И пусть мир горит

Немой упрёк, читавшийся на лице ифритки, больно колупнул струп на сердце Исы. Наёмница уже знала, на что была способна чародейка, и ожидала от неё активного участия в защите соратников, но видела за своим плечом лишь расстроенную дурочку, к тому же медлительную. Сгорая со стыда, Иса смотрела на обезглавленное тело монстра и в очередной раз клялась себе в том, что уж этой-то ночью она переборет потерю и приступит к работе.

Утром десятого дня Иса привела себя в порядок и вышла во главу цепочки. Танн зашагал по левую руку от девушки, а довольная Грэй встала замыкающей. Тропа, ведущая к Утопшему предгорью, была достаточно широка для того, чтобы два всадника шли рядом, но Иса всё равно заметила, что джинн вёл лошадь как можно дальше от неё, порой сходя с тропы и задевая макушкой еловые лапы.

Танн был хмур, молчалив и держался неприветливо, точно желал оттолкнуть от себя попутчиков. Вечерами он подсаживался к Лой, и то для того, чтобы проверять сломанную руку; они почти не разговаривали, а если и решались переброситься парой фраз, то делали это шёпотом, и после каждой беседы мужчина мрачнел всё больше. Иса робела обратиться к нему первой, напомнить об обещании наставничества; её стеснение не укрылось от взора Ренана, и он поспешил предложить свою помощь, но чародейка наотрез отказалась. Обжёгшись о призрачную опеку Блака, она желала научиться самостоятельно преодолевать трудности и проклятую нерешительность. Танн должен был стать первым крепким орешком, который она раскусила бы без посторонней помощи.

Они ехали в голове отряда и озирались по сторонам, опасаясь новой атаки чудищ или чего похуже. Тропа петляла между деревьев, огибала подтопленные овраги, поросшие папоротником и кустиками черники; лошади часто останавливались, пугаясь поваленных поперёк дороги трухлявых стволов. Здешний лес кутался в сине-зелёный плащ изо мха, ягеля и переспелых ягод мылил взор, пестротой своей мешая разглядеть пространство дальше, чем на тридцать шагов. По утрам и в сумерках, с приходом зябкого полупрозрачного тумана, видимость падала ещё больше, и путники то и дело сбивались с дороги. Часто они обнаруживали себя в опасной близости от топи: влага проступала сквозь толстый слой ржавой хвои и лепестков сосновой коры и громко хлюпала под лошадиными копытами, словно предупреждая – ни шагу дальше!

– Этот лес никогда не закончится, да?

Иса вздрогнула и повернулась на голос. Танн устало посмотрел на неё и, не дождавшись ответа, покачал головой.

– Я прекрасно вижу, как ты косишься в мою сторону и всё не решаешься завести разговор. Это раздражает. В первую нашу встречу Иса из Борега казалась более бойкой девицей. Неужели размолвка с попутчиком так тебя надломила?

– Блак был моим лучшим другом, – буркнула Иса. – И, наверное, ты отчасти прав, но… Я не должна позволять трудностям влиять на меня. Прости.

Танн помолчал немного и сказал:

– Если хочешь учиться магии льда, тебе придётся забыть про робость и остудить слишком горячее сердце. Мой первый урок был таков: «Холодные руки есть порождение холодного разума».

– Красивые слова. Побуждают задуматься, – Иса уставилась на пальцы, покрытые корочкой от сорванных заусенцев. – Могу счесть их за первый урок?

– Нет, – отрезал Танн и будто окатил девушку ковшом студёной болотной воды. – Сначала покажешь умения в деле. Я же сказал.

– Хорошо, – Иса перевела дух и убедила себя в том, что строгость Танна не направлена против неё: то была лишь черта его характера. – Когда?

– Либо на привале, либо в тот самый момент, когда на нас выпрыгнет очередная болотная мерзость, – он вдруг криво ухмыльнулся и отчего-то сменил тему. – И как вы, люди, тут живёте?.. Столько дней в пути, а по сторонам сплошь буреломы да болота.

– Я читала, что раньше на севере было совсем по-другому, – припомнила Иса. – Мой народ, исакаты, ещё в древности приспособился жить здесь. Маги воды и огня осушали топи и высвобождали залежи плодородного торфа. Крестьяне вырубали леса и выжигали пни да корни, чтобы освободить для возделывания новые земли. Накормленная золой почва давала богатый урожай, и местные не знали голода. Всё изменилось с приходом Тёмной эпохи. Этот край попал под власть Чёрного бога и был заброшены…

Она поняла, что увлеклась, и помотала головой.

– Но Танн, почему тебя это так заботит? – поинтересовалась она. – На твоей родине разве нет древних чащоб?

Танн внезапно замолчал и вновь ушёл в себя.

Хотелось бы Исе знать, что подломало его. Вдруг в истории иселинца, невесть как попавшего в Болотный край, был свой «Блак»?

***

– Миледи, время пришло, – Ренан подтолкнул чародейку к Танну, стоило ей только доесть

кусок жареной на костре куропатки. – И помни: джинн уже почти согласился. Осталось немного дожать. Р-р-раз, – он сжал кулак перед лицом девушки. – И у тебя появится учитель.

– Хорошо, – выдохнула она и поднялась с уложенного на траву пледа.

Танн только что закончил возиться с Лой и, повинуясь просьбе женщины, передал снятую с её кобылы походную сумку. Лой запустила здоровую руку в торбу и принялась копаться в вещах, но вдруг нашарила что-то и изумлённо приоткрыла рот.

– Эй, Танн! Смотри, что нашла, – воскликнула она и вытащила какой-то металлический предмет.

Иса успела подойти ближе и смогла изучить железку: блестящую загогулину размером с большой палец руки, состоящую из согнутой рамы и тоненького язычка длиной с булавку. То был какой-то незнакомый ей инструмент, и она перевела взор на джинна, готовая задать вопрос. Но вовремя заметила, как перекосило Танна, и осеклась, мигом проглотив неуместные слова.

– Это… – джинн побелел, как если бы кровь его застыла и сковала вены под тонкой кожей. – Откуда?

– Конечно же, из долины, – ответила она и недоумённо уставилась на мага. – Хм, не припомню, чтобы я покупала эту ерунду.

Танн молчал и не сводил глаз с металлической штуковины.

– Жаль, что я ничего не смыслю в музыке, – Лой пожала плечами и, подкинув предмет на ладони, сказала: – А как насчёт тебя? Лови! – и бросила предмет в джинна.

Видимо, она рассчитывала, что Танн поймает железку; но та лишь врезалась в грудь джинна и, отскочив, упала в мох. Иса приблизилась к остолбеневшему Танну и подняла штуковину.

– Что это? – спросила она. – Что-то плохое?

– Нет. Просто музыкальный инструмент, – голос Танна звучал как со дна гнилой бочки. – Варган называется, на таком играют в моих краях, – его кадык дрогнул, но мужчина лишь покачал головой и тяжело вздохнул. – Всё в порядке, Лой. Дурные воспоминания.

– Да ладно.

Танн взял варган и сунул за пояс.

– Пойду посмотрю, как там Грэй.

– Погоди, – окликнула его Иса. – Может, сейчас?..

– Нет, – и он пошёл прочь от костра, оставив чародейку полной разочарования и больного любопытства.

Иса оглянулась – Ренан недоумённо пожал плечами – и решила не лезть не в своё дело. Она вернулась и плюхнулась на плед, решив, что куда продуктивнее будет попрактиковаться самой. У джинна нет выбора: они уже связаны условиями договора. Один упущенный вечер ничего не изменит.

Перед сном девушка вдоволь наигралась с огнём и не без удивления отметила, что пламенные фигуры и слепящие сферы, плотные, точно сотканные из солнечного света, терзали плоть совсем не так, как раньше. Ногти темнели и расслаивались, кожа сохла и лопалась заусенцами, но тут же срасталась и заживала на глазах. Иса вспомнила, как полыхал её дар в тот момент, когда она запустила «красного петуха»[2]в станицу, где остался Блак. Жар магии перевалил через плато застоя и разгорелся ярче, интенсивней – и, пусть даже вырисовал следы на теле, принёс куда меньше боли, чем прежде. Что бы это могло значить? Может, Танн скажет что-то путное?

«Холодные руки есть порождение холодного разума». Ну да, ему-то легко об этом судить.

Иса успокоила дыхание и сосредоточилась, представив свежесть первого снега, дразнящий морозец Белого[3]месяца и восторг от воды в студёном ручье. По венам растеклось что-то чуждое, странное, и кожа покрылась слоем изморози. Девушка любовалась, как с ладоней её падал снег. Пушистые хлопья ложились на плед и таяли, вспыхивая голубым перед самым исчезновением. Красиво! Она моргнула и вздрогнула: плед замарали гранатовые капли. Из-под ногтей сочилась кровь.

Волшебство растворилось в осеннем воздухе, будто его и не было.

***

[1]Скимита́р – ифр. парная фрийская сабля.

[2]«Красный петух», или «запустить красного петуха» – в простонародье значит злонамеренно поджечь деревянный дом или поселение.

[3]Белый месяц – второй месяц зимы.

Глава 3. Блак

Руки, скованные тяжёлыми кандалами, нещадно зудели. Когда стражник зазвенел ключами и коснулся запястий Блака, тот едва сдержал вздох облегчения: пятидневное заточение в казематах под Крегенской крепостью грозило затянуться и, если уж говорить начистоту, начинало напрягать. Но лучше уж так, чем бездарно сдохнуть на виселице, как бедный братец Вик. Да, он сам заслужил. Да, грешок Вика куда хуже. Тот не был причиной королевского гнева, но убийцей и живодёром. Однако пути Сильных неисповедимы. Блак вполне мог разделить участь родича, стоило ему ляпнуть что-то неподобающее в течение этих дрянных пяти дней.

Вор мог бы вырваться из застенка. Мимолётное усилие – и он уже далеко-далеко, там, куда не достанут руки государя и его людей. Вот только мужчина не хотел; понимал, что лучше перетерпеть и получить шанс, чем до конца своих дней скрываться как от сектантов, так и от псов Фредерада.

Ему не дали времени привести себя в порядок прежде, чем явиться к августейшему начальнику. Блак успел лишь почесаться да пригладить волосы, а потом только и знал, что шёл по узким коридорам подземелья, запутанным подобно шерстяной пряже, да сопел, терпя тычки в спину и бесконечные приказы шевелить ногами. Вскоре затхлый воздух посвежел, и глаза затопило ровное, но раздражающее свечное марево. Уже знакомый сенешаль брезгливо поджал губы, увидев «гостя», но не удостоил Блака приветствием. Благородный развернулся на пятках и повёл сомнительную процессию к государю.

Вопреки опасениям, Фредерад избавил его от публичной порки и вновь решил поговорить в кабинете.

Стол монарха всё также освещали огарки в высоких медных подсвечниках, подле входа стоял внушительный обоюдоострый топор, а в дальнем углу комнаты тихо поскрипывало глубокое кресло, в котором сидела фигура в просторном плаще. Та самая баба, очевидно. Блак с интересом скользнул по ней взглядом и тут же пал на колени – мог бы и по своей воле, да только стражники решили поторопить события и вдавили его в пол. Он склонил голову, но продолжил хранить молчание: пусть уж король сначала покажет, в духе ли он. Кто знает, вдруг первое же слово повлечёт за собой ещё с десяток дней в заточении?

– Ну ты и обосрался, уважаемый вор, – протянул его величество Фредерад II. – А казался таким хитроумным. Ну, не молчи. И не страшись пока: жить будешь.

– Благодарю, ваше величество, – выдохнул Блак и осмелился исподлобья посмотреть на государя. – Вине моей нет оправдания, и…

– Раболепство оставь ифритам, – отрезал король. – Со мной надо чётко и по делу. Прочь, – он ошпарил взглядом сенешаля, и тот вмиг улетучился, прихватив с собой стражу. – Давай, рассказывай.

– Ваша милость?

– Я хочу знать, как так случилось, что твоя девчонка оставила с носом двадцать опытных солдат и одного не очень умного шпиона.

– Мне не удалось распознать сектантов, что набросили на неё сеть обмана, – досада скрипела на зубах подобно речному песку. – Всё произошло быстро и гладко, а Иса… Девчонка решила упереться рогом и ушла за ними.

– Если бы я не читал твой отчёт, то удивился: как соплячка-пиромантка смогла разметать ораву вооружённых людей и испариться в воздухе. Славно, что ты успел написать бумажку прежде, чем явился ко мне на поклон.

– Чародейка билась не в одиночку, – подчеркнул Блак. – В станице нас поджидали верные, то есть, сектанты. Один из них так вообще всё это время был подле Исы.

– Как и ты, – король недобро усмехнулся. – Вор, вы же вроде как одной крови с этими выродками? Не верю, что ты не распознал гнилое семя в попутчике-чужеземце.

Блак сжал кулаки. Да, то был его главный промах.

– Я почти дожал виленсийца, – проговорил он. – Но Мариса яро верила в то, что он может ей помочь, и в решающий момент сделала дурной выбор. Кстати, ваше величество! Я и сам удивлен, – он позволил себе дерзость. – Что двадцать бывалых солдат не смогли удержать на месте горстку простолюдинов. Я надеялся на их помощь в решающий момент.

Корона червонного золота угрожающе блеснула, когда Фредерад изволил поднять подбородок. Облик монарха не выдавал его истинных эмоций и намерений, но на уровне интуиции Блак ощущал государевы разочарование и гнев. Гнев не на жалкого шпиона-перебежчика, но на своих людей, которые показали себя некомпетентным сборищем, лишь по недоразумению носившим королевские цвета.

– Я тоже, что очевидно, – проскрежетал Фредерад. – И теперь мы оба остались в дураках. Мне нужна эта пиромантка, уважаемый Блак из Борега. Кем бы она ни была, её сила должна достаться стране, но никак не прихвостням предателя. Благодаря моей – ну, и твоей – ошибке девчонка либо присоединится к мятежу, либо будет использована в каком-то богомерзком ритуале. А нам, простым смертным, придётся разгребать лавину последствий и молиться, чтобы не быть навеки похороненными под ней.

– Она не станет служить Чёрному богу, – возразил Блак.

– Ты уверен?

«Я не согласна с этой волей. Хороши Сильные: создали весь такой замечательный миропорядок и исчезли, бросили нас всех», – вот что сказала Иса в момент, когда треснула её вера. Яд предателя проникал в такие трещины и заполнял их скверной, даже если дело касалось более опытных и зрелых людей. Сердцем вор хотел верить в непоколебимость подруги, но разум помнил её слабости и был неумолим.

– Нет.

– Ты не безнадёжен. Признаю, вор: ты оказался полезен. Как тогда, когда явился ко мне впервые с теми бумагами, так и всё последующее время, когда «скакал» из города в город и искал нужную информацию. У тебя хорошая память и талант делать верные выводы, основываясь на обрывках фактов. Ты не обделён чутьём и гонором, которые позволяют идти к цели с упорством охотничьей псины. Мне казалось, что ты, ко всему вышеперечисленному, умён. Но тут я просчитался, позор на мои скорбные седины.

Блак покосился на чёрные, как кровь земли[1], волосы Фредерада.

– Может, ты переубедишь меня и скажешь что-то полезное? Есть идеи, как вернуть пиромантку?

– Я размышлял об этом все пять дней заключения, ваша милость, – признал вор. – И пока не готов дать ответ.

– Выходит, теперь ты мне не нужен?

Блак не ответил. Молчал и король, буравя его испытывающим взором.

– Скажи-ка мне, вор, твой благодетельвсё так же не может нас слышать? – молвил государь после затянувшейся паузы.

Блак поморщился, как если бы ему под нос сунули кусок протухшей говядины. Называть коргарскую тварь «благодетелем» мог или глупец, или садист.

– Нет, ваша милость. Воля его, к счастью, имеет пределы.

– Давно ли ты сам слышал его приказы?

– Приказы – давно. А вот колкости были во время работы в Тантерне. Я приметил, что чем чаще использую его дар, чем прочней наша связь, тем сильнее я становлюсь. Однако только в каземате мне удалось найти ещё одну закор… кономер…

– Закономерность, – король повертел на языке это сложное слово, распробовал, а лишь потом проглотил и продолжил говорить. – Успел забыть, что в Бореге простолюдинов учат читать и писать. Ну да ладно, про то, как нынче растят предателей и смутьянов, расскажешь кое-кому другому… Не дрожи уж, не дознавателю и не палачу! Так. Что там за закономерность? Говори.

– Чем сильнее я, тем слабее он, – неуверенно ответил Блак. – Слабее его воля во мне.

– Интересно, интересно.

– Много вас таких, владеющих древней магией? – подала голос баба в капюшоне.

– Меньше дюжины, – Блак и бровью не повёл; догадался уже, что с женщиной этой лучше не шутить, коль уж она смеет говорить поперёк самого Фредерада. – Лично я знаю всего пару-тройку человек, нас разделяли по разным концам страны и каждому давали свои, особенные, задания.

– Выходит, чем сильнее даровитые слуги, тем слабее предатель? – голос её звучал задумчиво. – В этом есть логика.

Блак не стал задавать вопросов. Что-то подсказывало ему: не то время, не то место. Не то окружение.

– Ваше величество, могу я?..

– Да, он твой, – Фредерад махнул рукой. – Итак, вор, можешь славить монаршее милосердие: королевский палач не станет точить топор сегодня. Но жизнь твоя по-прежнему принадлежит Хизару.

– Так было и будет, ваше величество, – тихо отозвался Блак.

– Ну-ну. Ты опростоволосился с поимкой пиромантки, но всё ещё можешь быть полезен стране. Много знаешь, много способен вызнать… Да и сделать тоже, да помогут тебе боги. Есть работа для вора. Внимай же: отныне ты подчиняешься напрямую особой королевской службе.

– Кому?

– Разведке, уважаемый вор. Новойразведке.

Лоб Блака смяла волна удивления. Разведка, значит? Ну, всё уж лучше, чем заточение или плаха.

– И каковы будут мои задачи?

– Скоро узнаешь. Приказ о помиловании я подпишу после, можешь не сомневаться, – Фредерад хлопнул ладонью по столу. – Всё, свободны.

Кресло в углу комнаты чуть скрипнуло, когда фигура в плаще поднялась и вышла в яркое пятно, сотворённое десятками свечей. Женщина прошла мимо Блака и, оказавшись у него за спиной, сказала:

– Идёшь за мной. Молча. Понял?

– Так точно, – выпалил он и прикусил язык.

Он, видимо, совсем одичал у себя в камере.

– Ваша милость, – шорох ткани, тёршейся о сыромятную кожу, ознаменовал глубокий поклон женщины.

– Ваша милость, – эхом отозвался Блак и учтиво опустил голову.

– Да, да. Уходите.

Вор задом прошёл сквозь двери и лишь потом услышал монарший оклик:

– Подчиняешься только ей, борегец! Усвоил?

– Да, ваша милость!

Королевские гвардейцы, облачённые в оранжево-чёрные наддоспешники поверх лат, захлопнули створки и встали на караул, скрестив алебарды перед недавними визитёрами. Блак перевёл дух и наконец встряхнулся, сбросив с себя напряжение и опаску за собственную жизнь. Он осмотрелся: в коридоре было всего четверо: он, баба в капюшоне да двое служивых.

– Где сенешаль? – нахмурился он.

– Зачем тебе?

– Так положено.

– Положено, да не всегда, – заметила незнакомка. – Следуй за мной.

Блак послушно шёл за женщиной; стук их шагов отскакивал от каменных стен и порождал неприятное эхо, заполнявшее аскетичные коридоры, лестницы и проходные комнаты. Мимо проплывали редкие знамёна с перекрещёнными топорами, трофейные головы оленей и проеденные молью чучела, расписные деревянные щиты и зазубренные двуручники, проржавевшие, судя по всему, ещё во времена мятежей Эпохи упадка. Редкие обитатели крепости, в основном благородные в потёртых дублетах да серые слуги, сторонились парочки в вороных плащах и морщили носы. Блак уже успел запутаться в каменном лабиринте, когда они наконец-то достигли места назначения.

У здешних дверей тоже стояли гвардейцы. Завидев Блака и его спутницу, они сделали то, что немного напугало мужчину: склонили головы, стукнули пятками алебард о пол и расступились, освобождая проход.

– Нам сюда, – сказала незнакомка, и вор, открыв тисовые двери, пропустил бабу первой.

Когда они остались вдвоём под защитой камней и деревянных створок, женщина откинула капюшон и коротко кивнула подчинённому. Блестящие угольные пряди качнулись и мазнули её по подбородку.

– О, – выдал Блак. – Вы моложе, чем я думал.

– Оставь мнение о моём возрасте при себе, – отмахнулась она и, сняв плащ, швырнула его на стоявшую под узким стрельчатым окном козетку. – Звать меня можешь леди Фэ́йлин или просто миледи. Волею короля ты передан мне в услужение, и…

– Услужение?

– Хочешь обсудить семантику? – резко сказала девушка и села за узкий стол. – Или перейдём к делу?

Мрачные серые глаза буравили Блака со смесью интереса и пренебрежения. Было в нём что-то знакомое, вот только что именно? Вор пока не мог этого понять: мысли путались и толкали друг дружку, цепляясь лишь за точёную фигурку сплошь в коже и бархате. Смазливая и уверенная в себе. Интересно, почему Фредерад позволял так много этой бабе?

– Лучше к делу. Могу я сесть?

– Замечательно! – леди Фэйлин проигнорировала слова Вора и хлопнула в ладоши. – Так уж вышло, что мы отныне будем работать в паре. Попрошу не задавать лишних вопросов: ты пока не завоевал доверия ни особой королевской службы, ни моего личного. А вот отвечать изволь охотно и подробно. Так же, как его величеству. Судя по тому, что я знаю о твоей персоне, сведения обещают быть полезными, даже незаменимыми.

– Так точно.

– Говоришь как солдат, а на деле являешься проходимцем, изменником и вором, – она безжалостно улыбнулась. – Кстати, почему «вор»? Это вовсе не профессия и не призвание, однако каждый, кто знает о твоих отчётах его величеству, называет тебя именно этим словом.

– Я так представился, миледи. Это моё имя в иерархии с тех пор, как я стал одарённым.

– Одарённым?

– Слугой предателя, что наделён частичкой его воли, – нехотя объяснил Блак. – И, как следствие, древней магией.

Договорив фразу, он испытал острое желание сплюнуть.

– Почему именно «Вор»?

– С тех пор, как я получил дар, выполнял по большей части задания, связанные с кражами и похищениями.

– Иронично: ты оправдал эту кличку, украв бумаги у соратников… Но ладно. Мне не нравится твоё второе имя, так что буду звать просто Блаком. Хорошо. Следующий вопрос таков: на чьей ты стороне, Блак?

Он раздражённо вздёрнул брови, но задумался и осознал, что так и не успел спросить об этом самого себя. Начиная с того момента, как он впервые предстал перед королевским советом с сумкой, набитой письмами и примитивными портретами, Блак действовал лишь в своих интересах. Он хотел защитить народ? Да, чтобы самому жилось легче. Он стремился помочь Исе? Конечно! Он должен был сделать это в память об их прошлом, а вовсе не потому, кем – чем – она являлась на самом деле и какую роль могла сыграть в будущем Хизара. Блак привык бросаться словами о патриотизме и милости Фредерада, но продолжал считать монархию меньшим злом, эдакой золотой монетой, выгодно смотревшейся на фоне сектантских медяков: обещаний равенства и братства, сытости и защиты, их идеи о новых возможностях для человека, народа и целого мира. Первым и пока единственным искренним проявлением его верности родине был приказ схватить Ису и приволочь её к королевскому трону. И вовсе не страшно, что для этого пришлось поступиться совестью и…

Какой же он бесчестный подлец и лицемер. Достойный сын последователей Разрушения, будь они неладны… Однако и те отринули эгоизм и всегда были готовы сложить голову за общее дело. Потому-то культ процветал. Потому с каждым годом они становились сильнее, а он, беспутный, слабее.

Отчего тогда он предал семью? Что-то глубоко внутри отбило воспоминания о годах научения, когда родители и наставники вырезали в разуме юного Блака идеи о новых богах и древней магии. Что-то непонятное, чуждое перевернуло его мир вверх ногами и заставило приползти к Фредераду.

Что это было?

– Тебе разве нужно время на раздумья?

– Нет, миледи, – он переступил с ноги на ногу и вытянулся, как гвардеец у королевских покоев. – Я служу Хизару и его народу. Клянусь в верности короне и вам, её досточтимому представителю.

– Подумай на досуге над собственными словами, солдат, – леди Фэйлин едва заметно кивнула. – Они стали твоей присягой. Нарушишь её, значит, кончишь дни на эшафоте.

Благородная покопалась в ворохе записок и смятых свитков, наваленных на столе. Строгое гусиное перо порхнуло в чернильницу, а затем устремило острый кончик на чистый лист.

– Ты из Борега, – протянула девушка, рисуя из памяти нужный пласт информации. – Рос сыном древнего рода, поколениями хранившего верность воле предателя. Не все корни зла вытравил государь Натан во времена мятежа, ох, не все… Так, к делу. Отец твой и старший брат были диверсантами: прикармливали чудовищ близ охотничьих троп и вырезали в чащобах идолы Разрушения, призывая к стенам города зелёный туман. Брата повесили, поймав на горячем, отец смог вырваться и сбежал в неизвестном направлении. Говорят, он прихватил с собой жену и прочих отпрысков, это так?

– Так, – каркнул Блак. – Мы перебрались в Анру, а там наши пути разошлись окончательно. Вскоре верные избрали меня для прохождения обряда, и… Я уже рассказывал эту историю, миледи. Дознаватель вёл записи, которые донесли на стол королю и, очевидно, вы тоже их читали.

– Было дело. Но повторном допросе есть смысл, ведь теперь я вижу выражение твоего лица. Потешь мой интерес, Блак. Нам стоит лучше узнать друг друга перед началом совместной работы, не так ли?