
Полная версия:
На грани вымирания
– Но… – Мерелин хотела было возразить, когда вновь слышит бесстрастный голос, вынуждающий замолкнуть и сжать губы в тонкую линию.
– Я сказал, что мы уйдём, вот только не упоминал, что именно сейчас. Идти в ночь – самое безрассудное решение, и если ты ещё дружишь с головой, то не сунешься туда.
– Я не останусь с вами наедине. – Девушка зло бросает, резко разворачиваясь к ним и с вызовом глядя в их сторону. Жаль, в темноте нельзя рассмотреть всё в изначальном виде. – В нашем случае глупо уповать на незнакомцев. Как вы могли заметить, поблизости нет ни одного нормального человека. А тут появились вы и, к сожалению, особого доверия не вызываете.
– Как и вы, – юноша вторит всё тем же тоном. – Но это не повод бежать и поступать безрассудно. До наступления рассвета остались считанные часы, поэтому предлагаю провести это время здесь. Если пожелаете, можете сидеть в противоположной стороне и никак на нас не реагировать, ваше право, но побеспокойтесь о себе. Тем более, чтобы чувствовать себя более уверенно, я положу винтовку на середину комнаты. У каждого из нас будет шанс, в случае чего, добраться до неё в равной степени. Если выяснится, что в этой комнате есть заражённые, то этим самым оружием и положим конец друг другу.
Мерелин с вызовом смотрит на то, как, договорив, парень отлепляет от себя товарища и в самом деле кладёт оружие между ними. Это происходит в действительности или игры разума? Что он творит? Как можно так поступать? Это детская глупость или вера в людей?
Девушка, недолго думая, выходит на улицу. Нет, с ними действительно что-то не так! Ни один в здравом уме на такое не решится. Так просто не бывает. Не сейчас и не здесь. Всё происходящее такая бессмыслица, что хочется смеяться. Глупые ребята. Она чуть не убила одного из них, а они идут на такие жертвы.
Смех слетает с губ. Закрывая глаза и подставляя лицо холодным дождевым каплям, чувствует некое облегчение. Вот оно, спасение? Или же погибель? Сейчас меньше всего верится в подобное, а может она просто не хочет доверять случаю. Окажись они заражёнными, она бы смогла их убить? Нет, не так. Успела бы среагировать?
Умывшись под проливным дождём и промокнув до нитки, ей приходится вернуться. Он был прав по поводу того, что идти сейчас в чащу леса – не лучшая идея, небрежно посетившая её мысли. Встречает женский силуэт всё тот же непроницаемый взгляд. Как бы ей хотелось рассмотреть путников при свете дня и принять хоть какое-нибудь решение для самой себя, ведь по одному виду порой можно сделать выводы и набросать в голове пару заметок. А будут ли эти выводы верными или нет, покажет только дальнейшее стечение обстоятельств, лишь бы последняя пара часов этой безумной ночи прошла спокойно – это единственное, чего хотела бы Мерелин в данный момент. Уже утром они распрощаются и разойдутся в разные стороны, а пока нужно быть начеку и следить.
Прислонившись головой к стене и не спуская взгляда с парней, Колинс не понимает, насколько же нужно быть глупой и наивной, раз она вернулась и теперь сидит в компании непонятно кого, а главное – для чего? Она слышит приглушённый шёпот этих двоих, и чувство одиночества накрывает с головой. Когда-то и она так сможет. Обязательно. Однажды же уже могла, поэтому ей остаётся только верить или уповать на судьбу. А вот будет она руководить своими обстоятельствами или окружением – другой вопрос.
Глава V. Два пути
Хрустальные капли крупным осадком соприкасаются с размокшей почвой, разбиваясь на несколько маленьких крупиц, скапливаясь в кривые грязные лужи. Небо заволокло мрачными, чёрными тучами. Не самое лучшее время для вылазки за стены. И на этот вопрос – что же лучше? – найдётся свой ответ. Лучше просиживать в подвале собственного дома, нежели по доброй воле выйти за его пределы и встретиться лицом к лицу с погибелью: страшной, мучительной и никого не жалеющей.
Молния ломаной линией разделяет небо надвое, освещая светло-фиолетовым сиянием не скрытые за густой кроной деревьев или крышами домов участки, по которым ещё одинокими путниками вяло бродят те, кто уже стали обречёнными, но не нашли покаяния, перестав быть людьми. Ослепительный резкий свет, сопровождаемый грохотом в небе, освещает ровные, изящные черты лица юноши, облачённого в военное одеяние. Волосы скрыты под капюшоном цвета густой зелени, глаза прикрыты, а губы кривятся в подобие улыбки, когда он слышит со стороны своих солдат разговоры о прекрасно выполненной миссии. Он всегда достигает поставленные перед собой цели.
Грузные берцы измазаны в грязи, подошва тонет в образовавшихся за последние пару часов лужах, а с краёв одежды ручьями льётся вода. «Дождь… Погода явно не благоволит моим деяниям», – думает он, усмехаясь собственной мысли, и бросая хитрый взгляд на бежавшего в его сторону рядового с сумкой на плече.
Как только солдат подбегает к нему на расстоянии вытянутой руки, тот вскидывает ладонь кверху, останавливая его, позволяя начинать свой отчёт или предоставить ему то, ради чего он проделал такой длинный и опасный путь. Без лишних формальностей, без лишних слов: больше действий, меньше болтовни.
– Капитан… – юноша сжимает до скрежета зубов челюсти, играя желваками, отрицательно мотая головой. – Понял вас.
Посыльный, наклонившись так, чтобы спрятать от дождя сумку, вытаскивает помятый конверт, аккуратно, с дрожью от страха в руках, протягивая его своему командиру.
– Разрешите?
Юноша лишь пренебрежительно отмахивается рукой, после чего солдат отдаёт честь и, разворачиваясь, двигается прочь. Капитан небольшого отряда лишь усмехается, держа в руке неподписанное письмо. Отрывая край смявшегося в пути конверта, он довольно улыбается, прочитывая сведения, которые были доставлены ему лично в руки. Никто иной о таком знать не должен. Он скрывается, делает все свои грязные дела тайно, исподтишка появляясь тогда, когда не ожидают, и стремится достичь лишь одной цели, которую давно поставил перед собой. Ещё в далёком прошлом. В юношестве, когда страдал от рук собственного отца, когда был изгоем среди родных и когда осознал, что если не он поставит весь мир на колени перед собой, то это не будет никто.
***
Ночь прошла незаметно. Усталость пробрала всех почти сразу, словно навалившись тяжёлым грузом на плечи. Она погрузила изумлённых от последних событий путников в глубокий сон, который мог стать их последним. В настоящее время, когда мир стал иным, а хаос и жестокость пробрали многих, нужно было соблюдать особую осторожность и быть чутким даже в ночное время. Ведь именно ночью очень странную активность проявляли нелюди.
Деймон резко открыл тёмные очи, когда на лицо ему упала капля прошедшего дождя, скатившаяся со свисающих листьев дерева. Он вздрогнул от такой неожиданности и задел сводного брата, уснувшего на его груди минувшим вечером… или ночью? На самом деле они все потеряли счёт времени и были вынуждены блуждать в собственных догадках, сколько прошло и сколько ещё должно пройти. Деймон подозревал, что прошло только чуть больше суток, но ощущение того, что все события казались ему расплывчатым сном, настораживали и вгоняли в ступор, поэтому он не мог точно понять, прошли именно сутки или неделя.
Тяжело выдохнув от онемевших конечностей и, наконец, прочувствовав ношу на своей груди, Деймон дёрнулся и, аккуратно взяв голову Леона, облокотил о стену. Чувствовал он себя паршиво, во рту было ужасно сухо, как в пустыне в самый знойный день, а все припасы утащила испугавшаяся выстрела лошадь, которую им по возможности предстояло найти. Мысль о поисках в лесу без нормальной экипировки пугала и настораживала, а шансы были крайне малы, но без припасов и всего инвентаря им просто не выжить, поэтому выбор не был большим – смерть или шанс на жизнь.
Подогнув к груди колено, Деймон облокотился на него, упираясь локтём, подпирая рукой тяжёлую голову – в ней гудел будто рой пчёл, улей которых тронул незваный гость, а все таблетки, как назло, были в его рюкзаке. Рюкзаке, который на данный момент был неизвестно где!
– «Птицы?», – подумал Фрай, когда услышал слабое щебетание откуда-то неподалёку. Кажется, в этой области было безопасно, если всё же пернатые создания были признаком защиты. Он прекрасно помнит, что в первую встречу с мутированным животным их с Леоном насторожило – абсолютная тишина: мёртвая и давящая. Если всё же один момент является правдой, то он постарается проверить ещё раз, чтобы точно быть уверенным в своих предположениях. И если ему удастся это выяснить, то шанс на выживание в этой местности станет на процент выше, нежели был.
– Леон, – Деймон толкает ненаглядного брата в плечо, чтобы тот проснулся, потому что время уже близилось к полудню, как указывало расположение солнца, лучами проскальзывавшее сквозь богатые кроны высоко над головой. – Леон.
Юноша лишь недовольно морщится на все попытки разбудить себя, гундосит что-то под нос и мягко скатывается спиной на пол, укладываясь калачиком. Деймон недовольно закатывает глаза и смотрит вперёд, видя перед собой мирно спящую девушку. «Это был не сон», – проскальзывает мысль, после чего он моментально вспоминает все события прошедшего вечера или прошедшей ночи и что могло их настичь, если бы не её благоразумность или чрезмерная наивность и не его умение убеждать или притягивать к себе людей.
Страх. Это чувство на несколько мгновений сковывает тело Деймона, когда он понимает, что мог лишиться единственного оставшегося в живых родного сердцу человека. Ранее он не был один, но того человека больше не было рядом, поэтому угасающие лучи надежды не могли даровать успокоения.
Осознание всего происходящего безумно пугает, но ему приходится совладать со своими чувствами и эмоциями, потому что он старше – для Леона он опора и защита, а значит, не имеет права показывать свою слабость, так как если им суждено выбраться и выжить, то для этого будет сделано всё возможное и невозможное.
Положив тяжёлую ладонь на плечо брата, начинает его тихо трясти, чтобы разбудить и пойти прочь – поскорее убраться из этого места и лишний раз не сталкиваться или объясняться с мирно сопящей в стороне девушкой. «На неё многое навалилось», – мельком проносится в голове Деймона, обратившего взор тёмных глаз на тело у противоположной стены, покрытое многочисленными ссадинами и синяками.
– Вставай, – шёпотом произносит Фрай, когда Леон резко раскрывает глаза и дёргается, намереваясь что-то сказать. – Тихо, – он кладёт ладонь ему на лицо и прикладывает палец к своим губам, приказывая этим жестом молчать.
Младший из их дуэта насторожено кивает, его сердце готово выбиться из грудной клетки настолько сильно и ясно, что каждый удар эхом отдаётся в голове. Ему не снился страшный сон, вовсе нет, но во сне не было ничего, кроме тьмы и пустоты, – он просто провалился в него и ничего не видел, но резкое пробуждение заставило сердце чаще биться от внутреннего страха. Это чувство и паника часто охватывали его, и с этим ему мог помочь только старший сводный брат. От одного его мужественного и уверенного вида становилось на душе спокойнее, а умиротворённый голос, льющийся мощным ручьем, гипнотизировал и заставлял подчиняться, поэтому Леон только кивнул и, когда ладонь исчезла с лица, начал аккуратно и медленно вставать.
– Тц… – нога еще ныла, на нее больно было наступать, поэтому он еле сдержался, чтобы не вскрикнуть от резко пронзившей боли, доходившей до бедра.
Деймон тут же подскочил к Леону, чтобы подхватить, но тот лишь слабо улыбнулся и сделал вид, что сможет идти сам, потому что стопу в любом случае надо разрабатывать. Мельком взглянув на девушку и убедившись, что та не заметила их пробуждения, а может, сделала вид, что не замечает, они начали медленными шажками передвигаться вдоль стены. Бросив встревоженный взгляд на Деймона, Леон следит за каждым его движением: тот аккуратно, мягко наступая на каменную поверхность полуразрушенного здания, подкрадывается к винтовке и поднимает за ремешок, отскакивая обратно. Оказавшись возле разломанной временем кирпичной опоры и месте, где раньше точно располагалась дверь, двое юношей спустились вниз и продолжили путь дальше. Вглубь. В лес, откуда, как казалось Деймону, доносились слабые щебетания птиц.
Леон отчаянно пытался не показывать брату свою боль, иногда силой сжимая бедро, пытаясь сбалансировать свои мучения и хоть как-то их унять. Во рту было сухо, хотелось безумно пить, а желудок взвывал от жуткого голода. В таких ситуациях в прошлом им не доводилось бывать и именно сейчас оба парня осознают, насколько круто может повернуть жизнь, оставив лишь минимальные шансы на существование. На данном этапе им только предстояло двигаться вперёд, осторожно ступая по лесной тропе, меж голых стволов и густых крон многовековых деревьев, надеясь на чудо в виде сбежавшей лошади, домика или выживших… Но навряд ли они хотели в лесной глуши встретить тех, кто остался не обращённым, потому что даже они, одичавшие от безумия, голода и страха, могли представлять сильную угрозу.
– Как ты думаешь, долго ещё идти? – Леон не хотел показаться слабым или ныть о том, как же ему сейчас больно, потому что понимал – этим делу не поможешь, а тратить последние силы на эту бессмыслицу явно не являлось лучшим решением.
– Кажется, в той стороне… – Деймон указал куда-то на северо-запад, крепче сжимая свободной рукой жёсткий ремешок свисавшего за спиной оружия, – находилась или деревня, или что-то в этом роде. Не скажу, сколько идти, но по ощущениям… до вечера мы точно доберёмся, не переживай, – он криво улыбается, подбадривая младшего брата, продолжая шагать, иногда оборачиваясь и проверяя, насколько сильно Леон от него отстаёт из-за хромоты.
– Понял, – второй не стал больше ничего спрашивать, продолжая покорно следовать, иногда вздрагивая от страха, когда со стороны леса доносились какие-то шорохи. Животные явно хотели его смерти от испуга.
***
Округу оглушает громогласный выстрел. Птицы в страхе слетают с насидевших мест, теряясь в широколиственных кронах, мелькая лишь чёрными пятнами. Мальчишка бежит далеко впереди, держа в руках пистолет, украденный им из сундука отца. Следом плетётся маленькая девочка, постоянно окрикивая его и путаясь в светлых волосах, слипшихся от грязи и пыли.
– Ну же, догоняй! – он продолжает бежать вперёд, несмотря за дорогой, скрываясь меж толстых стволов деревьев, восстанавливая сбившееся дыхание от продолжительного бега.
– Братик… – ей тяжело дышать. Она ещё совсем маленькая, чтобы так гоняться со старшим братом и обгонять его или хотя бы настигать.
Остановившись посреди лесной тропинки, сгибаясь, опершись на колени, девочка старается отдышаться и прийти в себя. Со злостью откинув свисавшие пряди, лезущие в лицо, она мило морщит аккуратный вздёрнутый нос.
– Я снова победил, ха, – он выпрыгивает из-за близ растущего дерева, размахивая пистолетом, и чувствует себя плохим парнем. Мальчишкой, которого тянет к приключениям и неприятностям. Узнай отец о том, что он стащил оружие, ему придётся несладко, но соблазн пострелять и научиться этому был слишком велик, чтобы сопротивляться. – В следующий раз я позволю тебе догнать меня, малыш. Договорились? – он засовывает пистолет за спину, за пояс штанов, подходя ближе к девочке и опускаясь на колени, кладя руки на её плечи, притягивая к себе.
– Н-нет, – её тоненький голосок дрожит от сдерживаемых слёз. – Я должна сама тебя выиграть. Сама! – Последнее слово она произносит настолько грозно, что он шутливо отпрыгивает от неё, поднимая руки, сдаваясь.
– Малышка Мерелин уже победила меня своей решимостью и волей, – он широко улыбается, ослепляя её ровной улыбкой и выпирающими ямочками на щеках. Поправив свои каштановые волосы, чешет правую скулу, протягивая младшей сестре руку. – Пошли, будем учиться стрелять, раз уже ты увязалась за мной.
В ответ девочка лишь убирает мешавшие светлые пряди, неряшливо поправляя грязное платье бардового цвета с синим передником. Пнув лежавший возле ноги камушек, потупливая взгляд синих, как бескрайний океан, глаз, Мерелин кривит тонкие губы в подобие ухмылки, протягивая маленькую ладошку. Парнишка лишь усмехается её бойкому и упрямому характеру, обхватывая покрепче тонкие пальчики, сжимая в своей шершавой ладони.
—–
Смотря вперёд, крепко держа перед собой пистолет, прикрыв один глаз, целясь в мишень на опушке, мальчишка затаивает дыхание. Время на миг останавливается: он ощущает только себя и оружие, которое становится продолжением его рук. Из лесной глуши до него тихо доносятся щебетания птиц, спадающие с листьев деревьев капли осевшего дождя, рысканья мелких животных в кустарниках. Он чувствует только присутствие природы: её мощь и свою силу, потому что его душа жаждет битв, справедливости и покоя для всех невинных. Его душа, только начинавшая жить; только осознавшая, чего хочет; только достигшая подросткового возраста.
Слившись с землей под ногами, словно цветок, пустивший свои извилистые тонкие корни, он не двигается, ощущая прилив адреналина и разгоравшийся в груди огонь от того, чем он собирается заниматься и что делает именно здесь. Сейчас.
Выстрел.
Всё вокруг снова обретает свои краски. Вновь слышится нетерпеливое шелестение подола бордового платьица откуда-то слева. До этого он не замечал присутствие младшей сестры, которая увязалась за ним, а ему ничего не оставалось, как взять её с собой, иначе та бы нажаловалась отцу о вылазках брата в лес и украденном огнестреле. Нет, не совсем верно сказать – украденном. Правильным будет – одолженным. Он ведь всё равно также тихо и ловко вернёт вещь на место, значит, мама не заметит, а отчиму придётся найти другой способ избавиться от нерадивого отпрыска.
Опуская пистолет с обмотанной старыми платками рукояткой, он удовлетворённо смотрит в свою самодельную мишень – кукла, сделанная из травы и палок. Обыденные подручные материалы, которые они могли бы найти близ своей небольшой лесной деревушки, даже не имеющей должного названия. Дыра. Так все отзывались о ней. Об их доме, где он родился и прожил свои юные годы, продолжая жить и расти, набираясь сил. Ему никогда не нравилось, в каком месте они живут и вынуждены обитать, но выбора не было: либо ты остаёшься здесь, либо идёшь туда, где не был, и чего не знаешь. Ребенку навряд ли удастся обуздать лесные просторы в гордом одиночестве, а многие боятся выходить из своей зоны комфорта, оставаясь в месте, которое язык не повернётся назвать домом.
Растягивая губы в довольной улыбке, он идёт в сторону куклы, чтобы привести ту в порядок и снова прикрепить к стволу дерева, которое уже знатно изобиловал пулями.
– Брати-и-ик! Ты же обещал… – Мерелин подаёт свой тоненький голосок, обиженно надувая розовые губки и сжимая подол платья, сминая и без того мятые края. – Ты говорил, что будешь учить меня. Я хочу учиться, – девочка, совсем ребенок ещё, начинает сильнее капризничать, топая худыми ножками по земле, демонстрируя своё настроение и настрой.
Мальчишка, исправив изрекошеченную самодельную куклу, ножом цепляет её обратно к стволу дерева. Сунув пистолет за спину, заправляет спереди сбившуюся холщовую рубашку, изменившую свой оттенок молочного на грязно-серый.
– Милая сестричка, – он усмехается её напыщенности и твёрдости, присаживаясь напротив на одно колено, становясь одного уровня с ней, но всё еще чуть выше. – Мне кажется, девочек больше должны интересовать наряды, куклы и хозяйство, – улыбнувшись уголками губ, смотрит на неё серыми, словно туман, глазами.
– Все девочки глупые, – Мерелин сжимает челюсти, широко раздувая ноздри и громко дыша. – Глупые!
– Глупые, глупые. Я понял, ха-ха-ха, – он заливается смехом, осматривая её с головы до пят. Для столь юного возраста она ему кажется слишком воинственной и бойкой. – Но ты не должна говорить так о других, – парнишка в один миг замолкает, продолжая уже более серьёзным тоном, пристально смотря в глаза. – Мы живём в более-менее мирное время, но следить за своим языком необходимо всегда: скажи ты кому-то неправильному всё, что о нём думаешь, и это может плохо кончится. Я буду стараться быть рядом с тобой, потому что ты моя любимая маленькая сестричка, но братик не сможет спасти малышку Мерелин, если та будет так много болтать.
Он договаривает, и опускает голову, скрывая лицо за каштановыми волосами. Тяжело вздыхая, исподлобья, сквозь свисавшие пряди, поглядывает за поведением своей младшей сестры. Он старший брат: в его обязанности входит её защита, а если уже в столь маленьком возрасте она говорит всё, что приходит ей в голову и эмоционально высказывается о любой ситуации, то ему придётся тяжко. Такие люди обречены, пока не поймут, что иногда нужно где-то смолчать или схитрить, скрывая подлинные эмоции. Ему хочется, чтобы она всегда оставалась его маленькой сестрёнкой, которую он будет любить. Хочется… Жаль, что такое невозможно, ведь она вырастет, выпорхнув из родового гнезда. Пусть, зная, что нет возможности постоянно опекать её, он надеется, что разговоры помогут достичь какого-то смысла. Он хочет, чтобы она понимала его правильно.
– Прости… – Мерелин после нескольких минут молчания решается подать свой тоненький, совсем ещё детский, голосок, поджимая обиженно губы и виновато опуская глаза, рассматривая грязь.
– Я никогда на тебя не обижаюсь, глупышка. Мне просто хочется, чтобы ты всегда была в безопасности… – парнишка ласково, почти солнечно, улыбается, придвигаясь ближе к сестре, заключая в свои тёплые объятия, мягко поглаживая по хрупкой спине.
***
– Чтобы ты всегда была в безопасности… – слетает с дрожащих бледных уст, когда девушка начинает бормотать во сне.
Поджимая колени как можно ближе к своей груди, обхватив руками, Мерелин мирно сопит на них, пряча часть лица за копной пушистых, спутанных волос. Она действительно смогла уснуть после чувства одиночества, охватившего перед тем, как провалиться во тьму. Ощущать себя одинокой было пугающе, потому что раньше такого не было: рядом были родители, подруга, брат… А теперь никого не осталось. Каждый, последовательно, покинул её. Исчез, словно никогда и не присутствовал в её жизни. Каждого, кого она любила, ценила и кем всем сердцем дорожила, забрала смерть. Родители, подруга, брат… Первые пали в родной деревушке, оказавшись едой для заражённых, вторая покинула, храбро сражаясь, а последний без вести пропал, когда она была ребёнком.
Каждая потеря, принесённая Мерелин, в её мыслях не делала сильнее, а лишь глубже закапывала в собственную яму. Но находясь на пороге смерти, почти видя её прямо перед собой, хотелось жить. Выжить. Справиться со всем, чего бы это ни стоило, потому что они пожертвовали собой, чтобы спасти её, и она не может закопать их души, сделав подобную гибель напрасной. Колинс просили жить, и она будет жить! Она будет пытаться выжить, даже если придётся зубами выгрызать себе землю и убивать всех, кто встанет на пути к этому выживанию. В нынешней реалии ей не остаётся ничего, кроме как стать той, кем она никогда себя не видела.
Повернув чуть голову, шипя от пронзающей тело боли, Мерелин вяло открывает сначала один глаз, щурясь, а затем второй, пытаясь прийти в себя и вспомнить события минувшего вечера… или ночи.
Обведя взглядом комнату полуразрушенного дома, Колинс подскакивает на месте, выставляя вперёд осколок зеркала, заставший врасплох парнишку, тихо бродившего вдоль стен. Увидев, что винтовки и парней нет, её охватывают паника и страх: возможно, двое юношей лишь хотели, чтобы она перестала быть столь осторожной и забылась в своей усталости, а сейчас просто скрылись из виду, чтобы извести её и убить.
– «Нет, это глупо», – в голове Мерелин проскальзывает достаточно разумное умозаключение. Если бы им так хотелось заполучить её труп, она бы не стояла сейчас с растрёпанными волосами, безумным взглядом и подобием оружия в руке, опираясь о стену и расставив ноги на ширине плеч, чуть сгибая в коленях. – Глупая, глупая… – корить себя всегда ей удавалось гораздо легче, чем признать, что инстинкт самосохранения лишь пытается позволить выжить и лишняя осторожность не повредит. – Поверила… Я им поверила, ха, – Мерелин в безумной ухмылке кривит губы, широко раскрывая синие очи, чувствуя в крови адреналин. Брови сдвинуты, лоб сморщен. – Поверила, – Колинс не верится, что, доверившись тем незнакомцам, она не оказалась впоследствии хладным трупом, а действительно ощутила, что человечество не до конца потеряно. Еще есть шанс! Пусть он будет минимальным, но надежда тёплым огнём распаляет быстро бьющееся сердце.
Опустив руки, отпуская осколок, слыша его удар о каменный потрескавшийся от времени пол, Мерелин взбудоражено запускает обе ладони в волосы, зарываясь в них. Медленно скатываясь по стене, приседая, Колинс благодарит всё на свете за то, что выбор, сделанный ею ранее, оказался не роковым. Он с властным стальным голосом пообещал уйти с рассветом, и сдержал своё слово. Мерелин не знает, кем они приходятся друг другу, но по их действиям поняла, что они небезразличны к своим судьбам. Она доверилась, и её доверие оправдалось.