пути. В этом его коварство: красивый, но опасный.

Сидя вокруг танцующего огня, они аккуратно пытаются открыть найденные консервы, чтобы наконец унять чувство голода. Пусть, это продлится не так долго, как им хотелось бы, но чтобы выжить, нужно чем-то питаться и что-то пить.

Девушка исподлобья следит за каждым движением черноволосого, ловко управляющегося с кинжалом. Он ставит консервную банку на землю, подстраивает кончик ножа, пробивает, обводя по кругу, разрезая. Всё выглядит так легко и просто, что Мерелин самой хочется попробовать сделать это, но болящие ладони и слабость говорят об обратном.

Заправив выбившуюся прядь волос за ухо, продолжая внимательно смотреть за ним, она подмечает, как он сосредоточенно и точно всё выполняет: на лице ни один мускул не дрогнул за всё то время, что они сидят подле костра, открывая консервы. Колинс понимает, что засматриваться не стоит и что это не совсем тактично, но ничего не может с собой поделать: смотреть по сторонам, выискивая в темноте леса какие-то знаки, ей не прельщает, поэтому не остается ничего, кроме того, чтобы следить за ними. Да и это будет полезно: они всё время под наблюдением, а ещё есть шанс узнать что-то новое или чему-то обучиться.

Парни, до сих пор не сказавшие особых подробностей, или хотя бы своих имён, после её неожиданного появления принялись сначала искать всё необходимое для костра, а потом уже взялись за другое. Мерелин не стала их объектом интереса, потому что после изнуряющих событий хотелось сначала отдохнуть и прийти в себя, а потом над чем-то думать и узнавать. Слишком сложно и нудно.

Обнимая колени, прижатые к мерно вздымающейся груди, Мерелин переводит следом взгляд на второго, чтобы и его не оставлять без своего пристального внимания. Ничем примечательным не занимается: лишь ждёт, когда тот, первый, даст какие-то указания. Забавно хмурит брови, дёргает носом и надувает губы, раздражаясь. Колинс, улыбнувшаяся этой картине одними уголками, ловит на себе его злобный взгляд, быстро отворачиваясь, скрываясь за густыми светлыми волосами.

– «Глупая», – проносится в мыслях Мерелин, когда ей становится стыдно от того, что она так бессовестно позволила себе разглядывать парней, не спросив для начала их имён.

Если учесть то, что они ранее имели возможность встретиться, те обстоятельства были не самыми благоприятными для знакомства, но оставили после себя приятное послевкусие и веру в человечество. Сейчас же ситуация была немного иной: никто не был в плену, оружие снова было наставлено на неё, но в этот раз пришлось самой поднять руки и сделать из себя хрупкую овечку, которой нужна помощь. На самом деле, действительно была нужна, но Мерелин не хочет думать о том, что было бы, если бы не эти парни снова встретились у неё на пути.

– Возьми.

Резкое, холодное, пугающее. Колинс вздрагивает, когда над головой произносят только одно слово, и её всю накрывает его большая тень.

Подняв испуганные глаза, встречаясь взглядом с чёрными, как самая мрачная ночь, омутами, Мерелин дрожащей рукой берёт протянутую банку консервов, кротко кивая и прячась за упавшими на лицо волосами.

Обойдя костёр, присаживаясь обратно возле брата, Деймон берёт свою порцию, начиная есть. Он не знает и не понимает, как себя нужно вести, потому что раньше в подобных ситуациях бывать не приходилось: девушки чаще сами спешили познакомиться с ним, заговорить, но он редко прилагал для этого какие-то усилия. Сейчас, находясь в гуще ужасающих событий, Фрай не до конца осознаёт то, что, кроме Леона, имеется возможность с кем-то поговорить. Его пугает только одно: не станет ли это напрасной тратой времени, если человек, втеревшийся к ним в доверие, резко уйдёт из жизни. Как в прямом, так и в переносном смысле.