На грани вымирания

Хрустальные капли крупным осадком соприкасаются с размокшей почвой, разбиваясь на несколько маленьких крупиц, скапливаясь в кривые грязные лужи. Небо заволокло мрачными, чёрными тучами. Не самое лучшее время для вылазки за стены.И на этот вопрос – что же лучше? – найдётся свой ответ. Лучше просиживать в подвале собственного дома, нежели по доброй воле выйти за его пределы и встретиться лицом к лицу с погибелью: страшной, мучительной и никого не жалеющей.

Молния ломаной линией разделяет небо, освещая светло-фиолетовым сиянием не скрытые за густой кроной деревьев или крышами домов участки, по которым ещё одинокими путниками вяло бродят те, кто уже стали обречёнными, но не нашли покаяния, перестав быть людьми. Ослепительный резкий свет, сопровождаемый грохотом в небе, освещает ровные, изящные черты лица юноши, облачённого в военное одеяние. Волосы скрыты под капюшоном цвета свежей зелени, глаза прикрыты, а губы кривятся в подобие улыбки, когда он слышит со стороны своих солдат разговоры о прекрасно выполненной миссии. И неудивительно, ведь он всегда достигает поставленные перед собой цели.

Грузные берцы измазаны в грязи, подошва тонет в образовавшихся за последние пару часов лужах, а с краёв одежды ручьями льётся вода. «Дождь… Погода явно не благоволит моим деяниям», – думает он, усмехаясь собственной мысли, и бросая хитрый взгляд на бежавшего к нему рядового с сумкой на плече.

Как только солдат подбегает на расстояние вытянутой руки, тот вскидывает ладонь, останавливая его, позволяя начать отчёт или предоставить ему то, ради чего он проделал столь длинный и опасный путь. Без лишних формальностей, без лишних слов: больше действий, меньше болтовни.

– Капитан… – юноша сжимает до скрежета зубов челюсти, играя желваками, отрицательно мотая головой. – Понял вас.

Посыльный, наклонившись так, чтобы спрятать от дождя сумку, вытаскивает помятый конверт, аккуратно, с дрожью от страха в руках, протягивая своему командиру.

– Разрешите?

Юноша лишь пренебрежительно отмахивается рукой, после чего солдат отдаёт честь и, разворачиваясь, двигается прочь. Капитан небольшого отряда лишь усмехается, держа в руке неподписанное письмо. Отрывая край смявшегося в пути конверта, он довольно улыбается, прочитывая сведения, которые были доставлены ему буквально на блюдце. Никто иной о таком знать не должен. Он скрывается, делает все свои грязные дела тайно, исподтишка появляясь тогда, когда не ожидают, и стремится достичь лишь одной цели, которую давно поставил перед собой. Ещё в далёком прошлом. В детстве, когда страдал от рук собственного отца, когда был изгоем среди родных и когда осознал, что если не он поставит весь мир на колени перед собой, то это не будет никто.

***

Ночь прошла незаметно. Усталость пробрала всех почти сразу, словно навалившись тяжёлым грузом. Она погрузила изумлённых от последних событий путников в глубокий сон, который мог стать их последним. В настоящее время, когда мир стал иным, а хаос и жестокость пробрали многих, нужно было соблюдать особую осторожность и быть чутким даже в ночное время. Ведь именно ночью очень странную активность проявляли нелюди.

Деймон резко проснулся, когда на лицо ему упала капля прошедшего дождя, скатившаяся со свисающих листьев дерева. Он вздрогнул от неожиданности и задел сводного брата, уснувшего на его груди минувшим вечером… или ночью? На самом деле они все потеряли счёт времени и были вынуждены блуждать в собственных догадках, сколько прошло и сколько ещё должно пройти. Деймон подозревал, что прошло только чуть больше суток, но ощущение того, что все события казались ему расплывчатым сном, настораживали и вгоняли в ступор, поэтому он не мог точно понять, прошли именно сутки или неделя.

Тяжело выдохнув от онемевших конечностей и, наконец, прочувствовав ношу на груди, Деймон дёрнулся и, аккуратно взяв голову Леона, облокотил о стену. Чувствовал он себя паршиво, во рту было ужасно сухо, как в пустыне в самый знойный день, а все припасы утащила испугавшаяся выстрела лошадь, которую им по возможности предстояло найти. Мысль о поисках в лесу без нормальной экипировки пугала и настораживала, а шансы были крайне малы, но без припасов и всего инвентаря им просто не выжить, поэтому выбор не был большим: смерть или шанс на жизнь.

Подогнув к груди колено, Деймон облокотился на него, упираясь локтём, подпирая рукой тяжёлую голову – в ней гудел будто рой пчёл, улей которых тронул незваный гость, а все таблетки, как назло, были в его рюкзаке. Рюкзаке, который на данный момент был неизвестно где!

– «Птицы?», – подумал Фрай, когда услышал слабое щебетание откуда-то неподалёку. Кажется, в этой области было безопасно, если всё же пернатые создания были признаком защиты. Он прекрасно помнит, что в первую встречу с мутированным животным их с Леоном насторожило – абсолютная тишина: мёртвая и давящая. Если всё же один момент является правдой, то он постарается проверить ещё раз, чтобы точно быть уверенным в своих предположениях. И если ему удастся это выяснить, то шанс на выживание в этой местности станет на процент выше, нежели был.

– Леон, – Деймон толкает ненаглядного брата в плечо, чтобы тот проснулся, потому что время уже близилось к полудню, как указывало расположение солнца, лучами проскальзывавшее сквозь богатые кроны высоко над головой. – Леон.

Юноша лишь недовольно морщится на все попытки разбудить себя, гундосит и мягко скатывается на пол, укладываясь калачиком. Деймон недовольно закатывает глаза и смотрит вперёд, видя перед собой мирно спящую девушку. «Это был не сон», – проскальзывает мысль, после чего он моментально вспоминает все события прошедшего вечера или прошедшей ночи и что могло их настичь, если бы не её благоразумность или чрезмерная наивность и не его умение убеждать или притягивать к себе людей.

Страх.Это чувство на несколько мгновений сковывает тело Деймона, когда он понимает, что мог лишиться единственного оставшегося в живых родного сердцу человека. Ранее он не был один, но того человека больше не было рядом, поэтому угасающие лучи надежды не могли даровать успокоения. И по этой причине он не мог потерять ещё и Леона.

Осознание всего происходящего безумно пугает, но ему приходится совладать с чувствами и эмоциями, потому что он старше – для Леона он опора и защита, а значит, не имеет права показывать слабость, так как если им суждено выбраться и выжить, то для этого будет сделано всё возможное и невозможное.

Положив тяжёлую ладонь на плечо брата, начинает его тихо трясти, чтобы разбудить и пойти прочь – поскорее убраться из этого места и лишний раз не сталкиваться или объясняться с мирно сопящей в стороне девушкой. «На неё многое навалилось», – мельком проносится в голове Деймона, обратившего взор тёмных глаз на тело у противоположной стены, покрытое многочисленными ссадинами и синяками.

– Вставай, – шёпотом произносит Фрай, когда Леон резко раскрывает глаза и дёргается, намереваясь что-то сказать. – Тихо, – он кладёт ладонь ему на лицо и прикладывает палец к своим губам, призывая молчать.

Младший из их дуэта насторожено кивает, его сердце готово выбиться из грудной клетки настолько сильно и ясно, что каждый удар эхом отдаётся в голове. Ему не снился страшный сон, вовсе нет, но во сне не было ничего, кроме тьмы и пустоты, – он просто провалился в него и ничего не видел, но резкое пробуждение заставило сердце чаще биться от внутреннего страха. Это чувство и паника часто охватывали его, и с этим ему мог помочь только старший сводный брат. От одного его мужественного и уверенного вида становилось на душе спокойнее, а умиротворённый голос, льющийся мощным ручьём, гипнотизировал и заставлял подчиняться, поэтому Леон только кивнул и, когда ладонь исчезла с лица, начал аккуратно и медленно вставать.

– Тц… – нога ещё ныла, на неё больно было наступать, поэтому он еле сдержался, чтобы не вскрикнуть от резко пронзившей боли, доходившей до бедра.

Деймон тут же подскочил к Леону, чтобы подхватить, но тот лишь слабо улыбнулся и сделал вид, что сможет идти сам, потому что стопу в любом случае надо разрабатывать. Мельком взглянув на девушку и убедившись, что та не заметила их пробуждения, а может, сделала вид, что не замечает, они начали медленными шажками передвигаться вдоль стены. Бросив встревоженный взгляд на Деймона, Леон следит за каждым его движением: тот аккуратно, мягко наступая на каменную поверхность полуразрушенного здания, подкрадывается к винтовке и поднимает за ремешок, отскакивая. Оказавшись возле разломанной временем кирпичной опоры и места, где раньше точно располагалась дверь, двое юношей спустились и продолжили путь. Вглубь. В лес, откуда, как казалось Деймону, доносились слабые щебетания птиц.

Леон отчаянно пытался не показывать брату свою боль, иногда силой сжимая бедро, пытаясь сбалансировать мучения и хоть как-то их унять. Во рту было сухо, хотелось безумно пить, а желудок взвывал от жуткого голода. В таких ситуациях в прошлом им не доводилось бывать и именно сейчас оба парня осознают, насколько круто может повернуть жизнь, оставив лишь минимальные шансы на существование. На данном этапе им только предстояло двигаться вперёд, осторожно ступая по лесной тропе, меж голых стволов и густых крон многовековых деревьев, надеясь на чудо в виде сбежавшей лошади, домика или выживших… Но навряд ли они хотели в лесной глуши встретить тех, кто остался не обращённым, потому что даже они, одичавшие от безумия, голода и страха, могли представлять сильную угрозу.

– Как ты думаешь, долго ещё идти? – Леон не хотел показаться слабым или ныть о том, как же ему сейчас больно, потому что понимал – этим делу не поможешь, а тратить последние силы на подобную бессмыслицу явно не являлось лучшим решением.

– Кажется, в той стороне… – Деймон указал куда-то на северо-запад, крепче сжимая жёсткий ремешок свисавшего за спиной оружия, – находилась или деревня, или что-то в этом роде. Не скажу, сколько идти, но по ощущениям… до вечера мы точно доберёмся, не переживай, – он криво улыбается, подбадривая младшего брата, продолжая шагать, иногда оборачиваясь и проверяя, насколько сильно Леон от него отстаёт из-за хромоты.

– Понял.

Второй не стал больше ничего спрашивать, продолжая покорно следовать, иногда вздрагивая от страха, когда со стороны леса доносились какие-то шорохи. Животные явно хотели его смерти от испуга.

***

Округу оглушает громогласный выстрел. Птицы в страхе слетают с насидевших мест, теряясь в широколиственных кронах, мелькая лишь чёрными пятнами. Мальчишка бежит далеко впереди, держа пистолет, украденный им из сундука отца. Следом плетётся маленькая девочка, постоянно окрикивая его и путаясь в светлых волосах, слипшихся от грязи и пыли.

– Ну же, догоняй! – он продолжает бежать, несмотря за дорогой, скрываясь меж толстых стволов деревьев, восстанавливая сбившееся дыхание от продолжительного бега.

– Братик… – ей тяжело дышать. Она ещё совсем маленькая, чтобы так гоняться со старшим братом и обгонять его или хотя бы настигать.

Остановившись посреди лесной тропинки, сгибаясь, опершись на колени, девочка старается отдышаться и прийти в себя. Со злостью откинув свисавшие пряди, лезущие в лицо, она мило морщит аккуратный вздёрнутый нос.

– Я снова победил, ха!

Он выпрыгивает из-за близ растущего дерева, размахивая пистолетом, и чувствует себя плохим парнем. Мальчишкой, которого тянет к приключениям и неприятностям. Узнай отец о том, что он стащил оружие, ему придётся несладко, но соблазн пострелять и научиться этому был слишком велик, чтобы сопротивляться.

– В следующий раз я позволю тебе догнать меня, малыш. Договорились? – он засовывает пистолет за спину, за пояс штанов, подходя ближе к девочке и опускаясь на колени, кладя руки на её плечи, притягивая к себе.

– Н-нет, – её тоненький голосок дрожит от сдерживаемых слёз. – Я должна сама тебя выиграть. Сама! – Последнее слово она произносит настолько грозно, что он шутливо отпрыгивает, поднимая руки, сдаваясь.

– Малышка Мерелин уже победила меня своей решимостью и волей, – он широко улыбается, ослепляя её ровной улыбкой и выпирающими ямочками на щеках. Поправив каштановые волосы, чешет правую скулу, протягивая младшей сестре руку. – Пошли, будем учиться стрелять, раз уже ты увязалась за мной.

В ответ девочка лишь убирает мешавшие светлые пряди, неряшливо поправляя грязное платье бардового цвета с синим передником. Пнув лежавший возле ноги камушек, потупливая взгляд синих, как бескрайний океан, глаз, Мерелин кривит тонкие губы в подобие ухмылки, протягивая маленькую ладошку. Парнишка лишь усмехается её бойкому и упрямому характеру, обхватывая покрепче тонкие пальчики, сжимая шершавой ладонью.

––

Смотря вперёд, крепко держа перед собой пистолет, прикрыв глаз, целясь в мишень на опушке, мальчишка затаивает дыхание. Время на миг останавливается: он ощущает только себя и оружие, которое становится продолжением рук. Из лесной глуши до него тихо доносятся щебетания птиц, спадающие с листьев деревьев капли осевшего дождя, рысканья мелких животных в кустарниках. Он чувствует только присутствие природы: её мощь и свою силу, потому что его душа жаждет битв, справедливости и покоя для всех невинных. Его душа, только начинавшая жить; только осознавшая, чего хочет; только достигшая подросткового возраста.

Слившись с землей, словно цветок, пустивший извилистые тонкие корни, он не двигается, ощущая прилив адреналина и разгоравшийся в груди огонь от того, чем он собирается заниматься и что делает именно здесь. Именно сейчас.

Выстрел!

Всё вокруг снова обретает свои краски. Вновь слышится нетерпеливое шелестение подола бордового платьица откуда-то слева. До этого он не замечал присутствия младшей сестры, которая увязалась за ним, а ему ничего не оставалось, как взять её с собой, иначе та бы нажаловалась отцу о вылазках брата в лес и украденном огнестреле. Нет, не совсем верно сказать – украденном. Правильным будет – одолженным. Он ведь всё равно также тихо и ловко вернёт вещь на место, значит, мама не заметит, а отчиму придётся найти другой способ избавиться от нерадивого отпрыска.

Опуская пистолет с обмотанной старыми платками рукояткой, он удовлетворённо смотрит в самодельную мишень – кукла, сделанная из травы и палок. Обыденные подручные материалы, которые они могли бы найти близ своей небольшой лесной деревушки, даже не имеющей до́лжного названия. Дыра. Так все отзывались о ней. Об их доме, где он родился и прожил юные годы, продолжая жить, расти, набираясь сил. Ему никогда не нравилось, в каком месте они живут и вынуждены обитать, но выбора не было: либо ты остаёшься здесь, либо идёшь туда, где не был, и чего не знаешь. Ребёнку навряд ли удастся обуздать лесные просторы в гордом одиночестве, а многие боятся выходить из своей зоны комфорта, оставаясь в месте, которое язык не повернётся назвать домом.

Растягивая губы в довольной улыбке, он идёт в сторону куклы, чтобы привести ту в порядок и снова прикрепить к стволу дерева, которое уже знатно изобиловал пулями.

– Брати-и-ик! Ты же обещал… – Мерелин подаёт тоненький голосок, обиженно надувая розовые губки и сжимая подол платья, сминая и без того мятые края. – Ты говорил, что будешь учить меня. Я хочу учиться, – девочка, совсем ребёнок ещё, начинает сильнее капризничать, топая худыми ножками, демонстрируя своё настроение и настрой.

Мальчишка, исправив изрекошеченную самодельную куклу, ножом цепляет её к стволу дерева. Сунув пистолет за спину, заправляет спереди сбившуюся холщовую рубашку, изменившую свой оттенок молочного на грязно-серый.

– Милая сестричка, – он усмехается её напыщенности и твёрдости, присаживаясь напротив на одно колено, становясь одного уровня с ней, но всё ещё чуть выше. – Мне кажется, девочек больше должны интересовать наряды, куклы и хозяйство, – улыбнувшись уголками губ, смотрит на неё серыми, словно туман, глазами.

– Все девочки глупые, – Мерелин сжимает челюсти, широко раздувая ноздри и громко дыша. – Глупые!

– Глупые, глупые. Я понял, ха-ха-ха, – он заливается смехом, осматривая её с головы до пят. Для столь юного возраста она ему кажется слишком воинственной и бойкой. – Но ты не должна говорить так о других, – парнишка в один миг замолкает, продолжая уже более серьёзным тоном, пристально смотря в глаза. – Мы живём в более-менее мирное время, но следить за своим языком необходимо всегда: скажи ты кому-то неправильному всё, что о нём думаешь, и это может плохо кончится. Я буду стараться быть рядом с тобой, потому что ты моя любимая маленькая сестричка, но братик не сможет спасти малышку Мерелин, если та будет так много болтать.

Он договаривает и опускает голову, скрывая лицо за каштановыми волосами. Тяжело вздыхая, исподлобья, сквозь свисавшие пряди, поглядывает за поведением младшей сестры. Он старший брат: в его обязанности входит её защита, а если уже в столь маленьком возрасте она говорит всё, что приходит в голову и эмоционально высказывается о любой ситуации, то ему придётся тяжко. Такие люди обречены, пока не поймут, что иногда нужно где-то смолчать или схитрить, пряча подлинные эмоции. Ему хочется, чтобы она всегда оставалась его маленькой сестрёнкой, которую он будет любить. Хочется… Жаль, что такое невозможно, ведь она вырастет, выпорхнув из родового гнезда. Пусть, зная, что нет возможности постоянно опекать её, он надеется, что разговоры помогут достичь какого-то смысла.

Он хочет, чтобы она понимала его правильно.

– Прости… – Мерелин после нескольких минут молчания решается подать тоненький, совсем ещё детский, голосок, поджимая обиженно губы и виновато опуская глаза, рассматривая грязь.

– Я никогда на тебя не обижаюсь, глупышка. Мне просто хочется, чтобы ты всегда была в безопасности… – парнишка ласково, почти солнечно, улыбается, придвигаясь ближе к сестре, заключая в тёплые объятия, мягко поглаживая по хрупкой спине.

***

– Чтобы ты всегда была в безопасности… – слетает с дрожащих бледных уст, когда девушка начинает бормотать во сне.

Поджимая колени как можно ближе к груди, обхватив, Мерелин мирно сопит, пряча часть лица за копной пушистых, спутанных волос. Она действительно смогла уснуть после чувства одиночества, охватившего перед тем, как провалиться во тьму. Ощущать себя одинокой было пугающе, потому что раньше такого не было: рядом были родители, подруга, брат… А теперь никого не осталось. Каждый, последовательно, покинул её. Исчез, словно никогда и не присутствовал в её жизни. Каждого, кого любила, ценила и кем всем сердцем дорожила, забрала смерть. Родители, подруга, брат… Первые пали в родной деревушке, оказавшись едой для заражённых, вторая покинула, храбро сражаясь, а последний без вести пропал, когда она была ребёнком.

Каждая потеря, принесённая Мерелин, в мыслях не делала сильнее, а лишь глубже закапывала в собственную яму. Но находясь на пороге смерти, почти видя её прямо перед собой, хотелось жить. Выжить. Справиться со всем, чего бы это ни стоило, потому что они пожертвовали собой, чтобы спасти её, и она не может закопать их души, сделав подобную гибель напрасной. Колинс просили жить, и она будет жить! Она будет пытаться выжить, даже если придётся зубами выгрызать землю и убивать всех, кто встанет на пути к этому выживанию. В нынешней реалии ей не остаётся ничего, кроме как стать той, кем она никогда себя не видела.

Повернув чуть голову, шипя от пронзающей тело боли, Мерелин вяло открывает сначала один глаз, щурясь, а затем второй, пытаясь прийти в себя и вспомнить события минувшего вечера… или ночи.

Обведя взглядом комнату полуразрушенного дома, Колинс подскакивает, выставляя осколок зеркала, заставший врасплох парнишку, тихо бродившего вдоль стен. Увидев, что винтовки и парней нет, её охватывают паника и страх: возможно, двое юношей лишь хотели, чтобы она перестала быть столь осторожной и забылась в своей усталости, а сейчас просто скрылись из виду, чтобы извести и убить.

– «Нет, это глупо», – в голове Мерелин проскальзывает достаточно разумное умозаключение. Если бы им так хотелось заполучить её труп, она бы не стояла сейчас с растрёпанными волосами, безумным взглядом и подобием оружия в руке, опираясь о стену и расставив ноги на ширине плеч, чуть сгибая в коленях. – Глупая, глупая… – корить себя всегда ей удавалось гораздо легче, чем признать, что инстинкт самосохранения лишь пытается позволить выжить и лишняя осторожность не повредит. – Поверила… Я им поверила, ха, – Мерелин в безумной ухмылке кривит губы, широко раскрывая синие очи, чувствуя в крови адреналин. Брови сдвинуты, лоб сморщен. – Поверила, – Колинс не верится, что, доверившись тем незнакомцам, она не оказалась впоследствии хладным трупом, а действительно ощутила, что человечество не до конца потеряно. Ещё есть шанс! Пусть он будет минимальным, но надежда тёплым огнём распаляет быстро бьющееся сердце.

Опустив руки, отпуская осколок, слыша его удар о каменный потрескавшийся от времени пол, Мерелин взбудоражено запускает обе ладони в волосы. Медленно скатываясь по стене, приседая, Колинс благодарит всё на свете за то, что выбор, сделанный ранее, оказался не роковым. Он с властным стальным голосом пообещал уйти с рассветом, и сдержал своё слово. Мерелин не знает, кем они приходятся друг другу, но по их действиям поняла, что они небезразличны к своим судьбам. Она доверилась, и её доверие оправдалось.

Сильнее вцепившись в волосы, девушка оттягивает их, чувствуя, как слёзы мощным, крупным градом начинают течь. Чувства, так усердно сдерживаемые в хрупкой груди, вырвались на свободу и показали себя. Потеря родителей, подруги, сон про единственного брата, которого она безумно сильно любила, продолжая в мыслях сохранять родной образ, дали ей понять, насколько она стала одинокой и как ей тяжело без них. Без их поддержки, присутствия, силы…

Прикусив губу, чтобы не издать лишнего звука, опасаясь лесной глуши, Мерелин закрывает глаза, упираясь в колени, пряча в них катившиеся без остановки слёзы. Слёзы, которые ей так хотелось выплакать и облегчить душу от терзающих её страданий и событий. Одинокая, ещё совсем юная, не знавшая до текущего момента, что такое истинное, экстремальное выживание, потерявшая семью, она позволяет себе выплеснуть все эмоции, накопившиеся за время. В этом затерянном, давно покинутом месте. Наедине с собой и природой.

Шмыгнув, втягивая текущие сопли, Мерелин краем футболки вытирает лицо, лишь сильнее растирая грязь. Подняв к небу покрасневшие глаза, вглядывается, надеясь среди облаков увидеть лица родных и почувствовать их силу. Силу, которая ей так нужна, чтобы двигаться вперёд, чтобы выжить. Яркое, палящее солнце аккуратно слепит глаза сквозь кроны деревьев. Зажмурившись, попав под лучи, Мерелин тяжело вздыхает, повторно протирая лицо, высмаркиваясь. Одежда и без того потеряла свой до́лжный внешний вид, терять в этом плане ей уже нечего.

Потерев кончик носа, Мерелин решает, что сидеть сложа руки, наматывая сопли на кулак, не выход и выжить ей таким образом не удастся. Воды с собой нет, еды тоже, а чтобы как-то перетерпеть условия жизни в лесной глуши с дикими животными, заражёнными и выжившими, нужно хоть что-то делать.

Оперевшись ладонями в стену, Мерелин всеми силами наваливается на неё, поднимаясь. Чуть раньше, вскакивая с чувством паники, она не ощущала ту боль, которая пронзает её сейчас, при столь резких движениях. Болит абсолютно всё. Губы широко раскрывать неприятно, кровоточит, потому что Колинс прикусывала с силой, чтобы точно сдержать рвущиеся наружу крики, а ранка за ночь лишь сумела чуть покрыться коркой. В рёбрах ноет, плечо саднит… Не тело, а сплошная изрекошеченная мишень.

Облизав бледные уста, слизывая стекавшую кровь, ощущает во рту её мерзкий металлический привкус, от которого голодный желудок просто сворачивается в узел. Блевать нечем, только если желудочным соком. «Будет плохо», – думает Мерелин, когда рвотные позывы скручивают изнутри. Глубоко вдыхая воздух, и медленно выпуская его, Колинс старается прийти в норму и сдержать тошноту, потому что состояние и так почти критичное, а вырви её – отметка по шкале критичности повысится на несколько единиц.

Чуть осознав ситуацию и придя в себя, Мерелин берёт осколок зеркала с пола, натягивая край футболки. Сильно надавив на натянувшееся полотно ткани, Колинс прорезает её, отрывая небольшой кусок. Откинув самодельный нож в сторону, Мерелин аккуратно складывает ткань в небольшой треугольник, прижимая к кровоточащей губе. Ощущать ещё раз рвотные позывы и хвататься за ноющий желудок ей не хочется. Это слишком больно для её ослабшего организма и искалеченного тела.

Мерелин, измученным взглядом окидывает ещё раз помещение, и, убедившись, что действительно следы парней и их присутствие исчезли, отталкивается, начиная медленно идти в единственную сторону. Прямо, дальше по тропе. Выбор был не особо велик: с одного конца леса пришла она сама, с другого – явились двое парней, следовательно, ни там, ни там небезопасно и смысла в тех направлениях двигаться нет, в другой стороне она слышала волчий вой, что пугал её гораздо больше тех, кого она встретила минувшим вечером. Или глубокой ночью.